Заметающая Следы

http://www.proza.ru/2015/06/25/873 - "На грани рассвета", первая часть.
http://www.proza.ru/2015/10/24/1217 - "Злая ведьма из темного леса", вторая часть.

===========

«Милые раэ'л, ваши детские сказки о храбрых девочках, спасающих свою любовь даже из рук Ледяницы — не больше чем хроника погибших от горя влюблённых. Не ищите светлой романтики там, где есть только трупы под коркой льда».
Из долгой и пространной речи изрядно напившегося королевского мага Томаса Л'Оу своим сорока кошкам.

***


Не было никакой надежды.

К Заметающей Следы не приходят живые. Ей не смеют лгать и у неё не требуют. Только волки в то страшное время, когда ночи становятся длинными, а в небе бледным пятном восходит Зимняя Сестра, зовут свою старую мать. От этого воя у смертных стынет в жилах, а лесные звери прячутся глубже в норы, дабы ни на миг не привлечь внимание Древней.

Порой она отвечает на зов пригоршней снега в оконное стекло или чуть раньше пришедшей оттепелью.

Порой.

Им.

Но не человеческой ведьме, рвущейся туда, где людям не место.

Алесса натянула глубже капюшон полушубка. От холода и ветра это не спасало, но привычностью не давало забыться и рухнуть коленями в снег. Сейчас она не смогла бы вспомнить и своего имени, едва дышащая, промерзшая и усталая до полусмерти. Оставались только бесполезные жесты да долг пополам с виной и яростью. Она не помнила, зачем идёт, и знала лишь, что если остановится — быть беде.

Всего раз за долгий путь Алесса пришла в себя. Тропа, ведущая всё дальше в миры демонов и теней, ощерилась крошевом ледяных игл, чудом не пропоровших кожу до крови. Боль в босых ступнях, накатившая внезапно и остро, оглушила — и отрезвила, словно кипяток. Это был знак: вечно голодная Тропа гонит пищу прочь — значит, неладное творится. Умнее повернуться и бежать, пока есть силы найти дорогу назад.

Утерев слёзы и отдышавшись, ведьма огляделась. Вокруг чернел тот же лес, изуродованный и кривой, шелестящий незримыми листьями и нашёптывающий что-то на чужих языках. Простой человек, забреди сюда, и не понял бы, где оказался. Брёл бы на еле слышный зов, теряя рассудок.

Судьба была милосердна: безумие горя защитило ведьму, ступившую в мир мёртвых, от безумия колдовского.

— Никого ты сегодня не получишь, — с трудом вспоминая слова, пообещала Алесса. Она не была уверена, говорит ли это вслух, думает или лишь хочет подумать. — Ни его, ни меня.

Будто в отместку за подобную наглость губы заныли отголосками боли, а слюна стала горькой и едкой. Шёпот накрыл ведьму с головой, на доли секунды отключив и зрение, и прочие чувства, а когда схлынул, она поняла, что не чует ног. Обе конечности, утонув в снегу, казались ей деревянными, не реагировали на щипки и растирания и едва двигались. Чтобы сойти с места, Алесса качнулась вперёд вопреки своим же желаниям — и заскулила, тонко, тихо... Боль ввинтилась в бёдра и поясницу, но всё-таки шаг был сделан. Значит, она сумеет повторить это снова. И снова. И снова.

Ветер хлестал путницу, пытаясь довершить то, что не сумели боль, слабость и страх. Лицо до жжения стянула кровавая корка: прежде чем шагнуть на Тропу, словно волчья шаманка Алесса покрыла себя неровными бурыми полосами. Окунала скрючившиеся от холода пальцы в чужую кровь, слизывала с губ и пила слёзы, шепча то ли молитву Древней, то ли заклинание. Разум твердил тогда, что нужно бежать к Регитте, понимающей в старой магии больше, чем её непутёвая товарка, но времени не было. А сейчас и вовсе не стоит думать об этом. Все сожаления — слабость, все сомнения — шаг назад. Нижние миры только и ждут, что она оступится, чтобы пожрать то, что осталось от её истрепавшейся жизни.

«Никого не получишь», — твердила про себя ведьма, натягивая капюшон глубже и глубже, давя на макушку и спутывая седые волосы. Слова вновь начинали терять смысл, но Алесса цеплялась за них, яростно, с терпким злым отчаянием.

Она не погибнет здесь. Не сдастся и не повернёт назад, не бросит любимого среди непроглядной зимней ночи. Ведьмин род сильнее страха и холода. Сильнее Древних и всемилостивой Матери. Даже самих себя.

***


Когда рядом с ней появился этот мальчишка, она не помнила. Глаза приметили его, а разум просто принял, не вдаваясь в размышления, откуда на Тропе живое существо. Ка Таа-Ши — так он представился во время короткого привала — не бросался на ведьму и не угрожал, и оттого она не единожды ухитрялась о нём позабыть.

