Утешенье разума

Оно не в мыслях гордеца,
Не в сладких вымыслах поэта,
Не в достиженьях мудреца,
А просто в слове — из Завета.

     Окружающему миру часто дают красочные эпитеты, например, прекрасный, светлый, бесконечный, целый. И действительно, мир предстает светлым, целостным, когда нас захватывает чувство, которое словно не замкнуто нашим телом, а относится ко всему. «Помню: мы возвращались из гостей, и мама везла меня на санках. Под полозьями тихо поскрипывал снег, деревья застыли в инее. Я подняла голову к небу. Оранжевым тёплым шаром высоко стояла луна. В бескрайней черноте... И я заплакала. От полноты жизни и красоты» (Н. Столярова. Целый мир для нас // http://www.proza.ru/2009/04/27/133) Такие удивительные чувства, подобные откровению, посещают многих, особенно в детстве. Но, взрослея, далеко не каждый обращает на них свое внимание. Позже, по разным причинам, человеку трудно их вспомнить или выразить каким-либо образом. Это происходит, в том числе, потому, что человек испытывает и иные чувства, когда весь мир — именно весь целиком — кажется ему переполненным обманом, страданием и тьмой. Обращаясь к различным формам своего творчества, как за утешеньем, человек старается избегать таких состояний, негативных чувств.

     Наши чувства амбивалентны, и поэтому каждому знакомы радость и печаль, любовь и ненависть, восторг и безразличие, сострадание и жестокость и многое, многое другое. Наряду с чувствами человеку свойственны и ощущения. Чувства и ощущения разнонаправлены. Ощущения замкнуты конкретными физическими особенностями человека, его инстинктами, и уходят внутрь, в глубину человеческой сущности, а чувства порождаются воображением и направлены из этой же глубины.

     Сущность человека — это загадочная бездна, из которой чувства устремлены вовне, «бьют потоком», но возвращаются туда только непрерывные волны ощущений. Из этой глубины, кажущейся бездонной, чувства рождаются амбивалентными, а ощущения — неоднозначными, но не противоречивыми. Сила чувства в его порыве, импульсе, дискретности, а ощущения — в протяженности, непрерывности.

     Человек, так же как любой живой организм, — это устойчивая развивающаяся система. Такая система существует постольку, поскольку в ней присутствует и как-то организована обратная связь двух типов: положительная (+) и отрицательная (–). Организм человека устойчив, несмотря на то, что в нем встречаются два разнонаправленных потока из наших чувств и ощущений.

     Удивительно то, что отрицательная обратная связь сосредоточена в области ощущений и используется благодаря взаимосвязи чувств и ощущений только на физическом, биологическом уровне. В области чувств обратная связь только положительная, а отрицательной просто нет. Поэтому люди беззащитны и наиболее уязвимы именно со стороны жизнеспособности своих чувств и вынуждены искусственно сдерживать, приземлять их проявление. Они стремятся к сильным, безграничным чувствам, но одновременно по-своему опасаются их значительной экспансии, и не без основания.

     Человек как элемент определенной социальной системы испытывает необходимость в проявлении сильных чувств, но одновременно хочет сохранить свою жизнь спокойной, ровной и не «рвать» с ее общим течением. Это вынуждает, с одной стороны, пользоваться готовой отрицательной обратной связью, замкнутой ощущениями, а с другой стороны, ничего не остается, как уповать на логику разума, составляющую базис господствующей над всем культуры мышления.

     Однако вынужденный союз разума и ощущений не решает проблему неожиданного всплеска чувств. Чувства могут вырваться на оперативный простор; такое происходило уже не раз — и разрывались любые путы, и отдельные люди и целые социальные системы шли «вразнос». Человеческий разум часто оказывается бессилен ограничить ничем не управляемые чувства, не может справиться с их мощным потоком, вырвавшимся на свободу.

     Эксклюзивный продукт разума, его мысли взаимосвязаны с чувствами, но когда человек пытается анализировать чувства, он их изменяет, а отдаваясь чувствам, теряет возможность логически анализировать действительность. В результате во внутреннем мире человека в той или иной мере всегда присутствует хаос самых разных мыслей, чувств, ощущений. Для того чтобы хоть как-то справиться с этим хаосом, когда уже и логика отказывается работать, человек обращается к испытанному столетиями средству — мифотворчеству. Однако и оно не служит длительной гарантией того, что разуму удастся усмирить внутренний источник спонтанного, неожиданного взрыва, о максимально возможных размерах и последствиях которого можно только гадать.

