Федорка

Черновик. История...скорее сказка, придуманная на ночь моим деткам.


Жил-был на белом свете мальчик Федорка, жил не тужил. Не было у Федорки мамы с папой, да не звали его люди сиротой, потому что еще маленьким забрала его к себе добрая женщина в летах, звали ее все баба Глаша. А Федорка называл ее бабулечка, никак по-другому язык не поворачивался у него назвать единственно близкого ему человека. Когда мальчики у окна старой перекосившийся избы звали мальца громко " Федорка, Федорка, выходи к нам на горки" он заглядывал в бабулины глаза, она гладила его по ершистой голове и кивала в сторону двери. А потом улыбаясь смотрела как быстро мелькают пятки у сорванца. Летит Федорка, на бегу впрыгивая в огромные валенки, спотыкается об метлу, катится кубарем, хохочет, и слышит в след бабулькины слова:
-Притормози окаянный! Шею своротишь! - а шепотом обязательно добавит - С кем же я тогда останусь то?
Добрый был мальчик Федорка, с утренней службы к барину во двор прибежит и сам себе работу найдет, то конюху поможет, то на кухню какой мешок поднесет. Сам меньше того мешка, скорчится в три погибели и тащит. Знает, что за добрую помощь его то краюхой хлеба угостят, а иногда и пирожком. Сам он никогда не попрошайничал, если не заметят его помощь, так тому и быть. Несется Федорка к перекошенной избе, несет честно заработанный гостинец бабуле. Она и козу уже подоит. Хлеб с молоком, вот и весь обед. Метет пурга, деревенские в лес ходить боятся, волки зимой оголодали, да и заблудится в пургу боятся. А Федорка в лес идет, хворост собирает, охапка больше его самого, несет согнувшись да песенку насвистывает. Мысль о том, что согреется у теплой печи его бабулечка радует душу мальчику.
А летом за грибочками да на ставок ловить рыбу или кусючих хитрых раков, которые зря от умельца рыбака под камнями прячутся. Радуется бабулечка наваристой ушице, да тому что названный внучек по совести живет, честный, трудящий да не по годам смышленый.
Так бы и жили ладно да дружно, но однажды случилось с Федоркой пришествие. Попросил его барин занести в сени самовар купленный на городском базаре. Занес мальчик, и тут заметил, что на лавке плеть лежит. Не большая, а как для него сделанная. Ручка с кожи плетенная, так в руку сама и легла. И представил Федорка тут же, как он перед друзьями выглядеть будет. Как атаман настоящий! Даже не подумав, схватил он эту плеть, спрятал под свой старый вытертый тулуп и бросился со всех ног домой. Спрятал под избой, снегом присыпал и за хворостом в лес.
-  Федорка, а Федорка, не случилось ли чего? Ты уже несколько дней плохо ешь, все с рук валится? Ты расскажи мне голубчик, присядь, да как есть все выкладывай. Как я тебя учила, поделишься с родным человеком и гляди беда не беда а пол бедушки.
А Федорка и в правду с того дня ходил сам не свой. Жгло его душу чувство стыда за содеянное. Рассказать бы все бабулечке, как есть, а неможется. Кажется ему что отвернется она от него, любить больше так беззаветно не будет.
Только и спросил издалека:
-  Бабулечка, скажи мне, а если вещь нравится очень, а она чужая, как тогда поступить?
- Ну давай вместе подумаем. Спросить, наверное, хозяина вещи надобно. Так по совести будет.
-  А что если ему, ну хозяину тому, самому та вещь надобна?
- Спрос не ударит в нос, а коли откажет, то так тому и быть. На то он и хозяин, чтобы самому распорядится по уму. А к чему ты это спрашиваешь внучек?
-  Да так, размышляю просто.
-Ну, ну, коли поговорить решишь, я тутачки.
Федорка только кивнул, вышел на улицу, набрал пригоршню снега и вытер им горевшее от стыда лицо.
