Гренадеры. Подвиг царской Гвардии. Ч. 2, Гл. 1

   
                Солдат Императорской армии

                1

           Более сотни молодых новобранцев, призванных с Балаганского уезда, отправили на станцию Тулун, где на пересыльном пункте находились другие призывники. Оттуда в эшелонах по железной дороге их увезли далеко за Урал, где молодые солдаты должны были пройти первоначальную подготовку. Многие друзья и земляки держались вместе, но потом все перемешались. Но с Анисимом Федот не разлучался, и они держались неразлучно.
 — Какую редьку вытянули, ту и грызть, — сказал однажды Федот, намекая на жребий.
 — Ладно скроен да плохо сшит этот Игнат, — ответил Анисим.
 — О чём ты?
 — Не спроста именно нас с тобой загребли в солдатчину.
 — В ком добра нет, в том и правды мало. И я такую думку думаю.
 — Видел я, как он любезничал с присяжным, который жребии раздавал. Это он нас в солдатчину подговорил.
 — И я ему не верю.
 — Верю тому зверю, собаке, ежу, а ему погожу.
 — За Катю он люто меня возненавидел. Только как узнать?
 — Бог видит правду, да не скоро скажет.
 — У Бога дней много. Всё равно узнаем правду.
      
       Военная служба началась в Старожилово, что под Рязанью. В первый день, после прибытия в казарму, новобранцев сводили в столовую, где хорошо накормили. Под командой офицера всех построили и разбили на взвода. Теперь у каждого подразделения появились командиры из числа старослужащих. Затем была баня.
       Вечером всех подстригли налысо и уже после помывки выдали кирзовые сапоги, мундир, брюки, фуражку и отдельно галуны и погоны. На некоторых призывниках обмундирование висело мешком. Лысые, в новенькой форме, земляки не узнавали друг друга, отчего дружно смеялись и подтрунивали друг над другом.
       А завтра рано утром прозвучала команда: «Подъём!». И для вчерашних крестьянских парней началась настоящая армейская жизнь. Новобранцев ежедневно учили ходить строевым шагом и поднимать высоко каждую ногу. Пели маршевые песни и отрабатывали команды. Рыли окопы и траншеи, изучали стрелковое оружие и ходили на хозяйственные работы.
       Стрелять солдатам тогда не довелось, зато они до изнеможения отрабатывали правила штыкового боя под суворовскую пословицу старых сверхсрочников «Пуля дура - штык молодец!» Кололи штыками самодельные чучела, сделанные из снопов сена, на которые натягивали обычную мешковину. Почти ежедневно отрабатывали удары пикой, учились владеть саблей и скакать верхом на лошади.
       Порядки в армии были жёсткими. Нелегко было сразу втянуться и привыкнуть к армейской жизни и командам. Ежедневные построения, маршировки, занятия, наряды и жизнь по расписанию выматывали. Солдаты перестали балагурить и смеяться. День пролетал от подъёма до отбоя быстро, как выстрел.
       За нерадивость и нерасторопность офицеры и младшие чины наказывали молодых дополнительными нарядами и кулаком. Практиковались и более жёсткие наказания кнутом и гауптвахтой.
       Земляки вместе ходили в наряды, бегали в боевой выкладке, где молодых солдат испытывали на выносливость. Было тяжело, но они терпели, пока оба не получили нагайкой от старшего чина. Провинность была незначительная, а наказание постыдное. Поэтому друзья сильно осерчали на несправедливость. Анисим смог уговорить ротного командира перевести их в хозяйственный взвод.
       Со следующего дня деревенские парни стали помогать конюху: ухаживали за лошадьми в свободное от службы время. Вечерами они кормили коней, чистили конюшни, подгоняли подковы и заготавливали фураж. Но долго они не задержались в тыловой службе, потому как в армии на первом году загадывать было нельзя.
      
       Примерно через месяц в учебную часть, где молодые солдаты проходили боевую подготовку, прибыли высокие чины от кавалерии и инфантерии в красивых мундирах с разными регалиями. Они стали отбирать новобранцев в части и формировать разные команды. Анисим в строю был правофланговым, ростом почти шести с половиной футов* (14 Более 190 см). Во время прохождения строевым шагом он чётко чеканил шаг и заслужил похвалы.
       Чуть позже порученец от принимавшего парад полковника с красивым аксельбантом на груди вызвал командира отличившегося взвода.
 — Срочно предоставить высокоблагородию списки самых лучших!
       Так друзья попали в отборную пехотную часть, чему были очень рады. Их сразу приняли, так как оба умели читать и писать. Анисим, правда, читал только по слогам, зато его друг бегло прочитал представленный текст и легко писал чернилами.
 — Писарем будешь, — засмеялся офицер, являвшийся порученцем полковника.
 — Благодарствую, ваше благородие. Мне бы токмо с товарищем моим не расставаться. Мы с одной деревни, с детства друзья.
 — Мало каются, да все сюда пихаются, — ответил порученец, — заслужи справной службой, потом проси.
  — Буду стараться, ваше благородие! У нас так говорят: «Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот хорош, кто для дела гож».
 — Ишь ты! А не будет, как в той пословице: «На словах, как на гуслях, а на делах, как на балалайке»?
 — Никак нет, ваше благородие! Не подведём.
 — Этот твой земляк? — увидел офицер высокого Анисима.
 — Он, ваше благородие.
 — Православный? Грамоте обучен? — спросил порученец солдата.
 — Так точно, ваше благородие! — ответил Анисим.
 — Посмотрим, когда пройдёте медицинскую комиссию.
       Пожилой врач в белом халате приказал всей команде раздеться и дал первому какой-то сосуд с широким горлышком. Когда до Федота дошла очередь, доктор сказал:
 — Дуй в бутылку!
       Он удивился такой команде, но набрал полные лёгкие воздуха и что есть силы стал дуть.
 — Хватит, одевайся!
       Дождавшись в коридоре Анисима, он спросил его:
 — Тоже в бутылку дул?
 — Тоже, — улыбнулся белозубой улыбкой парень.
 — Зачем только, не понятно.
 — Так грыжу проверяют, — ответил Анисим.
       После медицинской комиссии друзья попали в числе других рослых солдат в элитный гвардейский полк гренадеров Московского округа.
      
