Отцовское воспитание

                - 1 -

Отец никогда не занимался целенаправленно Венькиным воспитанием.
Если бы Сергея Дмитриевича в то время спросили, как он воспитывает своего юного сына, то он, подумав, вероятно ответил бы:
- В школе его воспитывают, а мне некогда этим делом заниматься… Мне работать надо.
- Ох, совсем неправ был бы он, – уже, по прошествии многих лет, так думает Вениамин Сергеевич.
Конечно, ни о каких передовых методах воспитания подрастающего поколения, Венькин отец тогда и слыхом не слыхивал. Не читал он и работ великого советского педагога Макаренко в силу своей собственной малой грамотности, а также в силу насущной необходимости заниматься постоянно другими делами.  Худо ли бедно, зарабатывая этими делами на хлеб свой насущный.
Для каждого человека в жизни наступает такое время, когда он наиболее полно начинает впитывать в себя окружающий мир. Для Веньки это время совпало с возрастом от восьми до двенадцати лет. В это время страна уже почти совсем освободилась от ступора, который возник в обществе сразу после смерти Сталина. В целом же, для многих жителей Венькиной страны, носившей гордое имя СССР, это были трудные, но плодотворные и счастливые послевоенные годы. Хотя всё относительно. Так уж совпало, что как раз во время Венькиного взросления, его отец не имел постоянного места работы.
Это совершенно не означает, что на протяжении всех тех лет Венькин отец мало работал. Нет, своего отца Венька всегда, и особенно в то время, видел много работающим. В те годы отец обычно работал дома.  Не вдаваясь в излишние подробности, почему так у отца сложилось – ведь не существовало в СССР проблем с трудоустройством, особенно для мужчин в то послевоенное время. Следует, тем не менее, вкратце рассказать какими делами занимался в то время Венькин отец. Будучи инвалидом войны третьей группы, он столярничал и плотничал для своих нужд, а также принимая заказы на дому. Его отец в то время строил собственный дом, помогал строить дом своей сестре и племяннику, которые поселились в том же рабочем посёлке. Строил по приглашению знакомых или соседей различные хозяйственные постройки, а в свободное от плотницких дел время столярничал на дому, мастеря табуреты, столы, комоды, шифоньеры и, даже, пружинные диваны.
Это время Венькиного взросления совпало с Хрущёвской оттепелью, когда страна, восстанавливаясь после войны, одновременно быстро изменялась, делая заметный крен в сторону демократического государства. Народ, истосковавшийся по мирной жизни, постепенно отходил от ужасов войны и послевоенной разрухи. К этому времени можно отнести начало строительного бума в Венькином посёлке. Там шло активное межевание оставшихся, в основном на окраинах посёлка, пустошей, которые постепенно обрастали различными постройками. Строилась и Венькина семья, причём строилась капитально. Отцу очень хотелось, чтобы всё, им построенное, было надёжно и служило долго.
- Веня, - говорил отец своему сыну-подростку, - возьми плотницкий топор, и слеги от коры обтёсывай. Надо огородить наше строительство. А то, как бы материал наш с участка не растащили.
Под материалом отец имел в виду наваленные на строительной площадке брёвна, те же слеги – тонкие стволы сосновых и осиновых деревьев, горбыль и различные доски с местного деревообрабатывающего завода. Материал, быстро меняющий свои свойства под действием влаги, надо было хранить под навесом. Многое чего нужно было заранее заготовить, чтобы начать строительство дома, пусть даже бревенчатого. Вот, помнится, повезло отцу достать несколько тюков с паклей. А где её хранить? Не под открытым же небом.
Посему, строительство Венькиного дома началось с возведения вспомогательных строений в виде сараев и навесов, расположенных рядом с площадкой под будущий дом. Отец, наверное, с дальним прицелом выбирал для своей семьи место обитания. Попробуй построить добротный дом в степи… А тут… Всё, что из дерева, рядом. Те же сосновые и осиновые слеги можно было натаскать из ближайшего леса, чем частенько пользовались многие местные жители. Конечно, по большому счёту это расхищение социалистической собственности. Но, слава Богу, навсегда канули в лету безумные тридцатые годы. В общем, жить в лесу и совсем не пользоваться этим лесом – это как?
Сам лес делился лесниками на квадраты. Какие-то квадраты леса планово вырубались, а на место вырубленного высаживали новый лес – «посадки». В этом районе старались разводить сосну, а берёзой засаживали, как правило, лишь некоторые опушки леса. В новых «посадках» уже через несколько лет вырастали ёлочки, вполне пригодные для новогодних праздников. А ещё через несколько лет эти, когда-то маленькие, пушистые и симпатичные ёлочки, превращались в стройные ряды высоких молодых сосновых деревьев. Они так порой тесно жались в рядах друг к другу, что человеку невозможно было пробраться между их сцепленными ветвями. И Веньке порой казалось, что каждая сосёнка крепко вцепилась в своих соседок, чтобы, ненароком, не отстать в росте, а из-за этого не оказаться в тени своих сестричек и не погибнуть. И ведь погибали. И в большом количестве. Некоторые сосенки не выдерживали этой каждодневной гонки в росте. Их забивали соседки. И потом они высыхали, превращаясь из некогда зелёных деревьев в сухие палки с хрупкими сучками. Другие молодые сосенки падали под ударами топоров лесников-прореживателей и, частенько, так и оставались лежать неубранными подле того места, где когда-то росли. Такие, срубленные лесниками деревья, как раз частенько использовал местный народ на слеги и столбики для своих заборов и сараев.

