Шаг вперед

— В Харьковское пожарно-техническое училище, где я перешел на выпускной курс, команда о том, что нужны люди для ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, поступила в первые майские дни 1986 года,— вспоминает Гагиев. Речь шла о двух сотнях курсантов. Для отъезжающих уже проводился инструктаж, читались лекции об опасности ядерного излучения, поражающих факторах, мерах необходимой защиты. Однако спустя некоторое время из Киева пришла команда: «Отставить!» Скорее всего, харьковских курсантов тогда просто пожалели.

                Второй «призыв»

Он был объявлен осенью того же года. На этот раз требовалось всего десять курсантов. Назначать кого-то в приказном порядке командование не хотело (уже было известно о первых погибших и пострадавших от излучения), поэтому решили брать курсантов-добровольцев. 29 сентября на построении было объявлено, что операция предстоит боевая, все будет впервые: при высочайшей радиации в считаные минуты необходимо подняться на большую высоту, очистить площадки главной вентиляционной трубы, возвышающейся над третьим и четвертым энергоблоками ЧАЭС, от выброшенных взрывом осколков графита и радиоактивной пыли и спуститься вниз. Шаг вперед сделали абсолютно все! Я, как и мои товарищи, был физически хорошо подготовлен, молод, силен. Родителям о своем решении отправиться в Чернобыль я не сообщал.

Наша группа добровольцев из десяти человек во главе с лейтенантом внутренней службы Валерием Косоговым была отправлена из Харькова в Киев на поезде, затем вертолетом доставлена в Припять. Здесь взамен парадной курсантской формы, в которой мы отправились в командировку, нам выдали новую повседневную, а также новое нательное белье.

В тот же день из Припяти нас отправили на Чернобыльскую атомную электростанцию, где мы разместились на ночлег в бункере под одним из энергоблоков, не пострадавших после взрыва 26 апреля. Здесь мы познакомились с такой же группой добровольцев из десяти человек из Львовского пожарно-технического училища во главе с майором внутренней службы Михаилом Судницыным.

              Перед началом работ

        Предстояло определить реальный уровень радиации на каждой из площадок вентиляционной трубы. Сложность операции заключалась в том, что на месте работ радиационный фон доходил до 200 рентген в час — его создавали обломки графита, которые нам предстояло сбросить в бездну реактора.

Добровольцем стал курсант Харьковского училища Виктор Сорокин, имевший опыт срочной службы в ВМФ и умевший пользоваться дозиметром. Ждали его возвращения с нетерпением. И одновременно собственными руками готовили для себя защиту. Нам выдали мягкие листы свинца. Используя их, мы сшили защитные «доспехи», вплоть до рукавиц и трусов. Лиха беда начало!

Наконец вернулся Витя Сорокин. Тяжело дыша, сказал, что башня огромная, 78 метров, а общая высота от основания ЧАЭС — 150 метров. Это 40-этажный дом!

— Все, кто работал по ее очистке до нас, получили большие дозы облучения и отправлены на лечение,— зло бросил он. И добавил, что пока добрался до верхней площадки, дозиметр у него зашкалил.

Утром 1 октября 1986 года, после завтрака, мы начали переодеваться в защитную одежду, которая состояла из освинцованного прорезиненного фартука, освинцованных рукавиц, сапог, защитных очков и «лепестка». В этом многокилограммовом снаряжении нужно было подняться наверх по вертикальным лестницам! Уровень радиоактивного заражения на каждой площадке был различным: сверху — до 40, а внизу — до 200 рентген в час. Поэтому и время для проведения работ на нижних площадках было сокращено. По сирене в 11 утра наверх пошла первая пара харьковчан — нам достались верхние уровни. После нас полезли львовские курсанты.

Пробегая по крыше машинного зала, мы видели брошенные пожарные рукава тех подразделений, которые первыми вступили в бой с огнем на реакторе. Для выполнения задачи нам отводилось столько времени, сколько позволяла радиация. Чтобы добраться до верхних площадок и спуститься вниз, нам отводилось 25 минут, затем смена. Мы взбирались на площадки, с каждой из них по рации докладывали в штаб обо всем увиденном, что привлекало наше внимание.

                С высоты

       В направлении Белоруссии хорошо просматривался рыжий лес, а реактор четвертого энергоблока, в жерло которого мы непосредственно сбрасывали радиоактивный мусор, светился всеми цветами радуги. Лопатами сбрасывали вниз обнаруженные куски графита. Работа была настолько тяжелая, что не выдерживал инструмент. Были куски радиоактивного материала по 30 кг и больше. Ломались лопаты, и курсантам приходилось поднимать графит голыми руками. Часть пола площадок и ограждений была повреждена, ребята постоянно рисковали сорваться вниз, в жерло взорвавшегося техномонстра. Наконец раздавалась сирена, извещавшая об окончании работ, и очередная смена спускалась вниз. Подниматься было очень сложно: сильный ветер, тяжелое снаряжение… Но спускаться оказалось еще сложнее. Помню, как тяжело давались последние метры, как из последних сил цеплялся за скобы и наконец нащупал под ногами землю.

Площадки вентиляционной трубы энергоблока были очищены. Как сигнал о возможности начала работ по перекрытию саркофагом разрушенного четвертого энергоблока над главной вентиляционной трубой был поднят флаг.

Было объявлено, что мы, двадцать добровольцев, принимавших участие в расчистке площадок от радиоактивного мусора, будем представлены к ордену Красной Звезды. Каждый курсант из нашей группы выполнил поставленную задачу, многие, как станет ясно позднее, ценой своей жизни. Во время выполнения работ все мы получили значительную дозу радиоактивного облучения — от 16 до 22 рентген.

Дальше был путь в Киев, в госпиталь МВД. В нем я провел месяц. Потом больница в Харькове. В общей сложности на больничных койках провел семь неимоверно долгих месяцев.

Катастрофа на Чернобыльской АЭС и сегодня не отпускает меня. Я хотел бы забыть об этом, но не могу. Мои боевые друзья, которых каждый год приходится хоронить, не дают стереть пережитое из памяти.