В детстве я умер

  Я уже где-то читал  рассказ с таким названием, а может быть,  он начинался с таких слов. Но ведь сказано, что каждый человек умирает в одиночестве и всегда по-своему. Почему бы мне не рассказать о своей смерти.

На самом деле я о своей смерти знаю только по рассказу родителей, а им рассказала моя бабушка, у которой я в раннем детстве проводил много времени. Мама, родив меня, скоро пошла на работу в свою любимую инфекционную больницу, где в итоге проработала 30 лет, папа работал водителем на большегрузных автомобилях и сутками не бывал дома. К тому же родители  строили свой дом, а две моих старших сестры уже учились в школе. Короче, всем было особо не до меня. Не то чтобы наплевать, просто так сложилось.

Мама утром, по пути на работу, отводила меня к бабушке и оставляла до вечера или даже иногда, если в больнице нужно было остаться на ночное дежурство, отдавала меня и с ночевой в ее маленькой однокомнатной квартире.

    Моя бабушка, Гульмагия, маленькая, очень добрая и внимательная, выдав своих четырех дочерей замуж и схоронив в 1967 году мужа Шарифьяна,   на пенсии получила в районном центре эту самую квартиру на первом этаже, куда она одна  и переселилась.  Именно там я и проводил много времени.

    Хорошо помню очень вкус чая, который Гульмагия-аби заваривала каким-то  особым способом. Каким, я не помню, он он был очень вкусный и с молоком. Моя мама по этому поводу  вспоминала анекдот про еврея, не жалевшего заварки и раскрывшего этот секрет только перед смертью.

  Еще я помню ее руки. Морщинистые, мягкие и всегда теплые. Мне хочется верить, что они всегда были такими мягкими и теплыми, тем более, что бабушка была в своей деревне  повитухой и принимала роды у всех деревенских женщин. Сама же она родила в общей сложности   одиннадцать человек детей, но семерых  из них потеряла, может быть поэтому она и стала помогать людям появляться на свет.

   Деда своего я не знаю. Он умер за восемь лет до моего рождения. Мама, да и другие родственники говорят, что я очень на него похож. Шарифьян, насколько я знаю, был единственным в деревне, кто получил бронь от войны. Жена  два раза провожала его на фронт, но оба раза деда возвращали со сборного пункта. Так и проработал он всю войну председателем колхоза. Моя старшая сестра говорит,что он был грамотный, закончил светскую начальную школу и, опять-таки, по словам моей сестры был очень умным и рассудительным, все в деревне приходили к нему за советом.  Знал он русский язык, что было тогда редкостью, и еще любил стихи, разучивая их со своими дочерьми для школы.

    Моя же бабушка или, как мы ее звали,  "картиняй" (старая мама), знала   только родной татарский язык(русский она немного самостоятельно выучила, читая газеты и журналы), а еще  арабский(Коран она читала только на языке Пророка Мухаммада). Бабушка была очень верующей, знала все молитвы и ее всегда приглашали на различный праздники, поминки и просто в гости "почитать Коран". 

  Помню(я уже был подростком), однажды картиняй болела и мама послала меня к ней помочь убраться. Бабушка с трудом встала с постели, отобрала у меня тряпку и выгнала  из дома, а затем сделала нагоняй моей маме: "Мужчине нельзя мыть полы, мужчина не для этого на свет родился!". Жалко, не сказала тогда для чего именно. Есть такая татарская пословица, если перевести ее буквально, она гласит: "У мужчины даже какашки на золото похожи".

   Еще я помню как она умирала. Я был уже студентом, учился в Самаре и приехал на выходные. Бабушка к этому времени уже не вставала, никого не узнавая, молча лежа в своей постели, уже несколько недель отказывалась от еды, стала совсем маленькой и худенькой, как ребенок совсем. Потом умерла. Похороны я не помню, только знаю, что моя мама почему-то не позвонила своей старшей дочери, которая, правда в это время сидела  с двумя детьми в Самаре, и не позвала ее хоронить бабушку. Наверное, пожалела дочь, уж очень сильно она свою картиняй любила.
   Так вот, как же я умер.