       Ещё при Петре Первом в русской армии из отборных рекрутов были сформированы отдельные пехотные полки, как наступающие части. Рослых и крепких солдат учили при штурме вражеских укреплений метать пороховые бомбы с фитилем. Впоследствии такие подразделения стали именоваться гренадерскими.
       К началу Первой Мировой войны в Русской Императорской армии было шестнадцать гренадерских полков, не считая артиллерийских и инженерных частей. Все полки входили в состав двух гренадерских дивизий, дислоцировавшихся в Москве, Санкт-Петербурге и Киеве.
       Служба в гренадерских войсках, как и в царской Гвардии, была почётной и желанной. Отличались гренадеры от простых пехотных частей не только формой, но и размером жалования. Пожилой писарь прои штабе говорил гвардейцам, выдавая каждому месячную плату по рублю с копейками под роспись:
 — Солдату три деньги в день - куда хошь, туда и день.
       Обязательным условием при отборе в элитные части были выносливость, высокий рост, грамотность и православное вероисповедание. Буддистов, мусульман и инородцев набирали в другие отдельные специализированные подразделения.
       Земляки из сибирской глуши попали служить в город Москву. По прибытии в казармы всех новобранцев распределили по батальонам и отдельным ротам. Анисиму Дутову и Федоту повезло и в этот раз: их вместе определили в Первую роту Шестого гренадерского Таврического полка второй гренадерской дивизии. В состав дивизии входили четыре пехотных полка, приданные части, артиллерийская бригада и кавалерия. Шестой Лейб-Гвардейский Таврический полк был расквартирован в каменных зданиях Александровских казарм на Большой Серпуховской улице.
        Дисциплина в части была крайне строгой, но в целом служба молодым солдатам нравилась. Были существенные отличия от простой пехоты: чистые и просторные казармы, полковые врачи, находящиеся в отдельном корпусе, просторная столовая и питание по специальной норме, душ и водогрейка, куда по трубам шла чистая вода, размер жалования, заметно отличавшийся от обычного довольствия в других частях.
       Вновь прибывшим выдали новые яловые сапоги с тканью для портянок, амуницию необычного покроя с галунными погонами на вензелях и знаками, индивидуальными для каждого полка, а также петлицами - выпушками. Форма была для разных случаев: повседневная, парадная с обшлагами на трёх пуговицах и лацканами, походная, караульная. Кроме френча из английского сукна, чёрного виц-мундира, шароваров с лампасами была положена парадная кивера с чёрным, съёмным султаном на проволоке и плетёным этишкетом. Посередине киверы была большая металлическая кокарда «Гренада о трёх огнях» - отличительный гренадерский знак. Этот головной убор использовался при парадах, строевых смотрах или по случаю больших праздников.
       У гвардейских полков был свой архиепископ, а на территории казармы была своя часовня. В православные праздники солдаты посещали церковь Преподобного Сергия, расположенную недалеко от Брестского вокзала. У каждого подразделения была история и свои традиции, начинавшиеся со времён Петра и Екатерины Великой.
       Все новобранцы в первые месяцы службы ежедневно занимались муштрой. Отрабатывали стойку, повороты, чеканили строевой шаг. Кроме занятий и маршировки, полки несли охранную и караульную службу. Унтер-офицеры были более лояльны и не измывались над рядовыми, как в учебке, хотя к нарушителям дисциплины меры были самые суровые, вплоть до карцера или отчисления в обычную часть. Командовали молодыми на плацу младшие чины из числа ветеранов похода в Китай и Русско-японской войны. Многие из них были почётными кавалерами Георгиевского оружия и высоких наград.
       Служба была однообразной и почти без выходных. Первогодки ходили в караул и наряды на кухню, стояли дневальными в казарме, в охране пропускных ворот и периметра. Их часто привлекали на разгрузку подвод и на уборку территории.
       Всего один раз, в воскресный июньский день, Федот с Анисимом попали в увольнительную. Командир батальона и ротный капитан Ступин тщательно проверяли у всех солдат форму одежды, блеск начищенных сапог. Затем был долгий инструктаж о благопристойном поведении в городе. Под присмотром недавнего выпускника юнкерского училища Митля они ходили пешком по красивому и большому городу, удивляясь и любуясь красотой высоких архитектурных зданий, величием златоглавых церквей, которые блестели сусальным золотом, и разглядывая нарядно одетых городских дам и барышень. Особенный интерес вызвал электротеатр «Пегас» на Триумфальной площади, где проходили киносеансы и фестивали. Гуляли по улицам, как на экскурсии, но им было строго запрещено ходить в музеи, посещать театры и выставки. Также под запретом были синематографы, парки и сады-галереи, где была светская публика. Солдаты не относились к высшему обществу и им нельзя было пользоваться услугами извозчиков и ездить в электрических трамваях вместе с простыми обывателями.
       В мирное время отличавшиеся высокой дисциплиной Лейб-гренадерские дивизии являлись личной Гвардией самодержавной власти и лично царской семьи. Они олицетворяли собой силу и мощь русской армии во время парадов и смотров. В военное время гренадерские полки являлись штурмовой и ударной силой армии.
        «Гренадеры» в переводе - метатели гранат. У каждого полка были свои загородные летние лагеря, где проводились полковые учения, приближённые к боевым условиям. С каждым взводом занимались офицеры и нижние чины. Кроме изучения стрелкового и автоматического оружия, бомбомётов и миномётов, солдаты отрабатывали дальность броска учебных гранат и точность. Бросали гранаты из положения лёжа, из-за щита, стоя и в наступлении. Проводились занятия по штурмовке позиций условного противника сквозь заграждения из колючей проволоки. Отдельными группами захвата блокировались и «уничтожались» блиндажи, опорные пункты и пулемётные гнёзда.
       В отдельные занятия изучали ручные гранаты системы Лишина и РГ-14. Осколочные гранаты, разработанные штабс-капитаном Николаем Лишиным, были на вооружении Русской армии во время Русско-японской войны. Но особой популярностью у солдат они не пользовались.
       Молодых гвардейцев учили ползать по-пластунски, пользоваться металлическими ножницами, захватывать окопы противника и пленных. Особое внимание отводилось боевым стрельбам, отработке штыковых атак и приёмам рукопашного боя. Вместо винтовок воины брали двухметровые жердины, наматывали на них ветошь и отрабатывали выпады, удары и защиту. Занятия по штыковому бою вёл подхорунжий, участник боёв на Шипкинском перевале в Русско-турецкую войну, который любил приговаривать:
 — Береги бровь - глаз цел будет.
       До седьмого пота пожилой наставник гонял молодых бойцов, заставляя драться друг с другом, имитируя атаки и технику штыковых схваток. Во время занятий новобранцы отрабатывали специфические удары: сверху в живот с последующим резким движением приклада. Также проводились приёмы по владению холодным оружием. Хоть и не долюбливали бойцы старого служаку, но его занятия многим спасли жизнь в будущей войне.
      
       У Таврического полка была богатая история, начавшаяся ещё с войны с пруссаками и французами. Особо охранялись знамёна и хоругвии - свидетели Бородинского сражения, походов в Европу и обороны Шипкинского перевала в Русско-турецкую войну. Героев тех баталий уже давно не было в живых, а прошлое гренадерского полка в виде знамён и штандартов была сохранена и свято хранилось. У каждого полка имелись шефы - высокие представители духовенства и знатные особы княжеских фамилий. В дни православных праздников и на торжествах они были постоянными почётными гостями. На праздники обязательно приглашались ветераны и герои былых войн, в том числе и Севастопольского сражения.
       В начале августа 1914 года в Москву на Императорском поезде по железной дороге прибыла царская семья. Во время посещения Троице-Сергиевой Лавры и мощей Преподобного Сергия Великий Государь Николай Второй принимал парад Второй гренадерской дивизии. Затем гвардейцы стояли на охране Августейшей семьи во время Молебна. Государыню Александру с дочерьми и сыном, окружённую нянечками, гренадеры видели вблизи. Она была строга и высокомерна. На крики и приветствия толпы никак не реагировала. Зато десятилетний Царевич Алексей был весел и улыбчив. Он был одет в ладно подогнанный по фигуре френч военного покроя. Детской фуражке и начищенных до блеска детских полувоенных сапожках. С любопытством подходя к часовым, он требовал:
 — Хочу такую же шапку!
        Какой-то генерал из свиты с аксельбантом и эполетами его поправлял:
 — Это гренадерская кивера.
 — Хочу саблю!
 — Сымай киверу! — приказывал генерал гренадеру.
       Царевич снял свою фуражку и надел тяжёлую для детских плеч киверу, придерживая её руками.
 — Oh, mon Dieu!* (15 О, Господи! - франц.), — издалека кричала Императрица.
       Кивера срочно возвращалась стоявшему навытяжку гренадеру.
 — А саблю! — требовал Алексей.
 — Ваше Величество, матушка сердится! — кричали подбежавшие нянечки.
 — Хочу саблю!
 — Матушка не велит, — заслонял охрану генерал. - Идёмте, Ваше Величество! Я Вам свою покажу с золотым эфесом.
       После приветственной речи Императора, где он благословлял войска на защиту, честь, достоинство и положение России среди Великих Держав, стройные ряды царской Гвардии, под звуки оркестра и множества барабанов, шли строем, равняясь на его Величество.

                2

               
            
           Известие о войне с Германией воспринято было с победными маршами и воззваниями за Веру, Царя и Отечество. Московский митрополит Макарий провёл проповедь молодым воинам, стоящим в строю перед памятником Александру Второму на Кремлёвском Холме. Он много говорил о христианской морали, о послушании, о необходимости защищать Отечество и Божьего помазанника на земле. В этот же день незамедлительно последовал Высочайший Указ об отправке гренадерского корпуса и других частей на Юго-Западный фронт.
       Лейб-Гвардии Таврический полк убыл на фронт в порядке очерёдности в первой декаде августа 1914 года. Красивую парадную форму гренадеры сменили на полевую, зеленовато-защитного цвета. Но от обычной пехоты было отличие: мундиры с ярко-синими погонами, цветным кантом и позолоченной вензельной буквой «Т», означающей Таврический. Походные фуражки имели козырьки и гренадерские кокарды. Кроме того, у каждого гвардейца была характерная пряжка на поясном ремне с эмблемой в виде пылающей Гренады. Офицерам было разрешено оставить френчи и гимнастёрки с красным кантом посередине.
       В эшелонах по железной дороге ехали с песнями и убеждениями, как русские войска пройдут по городам Европы, победителями с лаврами и почестями. Командиры и священнослужители убеждали солдат в том, что они идут спасать Европу от зарвавшихся немцев и австро-венгров.
       На одной из станций в Галиции войсковые эшелоны наконец остановились. Вестовому офицеру штаба полка срочно вывели из теплушки коня. Дав ему шпоры, он быстро ускакал искать штаб корпуса. Солдат тем временем покормили и быстро раздали каждому новенькие винтовки Мосина образца 1891-го года. К оружию прилагался четырёхгранный игольчатый штык, по два кожаных подсумка для патронов, вместимостью по 30 патронов каждый. Кроме того, бойцы на месте получили и армейское снаряжение: новые шинели с синими петлицами, бриджи защитного цвета, полотняные вещевые мешки, фляжки, круглые котелки и новенькие сапёрные лопатки в чехле.
      
