Томас Хоггарт 3

ДЖЕЙСОН. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОВЕСТВОВАНИЯ

Справившись с нахлынувшими на него чувствами, шкипер продолжал:
 –  Да, я взял подарки дьявольского незнакомца, и украдкой подолгу рассматривал старую, потрёпанную, побывавшую во многих руках пергаментную карту.  Мне даже казалось, что я вижу на ней застарелые капли крови, но, вероятно, это был плод моего разыгравшегося воображения.  Язык её был мне незнаком, очертания материков отсутствовали. Значки, нанесённые на карту, тоже не проливали ясности на её содержание.
Я всегда с предубеждением относился к рассказам о таинственных кладах, якобы схороненных в потайных местах, поскольку рассказов было много, а нашедших клады мне встречать не приходилось. Однако, после  встречи с таинственным незнакомцем с корабля – призрака  всё виделось в ином свете. Другой загадкой для меня являлся компас. Это  был инструмент старинной работы, очень тщательно сделанный.  На его картушке был изображён галеон, идущий на всех парусах,  азимуты и румбы были отмечены маленькими сверкающими камешками, о ценности которых я не имел ни малейшего представления.
Настоящему моряку нет дела до украшений  навигационных приборов, это являлось только прихотью его владельцев, обладателей толстых кошельков; ценность  компаса заключалась в его точности, но и тут было много неясного.  Компас не имел никаких поломок, однако его  стрелка упорно отклонялась от  полюса, указывая на какое-то неведомое направление. Картина тоже не проливала света на эту загадку. Это был портрет знатного человека, с тонкими чертами лица,  за спиной которого находилась крепость с пушками.  Всё это сбивало меня с толку, и я напрасно ломал ночами голову, разложив загадочные предметы перед собой.   Что мне было делать?  Обратится за помощью к более опытному моряку, раскрыв свой секрет, или пытаться самому проникнуть в тайну?   
 Однако всё обернулось по-другому. Я делил свою маленькую каюту с несколькими товарищами, один из которых был датчанин, хитрая бестия, постоянно следивший за мной. И вот однажды, когда кроме него, в каюте никого не было, он забрался в мой матросский сундук, что само по себе являлось страшным преступлением на корабле. Я застал его за этим позорным занятием, и в порыве гнева выхватил нож, чтобы покарать негодяя, но тот успел выскочить из каюты. Я бросился за ним,  но, оказавшись на палубе в окружении матросов и вахтенного, отказался от мщения, решив рассказать обо всём капитану. Однако мой противник словно подслушал мои мысли, и, подойдя ко мне, тихо произнёс:
 –  Я знаю твою тайну, но ты никогда не воспользуешься тем, что имеешь. Я же помогу тебе, и мы вместе разыщем то, что указано на карте. Если же ты сдашь меня, то и сам останешься ни с чем, разве что полюбуешься на мой труп, раскачивающийся на рее!    Хорошенько  поразмыслив, я согласился с ним, однако мысль, что я заключил сделку с вором, постоянно угнетала меня. Я думал, что,  закончив рейс, и получив расчёт, я сойду на берег, и отделаюсь от своего бесчестного союзника.  Однако получилось не так, как я задумал.
 Шкипер умолк. За окном было темно, ветрено,  и редкие прохожие   спешили укрыться в своих домах. В камине потрескивали дрова, и колеблющееся пламя  причудливо освещало наши лица. Бутылка была пуста, шкиперская  трубка сиротливо лежала в морской раковине, заменявшей пепельницу;  я взглянул в лицо рассказчика:  как это часто бывало,  его мысли были в  прошлом, об  это говорил отсутствующий взгляд, и ссутулившиеся плечи старого моряка.
 