"По совести!" Так сказала бабулечка? Все правильно! Жил по совести до того дня и дальше так надобно. Откопал из схрона злосчастную плетку Федорка, сунул за пазуху и со всех ног бросился в сторону избы боярской. А баба Глаша отошла от окна, перекрестилась образу и стала шептать молитву пресвятой Богородице, заступнице нашей. Пусть хоть такая, но помощь в добром деле мальцу.
Забежал в избу барскую Федорка, а барин как раз за столом обедал, не снял и тулуп даже мальчик. Упал на колени и размазывая слезы по щекам быстро-быстро проговорил:
- Простите меня, бес попутал! Никогда в жизни чужого не брал и отродясь не возьму! Сам не знаю, как вышло! Отработаю я вину свою, буду делать что скажете и сколько скажете! Вынул он и положил перед собой вещь к беде приведшую.
- Понравилась значит? Говоришь отработаешь? Ну вот и договорились, оставь себе подарок. А покаянную голову с плеч не рубят.
Я эту плеть у мастера в городе заказал как раз тебе в подарок. Подрос ты, не говорил я тебе ранее, но вижу, как ты трудишься не покладая рук и в моем дворе и о бабушке заботишься. А за честность твою я попрошу кухарку корзину пирожков да моченных яблок бабе Глаше занести. Пойдешь летом ко мне работать? Чтобы табун коней пасти как раз такой прыткий малый мне и нужен.
- Я сам! Сам отнесу! - только и смог промолвить не знавший себя от счастья мальчик.
Поверите вы или нет, но огромный камень с души у Федоркиной скатился. То ли воспитание, то ли молитва бабулина, а может просто от Господа данный каждому подарок- совесть помог, но больше более в своей жизни мальчик не брал чужие вещи без спросу.

Часть 2
Полуденное летнее солнце спряталось за кудрявыми облаками, отдохнуло немного и тут же озорно выглянуло, слепя мальчику глаза. Федорка лежал в мягкой луговой траве смотрел как лучи проглядывают сквозь плакучую ивушку, как бликами-дорожками пробегают по озеру.
Громко свистнул Степан, напоминая что пришла Федоркина пора присматривать за табуном.
-  Зови Митяя, хватит ему в  речке киснуть уже, а то хвост отрастит длиннее чем у русалки Марьи! Помнишь, нам про нее баба Глаша рассказывала?
-  Как де не помнить то? Мне бабулечка каждый вечер былину новую рассказывает! А то и небылицы какие, как про русалку. А ты поди поверил?
-  А то! Правда то, я мамку с батькой спросил про Марью-русалку, они отвернулись молча. Значится правда то! Иначе сказали бы.
-  Сам Митьку зови, пока болтаем тут весь табун разбредется. Вчера Сивый опять двух кобылиц за собой чуть в лес не увел. Ох вредный! За что только его так барин любит то? Давно бы на колбасу пустил!
Убег  Федорка  к табуну мелькая босыми пятками, а Митяй сглотнул слюну и посмотрел в сторону поля, не несет ли там младшая сестренка Анюта завернутый матерью в катомку обед. Эх! Зря Федорка про колбасу вспомнил! Если по солнышку смотреть, то сестрица еще не скоро придет, в полдень она барину ко столу подает.
Степан и Митяй были закадычными друзьями Федорки, еще с той поры, когда они в сорочках без штанов босые по деревне носились. Это потом, когда подрос Федорка, пятый годок встретил, ему барин пояс подвязал, стал он считаться уже не дитем малым, а старшим. Значится помощником! Степке отец подарил кожаный плетенный поясок, а Митяю батька кузнец с круглой железной бляхой! К Федорке в тот день барин подошел, ничего не сказал, потрепал рукой по ершистой выгоревшей на солнце голове, да и завязал поясок. Зачем слова, когда и так понятно, что барин не просто мальца уважил, а потому что без отца рос, так бы и пинал каждый пацаненок дурным словом рослого мальчика в сорочке. А бабулечка обняла внучка, стряхнула слезу непрошеную, и достала с сундука добротные черные штаны! Она шила их, когда Федорки дома не было, не знала будет ли кому исполнить глупый, но такой важный для мальца обычай.