     Неожиданный выброс потока чувств из подобного «вулкана» в самых разных формах может потребовать глобального пространства, которое невозможно охватить, замкнуть хоть какой-то отрицательной обратной связью. Невозможно потому, что её просто нет! В результате человек может остаться один на один с хаосом своих противоречивых чувств, мыслей, ощущений без всякой надежды на утешенье.

     Считается, что ограниченность разума человека — уже доказанный факт, подтверждаемый такой объективной наукой как математика. Об этом якобы говорит знаменитая теорема Гёделя о неполноте формальных систем. Современная интерпретация этой теоремы утверждает, что цепочка логических доказательств может тянуться сколь угодно далеко, но у нее есть некие исходные утверждения, доказать которые невозможно. Невозможно в принципе! Из этого делается вывод, что наш разум не несет в себе универсальности, поскольку не способен охватить всего, а то, что мы называем «картиной мира», всего лишь модель.

     Познание сводится к замене одних моделей другими, более совершенными, но только приблизительно описывающими реальность. Более того, оказывается, что с помощью логики невозможно доказать истинность самой логики, составляющей базис нашей культуры мышления. Согласно этим представлениям получается, что при любых условиях разум, мышление, сознание остаются конечными, замкнутыми информационными системами. Как утверждается, у разума есть граница применимости, поскольку «мощность множества истинных утверждений больше мощности множества доказуемых утверждений». Иными словами — существует бесконечно много утверждений, доказать которые человек в принципе не сможет, но которые тем не менее верны!

     Ситуация очень напоминает ту, которая в свое время сложилась в физике, когда была выдвинута гипотеза о неизбежности тепловой смерти Вселенной как экстраполяция второго начала термодинамики на весь окружающий мир. По предположению её автора Р. Клаузиуса Вселенная должна прийти в состояние термодинамического равновесия, «тепловой смерти», поскольку является замкнутой системой. К подобному заключению фактически пришла и математика, интерпретируя выводы, которые якобы следуют из известной теоремы Гёделя.

     Разум человека в целом провозглашается замкнутой информационной системой, которую рано или поздно ждет грустный финал, подобный некой ее дистрофии. Математика не оставляет разуму шансов достичь иного результата и при достаточно длительном развитии нашей цивилизации. «Масла в огонь» добавляет и философия, когда заходит разговор о её логике, диалектике, которая, кажется, окончательно укрепилась в своей догме, что все три её закона — это законы только качественного описания действительности, а поэтому никаких количественных оценок от нее ждать не следует, это бессмысленно. Возможно, именно поэтому философия не приемлет математики, да и математика, с ее безутешным выводом относительно разума человека, ничего не может дать такой философии. Складывается впечатление, что философия и математика, так и не найдя за тысячи лет взаимопонимания, просто решили окончательно узаконить свой разлад.

     Попытки сгладить разлад в мировоззрении людей предпринимались давно и разными методами. Например, Платон в своем труде «Государство» отчаянно отстаивал тезис о том, что государством должны управлять философы. Он, вероятно, был уверен, что количество знаний неизбежно и само собой должно перейти в их качество, а немногочисленные избранные носители этих знаний станут достойными высокой миссии управлять всем и вся. Затем идея использования научных знаний для управления обществом имела длительное развитие в трудах и заветах многих западных ученых и философов. Однако теперь, через сотни лет, становится всё более очевидным, что в действительности не остается ни платоновских, ни иных идей, кроме как технократических. Во всяком случае, и математика и философия не оставляют иного выбора.

     Кажется, что совершенствование техники, технологий — это все, что на сегодня может предложить для управления обществом и наука, и философия. При этом повсеместный приход к власти прагматиков и технократов (честнее сказать — обычных казнокрадов), далеких и от философии, и от математики, можно считать закономерным результатом длительного развития западноевропейской культуры мышления. Под влиянием этой культуры мышления как была, так и осталась работоспособной единственно востребованная всеми примитивная идея управления обществом — разделяй и властвуй!

