Ирис плюс Ирина

Викентий Петрович Быстров заехал после работы в Департаменте искусства и народных промыслов на Центральный ипподром.
Его жена Ирина Аркадьевна просила встретиться с ней после 18 часов, чтобы вместе уехать домой в Подмосковные Химки, где у них просторная трехкомнатная квартира с видом на лесопарк, с которого ночью веет прохладой и свежим воздухом.

Однако, у центрального входа Иришки, как звал свою сорокатрехлетнюю жену Викентий Петрович, не было.
Респектабельный, несколько грузный мужчина оставил авто на платной стоянке и прошел через служебный вход на ипподром: здесь его знали как мужа Ирины Аркадьевны Быстровой – одной из лучших наездниц последнего сезона.

А надо сказать, что сезон выдался на редкость драматично: две лошади повредили себе ноги, один жокей попал под нож хирурга в Боткинской больнице - короче, поводов для волнения среди сотрудников ипподрома было предостаточно.

Огромное поле стадиона было практически пустынно, лишь две лошади и один жеребец стояли в окружении каких-то людей, бурно жестикулирующих руками. Можно было подумать, что московские цыгане не то покупают, не то продают коней.

Слева от входа тянулась полоса чахлой зеленая, но невдалеке виднелся оазис лесопосадок, где видно было какое-то шевеление.
Викентий Петрович, не видя своей жены, двинулся пешком в направлении лесистого островка на краю ипподрома. Однако он пошел не с открытой стороны посадки кустов, а с тыльной: здесь было попрохладней и не так бил в глаза свет заходящего солнца.

Чутье не обмануло мужчину. Через какое-то время он услышал просительный голос жены.
Иришка пыталась говорить с жеребцом арабской породы. Викентий Петрович встал, как вкопанный.
Он знал свою жену как волевую, несколько упрямую, если не сказать своевольную женщину.

Кто только не уговаривал ее бросить работу на ипподроме, но она стояла «насмерть».
Проблема заключалась еще в том, что она как жокей порой «прикипала к тому или иному красавцу, готовая жертвовать личным временем, лишь бы ее питомцу доводилось хорошо, а она уже была ему благодарна, что лошадь принимает ее внимание, ласку, а то и жертвенность.

Викентий Петрович, стоя в чаще зелени тщательно вглядывался в происходящее.
Из рассказов своей Иришки он знал, что пару месяцев назад на ипподром прибыло пополнение: несколько лошадей с российских конезаводов. И ей достался молодой арабский жеребец по кличке Ирис.

Жеребец перед жокеем выглядел нервным, поминутно вздрагивал, прядал ушами, оскаливал зубы. На нем была сбруя из красного цвета кожаных ремешком, стальных колец, карабинчиков, удил и декоративных ромбиков.
Но и женщина выглядела взволнованной.

С той позиции, которую занимал Викентий Петрович возникла ошеломительной красоты картина.
Силуэт коня не выглядел сплошным и тяжелогрудым: белые яблоки на сером фоне создавали ощущение легкости, если не прозрачности, настолько, что зрительно сероватое небо с редкими перистыми облаками белого цвета, создавали ощущение не живого, а декоративного коня где-нибудь в музее современного искусства.
Профиль женщины в легкой курточке типа ветровки защитного зеленого цвета растворялся, сливался с зеленью кустов. Зрительный эффект неразличимости куртки и кустов усиливался крупной сеткой из коричневых линий на ткани наподобие керамического цека на ценных сосудах, хранящихся в музеях.

Создавалось ощущение, что даже искусный мастер французского или русского импрессионизма не смог бы даже при значительном усилии воспроизвести столь совершенное слияние неживой и живой природы под сенью небесной благодати.

Тем временем набежали темные облака и стал накрапывать дождик. Ирина встрепенулась, сняла с себя ветровку и накинула наподобие пончо на круп жеребца.
Только тут она заметила в кустах своего мужа.
– Представляешь, с жаром заговорила она, - завтра скачки, Ирису предстоит выступать не со мной, а с Вальдемаром, тщеславие которого не знает границ.
Чует мое сердце, что-то неладное. Дирекция утверждает, что наши дела плохи, и нужны экстраординарные действия, чтобы…

– Послушай, женушка, дела сегодня у многих не в лучшем виде, разве, что у арабских шейхов.
– Какие шейхи, какие дела? Ты лучше скажи мне, как добиться, чтобы мы с Ирисом выступали вместе на престижных скачках. Ведь мне не удастся сохранять свою форму бесконечно - но хотя бы пару лет, пока Ирис не превратится в отличного коня.

– Милочка, отведи коня в стойло, пока я тебя подожду в машине, поедем домой, в Химки, ты успокоишься, отдохнешь: утро вечера мудренее, - заключил Викентий Петрович.

Увы, утро не принесло мудрости. По крайней мере, когда она  приехала на ипподром, там уже полным ходом шла подготовка к утренним субботним скачкам.
Такого никогда еще не было, но в этот день ее не подпустили к Ирису, у стойла которого вертелось несколько служивых людей, в частности, местный ветеринар Захарий Клепов.

Когда уже начались скачки, Ирина, сидя на трибуне и увидев Захария, подозвала его сесть рядом.
– Что происходит, почему в атмосфере ипподрома такая нервозность? Я вчера больше получаса «общалась» со своим Ирисом, но жеребец как будто не в себе, уж не накачивают ли его анаболиками, готовя к каким-то рекордным показателям на скачках.

– Нет, Ирина, анаболиками жеребца не накачивают, это сегодня рискованно, откроется - все руководство ипподрома сменят.
Что верно, то верно: на кону большие деньги.
Жеребца Ириса намерены купить так называемые арабские шейхи. Их никто не видел, они действуют через посредников, но я слышал, что в придачу к призовому коню предполагается продать одну или несколько спортивных лошадей из наших конюшен.

Захарий долго и нудно начал повествовать, сколь плачевно его материальное положение, как часто ему не доплачиваю и…
Но Ирина ничего этого не слышала и не воспринимала.

С глазами, полными слез, она следила, как жокей Вольдемар, сидя в седле, истязает Ириса, с явным намерением получить приз в этих скачках.
Больше у Ирины не было сил смотреть на это безнравственное сатанинское действо.

Не дожидаясь конца скачет, она взяла такси и через час уже была дома.
Викентий попытался «для приличия» выяснить причину ее упаднического настроения.
Но он давно уже усвоил для себя, что понять чувства, которые испытывают конь и жокей, а тем более жеребец Ирис и его жена Ирина у него нет шансов.
Видимо, это та самая тайна за семью печатями.

Вечером Ирина слегла в постель. Ни в понедельник, ни во вторник она не пошла «на работу».
А в среду ей позвонил ветеринар Захарий и сообщил то самое известие, которого Ирина опасалась: ее с жеребцом разлучили и похоже навсегда.

Великолепного арабского молодого скакуна, в которого она успела уверовать и вложить, что называется, кусочек своей широкой души, в приливе удовлетворения от общения с этими красавцем, жившим в пределах ипподрома огромного мегаполиса, - продали в «тридевятое государство».

После того, как Ирина выздоровела, она пошла в отдел кадров ипподрома и написала заявление об увольнении.

А еще через месяц, когда Ирина Аркадьевна посчитала, что нервы ее успокоились, пошла работать в детскую изостудию, учить детей рисовать благородных коней и рабочих лошадок.