Фуга. Часть II

Артура Гоммеля стошнило на кафельный пол. Он обнаружил себя, свесившегося с кровати, и некоторое время с радостью ощущал спазмы желудка. Артур вытер тонкие губы тыльной стороной руки и слабо улыбнулся. Сон, всего лишь сон. Он откинулся на подушки и закрыл глаза. Каждое утро он начинал с воспоминаний. Конечно же, он вовсе не хотел возвращаться в тот день, не хотел причинить себе новых ран, но желал освежить старые. В эти моменты Артур Гоммель ощущал себя живым, но он никогда бы в этом не признался.

Вспоминай. Детали очень важны. «Алиса прекрасна, как всегда. На ней синее платье чуть ниже колена. Спина открыта. Сегодня день ее рождения, и мы договорились, что спектакль выбираю я – подарок. Мы сидим с краю, во втором ряду. Рядом со мной сопит мужчина средних лет. Он говорит по телефону: сбивчиво, эмоционально. Поспешно убирает телефон внутрь нового пиджака из коричневого твида. Я искоса наблюдаю за ним. Он трогает нижнюю губу, отирает капельки слюны с черных жестких усов над верхней губой.
 Лучших билетов мне достать не удалось.
 Я осторожно достаю из кармана телефон, чтобы поставить будильник, хотя отчаянно надеюсь оправдать ожидания жены и оценить старания актеров по достоинству.

Зал полон. Занавес долго не поднимается – обычное дело. Актеры пудрят носы, повторяют записанные диалоги, нервно расхаживая за кулисами. Наш сосед настойчиво аплодирует - зал вторит ему.
Свет гаснет – начинается представление.
Драматический тенор убаюкивает меня. Глаза устают, и я лишь на секунду прикрываю их, приговаривая про себя, что такие красивые голоса не нуждаются в иллюстрациях. Спустя сонное мгновение я с усилием разлепляю веки – молодые парни и девушки в военной форме – танцуют. В следующий миг – громогласно переговариваются между собой, а вот уже звучит прекрасная ария.

Из сна меня вырывает шум: хлопки, смех. Кто-то свистит, закладывая в рот два пальца: такой лихой свист ни с чем не спутать. Я открываю глаза, рефлекторно щурюсь от яркого света. Видимо, антракт.
- Что за шум, а драки нет?! – я разворачиваюсь в неудобном кресле из красного плюша. Алисы рядом нет. Я расслабленно вздыхаю, надеясь, что мой тихий час не сильно расстроил ее. Я достаю телефон и пишу sms: «Прости меня, я жду тебя в зале»
Ответа нет.
Снова хлопки. С каких пор петарды – часть театрального представления?»

Тонкая струйка слюны стекает из уголка рта Артура. Он поворачивается на бок.

«Сцена пуста, но музыка еще звучит – значит, все идет по плану? Голова кружится. Может быть, от резко прерванного сна? Мне очень неуютно, когда Алисы нет рядом, и я сажусь в кресле, смущенно оглядываясь на своего соседа - надеюсь, я хотя бы не храпел?
Но он не обращает на меня никакого внимания - его взгляд устремлен назад, влажные красные губы чуть приоткрыты. Я поворачиваюсь вслед за ним.
В дальнем конце зала, у выхода, – толпятся люди, только теперь я обращаю внимание на громкие голоса. Охватываю взглядом остальных зрителей: люди, сидя в полутьме беспокойно озираются, перешептываются, но никто не пытается встать.

Я оглядываю столпившихся: почти всем на вид не больше 30 – они одеты в форму работников театра; их руки скрещены за головой, тела слегка подрагивают. Представление? У меня рождается смутное чувство, будто в глубине зала, в темноте есть что-то, что заставило их собраться здесь.

Человек в светлой мешковатой куртке отделяется от толпы и идет к сцене. Подойдя вплотную, ни говоря ни слова, он поднимает руку вверх. Хлопок. Осколки прожектора, светившего прямо над нашими головами сыпятся на людей позади меня. 
В полутьме я весь обращаюсь в слух. Беспокойство нарастает, электризует воздух. «Алиса, где же ты... только не возвращайся сюда.. только не возвращайся.»