                - 2 -

В свои семь-восемь лет Венька уже мог легко управляться с небольшим топором, и родители поручали ему заготавливать в лесу пахучие липовые веники – существенное подспорье для прокорма козы в зимнее время. Вообще же, трудно сказать, чему он раньше научился – читать и писать, или колоть дрова, заколачивать молотком гвозди, выкапывать в земле глубокие и узкие квадратные ямки под дубовые столбики. Впрочем, Венька осознавал, что до отца ему далеко. Тот, иногда вспоминая о своём детстве, говорил, что ему приходилось с шести лет водить в борозде лошадь, запряжённую в плуг. И что тут говорить?  Этому можно было лишь удивляться: родился, и тут же в работе сгодился.
Впрочем, не со всеми на вид простыми шанцевыми и плотницкими инструментами можно без сноровки легко управиться. Кажется, больше других инструментов требует этой сноровки двуручная пила. Не ножовка, не лучковая, а именно двуручная пила. Чтобы пилить такой пилой хорошо, то есть легко и ровно, каждый из пильщиков должен в первую очередь чувствовать своего напарника. В общем, всё как в танце. Но, если красота танца определяется лишь движениями партнёров в такт музыки, то на качество процесса пилки двуручной пилой большое значение оказывает качество настройки самой пилы. И эта настройка сродни настройки музыкального инструмента. Не верите? А зря.
Венькин отец считал, что только тогда можно хорошо обработать деталь, когда сам инструмент настроен безукоризненно, и этому он всегда уделял особое внимание.
- Давай стамески подточим, - говорил он сыну, притрагиваясь своим большим пальцем к острому лезвию и слегка надавливая, а потом двигая им поперёк полотна. Потом он кивал Веньке, показывая на большой наждачный круг с загнутой металлической ручкой, прикреплённый на краю верстака. Крутить этот круг было всегда тяжело.
 - Куда уж ещё? И так острые,- недовольно думал Венька, но вслух свои мысли не высказывал.
Он, упираясь, что было сил руками и ногами, до изнеможения крутил наждачное колесо за металлическую ручку.
- Давай, давай… Ещё немного, - подбадривал его отец.
Когда же отец, проведя по лезвию большим пальцем в очередной раз, удовлетворённо откладывал наточенный инструмент, Венька облегчённо вздыхал, начиная таким образом осознавать «прелести» тяжёлого физического труда.
Чтобы двуручная пила во время работы «пела», как выражался отец, её необходимо было настраивать по-другому. Отец это делал так.
Вначале он вырубал из дубовой или кленовой чурки заготовку толщиной равной ширине зуба пилы, затем делал посредине надпил на глубину равную высоте этого зуба, и инструмент для разводки зубьев пилы был готов. Сама же «разводка» представляла собой разведение соседних зубьев пилы строго на определённый угол, причём этот угол определялся типом пиломатериала. Для твёрдых пород дерева угол между соседними зубьями самый маленький. К таким породам можно отнести дуб, клён и даже берёзу. Пилить сосну или ель лучше пилой со средней «разводкой». А вот для липы или осины нужно делать «разводку» пилы побольше, иначе пила, настроенная, например, на дуб, начинает вязнуть в мягкой древесине. Для дома, где, как правило, одна пила, «разводку» лучше делать среднюю, равную приблизительно двум с половиной миллиметрам.
Процесс заточки пилы гораздо сложнее заточке тех же стамесок. Может быть, это дело не столько сложное, сколько кропотливое. Ведь, надо заточить по отдельности каждый её зуб с двух разных сторон. Для этих целей существуют специальные трёхгранные напильники. Такой напильник надо держать под некоторым углом к полотну пилы и двигаться от зуба к зубу в одном направлении. Причём, заточив зубчик с одной его стороны, надо, пропустив один, приступать к следующему, затачивая его с той же стороны, что и предыдущий. Но даже после подробного описания процесса заточки пилы мало кто, не имея опыта, возьмётся за это дело.
Пилить двуручной пилой на пару с отцом – вот это было для Веньки настоящей гимнастикой. Первый рез бревна отец начинал очень плавно, ровняя свободной рукой полотно пилы. Затем он разгонялся всё быстрее и быстрее. Пила начинала посвистывать и лишь опилки летели непрерывной струёй далеко в разные стороны.
- Давай, давай…Давай проворнее, - подбадривал он Веньку.
- Быстрее води пилой. Не спи… Успевай за мной, - привычно, будто бойцами своей пулемётной роты, как настоящий старшина, командовал он.
- Не нажимай на пилу… Не дави на меня… Ты её просто поддерживай… Она сама пилит.
- Пилит? – Спрашивал он сына, стараясь услышать подтверждение своих слов.
- Да, пилит! - Радостно восклицал Венька, действительно почувствовав, что особых усилий ему и прикладывать-то не надо.
- Вот… - Удовлетворённо отвечал отец.
- На себя, только на себя тяни, - снова слышал Венька его советы. – В мою сторону не нажимай. Я и сам на себя вытяну…
- Вот так… Вот так… - Спустя некоторое время подбадривал он своего сына. – Не нагибай ручку пилы в сторону. Видишь, как ровно и плавно теперь она пилит?
- «Ведь и правда, почти сама пилит… Я, вроде бы, только слегка придерживаю её», - начинал уже вполне серьёзно думать о пиле Венька.
- Не приподнимай пилу нисколько, - опять слышал он голос отца. – На себя… И отпустил… На себя… И отпустил…
Вот оно, настоящее удивление в Венькиных глазах. Ещё совсем недавно он делал всего несколько движений пилой и уже чувствовал усталость. А теперь… Нет прежней усталости. Да… Вот, пила со всего размаху ударяется зубчиками в козлы, и распиленное брёвнышко распадается на две одинаковые чурки, которые катятся Веньке под ноги.