       В сражении под Красником австрийская кавалерия и полки пехоты вынудили отступить подразделения русского Четырнадцатого армейского корпуса. Почувствовав вкус победы, австро-венгерское командование бросило в бой все имеющиеся резервы с целью взятия железнодорожной станции Седлец для выхода к Люблину, пытаясь окружить большую часть регулярных войск Юго-Западного фронта. Угроза прорыва была очень серьёзной, и подошедшим разрозненным полкам гренадерского корпуса было приказано срочно закрыть образовавшуюся брешь.
       В предгорьях Карпат у передового кавалерийского отряда Таврического полка состоялось первое боестолкновение с прорвавшейся конницей австрийцев. До этого батальоны полка выдержали тяжёлый марш в полном боевом снаряжении. Кроме своего оружия, запаса патронов и гранат, солдаты на себе катили пулемёты, несли тяжёлые ящики с боеприпасами, другое снаряжение и разное имущество. Имеющиеся лошади и повозки были переданы артиллеристам, поэтому почти всё имущество, выгруженное с эшелонов, пришлось нести на себе. Но это была не самая страшная страница войны.
       Вторая Гренадерская дивизия, куда входил Шестой Таврический полк, насчитывала более двенадцати тысяч штыков и около тысячи лошадей. Дивизия должна была закрыть разрыв между двумя русскими армиями. Вооружённые силы Австро-Венгрии успешно продвигались вперёд, и гренадерские полки должны были не допустить прорыва врага в тыл.
       В бой вступили с ходу, не успев отдохнуть и стереть с себя слой дорожной пыли.
       После первых винтовочных залпов передового отряда австрийская разведка отступила. Выдвинувшись на выгодную высоту, сразу стали рыть основные и запасные позиции, опорные пункты, пулемётные амбразуры и блиндажи. Тылы опаздывали, поэтому в укрытиях жгли костры и варили похлёбку из сухого пайка. Кухня прибыла только ночью. Быстро поев гороховый суп, уставшие солдаты сразу завалились спать. Ночевали под открытым небом на сырой земле, подстелив шинели и подложив под голову свои вещевые мешки.
       С восходом солнца начался первый военный день грозного августа, и многие с беспокойством ожидали дальнейших событий. Утром был туман, после которого всегда наступал ясный и солнечный день. В белёсой дымке прятались вдали, сливаясь с горизонтом, синие вершины карпатских гор. В густых кустарниках и небольших перелесках слышались весёлое пение жаворонков и трели кузнечиков. Летали стрекозы и жуки. Шелест ветра и журчание ручья успокаивали и, наверное, каждому в ту минуту хотелось поскорее вернуться домой.
       После завтрака и горячего чая, который разливали на колёсной полевой кухне по котелкам, некоторые бойцы лежали на спине и смотрели куда-то в голубую высь. Другие писали домой письма, прося друг у друга чернила и карандаши. Наступила такая тишина, что никому не верилось в то, что рядом враг и скоро могут быть смертельные баталии.
       Внезапно начался артиллерийский обстрел русских передовых позиций, который внезапно прекратился. Все подразделения за ночь успели окопаться и потерь не было, за исключением тыловой повозки.
       Наступила звенящая тишина, но уже скоро где-то сбоку загремели взрывы, затем послышались очереди скорострельных пулемётов.
      
       Гренадеры Первой пехотной роты капитана Ступина за ночь углубили окопы, соединили их с позициями пулемётных команд и успели немного выспаться. Утром часовые растолкали сонных бойцов с приказом на завтрак. Тыловики в этот раз сработали быстро: кроме горячей каши и чая, они привезли воду в бочках. Отмыв свои котелки, солдаты не спеша наполнили свои фляжки и закурили.
       День только начинался, и что будет дальше, никто не знал. В минуты затишья некоторые вспоминали родные края, свой дом и близких. Некоторые молились, предчувствуя бой. Солнечные лучи приятно грели лица молодых воинов, и только далёкая стрельба и взрывы напоминали всем, что здесь война и смерть.
       Неожиданно послышалась громкая трель свистка. Затем ротный адъютант громко скомандовал:
 — Рота, по местам! К бою!
       Неприятель пошёл в атаку, но клубы дыма закрыли горизонт. Постепенно стали видны всадники и фигурки людей. Забегали унтер-офицеры, проверяя боеготовность взводов. Вчерашний выпускник военного училища, взводный офицер Митль, рассматривая в бинокль вражеских уланов, взволнованным голосом скомандовал:
 — Приготовиться к бою! Без команды никому не стрелять!
 — Прицельная планка на двести метров. Целиться в середину фигуры! — передали приказ Ступина.
       Медленно и в большом напряжении шли секунды. Конники наткнулись сбоку на пулемётный огонь и повернули в сторону, но пехота врага быстро приближалась. Послышались крики и выстрелы. Неожиданно с фланга выскочила конница. Казалось, что они вот-вот ворвутся на позиции русских стрелков. Внезапно открыл огонь штабной пулемёт, и сразу раздался громкий голос:
 — Огонь!
       Поле боя окутали клубы дыма, но огонь не прекращался. Конница частично полегла, не добежав до передовых траншей русских какую-то сотню метров. Остальные, резко развернувшись, ускакали прочь. Пулемёты не жалели ничего живого и было слышно, как раненые лошади в какой-то агонии громко и жалобно ржали, пытаясь подняться.
 — Гранаты к бою!
       В неприятельскую пехоту полетели гранаты, и поле боя окуталось плотной завесой дыма. После небольшой перестрелки залёгшая вражеская пехота отползла назад.
       Раздалась команда прапорщика Митля:
 — Прекратить стрельбу!
       Солдатам впервые пришлось стрелять по живым фигуркам врага. Но ещё не сразу озноб от боя отпустил каждого. Рослый капитан Ступин с адъютантом обошёл позиции бойцов и похвалил всех за усердие. Его обогнали фельдшер и санитары с носилками. Оказывается, среди гренадеров тоже были убитые и раненые. Пользуясь затишьем, к траншеям на двуколках подвезли ящики с патронами и гранатами.
       Капитан распорядился:
 — Прапорщик, доложить о потерях!
 — У пулемётчиков подносчика убило. И двое легко ранены.
 — Выделить отделение для получения боезапаса!
 — Слушаюсь!
       Бойцы принесли несколько ящиков с патронами. Многие закурили в полной тишине. Не было слышно шуток. Руки неприятно тряслись, напоминая о нервном напряжении.
 — Сидора убило, видели? — осторожно говорил один голос.
 — Выглянул не вовремя, дурень. Своими же осколками от бомб и достало.
       Внезапно тишину на фронте нарушили взрывы и частые выстрелы. Где-то у соседей прорвалась австрийская конница, поддержанная артиллерией.
       К штабной землянке прискакал посыльный, адъютант командира полка, передавший приказ на наступление двум ротам. Командир батальона срочно собрал командиров подразделений и приказал идти на помощь соседям по звуку горна. 
       Солдаты в окопах стали гадать, какие из четырёх рот пошлют в атаку. Звук полковой трубы прозвучал внезапно и усилил дрожь.
 — Первая рота! Примкнуть штыки! — громко скомандовал Ступин.
 — Вторая рота! Приготовиться к атаке! — эхом отозвалось где-то вдали.
      