Во время метели, забившись под корни древнего дуба, они грелись под его шубой. Продолжая путь — всё так же молчали. Если бы не тепло серебристо-бурого меха, Алесса решила бы, что Тропа всё же свела её с ума.

— Я отведу тебя, куда ты хочешь, — произнёс он без причины и предупреждения, когда помогал ведьме спускаться по склону оврага. Алесса обвела его лицо мутным взглядом и кивнула. — После ты выполнишь мою просьбу. Я приду с ней в иное время. А сейчас только дай слово, что ради своей цели сделаешь всё, на что способна.

Удовлетворившись ещё одним кивком, он пошёл дальше, сворачивая с видимой Алессе Тропы. Тёмные волосы искрились далёкой синевой, слабо различимой в полумраке, и казались клочком чистого зимнего неба. Такое расстилалось над ведьминой избушкой в просвете между елями. Где-то там, в далёком мире людей.

Постепенно утихали холод и ветер, или же смертное тело переставало их замечать. Вскоре ведьма снова потеряла счёт времени. Так долго бродить по Нижним мирам, не боясь лишиться рассудка и жизни, могут лишь демоны да сами Древние, но пугало её совсем не это.

— Мы не опоздаем? — спросила она, понимая вдруг, что совсем не чувствует и боли в спине. Шаг тотчас сбился, и Ка пришлось подхватить её под локоть.

— Нет, — успокоил он, — мы придём вовремя.

***


Он привёл Алессу к просеке или узкому полю, туманной, с чернеющим по ту сторону лесом. Там же, в отдалении или в обманчивой дымке, ведьма не разобрала, паслись кони с серебряными гривами, щипая снег.

— Нам туда?

Ка Таа-Ши проследил за взглядом и зябко поёжился, пряча ладони под тяжёлыми мехами.

— Милостью Матери, спешить не будем. Встань ближе, — предложил он, чуть раздвигая края шубы. Алесса только замотала головой.

— Тепло ведь, да и ветра нет... — возразила она, но тут же приметила, что не видит пара от своего дыхания. Попытавшись облизнуть губы, вздрогнула: от первого же прикосновения хрупнула тонкая корка льда.

Ка смотрел на неё с тоской.

Она замерзает, поняла Алесса, но не ощутила страха. Какая, право, разница, если цель почти достигнута? Нужно только дождаться...

Эта просека, должно быть, находилась глубоко в Нижних мирах: чувство времени здесь исчезло, оставив вместе себя затягивающую воронку пустоты.

Должно быть, она засмотрелась, как колко блестят снежинки в чёрных волосах Ка. Или сама реальность стала слишком тонка для грубого человеческого глаза. Иных объяснений не было: как не увидела ведьма появления своего юного спутника, так и не заметила начала метели.

Хрупкие и сухие крупинки сыпали с показавшегося бесконечно высоким неба, и где-то в стороне от кромки леса ровно хрустели шаги. Алесса, стряхнув сонное очарование снежной белизны, подавшись вперёд и закрыв глаза, услышала и лёгкое многоголосие перезвона, и шорох хриплого промёрзшего дыхания, и что-то ещё, неразличимое, но знакомое и оттого страшное.

Открыв глаза, она смотрела в серую пелену, в которой терялись уже и кони, и другая сторона просеки, но не видела людей. А звон был всё ближе и ближе...

— Миша! — не выдержав, тонко вскрикнула ведьма, бросившись на звук и оставив позади защиту частого переплетения веток. За спиной беззвучно охнул Ка, задумавшийся о чём-то своём, вытянул руку — но зачерпнул пальцами пустоту.

А ведьма, позабыв, что это не её мир, что холод уже забирает дыхание, бежала сквозь метель, собирая в подол юбки ледяное крошево. От захлестнувших чувств щёки окрасило в блёкло-алый, больно и жгуче. От них же она запнулась, оступилась, рухнув в снег, а когда подняла голову — наконец... разглядела.

Древняя, огромная и страшная в своей красоте, шла от неё в каком-то шаге, и полы белой накидки тянулись, оставляя на сугробах неровные завитки. Причудливый узор на срезах ткани рассыпался тонкими полосами льда и хрусталя, тихо звеня от любого движения и оглушая этим звоном больше, чем вкрадчиво-назойливый шёпот Тропы. Черноту волос не оскверняли снег и корона, о коих так любят упомянуть сказочники и жрицы, рассказывающие непослушным детям байки о Заметающей Следы.

Светлейшая не казалась тем зимним ужасом, что налетает на людские селения, собирая страшную дань. Она была выше жадных до жизней чудовищ, алчных божков полузабытых культов и человеческих магинь, облечённых огромными силами.

Она шла, и звук её невесомых шагов приминал ведьму к земле.