                - 3 -

По отцовской задумке, дом, который он строил, должен был быть большим, с просторной и светлой верандой, со всеми дворовыми постройками, включая летнюю кухню, баню, погреб, а также помещения для собаки и домашней птицы. На такое крупное строительство требовалось, конечно, много средств. Поэтому Венькин отец в свободное от строительства своего дома время подрабатывал, выполняя различные заказы на плотницкие и столярные работы. Можно сказать и так: он строил свой дом, пока был строительный материал и деньги, а остальное время занимался различными заказами, выполняя плотницкие и столярные работы на стороне.
Такое отцовское «раздвоение» приводило к тому, что небольшая квартирка Венькиной семьи, была в то время не только помещением, где готовят пищу, спят, обедают и делают школьные домашние задания, но ещё постоянно являлась столярной мастерской. Она всё время утопала в опилках и столярной стружке, а стены её маленьких комнат, казалось, сами источают терпкий запах столярного клея.
Если отец выполнял заказ на табуретки, то эти, только что собранные отцом табуретки, громоздились в углу комнаты, рядом с выходной дверью. Если же отец выполнял заказ на шифоньер, то сам шифоньер и его детали занимали уже целую комнату. Стружки и опилки приятно пахли смолой, и Веньке казалось, что он вдыхает этот запах с самого своего рождения.
Мать, конечно, порой ворчала: мол, конца этому свинарнику не видно. Наверное, она была права, так как если отец столярничал в одной комнате, то стружки и опилки всё равно растаскивались по всей квартире. Зато топить зимой печку или голландку было в то время для Веньки большим удовольствием. Набьёт он сначала топку столярной стружкой, потом подложит сверху несколько поленьев, поднесёт к стружке спичку – и запылало в топке, и загудел дымоход. А дальше – только подкладывай в топку, какие угодно поленья, даже сырые сгорят.
- Веня, - звал отец на помощь, вертя в руках брусочки, похожие на будущие ножки к табуреткам, - возьми долото и выдолби пазы на этих ножках. Я тебе здесь всё карандашом разметил.
Он заложил свой химический карандаш себе за ухо и, с видом человека, не ожидающего никаких возражений, стал доставать коробку с плитками столярного клея.
- Я ещё уроки не все сделал, - канючил Венька.
Отец достал одну из плиток, похожую по цвету на плитку шоколада, повертел её в руках, прежде чем разбить её молотком и бросить осколки в жестяную банку для варки клея, а потом нравоучительно произнёс:
- Всё надо успевать. Держи вот мерку, чтобы не долбить лишнего.
Венька взял из рук отца палочку-мерку, с одного конца которой была вытесана ступенька высотой в три сантиметра, и пошёл выбирать долото. Собственно, долото – это та же стамеска, только стамеска обычно более плоская, да и металлическое кольцо на конце деревянной ручки долота – вещь обязательная. Это кольцо нужно, чтобы не расщепить ручку во время ударов молотком, либо киянкой по стамеске.
- И кушать нам всем хочется, правда? - не унимался отец. – Поэтому работать много надо.
Венька, насупившись, теперь помалкивает. Он знает, по сравнению с семьями многих своих ровесников, его семья живёт неплохо. Какой – никакой, а достаток, раз у него дома всегда есть, что покушать. А еще Венька знает, что не стоит на отца обижаться, потому что отец многое испытал в своей жизни. Ему не так везло, как самому Веньке.
Вначале, вроде бы, везло, так как он родился в большой зажиточной семье перед самой революцией. Венька уже не раз слышал рассказы своей бабушки, по которым выходило, что его дед был до революции то ли купцом первой гильдии, то ли лесопромышленником, то ли тем и другим одновременно. Он также знает, что в школу его отец закончил ходить после четвёртого класса, когда его семью раскулачили, а Венькиного деда отправили в губернский острог. А ещё Венька слышал, что в начале тридцатых годов вся отцовская семья оказалась в далёкой Карелии, где очень много хвойного леса. Он ещё слышал, что его дед, то ли бывший лесопромышленник, то ли купец первой гильдии, умер в этой самой Карелии за несколько лет перед войной с финнами и, что на войну с этими самыми финнами забрали его отца Сергея. Вот, а дальше чёткой хронологии в Венькиной голове не отложилось. Но из немногословных рассказов отца в голове у Веньки сложилось следующее представление. Вроде бы, с финнами отцу не удалось повоевать, а может быть удалось, но совсем немного. Много же он воевал позже, но уже с немцами. Там, на фронте, он быстро вырос по службе, до старшины пулемётной роты. Вот с этой своей пулемётной ротой отец, даже в трескучие морозы, много рыл окопов и строил блиндажи на подступах к городу Ленинграду. Но блиндаж – это не собственный дом. Блиндаж, по мнению отца, можно и без чертежей, и без инженерного плана построить.

                - 4 -

Строительство своего дома начали с разметки территории согласно полученного в проектной организации плана строительства. Отец, всегда казавшийся Веньке таким быстрым на дела, на этот раз долго вымерял участок огромным «циркулем» в рост человека, который сам же и построил из деревянных реек, вбивал в землю колья, натягивал между ними шпагат, а потом будто прицеливался, проверяя, совпадает ли шпагат с прямой линией. Место, выбранное под строительство дома, совсем не напоминало футбольное поле. В этом месте начиналась гора, поросшая сосновым лесом, а сама земля, выделенная под участок, была, как говорят, непаханой. Верхний небольшой слой серого песчаника сменялся здесь смешанным со щебнем зеленоватым глинозёмом.  Мощные корни деревьев расползались в разные стороны от стволов огромных сосен близко к поверхности земли. Так что любая, выкопанная на этом участке ямка, давалась строителям с большим трудом.
- Веня, - звал отец, - бери топор и ошкуривай брёвна.
- Я их перевернуть не осилю, - жаловался подросток.
- А ты сверху пока ошкуривай, а перевернуть мы эти брёвна потом рычагом сможем, - командовал отец, подробно объясняя сыну что и как надо делать.
Брёвна были семиметровые и очень тяжёлые. Иногда, чтобы их перекатить с одного места на другое, Веньке приходилось звать на помощь своих уличных приятелей. В качестве свай под строящийся дом использовали дубки. Их с одного конца промазывали варом, затем плотно обёртывали толем и, только после этого, закапывали в землю, утрамбовывая её щебёнкой и мелкими камнями. Нижние венцы дома выкладывали из, пропитанных смолой, сосновых брёвен, а следующие венцы, уже начиная с четвёртого, выкладывали из более дешёвых – осиновых. Все пазы, перед укладкой брёвен в венец, отец делал сам, а Венька становился его главным наблюдателем.
Вот он, сидя на очередном бревне, в позе кавалериста размахивает, будто саблей, плотницким топором, делая поочерёдные замахи то с левого, а то с правого своего плеча, и только щепки летят из-под топора в разные стороны.
В отцовских планах, появившихся ещё задолго до начала строительства, новый дом должен был представлять собой пятистенку, то есть дом, составленный из двух бревенчатых срубов. Но построить такой дом в относительно короткие сроки, имея под рукой лишь одного малолетнего помощника и не располагая достаточными материальными средствами и ресурсами, было не реально. Поэтому строились поэтапно.
- Построим сначала одну избу, - планировал отец. – Переедим, начнём здесь жить, тогда и будем на месте достраиваться.
С начала строительства прошло не менее полутора лет, а стройке ни конца, ни края не было видно. Впрочем, кое-что уже можно было рассмотреть и в то время: на огороженной слегами территории стоял бревенчатый сруб размером шесть с половиной на шесть с половиной метра, а рядом со срубом два дощатых сарая с амбарными замками на своих дверях. Венькина бабушка, будучи уже в преклонном возрасте, в разговоре с ним любила нравоучительно повторять:
- Жизнь прожить, внучек – не поле перейти.
Вот и по отношению к строящемуся в то время дому можно было сказать:
- Своими руками дом построить – не поле перейти.
В общем, все было как в той известной всем присказке: «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается».
- Ну, что, Вень, - почёсывая затылок, спрашивал отец своего сына, - сами стропило установим, или помочь собирать? Высоко, да и балки тяжёлые, - задумчиво добавлял он, уже, вроде бы, сам к себе обращаясь.
«Помочь» в лексиконе отца означало мероприятие, типа субботника. В сёлах часто именно «помочь»  собирали во время строительства, когда один хозяин или одна семья не могли физически справиться, например, с подъёмом и установкой тяжёлых балок или брёвен. Как правило, «помочь» собирали в субботний день или в воскресенье из числа родственников и близких знакомых. По окончании запланированных работ, положено было хозяевам расплачиваться обильным угощением, частенько с выпивкой.
- Я друзей своих нам на помощь позову, - успокоил своего отца Венька.
- Ну, тогда, думаю, мы управимся, - с улыбкой отвечал отец.