 ТОМАС. СНОВА КОНТРАБАНДИСТЫ

Сбережения мои подходили к концу, и я вновь направился в порт. Как на беду, я не нашёл ни одного корабля, готовящегося к отплытию. Я уже собрался уходить, но вдруг меня кто-то окликнул. Обернувшись, я увидел  капитана  люггера, промышлявшего контрабандой. Обняв меня, как старого друга, капитан прошептал мне в ухо: ты то мне и нужен! Меня не радовала перспектива снова заняться опасным промыслом, но капитан уговорил меня выпить за встречу, и я не видел причин отказаться от предложения старого моряка.
Заглянув в ближайшую таверну, мы ударились в воспоминания о совместном плавании, сдабривая диалог  элем. Выпито мной было не более чем всегда, однако голова моя закружилась. Не помню, как,   но я очнулся на борту судна, с которым, как мне казалось, я расстался навсегда. Нас окружали волны, и мне ничего не оставалось делать, как подчиниться капитану. Он словно ждал моего пробуждения, сидя возле меня, и как только я открыл глаза, он поднёс к моему лицу бумагу.
 –  Читай!  – обратился он ко мне. –   Это  контракт, чтобы у тебя не было мыслей, что ты попал ко мне обманом, а внизу твоя подпись.  Хороший заработок, знакомая работа.  К тому же ты сам искал судно, чтобы выйти в море. Так что, по рукам?
Я  прочитал контракт.
 –  Однако, капитан, я не помню, чтобы я его подписывал!
 –  Такое случается с моряками. Хватил немного лишнего, вот и вылетело из головы. Ничего, на палубе продует ветерком, и хмель как рукой снимет.
И вот я уже стою за штурвалом, размышляя о том, насколько человек хозяин своей судьбы. Неотвратимый рок  забросил  меня на эту посудину, и я, словно младенец, ничего не могу изменить. Стоило ли  бороться с судьбой, если всё предопределено? Может, прекратить сопротивляться, и плыть по  течению, пока тебя не прибьет в тихую заводь, где ты проведёшь остаток дней среди такого же, как сам,  гниющего мусора? Эти мысли более подходили человеку, перешагнувшему половину жизни, но я был ещё молод, и горячая кровь не давала унынию овладеть моим сердцем. Никаких определенных планов у меня на жизнь не было. Может, стоило  осесть на земле, и пустить корни,   как это делают большинство людей? Но как это сделать, и за что зацепиться, я не знал.
 У меня было  достаточно денег, чтобы  скромно содержать себя, но о том, чтобы приобрести жилище, и прокормить семью, об этом даже нельзя было  думать. Да и какая семья может быть у простого моряка? На что она будет существовать, и будет ли жена видеть своего мужа, а дети отца?  Чтобы заработать немного денег, ему пришлось бы быть постоянно в плавании!   Конечно, есть такие счастливчики, которым улыбается солнце, есть свой дом, и капиталец родителей, позволяющий считать себя полноправным человеком, однако я не принадлежал к их числу. И не случайно, думалось мне, я стою на палубе этого судна,  плывущего в неизвестность. Где, как не здесь, находиться таким, как я? И хорошо,  что я  молод, глаза мои остры, а руки крепки. А когда наступит старость?
Тут я вспомнил о  шкипере, оставшемся без моего попечения, и вновь горькие мысли овладели мной. Мне чудилось, что старик вновь заболел, и лежит в своей  крошечной каморке с остывшим камином. Быть может, он даже считает, что я бросил его на произвол судьбы, поскольку я ничего не говорил  ему о своих планах.  Что ж! И с этим я тоже не мог ничего поделать. Но в моих руках был штурвал, и от меня зависела судьба корабля и его экипажа, впрочем, как и своя собственная;  перед моим взором  расстилалось  безбрежное море, опоясанное  горизонтом, таким же туманным, как и моё будущее.
Как я и предполагал, капитан безо всяких увёрток сразу занялся контрабандой. Очевидно, ему очень везло в этом ремесле, и команда после каждого удачного рейса довольно потирала руки. По сравнению с другими капитанами это был просто добряк, но не без чудачеств, этакий вампир – вегетарианец. Он не напивался до чёртиков, и не заставлял команду голыми лазать по реям, его слабостью было тяга к театру. Возможно, в нём погиб великий актёр, поскольку в его гардеробе находилось множество театральных костюмов, кружевных воротничков,  манжет, и париков,  в которые он наряжался, и произносил на палубе пышные монологи.
 Команда снисходительно относилась к его чудачествам, и, поскольку в плавании  приходилось выполнять монотонную работу, каждое выступление капитана принималось на ура. Иной раз матросы, которым нравились пышные обороты речи, вместо привычных ругательств обращались друг к другу не иначе, как «дорогой друг», «сударь» и даже «милейший». Можно было с улыбкой наблюдать, как свирепый, придирчивый   боцман, распекая  провинившегося матроса,  называл его «любезнейший» и «почтенный», не давая при этом никакого послабления в наказании.   В свои представления  капитан вовлёк негритёнка, неизвестно как попавшего на корабль, и назначенного   «пороховой обезьяной», должности, с которой я начал свою карьеру. Малыш обладал незаурядной памятью, ловкостью и понятливостью, и можно было надеяться, что его нынешняя роль на судне не будет длиться долго.
 Я уже начал свыкаться со своей участью, и тревожные  мысли о моем нынешнем ремесле всё реже приходили мне в голову.  Наш груз в основном состоял из спиртного,  табака и пряностей, но иногда капитан прихватывал на борт оружие и боеприпасы, что сулило ещё большую прибыль,  однако  каралось законом гораздо строже. Мы причаливали к условленному месту ночью, и в пещере, которую можно  было видеть только со стороны моря, береговые контрабандисты, наши собратья по опасному ремеслу,  разжигали костёр. В ответ на наш сигнал к нам подходили несколько лодок, и груз быстро переправлялся на берег.  Я понимал всю опасность, грозящую всему экипажу,  поэтому, получая очередное жалованье, тут же разменивал его на золотые, которые всегда держал при себе, как и небольшой   пробковый пояс.
В одну из ночей, когда мы, как всегда, обменявшись условными сигналами,  стали на якорь. Я, почувствовав неладное, вышел на палубу, прихватив с собой пробковый  пояс.
Огонь из пещеры мигнул не два, а  три раза, однако капитан не обратил на это внимания. Долгая удача усыпила его бдительность, и на лодках вместо весёлых  контрабандистов к нам направлялись суровые  солдаты береговой охраны. Однако, когда лодки приблизились, и вахтенный спросил пароль,  их командир  не нашёл ничего лучшего, как крикнуть, чтобы мы сдавались.  В темноте захлопали выстрелы, раздались крики раненых; я, не  дожидаясь конца разыгравшейся  драмы,  спустился  с противоположного борта по штормтрапу, и  бросился в море.  Судно стояло невдалеке от берега,  и я благополучно   добрался до суши,   ускользнув    от суровых лап закона.

