12. Люди в белом

  Детки мои подросли, стали игривыми. Бегали по всей квартире, собрать их вместе удавалось только тогда, когда проголодаются. Девочка была самая маленькая, она старалась не особо играть вместе с мальчиками. Мне было жалко ее. Папа сказал, что всех разберут. Новые хозяева ему знакомы, так что можно не переживать. Но я еще как переживала. Особенно за мою малышку. Она такая трусишка, каково ей будет без меня? Я мысленно просила папу не отдавать ее. Он же любит меня, он должен услышать мои мольбы.

  Однажды он поговорил с кем-то по телефону и потом сказал мне, что девочку уже назвали Лесей. У нее теперь будет новая хозяйка. Я не знала, что делать. И мне было все равно, какая там хозяйка. Меня иногда не радовали даже остальные мои детки. Я часто лежала и смотрела в одну точку. Даже кормить никого не хотелось. Хорошо, что дети стали кушать мою еду. Папа тоже это заметил и стал приносить немного другую - для котят.

  Но это оказалось плохо для меня. Молочко во мне затвердело, стало очень больно. Я легла возле папы, чтобы он погладил меня и заметил мою проблему. Так и случилось. Он стал искать что-то в компьютере, звонил куда-то. Потом исчез на некоторое время и вернулся очень довольный. Сказал: "Я принес тебе молокоотсос". Мне даже слово это не понравилось. Достал такую стеклянную штуку с резиновым шариком и начал пробовать отсасывать затвердевшее молоко из болезненных мест. Ничего не получалось. Папа сказал, что воздух всасывается через мои волосы. Попробовал их намочить, но все равно не получилось. Да и штука эта была слишком велика для меня.

  Потом он попробовал это сделать своим ртом. Судя по его выражению лица это было не очень приятно. Папа сказал: "Хорошо, что никто не видит и ты никому не сможешь рассказать". Все попытки помочь мне оказались безуспешными. И тогда он сказал, что остался только один вариант. Я не знала, что за вариант, но хорошо, что он был. Настораживало только то, что папа был расстроен.

  Он взял меня с собой на улицу. Я так давно там не была. Светило солнышко, было очень тепло. Я щурилась, вертела головой, чтобы успеть все рассмотреть. Мы сели в машину. Я стала нервничать, тихонько всплакнула. Папа услышал мой писк и сказал, чтобы я не ныла, это для моего блага. Но меня его слова ничуть не успокоили. И моя интуиция меня не подвела - мы приехали к людям в белом.

  Хотя я и доверяла папе, но страх меня просто заполнил до краев. Девушки в белой одежде меня очень пугали, хотя ничего плохого не делали. Папа был рядом. Самая старшая в белом сказала, что нужно резать. Все очень запущено, других вариантов нет. И промедление ведет к очень плохому. Папа согласился. Мне кажется, он уже заранее был на все согласен. Я ему верю, он меня спасал уже, но как же мне страшно!

  Мне сделали укол, потом еще один. Перед лицом поставили пустую миску. Мне не хотелось ни пить, ни есть, а тут вообще было пусто. Странные эти люди в белом. Чуть позже меня стошнило в эту миску. Все звуки стали какими-то приглушенными, мне захотелось спать. Я пыталась с этим бороться, но голова стала такая тяжелая, что не было сил ее удерживать...

  Я проснулась уже в машине. Чувствовала себя уставшей, разбитой. И меня сковывала какая-то тряпка. Попробовала встать, но не смогла даже пошевелиться. Домой папа нес меня на руках, уложил в свою постель. Сказал, что придется дней десять ходить в сарафанчике. Меня этот сарафанчик совсем не радовал, хотя папа сказал, что я в нем очень красивая.

  Ходить в сарафане было очень неудобно. Папа снимал его только для того, чтобы чем-то смазывать раны на моем животе. Хорошо, что дети кушали самостоятельно. Боль прошла, только сарафан мешал жить. В зеркале я видела себя и ничего красивого не находила.