       Первый день войны и первый бой запомнились Федоту Гавриловичу на всю жизнь. Другие атаки и бои перемешались и вспоминались с трудом. А этот бой он видел во сне ещё долгие годы после войны.
       Сначала всех сковал страх. Потом была надежда, что атаку отменят. Затем наступило отчаяние и бессилие что-либо изменить. Оставалось покориться судьбе и воле случая.
       Остальные две роты батальона сочувственно смотрели на своих собратьев, радуясь одновременно, что не им сейчас нужно идти навстречу смерти.
       Через усилия и с сильным сердцебиением поднимались бойцы из траншеи. Но был приказ, и впереди шли командиры. Каждый был вынужден прятать свой страх и идти вперёд, надеясь на тяжёлую винтовку с надетым штыком, как на защиту и щит.
 — Не отставать! Через балку выйдем во фланг и ударим, пока они не опомнились, — подбадривал своих бойцов капитан.
       Где-то впереди слышалась частая пальба, стучали пулемёты и гранатные взрывы. Пока шли вперёд, многие тихо шептали молитву, крестились и вспоминали родных. Но никто не прощался и заранее себя не хоронил. Несмотря на внутренние психологические переживания перед первой штыковой, каждый солдат шёл в бой с твёрдым убеждением в победе, за всех своих родных, царя и Отечество.
       Лишь у единиц из числа недавно призванных не выдержали нервы, когда рядом легла серия взрывов. Кто-то закричал, некоторые попадали наземь, бросив оружие и закрыв голову руками. Но бывалые унтер-офицеры быстро приводили таких в чувство резким пинком или пощёчиной, выбивая всякую истерику.
       Война оказалась далеко не такой, как она представлялась. Необходимость убивать себе подобных разрушала нравственные и божественные барьеры. Очень трудно было отбросить всякие противоречия, жалость и внутренне заставить себя подчиниться ритму, духу и законам войны.
       Шедший впереди ротный внезапно остановился и поднял руку вверх. Это означало сигнал остановить бег.
       Две роты гренадеров в чистом поле внезапно вышли на вражескую колонну, которая спешила в помощь своим кавалеристам для дальнейшего прорыва русской обороны. В бинокль Ступин рассмотрел несколько подвод, которые тянули три или четыре орудия и везли какие-то ящики. Артиллерийскую батарею сопровождали примерно полторы роты пехоты. Это был передовой отряд. За ним следовали ещё резервы, но из-за складок местности остальных он не увидел. 
 — Приготовиться к атаке! — закричал капитан своим бойцам.
       Хуже самой смерти было ожидание команды перед боем. Невозможно было унять дрожь и эмоции. Наконец прозвучала команда ротного:
 — С нами Бог! Вперёд!
       Послышалась длинная трель сигнального свистка. Один длинный свист означал атаку.
       Идти вперёд помогал шедший рядом Анисим. Он напряжённо сопел и испытывал одинаковые переживания. По команде оба пошли вперёд твёрдым шагом, почти соприкасаясь плечами. Ещё в траншее перед атакой они молча обнялись, и никакие слова не заменили бы их взгляды. Оба понимали неизбежность предстоящего боя, а также то, что только мужество, поддержка и взаимовыручка помогут им обоим выжить.
 — Выровнять шеренги!
       В напряжённом молчании бежали гренадеры в полный рост по полю.
       Замерли все звуки, перестали щебетать птицы и замолчали кузнечики. Внезапно раздались отдельные выстрелы, дробью застучали пулемёты. Послышался характерный свист пуль, и сразу кто-то вскрикнул. Каждый невольно втянул голову в плечи, но раздалась команда Ступина:
 — Рота, вперёд! 
       Под неприятельским огнём цепи русских солдат с блестевшими на солнце штыками что есть сил припустились навстречу выстрелам. Никто не пригнулся и не залёг, кроме тех, кого настигла горячая пуля. В этот миг у каждого наружу вырвался страшный крик страха и злости, который напоминал звериный рык. 
      
       Через пыль и дым впереди показалась австрийская пехота. Их командиры скомандовали атаку и две лавины солдат со штыками наперевес, с криками бежали навстречу друг другу. Расстояние между ними стремительно сокращалось.
 — Держать строй! Не отставать! — подбадривали командиры.
       Во время бега у Федота сразу пробил пот. От напряжения захотелось пить, но достать на бегу фляжку и отпить воды было невозможно. Бежать мешала скрученная шинель, висевшая через плечо. А также подсумок с гранатами и котелок, прикреплённый сбоку к ремню.
       Неожиданно цепи друг перед другом остановились. Наступила гнетущая тишина. Солдаты враждующих армий впервые вблизи рассматривали друг друга.
       Пехота Имперского ландвера* (16 Сухопутные войска Австро-венгерской двойной монархии) была одета в серо-синюю униформу. У всех были тканевые кепи на голове, на ногах кожаные ботинки без обмоток. На плечах командиров блестели погоны. Головы были защищены кожаными касками с большой кокардой и острым конусом. У каждого солдата за спиной висел массивный ранец, отчего австрийские воины казались неповоротливыми. В верхней части ранца укладывалась скатка, аккуратно перетянутая специальными лямками. На поясном ремне топорщился кожаный патронташ. По бокам висели сапёрная лопатка в чехле и фляжка.
       Ровные цепи неприятеля напряжённо молчали, со страхом и любопытством рассматривая русские шеренги. Наступившую тишину нарушили громкий свисток и возгласы командиров.
 — Не робеть, братушки! — поддерживали своих бойцов ветераны полка из числа нижних чинов.
       Их бесстрашие придали молодым солдатам уверенность. В эту минуту наступила какая-то грань между прошлой жизнью и чем-то новым, смертельно опасным.
       Внезапно прозвучали револьверные выстрелы. У кого-то, вероятно, не выдержали нервы, отчего стал палить в упор ещё до команды.
       Первые выстрелы послужили сигналом бежать навстречу врагу.
 — Angriff! Vorwarts! — надрывно кричали австрийские офицеры, подгоняя своих солдат в атаку.
 — Аа-аа! — кричали справа и слева. Почти сразу же добавились звуки ударов штыками и прикладами. Раздались выстрелы, с разных сторон послышались ругательства, крики о помощи, утробные хрипы и визги.
       Ничего страшнее смертельной сечи никто из дерущихся ранее не видел, и не каждый мог такое выдержать.
       Анисим схватился с каким-то солдатом, когда на него сбоку выскочил другой неприятель. Федот преградил ему дорогу. Удар австрийского штыка пришёлся ему точно в грудь, но он успел увернуться, как это делали солдаты в учебке, когда тренировались на обмотанных тряпками палках. В ту же секунду Федот выставил немного вперёд правую ногу и нанёс врагу ответный выпад. Куда пришёлся удар его штыка, он не увидел, так как его больно толкнули, и он упал, споткнувшись о какое-то лежачее тело.
       Он перекатился в сторону, удерживая в руках винтовку. Затем вскочил и стал искать глазами своего друга. В это время кто-то схватил его окровавленными руками за ногу. Оглянувшись, он увидел лежачего с окровавленной головой. Он был без фуражки, в гимнастёрке зеленовато-защитного цвета и погонами ярко-жёлтого цвета. Это был свой, но узнать его было невозможно. Его глаза на искажённом лице были расширены от боли и ужаса. Руками он держался за горло, которое было проткнуто штыком. Раненый просил помощи, пытаясь что-то сказать, но изо рта хлынула кровь, и началась агония.
       В горячке боя Федот потерял своего друга Анисима. Запинаясь о лежавших на земле раненых и убитых, он услышал резкий крик, как детский плач, раздавшийся где-то рядом. Оглянувшись, он увидел прапорщика Митля, который кричал, схватившись руками за лицо. Рядом стояли два австрийца с винтовками, опешившие от его криков. 
 — Ах ты курва! Наших бить?
       Точным ударом он всадил ближнему пехотинцу штык в живот. Удар был такой силы, что он не смог сразу вытащить своё оружие назад. Но второй солдат, опомнившись, кинулся на Федота. Бросив свою винтовку, он руками не только отбил выпад вражеского штыка, но успел ухватить руками за ствол и потянул на себя. В завязавшейся драке австриец бросил свою винтовку и с громкими криками убежал.
       Запыхавшийся Федот подошёл к заколотому им врагу и с силой выдернул штык. Митль лежал рядом и стонал.
 — Что с вами, ваше благородие?
       Он наклонился к нему, с силой отодрал от лица скользкие от крови руки и с ужасом увидел, что на месте глаза у взводного была кровавая дыра.
      