Встряхнул головой Федорка, отгоняя воспоминания, давно уже его ни люди, ни барин за мальца не считают. Да и поясок давно другой, вышила ему соколами да ястребами новый барская дочка Олеся в подарок за то, что он дело доброе сделал и отцу не рассказал. Много воды с той поры утекло, а как сейчас помнится.
 История вышла тогда занятная. Уговорили Олеську подружки в лес зимой пойти, сказали, что там волчицу мужики в капкан поймали, а в норе волчата остались. Маленькие такие, подслеповатые, еще беззубые поди. Она чтобы не так страшно было Анютку, Митькину сестру несмышленую с собой взяла. Пошли и никому не сказали. Федорка с хворостом как раз возвращался, слышит крик, и треск веток. Он на звук бегом, только и увидал спину убегающей Олеськи . Испужалась она, да домой по своему следу быстрее ветра понеслась. Хотел было Федорка с хворостом домой идти, да послышалось ему кто-то всхлипывает. Подошел поближе к норе волчьей, боязно и любопытно в то же время. Позвал тихо:
- Эй! Есть кто живой?
А в ответ как заревет в голос Анюта несмышленая. Она в нору заглянуть хотела, да провалилась.
Делать нечего, хоть и страшно, но пришлось ее вытаскивать. А в закутке волчонок клубком свернулся и дрожит от страха.
Аня размазывая слезы по щекам шепнула Федорке, что сирота волчонок, вчера его мамку в капкан мужики поймали.
- Сирота значит говоришь? А это мы еще посмотрим, - подмигнул плачущей девочке ее спаситель и сунул дрожащий комок себе за пазуху, уж очень он напомнил ему самого себя.
И про хворост не забыл, по пути домой попросил Анютку дома ничего не рассказывать, иначе всыпят розг Олеське мама не горюй. Может оно и надобно бы, да так что седьмицу сесть не сможет, но она же по глупости дел наворотила, не со зла.
Вспомнил он красные от стыда за свой поступок щеки Олеси, никто про то не знал, только Федорка, Аннушка, да батюшке на исповеди Олеся рассказала.
Наверное еще бабулечка догадалась, когда поздно вечером в окошко постучали. Вернулся внучек, темно было, но даже в походке что-то изменилось. Долго сидел он на лавке, что-то поглаживая. Так и уснул с вышитым пояском в руках.
А волчонка в сарае припрятал, боялся бабулечке на глаза показывать. Оно то бы и ладно, да коза блеяла так, как вроде ее за живо резали. Пришлось нести и показывать.
- Не выкидывай его! У меня есть ты, у тебя я да Белка, кормилица наша, а у него никого на всем белом свете нет! Вон, Белкиным молоком выпоим, - Просил так жалобно да слезно, что баба Глаша только рукой махнула.
- Подрастет, в лес выпустишь, не место ему в деревне, да в сарай больше не пускай, а то молоко у Белки пропадет, мы с тобой  сами с голоду помрем.
-Не пропадет! Чтобы у нашей Белки молоко пропало, надобно чтобы мировой катаклизм произошел!
-Ты где слов таких мудреных нахватался? От роду девять годков а уже вона как заворачивает словечки!
Не стал рассказывать бабуле Федорка, что вчера в конюшне Сивого чистил, а там барин городскому гостю  лошадей показывал. Много они, о чем говорили. Барин не выгнал Федорку с конюшни, только прямо в глаза посмотрел, в самую душу.
Мало что понял Федорка, запомнилось вот про катаклизмы и про времена темные, про волнения в народе...
Волчонка назвал Верный. Оправдал свое прозвище он не раз. И в лес отводил его Федорка, воротится, а друг верный уже у порога ждет да в глаза заглядывает. С той поры пацаны деревенские даже посмотреть косо на Федорку боялись. Позади всегда следовал Верный. Не рычит он, не лает, но так посмотрит, что на самом дне души мурашки от страха бегают.

- Федорка! Живо сюда! Степка дурак в озеро с ивы свалился! А он плавать не умеет!
Не до воспоминаний стало мальчику, друга спасать это дело святое.

ЧАСТЬ 3
- Стой!