                - 5 -

Лучшим Венькиным другом на новом месте, то есть там, где строился его новый дом, стал Березин Вова. Надо сразу оговориться, что вообще-то Вову Венька знал давно, так как были они ровесниками, учились в одной школе и в параллельных классах. Вот только в школе у них были другие друзья и товарищи.
В общем, настоящими друзьями они стали тогда, когда Венька большую часть своего времени стал проводить на улице, где строился его дом, а он строился почти по соседству от дома Березиных. Кажется, они окончательно подружились, когда обоим было по десять лет.
Выполнив какое-то очередное задание, полученное от отца, Венька бесцельно бродил в окрестностях строящегося дома, и, так получилось, что ноги сами привели его к дому Березиных. Дом у Березиных был небольшим, но как-то очень уютно обустроенным. Вокруг самого дома располагались дворовые постройки, за ними сад-огород с уже плодоносящими деревьями. Разделяли этот сад-огород от двора узкие и длинные навесы, под которыми сушились, сложенные в аккуратные поленницы, дрова.
Когда Венька подошёл к этому дому, то увидел через распахнутые ворота двор. Там, посреди двора, стоял наполовину разобранный мотоцикл, а возле этого мотоцикла находились сам Вовка – очень полный мальчик с очень светлой кожей лица, вроде бы не поддающейся загару, и его отец.
Венька стоял у раскрытых ворот и глядел с любопытством во двор, пока его не заметил дядя Митя – Вовкин отец.
- Ну, что там стоишь? Заходи, не стесняйся.
С этого времени стал Венька в доме Березиных своим человеком.
И в доме, и в семье Березиных царил другой, какой-то непривычный для него уклад жизни. Жизнь там, по Венькиной оценке, текла не спеша, размеренно, без потуг и стремительных рывков. Всё у них уже было построено основательно и, по тем временам, современно.
Вовкин отец работал в МТС, так в то время сокращённо называлась машинно-тракторная станция, которая обслуживала парк сельхозтехники целого района. Он был очень хорошим механиком, разбирался в моторах и мог отремонтировать технически очень сложные устройства. Но, наверное, больше всего дяде Мите нравилось ремонтировать мотоциклы, потому что Венька постоянно видел во дворе Березиных мотоциклы разных марок. Откуда у него была такая любовь к мотоциклам – Венька не мог в то время ни выяснить, ни спросить, опасаясь бестактности своего вопроса. Можно было лишь догадываться, зная некоторые моменты в дяде Митиной биографии.
На фронт Дмитрий Васильевич Березин ушёл в 1941 году, оставив жену с годовалой дочерью. Но недолго ему пришлось повоевать – уже через год он оказался в немецком плену. Далее, можно сказать, Вовкиному отцу сильно повезло. Из лагеря военнопленных его каким-то образом вытащил пожилой немецкий фермер. Вот, на этого фермера и работал дядя Митя, вплоть до окончания войны. Ещё раз повезло дяде Мите, бывает же так, в том, что немецкий фермер оказался очень порядочным человеком. За хорошую работу пленного этот фермер отблагодарил бывшего красноармейца различными подарками. Уезжал Дмитрий Васильевич Березин из Германии в Советский Союз не с пустыми руками.
Став уже взрослым, и прочитав книги А. Солженицына, В. Гроссмана  и других известных писателей, Вениамин Сергеевич иногда размышлял: «Как же это так получилось с Вовкиным отцом, что он, во-первых, оказался после войны не в ГУЛАГе, а во-вторых, не будучи военачальником, сумел столько добра в свою семью из капитулировавшей Германии привезти?». Нет, не знал и никогда не узнает Вениамин Сергеевич ответа на эти вопросы. Но из списка вещей, вывезенных дядей Митей из Германии были и такие, если не сказать диковинные, то просто удивительные для села того времени, как, например, немецкий велосипед и прекрасный немецкий аккордеон. Тот велосипед, по сравнению с отечественным велосипедом «ЗИФ», был очень тяжёлым. Но, с другой стороны, он имел очень лёгкий ход. Особенно сильно он выигрывал на длинном спуске. На таких ли велосипедах разъезжали механизированные отряды гитлеровцев по дорогам, в том числе и его страны, Веньке было неизвестно, только больше таких велосипедов, цвета поблеклой зелени, Венька ни у кого и никогда не видел. Но всё же, Березиным больше всего повезло с трофейным аккордеоном. Сам дядя Митя предпочитал играть на баяне. А, вот, первой на трофейном аккордеоне научилась довольно прилично играть Ритка, старшая Вовкина сестрёнка, та самая, которую годовалой оставил дядя Митя, отправляясь на фронт. Но, вот как бывает. Прошло ещё несколько лет, и эстафету у сестры перехватил, родившийся уже после войны, Вова. Вот он и стал лучшем аккордеонистом не только в своей семье, но и во всём посёлке. Наверное, можно только сожалеть, что семья Березиных не стремилась к тому, чтобы Вова сделал карьеру профессионального музыканта. Да и возможно ли это было в том месте их проживания и в то время?..
Вовкин аккордеон был совсем не такой, какие Венька видел в магазинах. Он был маленьким и лёгким. Ну, не то, чтобы совсем уж маленьким. По высоте он был размером с обычную тульскую гармонь, на которой играл Венькин отец. Этот немецкий аккордеон был таким не громоздким и удобным, что Вова с ним легко управлялся, начиная чуть ли не с раннего младенческого возраста. А звучание!.. Какое было замечательное звучание у этого аккордеона!..
В десять лет Вова уже мог наиграть на своём аккордеоне мотив чуть ли не любой, понравившейся ему песни, даже той, которую он только что услышал по радио. Делал он это так. Вскидывал на свои полные плечи аккордеон, наклонял голову вправо и, искоса поглядывая на клавиши, сразу брал, чуть ли не всей пятернёй, несколько аккордов. Нащупав, таким образом, то, что ему было надо, он отрывал свой взгляд от аккордеона и, глядя перед собой и энергично растягивая меха, выводил именно ту самую мелодию, украшая её смачными аккордами. Вовка был совсем не похож на других мальчишек, которых приходилось раньше встречать Веньке.
Кроме игры на аккордеоне, другой Вовкиной страстью был мотоцикл. Во сколько лет он самостоятельно проехал на мотоцикле – этого не мог сказать даже сам Вовка. Наверное, это произошло в его глубоком детстве, сразу после того, как он стал самостоятельно ходить. От того, как он ловко управлялся с аккордеоном и мотоциклом, можно было даже подумать, что Березин Вова родился вместе с аккордеоном, сидя на мотоцикле.
В то время, когда Венька стал закадычным Вовкиным другом, за Вовой числился небольшой мотоцикл «Ковровец», сам дядя Митя ездил на свою работу на «Урале». А вообще-то, на дворе у Березиных чуть ли не всегда находилось несколько мотоциклов.