       В этой первой рукопашной схватке победу одержал русский характер и единый порыв опрокинуть врага. Неприятель не выдержал напора и бежал, оставив своих раненых и убитых. Но это была не паника. Они отходили организованно, под команды своих офицеров, под сигналы своих горнов и свистков. Оставались отдельные кучки дерущихся, не успевших отойти вместе со всеми. Пока гренадеры добивали тех, кто храбро сражался и не сдавался на милость победителям, австрийцы по фронту выкатили пулемёты и начали почти в упор расстреливать русских. Затем открыли огонь орудия.
       Под ливнем пуль солдаты залегли. Рядом с командиром батальона находились артиллерийские корректировщики и телефонисты, тянувшие катушки провода, чтобы держать связь со штабом батальона. Они немедленно передали данные о пулемётах и пушках, откуда австрийцы вели убийственный огонь.
       Через несколько минут по позициям австрийских войск ударили русские пушки. Под прикрытием взрывов послышались два длинных свистка. Затем раздалась команда на отход:
 — Отходим. Раненых не бросаем!
       Солдаты на себе тянули раненых. Всё поле было усеяно навзничь лежавшими. Многие просили о помощи и стонали:
 — Помогите!
 — Санитаров с носилками!
       Кричали и просили помощь раненые австрийцы, но никому до них не было дела. Никто их не добивал. Нужно было уходить, забрав своих.
 — Срочно назад, пока они нас не атаковали.
       Навстречу выдвинулись отряды с Третьей и Четвёртой роты, но они попали под заградительный огонь вражеской артиллерии. Оставшиеся бойцы искали выживших среди своих и врагов и собирали брошенное оружие. Возвращались перебежками, на шинелях волоча раненых. Несколько легкораненых пленных, один из которых был унтер-офицер, тащили на себе русских. Их сопровождал вооружённый револьвером фельдфебель.
       Дважды раненого капитана Ступина несли на плащ-палатке двое. Некоторые раненые шли сами. Здоровые тащили по земле или несли на шинелях тяжёлых. Кто-то нёс собранное оружие. Федот повесил на плечо две винтовки и тащил на себе ослабевшего от потери крови прапорщика.
       Отовсюду слышалась стрельба, ухали взрывы. Под прикрытием дымных снарядов две роты гренадеров возвращались назад через балку. Но австрийское командование не хотело выпускать русских. Вражеская артиллерия с небольшим запозданием начала стрелять беглым огнём.
       Послышался вой снаряда. Перелёт. Клевок в мягкой почве. Фонтаном бурой земли взметнулся следующий снаряд позади. Завыли осколки, посыпались сверху комья земли.
 — Вилка! Бегом давайте, иначе сейчас накроет! — приподнялся на носилках Ступин.
       С большим трудом, с неимоверными усилиями большая часть выживших добежала до своих позиций и вынесли на себе часть раненых. Измученные, ослабевшие, многие из которых были перевязаны, они, дойдя до своих, обессиленно попадали на дно траншей.
       Над перелеском сначала показались бело-розовые облачка, затем поле перед траншеями покрылось барашками разрывов. Беспощадная шрапнель накрыла тех, кто не успел дойти, кто еле передвигал ноги из-за усталости или ран. Некоторые из них могли добежать до своих и остались бы живы, но они несли на носилках тяжело раненых и поэтому отстали. Все они полегли уже перед своими траншеями.
       Фельдшер и санитары помогли отнести раненых к санитарным фурам. Внезапно начался обстрел по всей линии обороны. Опять раздалась команда:
 — К бою!
       В стык между батальонами внезапно ударила вражеская конница, поддержанная пехотой. Застучали пулемёты, но вражеские пушки уже пристреляли позицию русских. Взрывы накрыли почти все пулемётные гнёзда. Атаку смогли отбить с помощью имеющихся гранат. Но где-то на фланге ещё долго шёл ожесточённый бой. 
       К вечеру бои стихли. Ещё двое суток австро-венгерское командование гнало свои войска в наступление на русские позиции к Люблину. Несмотря на численное превосходство неприятеля, Вторая гренадерская дивизия с честью выполнила боевую задачу. Гвардейцам удалось удержать свои позиции до подхода резервов и не пустить врага к железнодорожной станции. 

       Во второй половине августа 1914 года на Юго-Западном фронте произошло самое крупное сражение с начала Первой Мировой войны - Галицийская битва*. (17 Одно из крупнейших сражений Первой Мировой войны, в результате которой австрийские войска потерпели поражение. Победа в сражении способствовало сохранению Сербии и Балканского фронта). В результате этой операции русские войска заняли восточную Галицию, Буковину и осадили город Перемышль. Но австрийское командование подтянуло резервы и контратаковала русских по флангам. В результате 14-й корпус Четвёртой армии понёс большие потери и отошёл к Краснику. В образовавшийся промежуток до реки Вислы шириною в 25 километров устремились австрийская кавалерия и инфантерия, угрожая обходом правого фланга всей армии.
       К концу августа 4-я армия была зажата с двух сторон и отрезана от нормального снабжения и частей 5-й армии. В тяжёлых и неблагоприятных условиях армия продолжала стойко обороняться и удерживать свои позиции под Люблиным и по железнодорожной линии, что не позволило Австро-венгерскому командованию выйти в тылы русских и развить дальнейший успех. 
       За трое суток боёв солдатам неоднократно приходилось подниматься в атаку навстречу врагу и отгонять его одними штыками, так как не всегда вовремя приходили тыловые подводы с боеприпасами. Пулемётчики были вынуждены стрелять одиночными, экономя патроны. Кормили горячим супом или щами тоже не всегда. Довольствовались чаще всего сухарями. От каждого батальона были сформированы команды по два неполных взвода, которые перебрасывались по ходам сообщения на усиление на наиболее опасные участки обороны.
       Оборона была растянута. На счету был каждый боец. В окопы посадили даже легкораненых.
       Полк занимал небольшую и неровную возвышенность, за которой была равнина и рокадная дорога, ведущая на станцию. Австрийское командование понимало, что эта последняя возвышенность, которую успели занять русские войска на пути к Люблину. Поэтому они усиленно искали бреши на рубежах, чтобы нанести мощный удар с целью прорыва всей обороны.
       Под обстрелом артиллерии и пулемётно-ружейного огня страшно было идти навстречу вражеской цепи. Хотелось упасть и вжаться в землю, но боевой дух царской гвардии был высок. Тон задавали офицеры и старослужащие, участники былых сражений. Рядом падали сражённые товарищи, но нельзя было поддаваться малодушию. Нужно было найти силы, чтобы подавить свой страх и чувство жалости, психологически выдержать весь ужас жестокой войны. Тем, кто внутренне смирился с возможной смертью, было легче. Но у каждого это внутреннее противоречие реальности войны и неизбежной смерти проходило по-разному. Да и как можно было сразу привыкнуть в смерти?
       Невыносимо тяжело было видеть погибших друзей. Не хотелось верить в смерть таких молодых и крепких ребят, с которыми ещё вчера делили котелок с кашей. Но особенно больно было видеть их мучения, слышать их стоны и хрипы в предсмертной агонии. И каждый солдат после увиденного думал и просил в своих молитвах Богу о смерти без мучений.
       В первые бои многих мутило от вида убитых, запаха крови и страшных ран. Позже злость к врагу заслоняла все чувства. Внутри всё немело и наступала апатия ко всему происходящему, в том числе и к смерти.
       Никто в бою не добивал раненых врагов и не обирал пленных. К ним относились без мести, и даже с сочувствием. Брать что-то у живого или мёртвого считалось низким и мерзким. Это было и не нужно, так как все считали себя смертниками.
      
       Атаки австрийской инфантерии с трудом, но были отбиты. На второй день боёв возвышенность, которую занимали русские гвардейцы, с разных сторон атаковали подошедшие кавалерийские части. Но ещё ночью тылы подвезли боеприпасы и подошли резервы. Атаки конницы были отбиты с помощью плотного огня станковых пулемётов. Отлично стреляли штабные бомбомёты, ротные миномёты, лёгкие малокалиберные пушки, перебрасываемые командованием на острие вражеского наступления. От их точного огня австрийские уланы и драгуны несли серьёзные потери. Их лошади, пугаясь огня и громких выстрелов, падали на всём скаку, сбрасывая своих наездников, и с громким ржанием убегали прочь.
       Большую помощь в удержании позиций оказала артиллерийская поддержка. В перелеске, позади запасных позиций, развернулись расчёты полковых трёхдюймовых орудий на конной тяге. Они подошли ночью на третий день боёв и были очень кстати. Стрельбу вели с закрытой позиции, но потом перешли на прямую наводку. Затем они переключились на артиллерийскую дуэль, вызывая огонь крупнокалиберной вражеской артиллерии на себя.
       Без артиллерии ружейно-пулемётным огнём отбивать лавины вражеской конницы было практически невозможно. Артиллеристы и миномётчики сыграли решающую роль в удержании позиций. Свою задачу они выполнили, но к концу сражения многие из них погибли. Большая часть орудий и пушек из-за слабой маскировки были разбиты. Продолжала вести огонь только дальняя батарея с закрытых позиций. Но и она понесла потери от дальнобойной артиллерии и вражеских монопланов.
       На исходе второго дня боёв от взрывов были перебиты почти все провода к телефонным аппаратам. Но без связи со штабом полка и артиллеристами было нельзя, поэтому её постоянно восстанавливали вестовые, телефонисты и сигнальщики. 
       К вечеру второго дня опять закончились патроны и гранаты. Замолчали пулемёты, и наступила страшная тишина. Лишь по фронту слышались крики пехоты неприятеля и редкие выстрелы соседей. Не оставалось ничего другого, как идти навстречу врагу.
 — Примкнуть штыки! Приготовиться к атаке!
       Наступило тягостное ожидание команды идти в бой. Но опять выручили артиллеристы. Натиск неприятеля был отбит осколочными снарядами и шрапнелью. Металлические шарики и осколки не давали никаких шансов уберечься тем, кто находился на открытом пространстве. Люди и лошади были сметены и гибли мгновенно. Очередная атака австро-венгров захлебнулась и прекратилась с большими для него потерями.
 — Вот молодцы братушки-артиллеристы! — раздались радостные возгласы.
 — Выручили! — обрадованно загалдели солдаты.

