паноптикум одиозных

слово, словно нож консервный,
вскроет банку с запечатанным добром,
и намажешь густо, пощекочишь нервы,
вспоминая про какой-нить синдром.

средоточие пороков
и соблазнов - зависть
являла сибя мiру сожалением
о неиспользованных возможностях.

челик обмозговывал пространство относительных явлений
с целью привлечь излишнее внимание к надежде на светлое будусчее
безотносительности бытия, патаму што мiр образов сусчествовал
без евонного. нипанятно, про буратинку ли написано будит?

хде не дослышишь,
хде не доглядишь,
хде не докумекаишь,
а хде и не догонишь.

иногда он посылал
смс-ки тому, хто жывет
унутри, но тот, как правило,
чаще отмалчивалси иль игнорировал.

ежели бы знать наверняка хоть што-нить об сибе, то
моно было б на ентом успокоиться и не трепыхаться.
эх, люди, люди, бродют в потемках, шишки собирают,
а потома исчо хто-й-то и виноватым оказываетси.

срок годности
подошол к окончанию,
и чо бум переживать стремно,
усе, то бишь фсе, аля-улю - гони гусей.

слова стрелянными пульками
от ружья валялись в пыли и грязи,
никому не нужные, никому не привлекательные,
мятые, битые, искореженные, безобразные.

попугать попугаев
взрывами ядерными што ли?
што б пугливо разлетелися оне,
яркими перышками на ветру поигрывая.

оне умели тока
ломать, строить ихних
чого-й-то не приручали, ваще,
бо слоны были с мартышками и дикобразы.

выставленные уродцы
были омерзительны, но в
ентом-то и заключалось очарование
крайнего любопытства, желающего обозреть.