Моё военное детство

 Моя старшая сестра Люся родилась в страшном 1937, когда ужас наводил любой звонок в дверь, а подъехавшая к подъезду машина вызывала оторопь ареста. Наш отец был сыном репрессированного священника. Сам он избежал участи семьи тем, что во время гонения на церковь служил в Красной Армии, был даже солистом Дальневосточного Красноармейского ансамбля и имел много наград, что подтверждало слово "отца народов", что сын за отца не отвечает. Но страх оставался. Отца не тронули, но сестра родилась с отклонениями в здоровье.   У сестры был врождённый порок сердца и необычайно острый и цепкий ум. К 3м годам она прекрасно владела не только русским языком, но и польским, на котором изъяснялась приехавшая к нам после ссылки отцова мать пани Зося, которую все начали называть почему-то Зиной, не смотря на её протесты. Пани Зося не любила свою невестку, презрительно отзывалась обо всей окружающей жизни и категорически была против второго ребёнка. Но, не смотря на все предпринимаемые попытки выкидыша ( Аборты были запрещены.), ребёнок всё же родился крепким, страшненьким, с огромными глазами и длинными  волосами. И это была я !   " Боже правый! В кого же этот уродец?" - говорили все. Но ребёнок был спокойным, улыбчивым, так что все привыкли и полюбили! Назвали меня Алисой в честь героини Кэролла, которую обожали папа с Люсей. Но в семье звали Аликом, так как не похожа я была на красавицу Алису!   Осенью отца забрали на военные сборы, а оттуда - в Прибалтику. Он присылал своим доченькам красивые наряды, необычные европейские куклы и письма в рисунках, на которых были остроконечные шпили, замки и совсем другая жизнь. Люся прятала письма в жестяную коробочку из-под леденцов, чтобы не добралась младшенькая, которая становилась озорной и быстрой. 3х-месячные сборы шли на протяжку, и отец выбрался к нам только к маю, да и то на побывку. Ему присвоили офицерское звание и оставили служить при штабе части, находящейся в Каунасе. Мама собиралась выехать к нему в июле, как только младшей исполнится годик. Больше отца мы не видели!     С начала войны от отца стали приходить треугольнички со штемпелем полевой почты. Он уже не рисовал красивые картинки, а писал коротко и серьёзно, так как отступление было хаотичным и лихорадочным. Но тон был спокойный и оптимистичный, хотя было и осознание, что ему, сыну репрессированного и расстрелянного отца, нельзя попадать в плен или пропадать без вести.  Как в воду глядел! С затяжными осенними дождями перестали приходить письма, а в 42м пришло извещение, что он пропал без вести. Значит не убит, успокаивала себя мать, а свекровь горько вздыхала: "лучше ли?" Для семьи начались тяжкие испытания. Нас сняли с довольствия, полагавшегося семьям офицеров, а пенсию на детей платили только за павших отцов. Начались голодные годы лихолетья...                Маму мы практически не видели. Она работала операционной сестрой в госпитале на 1,5 ставки, то-есть с утра до позднего вечера. Пани Зося после известия о сыне слегла и вскоре умерла. На счастье, нашли нас эвакуированные из Ленинграда мамины сокурсники и дальняя родственница, которая после бомбёжки осталась без дома, без семьи, но с козой Манькой. Манька жила у нас на кухне, дружила с нашим котом Маркизом и кормила вкусным молоком. С выгулом козы было сложновато, но как-то выкручивались! Так и пережили одним большим "колхозом" трудные военные годы! В 44м Люся поступила в школу. У неё к тому времени парализовало ноги, так что мама сначала носила её в школу на руках, а потом учительница стала ходить к нам домой. Вместе с сестрой и я втягивалась в занятия, и к 5 годам уже бойко читала детские, а иногда и непонятные взрослые книжки.
   Мама наша все трудности переносила стойко, не разрешала и нам расслабляться и ныть. По истечении 3х лет и при отсутствии сведений о пленении, отца признали погибшим, и нам стали платить пенсию. Материально жить стало легче, но появилось тихое отчаяние потери, которое затмевало маленькие радости, которые всё-таки присутствовали и в нашем детстве. Свои первые стихи я написала в 45м. "Мне купят платье без заплаток, и к нам с войны вернётся папа."                Ставить заплатки и штопать носки долго ещё приходилось, а папа так и не вернулся! Позднее узнали мы, что пропал он в болотах Новгородчины, где и по сию пору находят останки не захороненных солдат. Ушли из жизни мама и Люся. Может быть, их души и встретили папу. А я цветы отцу ношу к вечному огню любого города и дома зажигаю свечу памяти в дни начала и окончания страшной той войны!