                3

               В 1914 году Австро-Венгрия являлась одной из великих европейских держав. Вооружённые силы Империи были многонациональными и включали в себя Общую армию, второочередные войсковые соединения Ландвер, Королевскую венгерскую армию и резерв Ландштурм. Армия государством финансировалась намного меньше, чем войска союзнической Германии, поэтому её обороноспособность намного отличалась от немецкой. Но военное снабжение, оснащение оружием и поддержка Германии поддерживало её боеспособность.
       Австро - венгерские войска вели полномасштабные боевые действия на двух фронтах: против Сербии на сербском и против России на восточном. Веря идеям своих монархов о господстве на Балканах и защите своих границ, население Австро-Венгрии, подогреваемое пропагандой о виновности Сербии в убийстве наследника престола Франца Фердинанда, считало войну правым делом.
       Германия стремилась к господству в Европе, приобретению новых территорий, претендовала на равные права в колониальных владениях.
       У России тоже были свои претензии к мировым державам, в том числе на свободный проход своего флота в Средиземное море, ослаблению режима контроля над проливом Дарданеллы, протекции славянских народов на Балканах.
       Но ни одна из этих причин не были главной в разжигании военного конфликта. Основной причиной развязывания никому не нужной мировой войны было то, что Британия и Франция не хотели делиться захваченными колониями, а Германия и её союзники стремились получить часть этих колоний для себя.
      
       Обстановка к началу боевых действий на военном театре августа 1914 года для русских складывалась крайне неблагоприятно. Русское командование имело лишь одну армию против четырёх австро-германских. 10 августа австрийские части атаковали под Красником русские подразделения, чтобы выйти в тыл армии и штурмом овладеть Люблиным. Русские уступали австро-германцам по количеству живой силы в четыре раза, по артиллерии - в два раза.
       Под натиском превосходящих сил противника русские были вынуждены отступить к Люблину, где успели занять рубежи. Попытки прорвать оборону русских войск закончились для австро-венгров большими потерями и привели к ослаблению ударных дивизий. За неделю боёв войска 4-й армии Юго-Западного фронта от обороны перешли к наступлению и нанесли поражение группе армий генерала Кумемра. На фланге гренадерские полки разбили корпус генерала Данкля, захватив большие трофеи и несколько тысяч пленных.
       Австро-германское командование, перебросив дополнительные войска, создало двойное превосходство в живой силе. Под Раво-Русской враг вновь перешёл в наступление с целью выхода в тыл русских армий и взятия Львова. Но этот план неожиданного наступления был сорван мужеством и упорством гвардейцев Императорской армии. Ценой огромных усилий и, благодаря мужеству русских солдат, атаки были отбиты, и угроза взятия Львова отпала. Разбив все свои передовые части, неприятель прекратил атаки и отвёл свои войска за реку Сан.
       После Галицийской битвы войска 4-й армии, куда входили поредевшие дивизии гренадерского корпуса, перешли Лунковский перевал и вышли в предгорья Карпат.

       Во время атак австрийских войск на русские позиции, пехота шла твёрдым шагом, плечом к плечу. Австрийцы были такие же молодые, как и русские воины. В их глазах был виден такой же неподдельный страх и любопытство. Их офицеры громко выкрикивали команды и вели своих солдат в бой. Но к войне с жестокими штыковыми лавинами австро-венгерская армия не была так готова, как российская. Русские регулярные части, храня боевые традиции, в обязательном порядке проходили обучение штыковому бою. 
       Во время штыковых солдаты не выкрикивали конкретных фраз. Кричали ругательства или призывали Святых и Бога в помощь, прогоняя страх. Но в момент соприкосновения от ужаса и чудовищного напряжения звуки приглушались, меркли яркие краски. От убитых и умирающих в агонии наступало какое-то безумие. К этому было невозможно привыкнуть, но именно злость и месть за своих друзей были сильнее сострадания и сочувствия. И солдаты враждующих армий без всякой жалости кололи и убивали друг друга.
       Не всегда удавалось удержать плечо своего товарища и держать строй. Всё перемешивалось, и каждый дрался сам за себя. Бились друг с другом и толпой. Всякие команды и свистки заглушались громкими ругательствами, криками и стонами. Смертельная драка не щадила даже тех, кто спотыкался и падал, был ранен и просил о пощаде. В зверином ожесточении и злости раненых и обезумевших добивали. Свои и враги лежали друг на друге.
       Федот Гаврилович очень часто задавал себе вопрос, как ему в тех боях и рукопашных удалось выжить. В ежедневных атаках и под обстрелом шанс остаться в живых был невелик. И везло далеко не всем. Рано или поздно, пуля, штык или осколок всё равно находил свою жертву.
       Как правило, деревенские парни были сильнее и выносливее городских. Слабые физически и слабые духом гибли чаще. Но большую роль играло простое везение и умение постоять за себя.
       Гренадерские части были достаточно подготовленные к боям и хорошо закалённые. Этому способствовали спортивная подготовка в учебной части, активные занятия по рукопашным приёмам борьбы, искусству ведения штыкового боя и учебных занятий по штурмовке и захвату пленных. В неприятельской армии владению штыком уделялось гораздо меньше времени, в связи с чем австро-венгерские и германские войска заметно уступали русским в штыковых атаках и несли гораздо большие потери. 
      В юности Федот не единожды ходил драться с пацанами из соседней деревни. Бились, как правило, из-за пропавших ловушек на птиц и корчаг на речках, которые пропадали по неизвестным причинам. Но думали на соседей, хотя и сами пользовались найденными сетями и бреднями. Став постарше, дрались в кулачных боях из-за девушек.
       В бою он активно защищался и сам нападал. Дрался не только штыком, но и прикладом, сапёрной лопаткой и даже кулаком. Умело защищался, отбивал выпады, уворачивался и прикрывал своих. Он плохо помнил те атаки. Психологическое напряжение было настолько сильное, что его память сохранила лишь отдельные эпизоды. А предсмертные крики и стоны умирающих товарищей он помнил отчётливо. Именно муки и агония близких друзей много лет после войны не давали ему спокойно спать.
      