     Может показаться, что совсем иное утверждает религия, продолжая декларировать себя как основную нравственную гуманистическую силу в обществе. Между тем эта сила сама склонна оставаться во власти своих бесчисленных догм, продолжая выступать в качестве разъединяющей, а не объединяющей причины, создавая дополнительные условия для религиозных конфликтов, актов насилия и войн. Поэтому человек, рожденный, например, в Турции, — обычно мусульманин. Если человек родился в России — он православный, а в Польше — католик.

     Однако, как показала история, многообразие церквей и их институтов не способно остановить распад нравственных ценностей и гуманизма как в обществе, так и внутри самих себя. Ничто не может защитить человека от его собственной животной природы, страстей, необузданных чувств и… одиночества, которое не оставляет ему шанса в борьбе с самим собой. А что же общество, которое еще в детстве пробудило разум человека? Общество, состоящее из подобных друг другу людей, вынуждено только призывать всех к смирению, которое, увы, в замкнутой среде всеобщего подобия недостижимо. Лицемерность такой проповеди еще сильнее унижает человеческое достоинство, когда любая светская или иная власть постоянно пытается примерять на общество общую для всех смирительную рубашку, напоминая каждому: один в поле не воин!

     Не будет преувеличением сказать, что главная проблема, с которой неизбежно сталкивается каждый, — это отсутствие у него такой культуры мышления, которая давала бы ему шанс. Дело в том, что исторический процесс продолжает нести в себе скрытую логику, которая словно растворяется в нем без остатка, оставаясь неочевидной и во многом хаотичной. Растворяется так, что история оказывается сама по себе, а её смысл — сам по себе. Да и как этот смысл успеть разглядеть, если в прошлом, например, от обычной свечки Москва не раз сгорала, а от единственной «искры» сами граждане умудрились зажечь Россию, свою родину. История ничему не учит, потому что в огне стирает за собой следы, а заодно и свою логику.

     Естественно, что сквозь такую завесу огня и дыма логику исторического процесса понять (а тем более чему-то научиться) действительно невозможно. А раз так, то среди людей продолжает господствовать убеждение, что история не может быть нехаотичной и хотя бы в будущем как-то измениться. При этом все негативные и позитивные исторические события, их взаимосвязи повторяются как в бесконечном калейдоскопе. Никаких принципиально новых событий не происходит, а если они и случаются, то всё равно успеть разглядеть их при такой культуре мышления невозможно.

     История продолжается как хаотический процесс, который состоит из множества разрозненных событий и не имеет начала. Такой исторический процесс исчерпаем и конечен, а его логика, оставаясь недоступной, ведет всех его участников к единому финалу. Конечно, можно попытаться, разглядеть среди всеобщего хаоса логику исторических событий, но для этого недостаточно обращаться только к их разнообразию. Проблема в том, что разум сам препятствует обнаружению связи всех этих событий с первоначальной, ускользающей от нас областью, которая скрывается не столько в исторических архивах и ценных фолиантах, сколько в головах людей.

     У нашего разума совсем иное представление об информации, оно фундаментально отличается от того, как её сейчас осознает человек. Для разума информация — это не только факт, событие или число (в компьютере), а непрерывный процесс, функционал, который он моделирует от первоначала. Без проникновения в эту таинственную область человек фактически принуждает свой разум превратиться в инструмент совершения формальных логических процедур, но тот, в ответ на это насилие над его свободой, блокирует путь к своему первоисточнику. Чем дальше продолжается история бессмысленной борьбы в рамках сложившейся архаичной культуры мышления человека, тем меньше у него остается шансов проникнуть в эту таинственную область своего сознания. Чем меньше времени и шансов остается у нашей цивилизации для формирования иной культуры мышления, тем ближе финал её истории.

     Любому человеку знакомо желание начать все заново, т. е. через череду привычного, обыденного пробиться наконец к началу чего-то нового. Кому не ведомо желание новых встреч и новых впечатлений? Как иногда хочется разделаться с тем, что связывает с прошлым, или, наоборот, вновь как бы повстречаться с ним. Чувство, направленное к началу нового, захватывает человека, и он возвращается к нему снова и снова, пытаясь выразить ему свою причастность, утвердиться в другом начале. Но, обращаясь к этому чувству, наш разум теряет устойчивость, а потому быстрее стремится её вернуть, поскольку принято считать, что такая рефлексия исключает практическую полезность.