Оборотень в её тени совсем терялся. На нём не было крови, и раны скрыла шерсть, но в глазах стыло то спокойствие, что пугает больше следов смерти.

Они прошли мимо, не заметив маленькой человеческой женщины, распластавшейся почти на самом их пути. Только звон да дыхание, смятый снег и отпечатки волчьих лап, быстро стираемые метелью.

В глазах мутилось, а расстояния искажались: запряжённые невесть кем кони ждали Древнюю и её спутника совсем неподалёку, а лес по обе стороны пропал, растёкся бескрайними белыми степями. И куда полетят сани старой богини, одной ей известно.

Алесса сумела подняться, когда Заметающая Следы остановилась у расписного бока саней, склонившись к ним и готовясь отправиться в путь. Ноги ослабели, но было уже не до таких пустяков.

— Ши Каллиах! — закричала ведьма, продираясь сквозь ветер и жалящий снег. — Ши Каллиах, молю, пощади его! Милостью Матери, ши Каллиах!

Синева ногтей тонула в серебре, пока Заметающая Следы трепала конскую гриву, и в буром, когда приласкала волка. Подбирая края накидки, снежное божество село в сани, скользнув прозрачным взором по белой степи вокруг себя — и не увидело рвущуюся к саням ведьму. Прекрасное нечеловеческое лицо застыло в маске покоя, и во всех мирах не нашлось бы ничего, способного нарушить привычный ход вещей.

— Забери меня! — не понимая бесполезности, надрывала горло ведьма, в очередной раз оскальзываясь на ледяной корке. — Забери меня и всё, что я имею, только верни его! Пусть он живёт, и я буду служить тебе всю начертанную мне вечность! Верни его... или позволь и мне уйти с ним! Ши Каллиах! Не разлучай нас!

Она закашлялась, схватившись за шею и глядя, как оборотень, запрыгнув в сани, сворачивается в ногах у Древней, и та берёт в руки поводья. Ещё минута — и они уйдут навсегда.

— Миша... — позвала Алесса одними губами, зачёрпывая снег и растирая лицо, пытаясь смыть защитные руны. Не от кого больше прятаться. И не нужно. — Ми...

Дыхание выстудилось в самом горле, и женщина скорчилась, подтягивая колени к животу. Слёзы мешали смотреть, но ей показалось, что прежде чем сани тронулись, взмывая в воздух, волк встревожено поднял голову. То ли вой, то ли порыв ветра — и ладонь Каллиах Вур успокаивающе погладила прижавшиеся уши.

А затем под щелчок заскрипели полозья, и кони, загребая снег, поскакали прочь. Они поднимались выше и выше, оставив далеко позади и землю, и смертную память, и медленно замерзающую, рассыпавшую по вороту седые волосы ведьму.

***


Восемнадцатый день вьюжного месяца четыреста двадцать восьмого года от начала правления династии Кэйтан.

— Я надеялся, что матушка услышит, — говорил Ка Таа-Ши, Зимнее Дыхание, глядя в окно. Прозрачный лёд раскосых глаз не отражал пламени, пляшущего в очаге. — Я надеялся.

Маленькая Жесса, младшая из учениц, взглянула искоса, отжимая компресс. Она единственная видела вестника, но никогда не пыталась заговорить с ним. Не боялась и не ненавидела, но молчала. Видно, знала, кто вернул Алессу в мир живых и донёс до самого порога, а не винить не могла.

Молодые ведьмы постарались выходить наставницу, но сейчас, после стольких дней, оставили заботы на младшую, не пригодную к рысканью по лесу и тёмной магии. Все они хотели мести, но если им и достанет сил найти виновника, то справиться с ним — нет.

— Найди того, кто убивает мой народ, — склонившись к спящей, прошептал Древний. От тепла его губ таяла незримая смертным корка льда, сковавшая лицо ведьмы там, где на Тропе замерзали её слёзы. — Принеси его голову, и я, Даилер Ка эш Вир, клянусь, что вопреки воле моей матери верну твоего волка.

Алесса молчала, потерявшаяся в снах и дрожащая от непроходящего холода. Милостью Древних и упорством своих сироток она очнётся окончательно... или всё же найдёт дорогу к любимому по ту сторону миров. Эти ведьмы...

Ка Таа-Ши* поднялся с кровати, столь же неслышный, как и та, что уносит своих блудных детей в бескрайнюю белизну, и накинул на плечи шубу; волчий мех блестел стылым серебром. Не глядя более на девочку, вышел из комнаты, а чуть погодя и из дома. Под расшитыми инеем сапогами чавкнуло киснущее снежное месиво.

Оттепель посреди зимы...


========

Примечания:
* Ка Таа-Ши — дословно «младший сын Древней Ка»; «ка-ниэ та а ши-э» — староэльфийское «дыхание зимы», эвфемизм процесса умирания.