                - 6 -

- Веня, Веня, - раздаётся голос отца, - ты куда пропал!? Столько дел… Надо крышу покрыть, потолок постелить, пол намостить. Потом, какую-никакую, пусть временную, завалинку сделать, голландку сложить… Будем так прохлаждаться, так и в эту зиму не сможем в новый дом въехать.
Хотя на дворе было ещё лето, но отец думал уже о зиме. И правильно думал… Строительство дома постоянно задерживалось из-за отсутствия каких-то материалов, транспорта, на котором эти материалы надо было откуда-то подвезти, денег и других причин.
Наконец, добрались до крыши. Помогать устанавливать стропило собрались все знакомые Веньке мальчишки, которые проживали на той же небольшой, дворов в пятнадцать, улочке. Пришёл помогать не только Вовка Березин. В помощниках оказалось пятеро подростков, включая самого старшего, Карташова Шурика. Шурка был года на два или на три старше других, в том числе Веньки, но такой компании не чурался. Кажется, ему наоборот нравилось дружить с более младшими, чем он сам, ребятами, так как чувствовал себя в такой компании капитаном на судёнышке по имени «улица».
- Эй, мелюзга, - покрикивал он, - вожжи сюда… Давай, давай подтягивай.
- Юрка, - это он уже кричал своему младшему брату, - проходи по доске на тот угол сруба. Держи так, не наклоняй больше стропило, а то вместе с ним вниз полетишь… Дядя Серёж, надо стропило гвоздём притянуть, - махал рукой он Венькиному отцу.
После установке стропило, можно стало оценить, под каким углом пойдёт крыша. Она получалась, как и задумывал Венькин отец, с крутым уклоном.
- Крутым «коньком» - это хорошо, - говорил он. – Скат хороший.
То лето стало урожайным на грибы и лесную ягоду, а пойма реки почернела к августу от черёмухи. В реке Суре, даже на одну удочку, можно было наловить достаточно рыбы на уху или на жарево. Несмотря на свою занятость и статус постоянного «помощника», Веньке всё же изредка удавалось вырваться с ребятами и на рыбалку, и за ягодами.
- Завтра всей улицей с утра собираемся, - говорил, окликнув его, Шурка, - пойдёшь с нами.
- Надо у отца отпроситься, - неуверенно отвечал Венька.
- Хочешь, я тебя отпрошу, - предлагал он.
Чего-чего, а уж инициативы Шурке было не занимать. В общем, когда Венька влился в компанию своей новой улицы, в этой компании Карташов Шурка был за главного и, какое-то время, это у него действительно неплохо получалось. Вообще же, в России всегда с начальством проблемы. Вроде бы, в начале и ничего, а потом, как говорят, «в дурь попёрло» почему-то. Может, это из-за того, что у нас климат особенный или, может быть, какие-то особые сейсмические волны на нас так влияют, а, может быть, расположение каких-то звёзд над нами в небесах во всём виновато. Эти братья Карташовы недолго жили в Венькиных соседях, но след в его памяти оставили яркий.
Когда Шурка находился в компании ребят, то его голос не смолкал ни на минуту. Шурка постоянно говорил, а его рот произносил речи даже тогда, когда приходилось пережёвывать пищу. Его голова была под завязку набита разными идеями, которые периодически из неё выскакивали и требовали немедленного воплощения. Когда он шёл впереди толпы ребят, то постоянно вертел головой в стороны, как будто проверяя, все ли его внимательно слушают, отчаянно жестикулировал руками и громко смеялся, если полагал, что рассказал очень смешную историю. Шурка не пропускал ни одного кинофильма, который проходил в местном доме культуры, читал много разных книг, выступал в школьной самодеятельности и числился школьным активистом. Однажды, то ли чего-то начитавшись, то ли чего-то насмотревшись, он предложил себя звать Шурханом. Всем это загадочное слово понравилось. Но связано ли оно каким-то образом с Киплингским словом «Шерхан» - это для местной ребятни так и осталось неизвестным.
Полной противоположностью «Шерхану» - Шурке был его младший брат Юрка. Этот Юрка вроде бы вообще не разговаривал, хотя немым его никто не считал. По крайней мере, если он и присутствовал в компании, то его голоса никто не слышал. Правда, он с удовольствием мог и кому-то напакостить, но напакостить молча. Может быть, поэтому мать Карташовых очень по-разному относилась к своим сыновьям. Она не любила Юрку и обожала Шурку. Страстным Юркиным увлечением была рыбалка. Вроде бы, только на рыбалке он получал недостающую ему радость жизни. Может быть, это происходило потому, что с рыбами не нужно разговаривать, и они его об этом не просят.
Если Юрка приносил с рыбалки домой пойманных на удочку пескарей да ершей, то его мать отшвыривала от себя этот улов и предлагала Юрке самому готовить что угодно из этих, выражаясь её языком, «болотных колючек». Но, самое обидное для Юрки, она ещё угрожала, что, в противном случае, она всё это выбросит дворовым кошкам. Юрка, как обычно, молчал, супился, но кошкам свою рыбу не позволял отдавать. Он брал кухонный нож и начинал сам чистить рыбу. Потом он бросал всю свою рыбу в кастрюльку с водой, густо сдабривал это пшеном да солью и варил на примусе уху до тех пор, пока не всплывала рыба, и не начинало расползаться пшено. Никто из Юркиных родственников к этой ухе не притрагивался. Свою уху Юрка, угрюмо поглядывая по сторонам и смачно обсасывая при этом рыбьи головы, поедал сам. Возможно, что даже из-за этого, он получил кличку «Угрюмый».
Ещё одним добровольным помощником в строительстве Венькиного дома иногда оказывался Кочерев Вова. Этот Вова приезжал, как правило, в летнее время из города к родственникам, которые жили почти напротив строящегося дома. Иногда он появлялся в посёлке на улице Лесной вместе со своей двоюродной сестрёнкой, Томой – очень красивой и ладно сложенной девочкой. Несмотря на то, что этот Вова был в посёлке жильцом сезонным, но кличку он здесь получил постоянную. То ли из-за своей фамилии, то ли из-за постоянно всклоченных волос, его здесь вскоре все стали звать «Кочетом».
После того, как все стропило были установлены, Венькин отец привёз не опиленный тёс на обрешётку. Такой тёс в то время стоил совсем недорого. Его кучей свалили с машины на территорию строящегося дома.
- Веня, - позвал отец своего сына, - надо обтёсывать кромку досок.
Чтобы обтёсывать эту кромку ровно по линии, вначале эту линию надо было обозначить.
- Я тебе покажу как, а потом ты уж сам с этой работой управляйся, - сказал отец.
Он принёс шпагат и несколько кусочков древесного угля.
- Натягивай шпагат, а я его углем натирать буду, - предложил он.
После того, как натёртую углем тонкую бечеву приложили к краю доски и сильно натянули, отец приподнял эту бечёвку за середину и, отпустив, хлопнул ей по доске… На кромке доски сразу образовалась ровная чёрная линия. Правда, за счёт шероховатости не строганного тёса, линия в некоторых местах проявлялась слабо, однако, как оказалось, это почти не мешало обтёсывать кромку.