     Чувство, желание нового, неожиданно вспыхнув, быстро гаснет, поскольку обращение к нему приучено опираться на традиционную логику. Между тем наш разум невидимой нитью связан со своим первоначалом, из которого, точно из ниоткуда, опять и опять возникает жажда новых: ощущений, чувств, мыслей, идей. И они действительно возникают из этой изначальной области, словно впервые! Возникают там же, где пробудившийся разум любого человека впервые смог идентифицировать себя разумным существом, осознающим конечность существования своего «Я».

     Из этого таинственного центра возникло всё многообразие чувств и мыслей, объединенных единым мировосприятием, мироощущением, мировоззрением, свойственным личности. Но это же единство под влиянием господствующей культуры мышления в обществе неизбежно разбивается на множество осколков, которые человек безуспешно пытается собирать, складывать на протяжении всей жизни.

     Сказочнику Андерсену удалось описать это в гениальной сказке «Снежная королева». Кай, главный герой сказки, научился складывать ледяные фигуры, из которых у него получались целые слова, но никак не мог сложить того, что ему хотелось больше всего. Снежная королева сказала ему: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых коньков». Кай был ребенком, и ему простительно, что он так и не смог сложить это простое слово — «вечность».

     В отличие от философии, в математике отсутствует понятие «вечность», но есть другое, количественное — «бесконечность». Для философии «вечность» — это невыразимая форма бесконечного изменения всего, сопряженная со своей же противоположностью, конечностью — покоем.

     Философская «вечность» изменчива и допускает становление бесконечного многообразия форм движения. Эволюция разума способствовала тому, что понятия «вечность» и «бесконечность» получили относительно независимое друг от друга развитие. Причем философское понятие «вечности» имплицитно содержит два направления своего изменения, каждое из которых бесконечно. Одно из этих направлений разум человека стал воспринимать как потенциальное — количественное, а другое как качественное — актуальное.

     Еще в далеком прошлом эволюция разума оказалась в области этого странного аттрактора, когда и философия и математика посчитали, что у каждой из них своя дорога. Философия стала рассматривать вечность только качественно, прибегая прежде всего к помощи своей логики, диалектики. Для математики же вечность приобрела исключительно количественный образ, который успешно стал применяться в различных науках. В математике это стало развиваться в первую очередь в виде дифференциального и интегрального исчисления для оперирования бесконечно малыми и бесконечно большими величинами.

     Казалось бы, такое разделение философии и математики является естественным, и возврата к прежнему единству уже не будет. Однако процесс естественного расхождения философии и математики не может продолжаться всегда, поскольку их как в прошлом, так и до сих пор объединяет общий интерес к бесконечному изменению бытия. Причем этот интерес базируется на объективной необходимости проникнуть в логику бесконечного изменения, которая должна быть общей и для философии, и для математики. Только такая логика способна стать базисом иной культуры мышления человека и сформировать у него такое мировоззрение, которое иначе представит вечность изменения всего, взаимосвязь бесконечного и конечного.

     В современных представлениях о бесконечности больше всего поражает то, что она до сих пор остается для всех чем-то таким… бесформенным! Всё, что окружает человека, имеет ту или иную конкретную форму, за исключением бесконечности. И тут неважно, в бесконечно малую или в бесконечно большую её сторону мы пытаемся посмотреть. Важно то, что она в любом случае остается бесформенной. А это означает, что человеку бесконечность мира представляется неким абсолютно однородным, невыразительным, нерельефным, черно-белым бытием.

     Удивительное дело: человек восхищается природой, просто чувствуя, созерцая красочный окружающий мир, но неимоверной тоской и скукой веет, как только он серьезно задумывается о его бесконечности.

     Со времен Аристотеля продолжают различать два вида бесконечности: актуальную и потенциальную, хотя сам философ был категорически против использования актуальной бесконечности в науке. С тех пор считается, что будущее не принадлежит настоящему, а бесконечность существует лишь потенциально, т. е. только как возможность, но не как действительность.

