Запах ноября

Мэри открыла глаза. Я тихонько наблюдаю за ней. Сквозь легкую пыльную дымку сочится солнечный свет. От этого желтоватого свечения захламленная комната приобретает своеобразный потертый шик. Девушка потягивается в просторной кровати, вдыхает носом запах прошедших лет и смотрит в окно. Высокое окно, с замысловатыми рисунками – витражами. Не часто такое встретишь в обычной квартире. Тягучее тепло под поясницей заставляет ее нехотя откинуть одеяло и привстать. Она наощупь пытается найти под кроватью тапки. Только один. Черт!
Босые ноги ступают на деревянный пол; половица недовольно скрипит. По ее ногам расползаются багровые дорожки, они уже успели засохнуть и образовать тонкие кровавые корочки. Странно, но Мэри не сразу обращает внимание на яркое зияющее пятно на несвежей простыне.  Она стягивает простынь, осторожно комкает ее и заталкивает в школьную сумку. Ей уже 17, но каждый раз менструация для нее оказывается неожиданностью. По полу разбросаны старые книги
Мэри спустилась по лестнице, завернула за угол и вошла из кухню. В нос ударил кислый запах влажных объедков, башня грязной посуды высилась в мойке.
Жирные мухи вяло жужжали и бились в агонии, потрясая маленькими лапками, прилипшими к джему. В кухне не было штор, но свет не могу пробиться сквозь серые от влажной пыли окна. Впрочем, мусор не вызывал в девушке раздражения. Он всего лишь молчаливый свидетель человеческого бытия.
Стоя на пороге этого затхлого помещения и вдыхая спертый воздух на Мэри нахлынули воспоминания… Картинки счастливого детства, всплески ярких красок, большая и любящая семья… Мэри хотелось раствориться в этих воспоминаниях, влиться в прошлое с потоком солнечного света, но реальность затянула на ее шее тугой узел. В животе забурлило от голода. Почувствовав отвращение и бессилие, Мэри сделала несколько шагов и открыла входную дверь; изменить жизнь своей семьи к лучшему ей оказалось не под силу.
Сухой ноябрь дышал полной грудью, своим свежим дыханием заставляя листья сыпаться разноцветным дождем. После затхлой сырости дома девушка почувствовала облегчение, но живот все еще потягивало. Она брела по улице, покрытой золотым ковром осени и, подцепляя носком туфель шуршащий лиственный ковер, думала о том, как было бы хорошо научиться ни о чем не думать.