                - 7 -

- Вот, она, настоящая работа, - размышлял Венька, видя, что у него теперь совсем неплохо получается превращать неровные по краям доски в прямые рейки. Вскоре, к нему в очередь за топором выстроились его друзья, и каждый его просил:
- Вень, дашь потесать?
- Ну, ладно, попробуй, - передавая топор, благодушно отвечал тот и уже сам командовал. – Ты, вначале, зарубки вдоль линии неглубокие делай. Вот, вот, вот… Вдоль сучка надо тесать, а не против него, а то скол на доске получится.
Как только обрешетили крышу, строящийся дом стал внешне совсем походить на настоящие дома.
То лето выдалось жаркое. Особенно жарко было на крыше строящегося дома, куда Веньке приходилось постоянно забираться, подавая отцу то одни, то другие инструменты, материалы и принадлежности. Порой Венька изнывал от пота и от нескрываемой зависти к ребятам, которые в это время нежились на жёлтом песочке ближайшего озера или резвились в протекающей за озером реке Суре, осыпая друг друга водяными брызгами.
К вечеру жара постепенно спадала, но солнце ещё не зашло за горизонт и продолжало отражаться в воде. Берег реки в этом месте был обрывистым, а сама река делала крутой поворот. Кажется, что на этом берегу ещё совсем недавно росло и зеленело огромное дерево. Теперь же часть этого дерева упирается своими вывороченными корнями в крутой берег, а другая часть находится под водой, преграждая воде свободное течение и образуя так любимую рыбаками заводь. В этом месте, уже прямо у берега, очень глубоко, и любому, даже начинающему рыбаку, понятно, что рыба здесь водится.
У воды, расставив веером две удочки, сидит Карташов Юрка. Он слегка щурится, а его глаза почти не отрываются от поплавков, вырезанных из винных пробок и слегка обожжённых над горящими спичками. У его босых ног, которые чуть ли не касаются воды, находится кукан с мелкой рыбёшкой. Кукан прикреплён одной стороной бечёвки к берегу, а другой, с рыбой, болтается в воде. Под кручей ни ветерка, а вода в этом месте реки будто бы остановилась. Юрка любит такие уединенные места. Здесь ни с кем не надо разговаривать, и никто не назовёт тебя уличным именем «Угрюмый».
Наверху раздаются голоса. Голоса приближаются. Уже слышен частый топот ног и треск поломанных веток.
- Эй…- Доносится до Юркиных ушей голос.
Юрка отрывает взгляд от своих поплавков и смотрит наверх берега кручи. Там остановилась, шагающая с купания в реке, ватага пацанов такого же приблизительно возраста, как и он.
- Много наловил? Покажи, - требует голос того же подростка, вероятно, выполняющего роль старшего в этой стае.
У этого малолетки пугающая кличка – «Гегемон». Но Юрку – «Угрюмого» это мало волнует. Он сплёвывает сквозь зубы и, молча, снова поворачивается к своим поплавкам.
- Рыбак душу не морит, рыбы нету – хвост сварит… - Это уже, с подвизгиванием, выкрикивает, стоящий рядом с Гегемоном Акела. Акела в этой ватаге на вторых ролях, но ему всегда доверяют, особенно мерзкие делишки.
Юрка снова сплёвывает сквозь зубы, но на голоса не оборачивается.
Но вот, рядом с ним, недалеко от поплавков, в воду плюхается большой комок земли, и брызги из образовавшейся водяной воронки летят в разные стороны, достигая «Угрюмого».
- Бомби его, - слышит Юрка тот же визгливый голос.
Бомбардировка продолжается. Юрка снова косит глазом наверх кручи, потом медленно встаёт и также медленно начинает сворачивать свои удочки.