     Однако наука продолжала настойчиво возвращаться к этому понятию, несмотря на отрицательное мнение по данному вопросу многих её корифеев. Так, Д. Гильберт утверждал, что «бесконечное нигде не реализуется; его нет в природе, и оно недопустимо как основа нашего разумного мышления». А. Марков вторил ему: «Мыслить себе бесконечный, то есть никогда не завершаемый процесс как завершенный не удается без грубого насилия над разумом, отвергающим такие противоречивые фантазии». Подобную аргументацию можно продолжать, но вся она сводится к тому, что в реальной жизни никто не встречал актуальную бесконечность. И на вопрос о её присутствии в окружающем мире большинство ответит, что, разумеется, её нет, и даже сошлются на математику, которая якобы может предъявить в подтверждение существования актуальной бесконечности лишь способность человека силой воображения строить умозаключения о будущем.

     Сегодня степень понимания бесконечности следует из того, с какой целью человек пытается использовать это понятие, в какой степени он связывает его с реальными формами движения. Понятно, что такая «утилитарная» бесконечность и дальше может оставаться бесформенной, а её понимание — только относительным, условным. Но такая ситуация абсурдна, поскольку любое бесформенное явление или объект для изучения, по сути, отсутствует, его не существует.

     Вероятно, по этой причине в настоящее время наука и изучает окружающий нас мир как замкнутую систему, наполненную многообразием форм движения, но сама эта система может оставаться неподвижной. Все рассуждения о том, что такая система может быть открытой, отдано на откуп философии и фантастам, т. е. всем тем, кто к науке не имеет прямого отношения. Но, не имея хоть какого-то подвижного образа системы, науке не остается никакой другой бесконечности, кроме потенциальной, т. е. фактически «дурной», подобной числовому ряду без начала и конца. И, добившись некоторых результатов на этом пути, люди уверены, что этого уже достаточно, чтобы считать себя разумными.

     Люди убеждены в своей разумности — это давно стало аксиомой и основанием для оптимизма при продолжении теологических, философских, научных и иных изысканий и рассуждений. Известное всем мнение о природе разумности высказал Ч. Дарвин в своем труде о происхождении человека. Правда, сама возможность разумности там потерялась в неведомом прошлом, из которого берёт начало биологическая эволюция человека.

     Отдельные доводы вроде необходимости коллективного труда людей только затрудняли поиски действительного источника разумности. Продолжаются и попытки решить эту проблему «в лоб» — найти разум во Вселенной в облике цивилизации, подобной нашей. Однако, даже если это событие и произойдет в будущем, возможность разумности так и останется нерешенной проблемой. Поиски этой возможности обречены на неудачу до тех пор, пока наука совместно с философией не определится со своим основным предметом изучения.

     Может быть, пора определиться наконец, в чем состоит настоящая тайна окружающего мира для разума человека: в развитии бесконечного ВСЕГО или только в движении многочисленных конечных форм этого всеобщего изменения? Точно ли для нашего разума предметом изучения являются только многообразные формы движения? Следует ли нам перестать задавать себе кажущийся простым вопрос о том, в чем состоит разумность самого человека, и не искать на него ответа? И тогда навсегда забыть, что существует другой, чуть более сложный вопрос о смысле человеческой жизни, и его также оставить без ответа? Действительно, о каком смысле жизни может идти речь у того, кто не понимает даже, в чем состоит его разумность, что дало возможность ей возникнуть?

     Надо понимать, что поиски возможности разумности могут так и остаться безрезультатными, потому что эта возможность, как любое другое явление, не может быть объяснена только отдельными проявлениями. Ни наука, ни философия не может изучать то, что для нее фактически отсутствует — бесконечное развитие ВСЕГО.

     Между тем, если такое развитие считать их основным предметом, то только одно декларирование этой цели совершенно по-другому представит проблему разумности самого человека. Окажется, что возможность разумного развития не может быть результатом только отдельных направлений изменения ВСЕГО, например человеческой цивилизации. Такая возможность должна принадлежать ВСЕМУ изначально, имманентно, именно потому, что в бесконечности содержатся все возможности для развития ВСЕГО.

     Предполагая саму возможность разумности, бесконечное развитие ВСЕГО принимает различные конкретные формы действительности. Однако сама эта возможность присутствует изначально, до появления любой из форм разумности. Конкретные формы разумности являются всего лишь следствием возможности бесконечного развития ВСЕГО, а не наоборот.