Я слышу человеческое дыхание;сопение, полное испуга. Мужчина рядом со мной встает, одергивает свой твидовый пиджак и, на сколько я мог расслышать, говорит «Безобразие. Просто возмутительно.» Указательный палец чертит полукруг над верхней губой.
В глубине души я рад, что он поднялся. Провокация поможет нам выяснить, что здесь творится.
Лицо человека в светлой куртке открыто, он смотрит на нас, и даже в полутьме я могу разглядеть черты его лица: выступающие скулы, нос с горбинкой, густые брови с ложбинкой над переносицей. Я кожей чувствую исходящую от него опасность. Он поднимает руку, прицеливается. Громкий хлопок.
Чтобы тело поглотило звук, нужно стрелять в упор.
Музыка еще звучит.
Мужчина полулежит в проходе. Голова повернута на бок. Вдох-выдох, еще раз. Кашляет, выплевывая изо рта сгустки крови. Люди испуганно вскрикивают, зажимая руками рты под звуки набирающего обороты вальса. Я сижу слишком близко, чтобы поверить в то, что все по-настоящему. Я с силой сжимаю в кулак свою потную ладонь. Мое сердце стучит в два раза быстрее.
«Спускайтесь в зал, живо!» Светлая Куртка сдергивает за рукав одного из выступающих. Я не могу оторвать взгляд от своего соседа. Ио всех сил я пытаюсь разглядеть в его раскуроченной груди мешок с искусственной кровью.
Осторожно оглядываюсь назад: люди с оружием заполоняют зал, расползаются по углам, как пауки. Отличное представление?
Вальс, выплескиваясь из динамиков, набирает последние обороты. Из дальнего конца зала - выстрел. Колонки искрят, звук вырывается финальным аккордом и затухает.
Мешковатая Куртка выдерживает паузу, говорит.
- мы хотим мира, мы не хотим войны. Но ваша кровь прольется за наших матерей, братьев, детей. За тех, кого погубил ваш народ.
Он говорит что-то еще, сбивчиво, эмоционально, путая языки и диалекты.
Я осторожно поворачиваю голову, смотрю в проем между рядов. Труп.
Мы вросли в кресла. Я пытаюсь нащупать мобильник. Из кармана я осторожно набираю sms для Алисы(звонить слишком рискованно): не возвращайся в зал. Постарайся выбраться. Здесь люди с оружием, происходит странное.

В первые минуты я отчаянно продумываю планы на спасение.
Я слышу дыхание сзади, такое громкое, что я не могу сосредоточиться. Мне хочется закричать: тише!
Я нервно отираю о брюки холодные и липкие от пота руки.