ТОМАС. РАЗМЫШЛЕНИЯ

Так закончилась очередная глава моей жизни; я искренно жалел своего капитана, в общем, доброго малого, никогда не обиравшего  свой экипаж, и не придиравшегося по пустякам, однако приходилось заботиться о своей дальнейшей судьбе. Я добрался до своего городка, и сразу же направился к старому шкиперу. Как я и предполагал, тот снова был болен, не так тяжело, как  в первый раз, однако ему снова требовался уход. Видимо, сказывались годы скитаний, проведенных в море, да и жизнь на берегу не баловала моего старого товарища.
Он искренне обрадовался моему приходу;  я растопил его остывший камин, и наполнил кружку горячим чаем, и, когда больной заснул, я долго смотрел на его спокойное, изборождённое морщинами и шрамами, свидетелями бурно проведенной жизни,  лицо. Почему, думалось мне, старые люди, как и старые вещи, никому не нужны? Никто не избегнет этой участи, разумеется, кроме тех, кому не будет суждено дожить до преклонных лет. Где все его друзья, да и были ли они? Существовала ли в его жизни женщина, которой была небезразлична его судьба?  Неужели все люди, ставшие стариками, несчастны?
Эти вопросы роились в моей голове, пока я рассматривал  спящего товарища.  Однако, подумав,  я возразил себе: с чего я взял, что он несчастен? С таким же успехом это можно было сказать о многих, в  том числе, и обо мне.  Каждый человек сам решает, несчастен он или напротив, доволен судьбой.  Да и что, собственно, такое счастье? Мне вспомнилась  притча о  бедняке, прошедшем долгий путь, и проклинавшего свою судьбу, за то, что у него кровоточат ноги, разбитые в дороге. На пути ему попался богач, которого несли в дорогом палантине, и бедняк искренне позавидовал ему, однако,    увидев, что у богача нет ног,  со слезами возблагодарил  всевышнего за свою судьбу. 
Когда мой приятель проснулся,  я поведал ему о своих злоключениях, и о том, как мне удалось спастись. Мой рассказ заинтересовал Джейсона.
 –  Теперь я вижу, что  твои попытки устроиться на берегу, свить себе тёплое гнездышко, безрезультатны.  Плеск волн и шум ветра будет всегда манить тебя. Я знал многих мужчин, которые мечтали  стать моряками, но, увы!  Это называется – судьба, а от судьбы, как от смерти, не спрячешься. Глядя на меня, ты, верно,  представляешь своё будущее?  Поверь, не стоит этого делать! Человеку не дано знать, что его ждёт впереди. Подай-ка лучше  мою старую трубку, мне нужно закончить  рассказ. Пригодится тебе это, или нет, не знаю,  однако вечера долги, и нет лучшего способа скоротать их,  чем добрая беседа.  Надеюсь, ты  не  забыл, на чём я остановился?
 –  Нет, нет, я всё отлично помню:  какой-то датчанин нарушил твои планы!
 –  Точно! – вновь ударил кулаком по одеялу шкипер. –   Мы договорились с ним, что будем делать всё вместе. Но не долго продолжалось наше сотрудничество. Как только мы сошли на берег, тот час направились в таверну. А надо сказать, что карту, и компас я вынул из сундучка и спрятал под рубашку, а картина остался лежать в сундучке. После  попойки с моим коварным приятелем я очнулся на какой-то старой барже. Голова моя раскалывалась, и я с трудом припомнил все события минувшего дня. Мои вещи исчезли, и только зашитые в камзол золотые, и  карта с компасом остались при мне. Вот так мы расстались со своим компаньоном.
Шкипер замолчал, долгий рассказ утомил его. Я взглянул за окно, где брезжил рассвет. Мы проговорили всю ночь! Я поправил изголовье, и накрыл больного одеялом. Камин уже остыл, мне пришлось разводить в очаге огонь, и заодно, сварить себе крепкий кофе. Старик спал беспокойным сном,  его губы шевелились, и из груди вырывался  тяжёлый стон. Внезапно он закричал, подавая корабельные команды, и затем затих.
Обстоятельства не позволяли мне постоянно находится при больном. Мои средства заканчивались, а жить на сбережения шкипера, которые он упорно мне предлагал, я не хотел. Возможно, он был прав, послушайся я старика, всё могло быть по другому. Но судьба плела свою нить, по которой я вынужден был  идти.


http://www.proza.ru/2016/05/04/564