     В литературе можно найти различные расчеты вероятности разумной жизни на других планетах, причем вероятность всегда оказывается мизерной. Однако все эти вычисления не учитывают, что вероятность и возможность не есть одно и то же. Возможность — это понятие качественного развития ВСЕГО, и вычислению не поддается. Важна не количественная оценка, а прежде всего понимание необходимости присутствия самой возможности разумности в мире. Количественная оценка вероятности разумной жизни во Вселенной ничего не решает, а только путает, делая уникальное явление разумности непознаваемым только для ограниченного собой разума.
 
    Человек судит о своей разумности по внешним её проявлениям. Однако понять эту возможность только по имеющимся или будущим результатам своего труда невозможно. Невозможно потому, что эти результаты во многом противоречат, противостоят друг другу, отрицают своё единство. Все они не являются тем объективным основанием, которое убедит в разумности поведения людей потому, что они и в прошлом и в настоящее время в значительной мере остаются хаотичными.

     Люди и сто и тысячу лет назад предпочитают видеть себя разумными, но в то же время считают нормальными и вполне человеческими такие варварские проявления как агрессивность, жестокость и ненависть. Люди продолжают утешать себя тем, что они, возможно, недостаточно разумны, но только потому, что еще не реализовали свой потенциал в области разума и для них всё еще впереди. Это глубочайшее заблуждение!

     В действительности дело тут не в том, что еще не освоены новые технологии, иные планеты, не достигнуты новые материальные и духовные высоты и тому подобное. Проблема в том, что разум человека в своем традиционном обличии не способен обнаружить возможность собственной разумности. Разум, которым человек продолжает гордиться, не способен разглядеть в себе свой первоисточник.

     Этот парадокс отмечен многими философами. Так, завершая эпоху развития западноевропейской философии, Ницше облек подобные размышления о первоисточнике в форму «вечного возвращения». А философия Хайдеггера обращает наше внимание на необходимость возврата к другому началу ВСЕГО, к поиску другой логики, работоспособной и в науке, и в философии, и в истории. Эта логика сосредоточена не в разрозненных законах (таких как, например, законы диалектики), а в их единстве, которое содержит возможность для истинной разумности. Среди русских философов в особой манере об этом же рассуждал Л. Шестов как об экзистенциальном заблуждении человека, его изначальном страхе, блокирующем развитие разума.

     Удивительно, но и сама наука стала утверждать подобное, ссылаясь на теорему о неполноте формальных систем Гёделя, когда заходил разговор о минимальном уровне сложности в таких системах. Или теория множеств Кантора, где бесконечное множество наделено невероятным, с точки здравого смысла, свойством — конечностью, актуальностью. В таком бесконечном множестве любая его часть (подмножество) равна (равномощна) всему множеству, а отсутствие всего лишь первого элемента множества может оказаться определяющим при отнесении всего множества к определенному типу.

     Теория множеств исходит из возможности для бесконечности быть не только потенциальной, но и актуальной, что требует ревизии основ математики. И хотя понятие «актуальная бесконечность» наука не приняла окончательно, к его осмыслению придется возвращаться еще не раз. Это связано с тем, что наша Вселенная, возможно, появилась из такой актуальной бесконечности, просто названной современной наукой другим термином — «сингулярность».

     Эволюцию разума всегда подстерегало множество испытаний на прочность, на способность восприятия им самых разных невероятностей. И вот теперь, на пороге необходимости изменить представление о самом себе, придется смириться с представлениями еще более «нелепыми» и «абсурдными», чем «сингулярность».

     Как только разум обратит внимание на самого себя, на первоисточник своей разумности, его дальнейшая эволюция будет буквально усеяна эмоционально окрашенными подобными «нелепостями»: «Этого не может быть!», «Это противоречит здравому смыслу» и т. п. Но, обращаясь в таких ситуациях за поддержкой только к здравому смыслу, разум станет балансировать на грани устойчивости, то теряя ее, то обретая вновь.

     Здравый смысл — это такая форма обращения разума к самой возможности своего существования, «соломинка», за которую он хватается, когда чувствует, что находится у грани необходимости оторваться от традиции, у бездны хаоса, своего рода безумия. И это не преувеличение, а именно то, что подобно безумию, поскольку разуму тяжело справляться с самым большим для него потрясением — необходимостью отрицания традиционного взгляда на самого себя. Осознавая эту необходимость, разум может все сильнее и сильнее метаться между накопленными знаниями и мифотворчеством — той своей областью, которая переворачивает в нем всё с ног на голову.