Я стараюсь не шевелиться. В каждом углу зала стоит человек с автоматом. 
Света по-прежнему нет. Я весь - слух. Хрипы от сдавленных рыданий – люди стараются не издавать звуков, не привлекать внимание. Кто-то молится. Еле слышно. Будто бы не всерьез – многие еще не верят в происходящее.
Мужчина все еще стоит на сцене.
«Руки за голову, мобильные телефоны и личные вещи – на пол, быстро!»
Мы послушно выворачиваем карманы. Я думаю: кому бы я позвонил, если бы мог? Если бы не боялся оказаться в том проеме между рядов рядом с пожилым смельчаком?   Первый раз за последние 15 лет я с тоской вспомнил мать. Сейчас я был даже раз тому, что болезнь едва ли позволит ей узнать правду о том, как нелепо ее сына застигла смерть. Хотя возможно, когда медицинская сестра придет к ней читать и случайно забудет свежую газету, она заплачет. Не обо мне, а об общечеловеческом горе. Обо всех ужасных, кровавых событиях, которые объединяют людей сильнее, чем религия сильнее, чем любовь. Ее материнское сердце почувствует боль.
«Нет худа без добра» - самая неподходящая к случаю фраза, которую я только смог припомнить. В этих словах, под налетом циничного оптимизма все еще теплилась надежда.
После того, как все вещи были собраны в мешки, нам велели разделиться. Женщин отправляли в левое крыло, мужчин – в правое. Молодой мужчина сзади, голос ломается, он шепчет своей подруге какие-то сумбурные слова поддержки, она лихорадочно мотает головой – кивает. Волосы у лица слиплись от слез. Я следил за ними, как следят за закатом на морском берегу: ты знаешь, что солнце сейчас свалится за горизонт, но в этот момент оно еще дарит тебе последние лучи света и тепла.
- Вперед иди – резкий удар сзади. Я валюсь набок, в глазах двоится, от боли текут слезы. Затылок саднит, но я не решаюсь протянуть руку.
- Как скажете – я сам себе противен – безвольное животное. – Иду.
Человек в куртке снова заговорил. Язык мне неизвестен и это волнует. Тот человек, кто ударил меня идет сзади (я последний в колонне) Он переводит нам.
- Садитесь в ряд через кресло друг от друга.
Мы послушно рассаживаемся.
Я оглядываюсь вокруг. На соседнем кресле - худой мужчина. Ему около 40 лет, небольшая бородка придает элегантности его худощавому бледному лицу.
Я слегка перегнулся через поручень, двигаясь так осторожно, как только мог себе позволить.
- Прошу прощения, вы не знаете, о чем он говорит? – я шипел, воспользовавшись суматохой в другом конце зала. Я легонько кивнул в сторону сцены.
- о том, что потребует выкуп за наши души, а еще он хочет публичных извинений от правительства. Бедолага. – незнакомец произнес каждое слово сухо, быстро. Будто бы он ждал, знал, что сегодня выйдет такая чертовщина.
- что это за язык? – я говорил медленно, шепотом. Вероятно, по этому Худощавое Лицо больше не ответил мне.
Я решил не повторять вопрос, не решаясь нарушить хрупкую тишину, и углубился в свои мысли.
Очнулся я от резкого удара под ребра. От света заболели глаза.
- может, следующим быть хочешь, а? Не спать!
Надо мной стоял молодой парень, на вид ему было чуть больше 20.
Усталость заслонила нарастающий гнев.
- слушай, я задремал, больше не повторится, договорились? – я наигранно улыбнулся. Затылок и так больно саднило, тупая боль разливалась по телу.
Следующий удар пришелся в скулу.
- закрой. свой. рот.
Дуло автомата уперлость в кадык.

"Оставь его! Ну."
Мужчина - один из них - двинулся в нашу сторону.
Паренек хмыкнул, плюнул мне под ноги и отошел.
Моего соседа нигде не было видно.

Чтобы отвлечься от печальных мыслей и головной боли я стал оглядываться. Через несколько кресел от меня - женщина. Ей около 30, светлые волосы ниже плеч – вот все, что сейчас я могу вспомнить. Она больше других нервничает и мне видно, как трясутся ее руки. Она медленно опускает руку в карман и на ее ладони загорается белый огонек - мобильный телефон. Экран маячит в темноте, и она изо всех сил старается прикрыть его. Я помню ее волосы - кровь спеклась на светлых прядях, они повисли слипшимися клоками, закрывая лицо. Мгновение и мигающий голубоватый экран падает вниз. Несколько секунд свет мерцает, затем гаснет.

Удивительно, как точно я помню детали, но как сложно мне восстановить хронологию событий. Вспомнить, сколько времени прошло.

Прошла вечность. Вскоре я перестал волноваться из-за выстрелов, я просто молился, чтобы Алиса получила мое сообщение, чтобы ее не нашли, чтобы она не сорвалась, не вздумала бежать или кричать. Я молился, чтобы она выбралась.
Я устало смотрю на часы. Опустошающая беспомощность, усталая злоба не дает мне сосредоточиться. Хотя, честно сказать, я не хочу знать, сколько прошло времени. Так легче держаться. Вскоре я заметил, что некоторые люди встают. Сначала с опаской, потом смелее. Кто-то из зала просит разрешения встать. Человек на сцене говорит, что его зовут Ардах. Он разрешает вставать с кресел группами, по 4-5 человек и прохаживаться вдоль рядов, чтобы немного размяться. Я сидел достаточно далеко от наблюдателей и не решался громко обращаться к ним. Как только один из них приблизился к нам, я решился: можно мне немного размяться? Может быть, Алиса где-то в зале. Я хочу удостовериться, что с ней в самом деле все в порядке.
"Поднимайся."
Рядом со мной, дыша в спину, как арестанту, идет тот Молодой Двадцатилетний, что-то невнятно бормоча сквозь черную тканевую маску. Он достаточно уверенно держит оружие.