                - 8 -

 Улица Лесная примыкала одной своей стороной к улице Ленина – центральной улице посёлка и была значительно меньше этой центральной улицы. Пацаны, жившие на прилегающих друг к другу улицах, прекрасно знали друг друга. Но бывает, что люди приезжают, переезжают, появляются новые соседи, и эти соседи не желают жить по чужим правилам. Отсюда появляются конфликты. А на улице Лесной все ребята, кроме Вовы Березина, были, в общем-то, новенькими. Даже братья Карташовы не могли похвастаться стажем проживания на этой улице. К тому же, Шурка не мог отказать себе в лишней возможности перед кем-нибудь покрасоваться. На этот раз он только что вернулся из пионерского лагеря, где получил мощный заряд активности. Это и привело к тому, что, и без того не сдержанный на слова, он спровоцировал на конфликт «ленинских».
- Мы вас не боимся, хотя вас и больше, - встретившись на улице, в запальчивости, кричал он кому-то из «ленинских».
- Мы, с открытым забралом, готовы с вами биться хоть сейчас, - патетически восклицал Шурхан. –Любым оружием… Там, на пустыре, - он, как обычно, энергично жестикулируя в полемике, указал рукой на пустырь, который находился позади строящегося Венькиного дома.
- Когда?.. – Зло спросил, готовый броситься на него в любой момент, подросток по кличке Гегемон.
- Да я вижу, что вы уже в штаны наложили, - продолжал Шурхан, надеясь в душе, что дело не пойдёт дальше словесных оскорблений.
- Когда и во сколько приходить!? – Ещё злее выговорил Гегемон, недобро зыркнув на Шурку своими раскосыми глазами.
- В любое время вас готовы мы достойно встретить, - понесло Шурку. Он уже так вошёл в раж, что не мог остановиться. – Угодно если, завтра бой дадим вам после обеда. Тогда, не хвастаюсь нисколько, моё войско во всеоружии встретит вашу презренную толпу. Запомни варвар неразумный – на своей территории мы будем сражаться как львы.
- Всех отметелим, а тебя в плен возьмём… Не сидел в муравейнике голым задом? Так посидишь, - пообещал Гегемон Шурхану.
В общем, война была объявлена, и надо было срочно готовиться к защите своей территории. Тут, надо отдать должное великолепным Шуркиным способностям: вселять в окружающих почти ничем не обоснованный оптимизм и, группируя вокруг себя, перевоплощать этих окружающих в подобие сказочных героев.
- Все срочно вооружаемся, - объявил Шурхан.
- Я цепь велосипедную возьму, - мрачно поведал своему брату Юрка – Угрюмый.
- Ты что? – Озабоченно воскликнул Вова Березин, - Ей и убить можно.
- Пускай не суются к нам, - односложно ответил Юрка.
- Камней надо побольше набрать, - предложил Кочет.
- Пока ты камнем размахивать будешь, тебе глаз из рогатки залепят, - заметил Венька.
- В общем, так, - подытожил Шурхан, - идём в лес и там вооружаемся.
Лес начинался сразу за тем же пустырём, на котором была намечена завтрашняя сеча. Подыскивая в этом лесу подходящее для себя оружие, Венька с надеждой думал: «Может быть, «ленинские» действительно побоятся завтра прийти? Хорошо, если не придут». С другой стороны, вспоминая выражение лица Гегемона, Венька осознавал, что надежды на это было мало.
Он выкорчевал небольшую берёзку с разлапистыми корнями и сделал из неё палицу, чуть ли не метровой длины. Палица получилась с разлапистым и колючим ударным концом, достаточно грозным, но лёгким оружием.
В тот день Венькин отец привёз к строящемуся дому кровельную щепу.
- Веня, - предупредил он сына, когда тот появился у него на глазах, - завтра никуда не отлучайся. Начнём с тобой крыть крышу.
В эту ночь Венька плохо спал. Ему привиделось, что, размахивая велосипедной цепью, за ним гонится Гегемон. Он, Венька, делает на бегу виражи, увёртывается от цепи. Но, наконец, Гегемон его настигает и начинает колотить цепью. Венька хочет закричать, но ему почему-то не кричится. Удары цепью по мягкому месту оказываются равномерными и не очень болезненными. Он просыпается. Над ним склонился отец и легонько шлёпает его ладонью по попе.
- Веня, вставай, - говорит он. – Ты что, забыл?.. Мы с тобой крышу крыть собирались с утра.
Венька дёргается в последний раз, будто испытывая боль от удара велосипедной цепью, и протирает кулаками свои глаза.
Щепа была в то время очень распространенным кровельным материалом в центральных и северных территориях СССР. Щепой называли очень тоненькие дощечки, толщиной от двух до трёх миллиметров. Длиной каждая щепа была около двадцати пяти, а шириной около семи или восьми сантиметров. Продавали  такую щепу перевязанными шпагатом пачками, по сто штук в каждой пачке. Специально под такую щепу выпускались тонкие щепные гвозди. Длиной такой гвоздь был порядка сорока пяти, а толщиной около одного миллиметра. На щепу шли мягкие породы лиственных деревьев. В то же время, правильно покрытые такой щепой крыши, могли вполне прослужить без ремонта, при правильной же эксплуатации, до десяти и более лет. Технология «крышевания» щепой была настолько простая, что человеку стоило раз посмотреть, как это делается, и он в состоянии был сам выполнить такое покрытие. Но была и другая сторона этой «медали». Такая работа была очень кропотливой, требовала от работника и ловкости и выносливости, ну и, естественно, терпеливости: ведь, на один квадратный метр крыши уходило три упаковки щепы, и нужно было забить около трёхсот тонких гвоздей. В каждом ряду щепу надо укладывать плотно друг к другу, смещая относительно соседнего ряда вдоль, наполовину ширины щепы, и в высоту, около пяти сантиметров. При такой технологии, крыша становится покрытой в четыре слоя щепы и, если по ней не ходить, то будет долговечной.
Венька укладывает в ровный рядок щепу, наставляет в центр щепы гвоздик и уверенно машет молотком. Он очень собой доволен, потому что у него всё получается. Отец стоит с другой стороны крыши и тоже звонко постукивает молоточком. Чтобы дело шло быстрее, он держит в зубах сразу несколько щепных гвоздей и по очереди достаёт их левой рукой, ни на минуты не выпуская из своей правой руки молоток. Венька пока не решается в этом подражать своему отцу, он боится проглотить гвоздик. Наверное, поэтому у него дело движется медленнее.
- Веня, - предупреждает отец, - когда второй слой погонишь, то не забудь сместить его в сторону на половину щепы.
- Ладно, - раздаётся в утренней тишине Венькин голос.
Вот, наконец, появляется дядя Петя, который живёт по соседству, на другой стороне улицы.
- Бог в помощь, - кричит он, поглядывая на крышу и обращаясь к Венькиному отцу.
- Спасибо, - радушно отвечает тот дяде Пете.
- Что, Дмитрич, - подойдя к срубу и, задрав кверху голову, уже кричит снизу он, - приобщаешь мальчонку к плотницкому делу?
- Пусть привыкает, - говорит отец. – На кусок хлеба себе всегда этим делом сможет заработать.
- И то верно, - соглашается дядя Петя.
К обеду Венька совсем освоился с профессией кровельщика, а после обеда дела у него пошли ещё веселее. К этому времени он совсем забыл о намеченном сражении. Под точными ударами его молотка щепные гвозди почти совсем перестали загибаться, и поэтому Веньке уже не требовалось часто доставать из столярного ящика клещи. Невдалеке раздавался размеренный стук отцовского молотка. Казалось, что отец играет на каком-то ударном инструменте, и музыка, исходящая от его молотка нагоняет на Веньку дрёму.
Вдруг Венька услышал пронзительный свист. Этот свист свободно преодолел пространство от дома братьев Карташовых и долетел до Венькиных ушей. Так мог свистеть только Угрюмый.
Он стоял на крыше своего сарая, приспособленного под наблюдательный пункт, и свистел, заложив два пальца в рот, пузырями раздувая щёки и повернувшись в Венькину сторону. Когда Венька услышал свист Угрюмого, то он будто проснулся от спячки. Ему стало как-то не по себе, и у него засосало там, внутри, под «ложечкой», как говорила его мать.го душа. Венька, стоя на крыше, прислонил к своим бровям ладонь и стал оглядывать окрестности. Тут он увидел надвигающуюся со стороны улицы Ленинской ватагу. Он попытался считать, и насчитал в этой ватаге семь человек.