     От такого потока «перевернутой с ног на голову» информации человек, как информационная система, рискует пойти «вразнос». В человеке может разрастаться страх, поскольку его разуму трудно идти без опоры на практический реализм, проверенный тысячелетиями эволюции. Человеку страшно и трудно поверить в безграничные возможности собственного разума, но еще труднее опереться на него с тем, чтобы остановиться на мгновение и сделать первый шаг через «бездну безумия» к другому началу, к познанию ВСЕГО.

     Это только кажется, что разуму человека уже готовы открываться любые пути познания. Такой шанс у человека действительно имеется, но реализовать его он может только в том случае, если осознанно откроет в себе самое главное, хотя и невероятное — первопричину своей разумности. Для разума это чрезвычайно трудно потому, что он находится под грузом тысячелетнего консерватизма, который погружает его в состояние подобное сну, параличу, ступору, дистрофии.

     Дистрофия разума наступает через его разочарование собой, через поиск им утешенья в ложном оправдании свой варварской эволюции в прошлом, череды исторического падения и краха, отрицания нравственных ценностей. Иными словами, разум хочет казаться самому себе лучше, чем он есть на самом деле. Но разум лукавит, и это его утешенье бессмысленно потому, что он так устроен, что закономерно идет к своему отрицанию.

     На самом деле никакого оправдания разуму не требуется, и никаким благочестием, никакой праведностью это отрицание не обойти. Никакими пожеланиями, научными и технологическими достижениями это отрицание не миновать — оно неизбежно. Для разума человека это рок! Не понимая, не осознавая, что это не временное препятствие, а рок, разум может превратиться в свою противоположность — настоящее безумие, а его носитель человек станет просто безумным хищником и монстром, «грызущим» самого себя, склонным к самоуничтожению и разрушению всего. Эволюция человеческого разума разворачивается по направлению к своему пограничному состоянию, после которого будет реализован всего лишь один из двух возможных сценариев. Какой из этих сценариев окажется реальным, зависит от людей. Оптимистический сценарий возможен, но только если людям удастся обнаружить и осознать первоначало своей разумности, саму её возможность.

     Каждому дано попытаться самостоятельно обнаружить эту возможность, для чего всё необходимое уже имеется и в науке, и в той области, которую принято относить к мифотворчеству. Это доступно практически каждому, потому что возможность разумности скрывается за абсолютно простой идеей. Однако именно из-за своей простоты принадлежность этой идеи разуму каждого может показаться человеку абсурдной, невозможной. Но никакой более простой идеи человеческий разум породить не может потому, что с нее все и начинается. В этой идее содержится принцип синтеза любых самых сложных и невероятных мыслей, идей нашего разума. И именно в этой связи возникает еще одна неожиданная проблема — приятие этой идеи не индивидуальным, а коллективным разумом.

     Коллективный разум — это качественно иной феномен, и его эволюция происходит иначе, чем у индивидуального. Главное отличие состоит в том, что эволюция индивидуального разума обретает своё «Я» от первоначала, а у коллективного «Мы» оно отсутствует. У коллективного разума нет единого первоначала, а у индивидуального оно есть. В этом смысле разум ребенка качественно выше, более совершенен, чем коллективный разум даже всего человечества. По этой же причине индивидуальный разум порой оказывается выше коллективного. Разум индивидуальный и разум коллективный могут находиться на разных уровнях разумности, а поэтому трудности «общения» между ними, случается, превышают их возможности. Индивидуальному разуму не по силам «подтягивать» коллективный разум до своего уровня в одиночку. Поэтому коллективный разум так и остается в зачаточном, «спящем» состоянии и никогда еще в истории полностью не пробуждался.

     Любой известный на сегодняшний день коллективный разум — это всего лишь его подобие, которое бесконечно далеко от своего возможного присутствия в мире. Наличный коллективный разум может многое, но не способен оперировать собой как единым феноменом, в то время как индивидуальный разум способен на это от природы. Индивидуальному разуму для своего первого пробуждения необходимо хоть какое-то подобие коллективного разума, но после того как это случается, между ними неизбежно возникают трудности общения, доходящие порой до противостояния.