Я поворачиваю голову и смотрю на ряды девушек (подрагивающие плечи, мокрые от слез белоснежные лица - одно за одним, одно за одним), пытаясь разглядеть синее платье. 
Вот оно! Третий ряд, в середине… Я оживляюсь слишком сильно, Молодой Двадцатилетний замечает это:
- Надеешься найти свою женщину? Ха-ха. Как она выглядит? Я возьму ее первой.
Безумная ярость закипает внутри меня.
- Заткнись. – я готов разорвать его на куски гнилого мяса.
- Из-за выродков твоего племени мой брат лежит в земле. Я бы убил вас всех, выжег ваши дома, но я всего лишь часть системы. Только по этому ты прогуливаешься здесь.
 - Воистину! Лицо терроризма – сумасшествие. Во что ты веришь? Аллах давно мертв.

Хлопок

Беспорядочные удары ногами.
Я не сопротивляюсь, закрываю голову руками.
Дальше была темнота.

Вокруг суматоха, что-то кричат… что-то липкое на висках, в носу кровавые корки - тяжело дышать.
Я не знаю, сколько прошло времени, но, с трудом разлепив веки, я увидел сквозь белесый туман темные силуэты. Мужской голос диктовал: «Выходите! Сюда! Скорее!» Я поднимаю голову, вижу, что я недалеко от сцены. Человек с повязкой полицейского машет рукой. Небольшая группа людей идет к нему, на полусогнутых, озираясь по сторонам. Я лежу на боку, резкая боль не дает мне пошевелиться. Я шевелю губами, в попытке позвать на помощь, показать людям, что я еще жив. Сознание затуманено.
Я пробую еще раз. Вдох – выдох.
Я здесь!
Темнота.
Вдох.
и вот я иду. Со мной двое мужчин, они почти несут меня.
Лестница завалена людьми, и мы перешагиваем через тела. Застывает ли в глазах человека последний момент перед смертью? В тех мертвых лицах ничего не было, кроме недоумения. Смерть никогда не ждешь, даже если она заранее высылает почтовую телеграмму.
Выдох.
Еще одно мгновение.
Кажется, я вижу синее платье  впереди, у выхода. Али-са.
Я изо всех сил стараюсь произнести ее имя. Самое главное слово. Мы выбрались. Все будет хорошо.»

Артур беззвучно отщелкивает языком по небу единственное никому неподвластное слово.

Ни-ког-да

«Алису опознали по документам, все это время она оставалась внутри.»

Ни-ког-да

Слово на языке отдает железом. Оно теплое, сладковатое. Липкое.

«С тех пор прошел год, 11 месяцев и 14 дней. 17136 часов. 1028160 минут. 61689600 секунд. И время никого не ждет. А существует ли время?»

Артур Гоммель приподнялся на локтях, сел на кровати и спустил ноги вниз. Ступни ощутили холодную влагу с комочками пищи. Черт!
Мокрыми ступнями он прошагал в прихожую. С тех пор в его доме все осталось нетронутым. Постояв с минуту в прострации Артур развернулся и вошел в кухню.
Но то, что он увидел заставило его проснуться.

Марта, его младшая сестра, полулежала на полу в распахнутом сером кардигане, растрепанные черные волосы залакированными завитками лежали на плечах, рот перекосило.
- Марта? – Артур Гоммель сделал несколько шагов. Ближе. Он присел на корточки и осторожно взял ее запястье. Несколько мгновений этот рослый и крепкий мужчина сидел, осторожно надавливая своими толстыми пальцами на нежную кожу руки своей младшей сестры.