Федорка остановил Митяя у самого обрыва.
-Ты что, ошалел? Потонет же!
- Нет, не потонет, смотри сам, он хоть и кричит громко, но на плаву держится. Поймет, что не тонет, потом сам спасибо скажет.
А тонул, к слову, Степан красиво, барахтаясь руками он поднимал целую гору брызг, крутя головой по сторонам ошалело и выплевывая фонтанчиком попавшую в рот воду. Через какое-то время, поняв, что подмога запаздывает, а он так и не потонул, Степка немного успокоился, да и движения стали менее хаотичны. И тут он четко увидел две фигуры, стоящие на берегу.
 - Вы что, совсем ошалели? Я же тону!
- Нет, не тонешь, греби к обрыву, я тебе палку подам. Я тебя обязательно вытащу, только не раньше, чем ты нам раков наловишь.
Раков решили запечь в углях. А Степан, смешно выпучив грудь хвалился как он ловко доплыл до берега. Митяй и Федорка помалкивали что с берега его заплыв не выглядел так красиво, скорее, как собака соседская Жучка в луже барахталась.
 Рядом у костра хозяйничала Анютка. Ее руки сами привычными движениями развязали катомку, разломали на куски каравай. А сама девочка краем уха слушала бахвальство не сводила взгляда с Федорки.  Очень тепло она относилась к мальчику после того памятного случая в лесу.
-А помнишь Степан, когда ты взаправду тонул?
-Помню, как же такое забудешь то? Я потом неделю на попе сидеть не мог, всыпал мне отец от всей души. Я-то теперь понимаю, что-то было чтобы я человеком хорошим вырос, а тогда, хоть из дому беги.
- Да ладно те, понимает он! – рассмеялись друзья, - Добегался уже, будет тебе.
- А мне расскажите? Я чес слово никому, зуб даю! – Анютка жалобно смотрела Федорке в глаза, ища там поддержки.
- А вон, пусть Степан и расскажет.
- Ну раз никому-никому… тогда садись и слушай, только за раками следи, когда костер перегорит, сама их туда закидаешь.
 - Значится так! Дело было прошлой осенью.  Батька тогда мне на речку ходить не разрешал, вода холодная уже, а я плавать не умею. Вот я без спросу и пошел, Митяя с собой позвал, Федорка отказался, дела у него какие-то в хозяйском дворе были. Как раз с той ивушки, с которой я сегодня в воду упал и собирались рыбачить.
Взяли мы, значится, с ним удочки, тайком с деревни выбрались огородами, да через поле бегом. Клев был плохонький, попозже пришел и Федорка, сказал, что у конюха спину прихватило, поэтому все «важные» дела решили отложить пока не полегчает ему. Раньше бабка Хавронья пчелами спину конюху лечила, а поздней осенью какие пчелы то? Они сонные и жалить не станут. Знамо то дело!
В общем решил я тогда похвалится какого леща поймал на червя… К слову осенью на него самый клев, ну и летом, когда у лещей нерест заканчивается.
- Не томи уже этими подробностями про нерест! Знаем мы, что ты знатный рыбак! Давай к делу же! – Не вытерпела нудных мальчишеских разговоров про клев Анютка.
- Слушай, и не перебивай! А то вообще рассказывать не буду! В общем, потянулся я за ведерком, слишком сильно наклонился, не удержал равновесие и плюхнул в воду. А она леденющая, ну…я топором ко дну сразу и пошел. Митяй с Федоркой меня, когда вылавливали, сами чуть не потонули. Судорога скрутила, а может и сама русалка Марья под воду к себе затянуть хотела! Пока костер развели, обогрелись, уже и стемнело.
Дошли, значится, до хутора, я сказал, что тропинкой срежу, а сам в пустую избу пошел, там и заночевал. Домой идти побоялся, батька, когда злой, хуже Верного Федоркиного, не ругает, а так в самую душу посмотрит, что лучше бы сразу выпорол.
А утром лихорадка началась. Трясет меня как осиновый лист. Дальше я мало что помню, вона пусть Митька или Федорка расскажет.
- Федорушка, расскажи! - тут же покрывшись румянцем попросила Анюта.