                - 9 -

Уже в следующее мгновение, бросив в ящик свой молоток, и, крикнув отцу, что он через минуту придёт, Венька, впопыхах, спускался по лестнице с крыши. Оказавшись на земле, он бросился к сараю, схватил за рукоятку свою доморощенную палицу и выскочил на улицу. Там к крыльцу соседа Карташовых, дяди Вани, уже сбежались с улицы Лесной все её потенциальные защитники. На центральной ступеньке крыльца сидел со своим трофейным аккордеоном Вова Березин. Он энергично растягивал меха, а его аккордеон с надрывом исторгал мотив:
« Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой…»
Соединённая с крыльцом веранда была приоткрыта со стороны крыльца. Из приоткрытой двери выглядывало на улицу красивое личико девочки. Её изумрудные глаза с удивлением смотрели на ребят, как будто спрашивая: «Что тут у нас происходит?».
Да, их было семь человек. Вероятно, Гегемон, как самый изощрённый, хитрый и коварный, каким-то образом подсчитал, что семи человек будет вполне достаточно, чтобы отметелить зарвавшихся соседей. Ведь, стыдно признать победу тогда, когда эта победа добыта в явно неравном бою.
Впереди шли, помахивая палками, Гегемон и Акела, за ними двигались Али-Баба с Дреглым, далее тащился Шкет, а замыкали воинственную процессию пацаны более младшего возраста, о которых Веньке ничего не было известно.
- Прячемся в этом переулке, - скомандовал Шурхан, показывая рукой на переулок, выходящий к пустырю, - и все ждут мою команду.
Вова Березин быстро уложил в футляр свой аккордеон, и его драгоценный аккордеон подхватила красивая девочка Тома. Она на минуту исчезла с аккордеоном на своей веранде, потом появилась и протянула Вовке большой деревянный меч. Кочет вертел в руках кнут, вероятно позаимствованный им у своего дяди Вани.
В переулке, за поросшим малиной палисадником росла огромная сосна. Здесь и было укромное для засады место. Впереди всех обороняющихся находился Шурхан. Он поднял палец к своим губам и прильнул головой к сосне, периодически из-за неё выглядывая. Все вокруг него замерли. У Веньки пересохли губы. Он нервно двигал рукой по ручке своей деревянной палицы, пытаясь найти наиболее удобное для захвата место. Впереди него был Березин Вова, а его, не выносящее загара лицо, теперь казалось ещё белее. Всех охватило предельное напряжение. Лишь Угрюмый, играя в руках ржавой велосипедной цепью, теперь чему-то улыбался. Со стороны строящегося дома доносилось монотонное постукивание молотка. Это, ничего не ведая о сыне, Венькин отец забивал в крышу гвозди. Только этот звук действовал успокаивающе на его сына.
- Ура!.. ра… ра… - Истошным голосом завопил Шурхан и выскочил из засады. – Бей Гегемона!..
Венька, держа свою палицу наготове, выскочил почти следом.
- Ура!.. Бей Али-Бабу!.. – Заорал он, и сам испугался своего незнакомого визгливого голоса.
С другой стороны тоже слышалось: «Ура!.. Бей изменников… Бей предателей». Конечно, когда-то «лесные» были в стане «ленинских». Но когда-то и в составе Испании были территории Южной Америки. В общем, всё как в соседствующих, или даже не соседствующих, государствах: извечное обвинение соседей или других сателлитов либо в сепаратизме, либо в поглощении. Сам же, Венька, получая, может быть, не самое современное воспитание, просто не любил праздно шатающуюся компанию Гегемона и не желал попадать в её подчинение.
Веньку несло, будто щепку потоком воды несёт в самый водоворот. Над его головой просвистели мелкие камни. Это гегемоновские стрелки из рогаток палили издалека в своих противников. Вот, перед его глазами замелькали вихрастые головы, деревянные мечи и палки, руки, которые, то взмывали вверх, то опускались вниз, а то тянулись вперёд своими скрюченными пальцами, будто щупальцами, пытаясь кого-то достать.  Венька изловчился и взмахнул своим корявым деревянным оружием. Его палица опустилась своим ударным концом на плечо Акелы.
Ааа… - Завопил тот и, что есть силы, заехал своей палкой по Венькиным ногам.
Венька подпрыгнул от боли, но тут же перенаправил своё грозное оружие против Али-Бабы.
- Бей Толстого, - орал, оказавшийся рядом с ним Дреглый.
Он петухом налетел на Вову Березина.
- Я тебе дам за Толстого, - бросился на Дреглого выручать своего друга Венька.
Самое ожесточённое сражение разворачивалось между Шурханом и Гегемоном. Они уже побросали свои палки и катались по земле, рвали друг другу волосы и царапали кожу лица своими нестриженными ногтями. Неизвестно, кто бы из них победил, если бы в схватку не вмешался Угрюмый.
- Я тебя придушу, - кричал Гегемон, подмяв на какое-то время под себя Шурхана.
В следующее мгновение Гегемон, как ошпаренный, отскочил от Шурки и завопил от собственной боли. Это Угрюмый, заметив спину ненавистного ему Гегемона, метко опоясал её своей ржавой велосипедной цепью.

                - 10 -

Битва была ещё в самом разгаре, когда до Венькиных ушей донёсся отцовский крик.
- Ату их… Ату!.. Бей их, Веня!.. Бей… Гоните их, чтобы сюда больше не заглядывали. Сейчас я вот ещё спущусь с крыши, и гнать помогу.
Венька успел ещё кого-то огреть по спине своей корявой палицей, прежде чем почувствовал, что враг отступает. Дольше всех бежал за неприятелем Угрюмый. Он размахивал в воздухе ржавой велосипедной цепью и, к удивлению многих, долго выкрикивал в след убегающих:
- Трусы… Трусы… Трусы.
- Веня, - снова доносится до него отцовский голос, - иди сюда, помоги, ты мне нужен.
А Венька вытирает пот со лба и грустно смотрит на оторванный рукав своей рубашки.
- Теперь попадет от родителей, - печально думает он.
Потом он забегает в проулок и, чуть ли не сталкивается там лицом к лицу с красивой девочкой Томой. Тома держит в руках мокрое полотенце.
- Иди, я тебе лицо оботру, - предлагает она Веньке.
- Веня, Веня, - не унимается отец, - подай мне на крышу гвоздодёр скорее.
Веньке очень приятно, что его, пусть даже через полотенце, касаются руки такой красивой девочки, как Тома, но ему надо срочно бежать. Ему надо срочно доставить на крышу дома гвоздодёр.

КОНЕЦ
Декабрь 2012 г.