       Во время очередной атаки, но третий день боёв, потерялся близкий друг и земляк Анисим. В последующие моменты сближения с неприятельской пехотой уже никто не останавливался. Бойцы шли на врага, уверенные в своей победе. Австрийцы же, наоборот, стали избегать соприкосновения с царской Гвардией. Из-за нехватки патронов русские части были вынуждены отгонять вражескую пехоту именно штыками, навязывая им рукопашный бой.
       Свалив одного, Федот выскочил на другого солдата. Он был совсем молод. Его униформа голубоватого цвета немного топорщилась. Кепи была натянута на глаза, а сами глаза выдавали страх и ужас. Движения вражеского солдата были неуверенными. Тем не менее он наставил на русского бойца свою винтовку с блестящим кинжалом. Но это движение было скорее защитным, чем нападающим. Гренадер легко отбил выпад. Следующим ударом он всадил в грудь врага свой штык. Австриец, выронив оружие, инстинктивно схватился руками за винтовку Федота. При этом громко закричал от боли и страха:
 — Mamme!
        Жалобный крик неприятеля остудил его пыл. Федоту стало невыносимо тяжело и страшно. В этот момент в нём проснулась жалость к поверженному врагу. Вырвав свою винтовку из груди австрийца и его слабеющих рук, он поспешил уйти, чтобы не видеть мучения и не слышать стоны. Его мучила жажда, но впереди началась стрельба. Последовала команда на отход. Подняв брошенную австрийскую винтовку за ремень, Федот увидел, как другой солдат пытается поднять раненого. Подбежав, он помог положить бойца на шинель и дотащить его в свои окопы. 
 — Анисима не видел?
 — Нет. Вода есть?
 — Есть.
       Бойцы попили из фляжки воды. Никто про Анисима не знал и его не видел. Он обошёл все ответвления в траншеях, затем вышел к лазаретным фурам, но и там не нашёл своего друга.
 — Кого ищешь? — спросил кто-то.
 — Анисима Дутова.
 — Не знаю такого.
       Не найдя Анисима среди живых, он пошёл искать его среди мёртвых, вслед за санитарами.
   - Скажешь взводному, если потеряет, — перекрестившись, сказал он рядом сидевшему гренадеру. 
       Федот долго полз вперёд. Где-то впереди стучал пулемёт, но боец плотно прижимался к земле и продолжал ползти по-пластунски. Наконец впереди он увидел какое-то тело, лежащее на спине. Это был свой, но он уже не дышал. Следующих он переворачивал, заглядывал каждому в глаза. Многие из них были грязные и окровавленные. Своих он узнавал по одетому крест - накрест брезентовому чехлу и по сумках для гранат. Те из раненых, кто был в сознании, громко стонали и просили помощь. Некоторых била агония и помогать им было бесполезно. От их вида его колотило, он сам был на гране истерики.
       Федот помог вытащить к воронке нескольких раненых, которых должны были вынести санитары на носилках. Ни среди мёртвых, ни среди живых Анисима не было.
       Перевернув очередное тело, он с ужасом узнал в мёртвом молодого австрийца, которого ранее заколол своим штыком. На его перекошенном лице были хорошо заметны дорожки от обильных слёз. Застекленевшие глаза были открыты и по-прежнему выражали ужас, боль и страдания.
       У Федота застыла кровь в жилах и перехватило дыхание. Его затошнило, и он быстро отполз в сторону, чтобы больше не видеть лицо убитого.
       Впервые за много лет он горько зарыдал, не в силах сдержать эмоции. В этом истерическом плаче были сожаление в неизбежности и неотвратимости происходящих событий, душевная горечь, страдание и вина в том, что ему пришлось убивать таких же, как он, молодых ребят, пусть врагов, но они раньше были живыми и счастливыми. У каждого из них была мать и отец, сестра и брат, невеста и, возможно, маленькие дети. А он уничтожал их счастье и надежду. Прерывал их сердцебиение, заставляя мучиться в агонии и в будущем вызывая горе от потери сына, мужа или отца у родных.
       Очнулся он в воронке с сильным чувством жажды. Подпоручик Климов, назначенный командиром роты вместо раненого Ступина, пытался вернуть Федота в реальность.
 —  С какого взвода, рядовой?
 — С первого.
 — Почему весь грязный? Где походная фуражка?
 — Анисима искал.
 — Какого Анисима? Ты что свихнулся?
 — Я Анисима потерял.
 — Санитар! Ведите в обоз ещё одного безумного!
 — Ваше благородие! Пусть отлежится! Он не в себе просто, — сказал подошедший фельдшер.
       Федот не сразу понял офицера. Его трясло от перенесённого ужаса. Его руки и одежда были грязны и засохли крови. Эту кровь хотелось срочно отмыть, но поблизости нигде не было воды. Стеклянная фляжка в чехле, висевшая на поясе, была давно пуста.

                4


            Наспех подготовленная оборона у деревни Тарнавка пересекала перелески, овраги, болота, ручейки и дороги. На наиболее опасных участках были вырыты окопы с пулемётными амбразурами, за которыми находились артиллерийские капониры. Но оборонительные позиции были подготовлены не везде. На заболоченных участках местности или перелесках, где невозможно было проводить масштабные наступления, выставлялись только опорные пункты и пулемётные гнезда.
       На стыке обороны между полками гренадерского корпуса и конной дивизии 3-й армии местность изобиловала оврагами и склонами, поэтому там были выставлены небольшие заслоны, позади которых окопалась неполная пехотная рота, растянутая в жидкую цепочку.
        В этом районе против русских частей находились войска германского корпуса генерала Войрша, прибывшие на усиление своему союзнику Австро-Венгрии.
       Германские кирасиры осуществили ночную разведку боем и выявили слабое место в обороне русских. На рассвете следующего дня эскадрон вражеских кавалеристов просочился по распадку в тыл и перехватил обоз с продовольствием и боеприпасами. Ездовые не успели опомниться, как оказались в плену, не оказав никакого сопротивления. Защитники стыка мирно спали и не знали, что у них в тылу находятся враги, готовые ударить в спину. Согласовав время атаки, немецкие кавалеристы внезапно ударили с двух сторон и с ходу выбили русских с занимаемых позиций.
        Атака на русские опорные пункты была успешной и лёгкой. Немецкие кавалеристы в красивом обмундировании впервые участвовали в наступлении. Они смогли продвинуться в глубь русской обороны примерно на полтора километра и захватили хутор на перекрёстке дорог, где находились тыловые части и санитарные палатки. Ружейный огонь не нанёс атакующим существенных потерь. Немногочисленные подразделения русских бежали, бросив свои позиции. Лишь отдельные очаги обороны и некоторые пулемётные заслоны продолжали оказывать упорное сопротивление, пока у них не закончились боеприпасы.
        На участок прорыва была срочно переброшена резервная рота знаменосцев, куда входили ветераны полка и неполный батальон гренадер Седьмого Самогитского полка, усиленный взводом музыкантов и трубачей. Ветераны - Гвардейцы со знамёнами храбро пошли в бой, увлекая за собой остальных. Они смогли задержать австрийцев, не дав им сразу выйти на станцию Седлец.
       Встречный бой шёд до полудня. Передовой отряд вражеской конницы успел перерезать рокадную дорогу, но дальше их не пустили. Сводные роты гренадеров и эскадрон кавалеристов, усиленный двумя орудиями, понесли потери, но они сковали противника и не допустили их дальше. К полудню силы сторон были на исходе, но угроза прорыва на станцию, где были тылы и госпиталь, оставалась. Неприятель прочно удерживал хутор на склоне горы и ждал подмогу - в надежде ударить на станцию и развить наступление на Люблин, с целью охвата всего воеводства, входившего тогда в состав Российской Империи.
     У командира 4-й армии генерала от инфантерии Эверта* (18 Генерал от инфантерии Эверт Алексей Николаевич, 1857-1918. Командующий 4-й армией Юго-Западного фронта. Активный участник Галицийской битвы. Расстрелян конвоирами ВЧК в ноябре 1918) не было поблизости резервов, кроме Московского полка, но и у немцев ситуация была не лучше. Все имеющиеся вражеские силы были скованы и частично перемолоты. Свободных частей поблизости не было, не считая охранного кавалерийского полка, и они упустили момент, когда можно было прорвать оборону царской Гвардии и развить дальнейшее наступление.
       Чтобы перехватить инициативу и не дать противнику закрепиться, из штаба армии пришёл срочный приказ о контратаке. Элитный Восьмой Московский полк кадровых Гвардейцев и приданных полку артиллерийского дивизиона, инженерных, сапёрных и тыловых подразделений томился в качестве резерва в тылу, вблизи с железнодорожной станцией. Четыре полнокровных батальона держали на случай прорыва неприятеля.
       Каждый солдат имел срок службы в армии от года и более, имел отличную физическую и боевую подготовку, был полностью экипирован. Кроме винтовок Мосина, полк был вооружён станковыми пулемётами Максим, пулемётами Льюиса, гранатами и ротными миномётами.(Не считая трёхдюймовых полковых пушек). На форменной одежде им было разрешено оставить отличительные гренадерские знаки, парадный цвет погон*(19 Лейб-гренадерские полки имели двухцветные погоны. На парадной стороне они были ярко-жёлтого цвета с цветным кантом и указанием номера подразделения. На противоположной стороне был походный вариант, зеленовато-защитного цвета без указания номера полка).
       Московский полк славился особыми традициями, сплочённостью, организованностью и бесстрашием. Боевой дух солдат был очень крепок и на испуг их взять было невозможно. Полк ещё не участвовал в боях, хотя многие ветераны имели опыт боёв в Русско-японской войне. Некоторые нижние чины имели наградное оружие и не снимали свои Георгиевские кресты. Рослые солдаты ждали команды идти в атаку и рвались в бой.