   Благодаря тому, что бывая часто у бабушки, я, в свои два с половиной года, довольно сносно лопотал на татарском языке, который сейчас уже, к сожалению, совсем забыл. По-русски же я не просто разговаривал, а, как вспоминают мои близкие, больше пел.   Одна из моих сестер, значительно тогда старше меня ( на 6 лет) проверяла на мне свои педагогические таланты, привлекая еще к этому свою подружку-соседку. Они играли в школу, где распределили между собой роли директора и учителя, а единственным учеником, ну иногда еще к этому привлекалась соседская девчонка-моя ровесница, был я. К пяти годам, благодаря их учительскому труду, я уже не просто умел читать и писать, но и сочинял стихи, записывая их на чердаке на бумаге, похожей на кальку. "Листья падают на воду и плывут низнай куда, а куда вот эта речка поворачивает там..." Так начиналась моя поэма о речном путешествии с друзьями детства.

  Так вот, я любил петь. Мой репертуар состоял в основном из русских народных песен, и еще одной из репертуара Аллы Пугачевой, содержащей слова "А любовь..." Слово "любовь", я, видимо, не знал и пел песню, старательно выводя почему-то "А альбом...". Кстати, пел я таким образом эту песню лет до десяти, пока кто-то из моих же сестер не объяснил мне, что такое любовь.

   Самым "забойным" хитом в моем исполнении была песня "Во деревне-то было в Ольховке". Ох, как же я  приплясывал под припев про лапти. Еще хорошо помню свое душевное исполнение песни про Стеньку Разина. Я горестно пел про брошенную в Волгу княжну, но при  этом  мои симпатии  были все-таки  на стороне разбойников, "не променявших дружбу на бабу".

  Наверное, понимать я эти вещи стал позднее, года в 4-5, но, если родители ничего не путают, то в два с половиной года петь это все я пел.

   Одинокой моей картиняй, конечно же,  было радостью  слушать самого младшего своего внука, смотреть на него и любоваться...

   К бабушке любили приходить гости попить ее вкусного чая. В тот самый день, когда я умер,  к ней заглянула соседка с верхнего этажа. А я уж рад был стараться. Наверное, и выдал им весь свой небогатый песенный репертуар. И как только за соседкой закрылась дверь, со мной стало происходить что-то странное. Я перестал дышать, посинел и умер.

   Скорее всего, это была  асфиксия. Я прочитал недавно про так называемые "собачьи игры", в которые мы все играли в подростковом возрасте, когда садишься на корточки, часто дышишь, потом резко встаешь и тебе пережимают сонную артерию, устраивая кислородное голодание или, наоборот, пересыщение. Ты теряешь сознание и попадаешь в параллельный мир, о котором ничего не помнишь, очнувшись. Такие игры, как я прочитал,  приводят порой даже к смерти. Видимо, нечто подобное произошло со мной. Стараясь  угодить двум бабушкам, я так громко и с чувством пел, что забывал глотать воздух, что и привело к асфиксии.

  Такое, кстати, бывает и с новорожденными, когда они еще не умеют дышать. Я не думаю,  что моя  бабушка-повитуха знала об этом, но она спасла меня от смерти. Как, я не знаю. По рассказу моих родителей, картиняй решила, что на меня сглаз напал, уж больно я был красивый и румяный и песни пел заливисто. Поэтому картиняй стала читать последние суры из Корана, как раз посвященные колдовству и порче. Она собирала с запотевших окон своими теплыми ладонями воду и вытирала мне лицо, приговаривая:
«Во имя Аллаха Всемилостивого и Милосердного!
1. Скажи: «Ищу спасенья я
У Господа рассвета,
2. От зла того, что Он создал;
3. От зла спустившегося мрака;
4. От зла того, кто колдовство творит;
5. От зла завистника,
Когда в нем зависть зреет»(перевод 113 суры Корана Валерии Пороховой).

  К приходу мамы или папы, я снова был здоров, весел и пел песни...
Почему я об этом вспомнил? Даже не знаю. Наверное, потому,  что бабушка меня очень сильно любила.