Костер к тому времени прогорел, и дети дружно закидывали на угли ошалелых раков. Те дергались, пытались доползти до спасительной травы, трепыхались еще какое-то время и затихали, краснея не меньше Анютки.
- А что рассказывать? Каждый видит эту историю по-своему, -стал отнекиваться мальчик.
- Вот как ты ее видел, так и рассказывай, - улыбнувшись предложила Аня.
- Ну, я проснулся, на душе муторно как-то, всегда так бывает, когда Верному тревожно. Слышу батька Степкин громко так просит, чтобы я волка своего отозвал. Я на порог вышел, стоит дядька Федр, а напротив его Верный, друг на друга смотрят не шелохнувшись. Я как вышел, Верного по шее погладил, он понял, что опасности нет, и пошел обратно под окошко сторожить.
Дядька Федр спрашивал, не видал ли я днем Степку, а то ночь уже глубокая, а он как ушел с самого утра незнамо куда, так и не воротился.
Я рассказал все как было, что уж таить, коли беда пришла. Удивился, что Степан домой не воротился. Пошли мы с дядей Федором его искать.
Дошли до того места, где мы вечером разошлись, а тут Верный и ощетинился,  принюхался и убежал куда-то.
Смотрю отойдет и обратно вернется, словно зовет куда-то. Я за ним, слышу стонет там кто-то, а то ты Степка, горячий весь и бредишь.
Говоришь выпорол батька?
- Выпорол. Я, когда в себя пришел, мама меня обирает водой, слезы утирает втихомолку. Батька даже слова не сказал за несколько дней. Хоть с дому опять беги, взгляд этот тяжелый видеть было невыносимо. Я поговорить хотел, а он отворачивается. Ну, я на матери при нем и сказал, что будет со мной как с малым дитем возится. Знал, что этого он так не оставит, уж что-что, а маменьке плохого слова при отце, да что греха таить и без отца нельзя. Потом, конечно рученьки целовал, прощения просил у нее, а в тот день батька взял розги и вышел с избы. Я молча за ним пошел в баньку.
Мама все поняла, простила, она же меня как облупленного знает. И с отцом поговорила, он с меня слово взял, что не ослушаюсь его больше.
Год прошел, а я с той поры ни разу без разрешения из дому ни ногой.
- Да уж, занятная история у вас получилась. Поучительная, засиделась я тут с вами, забыла совсем что бабушке Глаше обещала зайти, у Белки козленок родился, я ему имя давать буду.
- Почему ты должна имя придумывать? Коза Федоркина, ему и называть, - тут же всполошился Митяй, удивляясь наглости сестры.
- Да пущай тешится дитя! Мне то какое дело до их бабских дел?
Насупилась Анютка, сама не поняла за что обиделась, на то что дитятком ее несмышленым Федорка считает или на то что сказал, что дела у нее бабские…
- Болтайте себе на здоровье и дальше. А Сизый то ваш где? Вона и кобылы подпалой не видать, что-то мне кажется опять в лес за Сивым пошла.
Не до раков стало мальчикам, не до Анютки с ее обидами, день подходил к концу, а в лесу бегать ночью в поисках потери ой как не хотелось. Воротиться к барину без его любимчика тоже было совсем не хотелось.
-Так, сделаем вот как, ты Степа собирай табун со стороны леса, а ты Митяй со стороны реки, и к дому, а мы с Верным в лес пойдем. Мне с ним так нечего боятся, и заблудится не даст. А ты Анют бабулечке передай, чтобы не ждала и не волновалась. Скажи, что я на конюшне заночую, конюх приболел и моя помощь понадобилась. Только когда говорить будешь, в глаза ей не смотри, ты врать не умеешь, и она сразу раскусит, спать не будет, изпереживается вся. – Раздал всем распоряжения Федорка. Никому и в голову не пришло ему возразить, чувствовалась сила духа и какой-то стальной стержень, особенно проявлявшийся в трудных ситуациях в этом, казалось бы, худеньком маленьком пареньке.
Очень не хотелось ему подводить доверие барина.

Продолжение следует…