     Сама по себе трудность такого общения не уменьшается, а только возрастает потому, что коллективный разум не способен пока быть разумным в степени, уже доступной его оппоненту — разуму индивидуальному. В результате коллективный разум остается разобщенным, хаотичным и пребывает в состоянии неопределенности своего будущего. При этом, преклоняясь перед грубой силой и сам склонный к насилию, коллективный разум обладает изощренной способностью скрывать свою ограниченность и ущербность, и поэтому пытается дискредитировать веру человека в себя. Коллективному разуму то, что его собственная разумность скрывается в абсолютно простой идее, может показаться невероятным. Даже если такое произойдет, по какой-то очевидной для него причине — это всё равно, что полное безумие.

     Благодаря коммуникациям сегодня стала доступной любая информация, и нормальный взрослый человек уже не может оправдать своё безответственное отношение к жизни нехваткой знаний. Те, кто продолжают это делает, или глупы, или безнравственны, или то и другое вместе. Чтобы ясно понимать масштаб проблемы дальнейшего присутствия на Земле разума, человеку необходимо думать, но это занятие часто принято считать бесполезным. Поэтому возникает подозрение, что среди людей образовалось громадное большинство носителей разума, которым они не способны распорядиться во благо себе и своим потомкам. Это те:
1) кто невежествен и поэтому в какой-то степени невинен;
2) кто не способен понимать, и поэтому в какой-то мере безнадежен;
3) кто способен понять, но кому безразлична судьба будущих поколений, и потому безответствен.

     Еще одна многочисленная когорта из этого большинства — те, у кого просто нет времени думать, потому что они поглощены решением повседневных проблем. Они же не хотят или боятся думать, потому что это осложняет жизнь. Вместо этого люди просто реагируют на различные жизненные и выдуманные кем-то ситуации. За этими невинными занятиями люди не замечают, как теряют свою индивидуальность и разумность. Они становятся более внушаемыми и легко поддаются манипулированию со стороны политиков, активистов, правозащитников, проповедников, кумиров и т. п. С другой стороны, общество благодаря большинству, которое не может распорядиться своим разумом во благо, способно легко самовозбуждаться взрывными агрессивными событиями — войнами, революциями, бунтами, террором.

     Но согласитесь, невыносимо жить на такой прекрасной планете и, пусть иногда, но испытывать от этого неимоверную тоску и скуку. Может быть поэтому с неудержимой настойчивостью снова и снова пробивает себе путь твердая вера в то, что мир доступен разгадыванию. Не может быть, чтобы не существовало какого-то нового, небывалого поворота событий, при котором бесконечность обретет наконец свою недостающую часть, противоположность самой себе — конечность, актуальность. И пусть вся актуальность и бесконечность мира так и останутся мнимыми, зато при этом обнажится не зависящая ни от кого и ни от чего их объективная взаимосвязь, несущая разуму утешенье. Ведь только такая взаимосвязь и должна стать тем самым, абсолютно новым путем для нашего разума, его мыслей и чувств, когда уже в самом его начале трудно удержаться и не воскликнуть: «Я узнал тебя, мир, я вижу тебя насквозь! У тебя больше не будет власти морочить меня! Я разгадал тебя! Разгадал, когда просто внимательно посмотрел в очи Твои, безмерные…знающие Всё!»

P. S.
     Когда, как принято считать, Колумб в 1492 году открыл Америку, он не знал, где оказался. Американец Армстронг в 1969 году первым ступил на поверхность Луны, но, в отличие от Колумба, он точно знал, куда попал. Первый полет на Луну происходил по строго определенному маршруту, а весь мир наблюдал за этой экспедицией в реальном времени. Эти два исторических события, отстоящие в истории почти на 500 лет, иллюстрируют то, что до сих пор остается скрытым от разума человека историческим процессом — единство веры и знания. Колумб верил, что откроет наикратчайший путь из Европы в Индию, а оказалось, что открыл Америку. Через пять столетий нам может показаться, что человеческий разум уже взял верх над верой и ему остается только окончательно отмежеваться от нее. Однако всё это не является ни триумфом человеческого разума, ни окончательным результатом его длительной эволюции. Возможно, всё самое печальное и интересное, разочарование и утешенье для разума человека еще впереди.