       После долгого перехода командир полка полковник Черепенников построил своих молодцов и объявил о предстоящей атаке. Помолившись, две тысячи гренадеров пошли в атаку на хутор, где прорвавшиеся германцы успели оборудовать временные позиции.
       Завязался бой. Под плотным вражеским огнём гвардейцы не пригибались, чем вызывали восхищение даже у врага. Пехота неприятеля отступила, но внезапно с фланга по балке, через овраги, по атакующим ударил только что подошедший резерв немецкого командования: охранный кавалерийский полк в полном составе.
       Получился встречный бой. Только русская пехота шла в бой в пешем порядке, а прусская кавалерия наступала верхом на конях и с пиками наперевес.
       Наступил опасный момент. Лавины скачущих на полном скаку всадников могли смять ряды гвардейцев, но дрогнуть и отступить они не смели.
       Атака приостановилась, наступила напряжённая тишина. Полковник Черепенников верхом на коне поскакал к солдатам батальона, на который наступала вражеская конница. Спешившись, он зычным голосом скомандовал:
 — Сынки мои, Гвардейцы! Наш полковой штандарт украшен георгиевскими лентами. Не уроним честь и доблесть героев былых сражений!
 — Ур-ра!
 — Первая рота слева, вторая в центре, третья по правому флангу! Рассредоточиться и сомкнуть ряды!
       Начальство в дивизии было разное, но своего командира солдаты любили и верили ему. Он был человеком удивительной храбрости. Участвовал в боях на Шипкинском перевале, был награждён Золотым оружием и многими орденами. Был требователен, справедлив, великодушен и, по-отцовски любил своих солдат. Присутствие командира воодушевило ратников и у многих исчезли страх и неуверенность. Не теряя времени, бойцы приняли боевой порядок и приготовились.
 — Первая шеренга на колено, остальные стоя! Прицельная планка двести метров. Приготовиться к отражению атаки!
       Через мгновение послышалась команда командира батальона:
 — Пулемётные расчёты! По общей команде огонь одновременно!
       Офицеры спешно расставили свои роты навстречу наступающим кавалеристам. Когда всадники поднялись со склона на ровное поле и, разогнав коней, приблизились на расстояние выстрела.
 — Обе шеренги, залпом. Огонь!
       Со стороны атака верховых на русскую пехоту выглядела страшно: лавина кричащих в пыльном вихре мчалась на застывших солдат. Казалось, что ничто не может остановить их порыв. Но гренадеры не дрогнули и не отступили. Они хладнокровно застыли в ожидании команды.
       Прогремел залп, словно страшный гром. Со стороны было видно, как скачущие на всём скаку словно уткнулись в невидимую стену, и жестокая, невидимая сила раскидала многих по полю.
       Тогда получился настоящий расстрел первой линии вражеских гусаров. После рассеивания дыма солдаты увидели большое количество упавших лошадей вперемешку с людьми. Многие из них пытались подняться, слышались многочисленные крики, стоны и ржание лошадей. Оставшихся добивали пулемётные команды. Остальные не выдержали стрельбы в упор и, резко развернувшись, бросились назад.
       К обеду хутор был отбит и линия обороны была восстановлена. Фронт германского корпуса был прорван штыковым ударом. Гренадеры захватили артиллерийские позиции. Немецкие артиллеристы не отступили, и бой был чрезвычайно упорен. Прислуга захваченных орудий и пулемётов защищалась до последнего и была в жестоком бою вся переколота. Пленными в том бою были только только тяжёлораненые. Трофеями для Гвардейцев были четыре десятка орудия разного калибра и несколько десятков пулемётов. Были освобождены попавшие ночью в плен медицинские сёстры и раненые. Часть интендантов и ездовых тыловой службы немцы успели эвакуировать к себе в тыл, и они сгинули.
       Эйфория утреннего наступления для свежих немецких эскадронов придала уверенности её солдатам и офицерам в своей непобедимости. Атака на русских была успешной и лёгкой. И большой неожиданностью для кавалеристов стали русские кадровые Гвардейцы, шедшие на них ровными рядами, презирая смерть. Они шли в бой с развёрнутыми флагами и штандартами, под звуки барабана, как на учениях, нога в ногу. Несмотря на взрывы и плотный ружейно-пулемётный огонь, никто не пригнулся и не упал. Убитые и раненые падали, а остальные продолжали настойчиво идти вперёд. Эта картина была восхитительной и трагичной одновременно. Потери были большие, как у русских гренадеров, так и у немцев. Германцы тоже бились до последнего, и никто из них не струсил и не побежал. Бой ими был проигран только благодаря смелости, отваге и пренебрежению к смерти русской элиты.
      
       До конца дня московские гренадеры отразили ещё одну атаку врага. Из четырёх батальонов в полку осталось три. В первые ряды были направлены тыловики, знаменосцы, музыканты и две роты старослужащих, охранявших штаб. Усиленный артиллерией и драгунами, полк был срочно брошен в помощь Самогитскому полку, у которого были большие потери в личном составе и разбита приданная артиллерия.
       Несокрушимая лавина гренадеров ударила наступающим германцам во фланг, и вражеская пехота была вынуждена залечь. Кончики штыков наступающих гренадеров сверкали на солнце, переливаясь многочисленными солнечными бликами. Шли в три цепи мерно, настойчиво, упорно. В уверенных и крепких Гвардейцах чувствовались единый дух, сила и мощь. Впереди шли офицеры со знамёнами, в золотых погонах, с регалиями на груди. Барабанщики выбивали барабанную дробь.
       Пренебрежение к смерти и мужество русских очень сильно действовали на врага психологически. Под обстрелом солдаты, глядя на своих командиров, не пригибались и не падали. Прицельный огонь не расстроил их ряды, хоть они и понесли во время атаки незначительные потери.
       Не выдержав атаки элиты русской Гвардии, пехота врага побежала. Немецкие солдаты уже знали, что в бой идёт кадровая элита царя, которую остановить невозможно. В срочном порядке были переброшены резервы с соседних участков. Немецкие офицеры остановили бежавших и, собрав кулак, контратаковали.
       Подгоняемые свистками и окриками своих командиров, пехота несмело пошла навстречу прорвавшимся русским. Гренадеры приняли бой. Ощетинившиеся штыками лавины быстро приближались друг к другу.
       Первые ряды Гвардейцев с лёгкостью опрокинули цепь германцев. Жестокая сеча была страшным зрелищем для второй цепи. Они остановились в нерешительности и почти сразу развернулись обратно. Ни окрики старших чинов, ни их призывные свистки и выстрелы из револьверов не смогли навести порядок в ротах.
       В короткий срок неприятель был опрокинут и в панике бежал, оставив оружие, имущество, раненых. Много было оглушённых и таких, кто просто в безумии от происходящего упал и закрыл ладонями голову, чтобы не видеть ужас и смерть, с которыми не может смириться психика человека. Лежавших и сдавшихся беспощадные русские штыки щадили и не трогали. Большинство из числа прусской пехоты, особенно идущих в бой впервые, даже не представляли реальную картину штыкового боя. Многих из них вид смерти, истошных воплей и ярость русских вводила в шок и стопор. Особенно когда уверенные русские шеренги сбивали ряды немцев, с лёгкостью насаживали пехоту на штык и перебрасывали обмякшие тела назад. После такого многие теряли волю к сопротивлению и сдавались на милость победителям.
       В том бою было пленено около двухсот вражеских солдат и офицеров, многие из которых были ранены. Русские медики оказывали им помощь и направляли в тыловые госпитали.
       Все военнопленные были возбуждены и одновременно были рады тому, что они остались живы.
       Вопреки ожиданиям, их встретили достаточно лояльно. Всех пленных накормили, оказали медицинскую помощь и даже поделились табаком. Лишь единицы из числа старших офицеров вели себя надменно. Они демонстративно оставили свои награды, намеренно не снимали пикельхельмы*(20 Остроконечный кожаный или металлический шлем с большим конусом и кокардой в виде орла) и требовали оставить им холодное оружие. При допросе уверенно заявляли, что прусская армия взяла Варшаву и успешно наступает на Петроград, что говорило и силе их пропаганды, нацеленной на обязательную победу.
       


                5


             Оборону на Люблинском направлении геройские полки Второй гренадерской дивизии удержали. Враг понёс существенные потери и прекратил атаки. Но австро-германские генералы не оставили стремления охватить правый фланг и отрезать 4-ю армию от тылов и соседей. Под Львов была переброшена целая армия с целью создания превосходства на Галич-Львовском направлении(три армии против двух). В конце августа австро-германские войска перешли в наступление у Равы-Русской.
       Гвардейские гренадерские полки сменили резервы, и после небольшого отдыха солдаты в срочном порядке двинулись под Раво-Русскую на участок обороны, где была угроза прорыва.
       Авиаразведка неприятеля обнаружила колонны резервов. Во время похода пехота и гужевой транспорт дважды обстреливались австрийскими монопланами с воздуха. Во второй раз налёт был внезапный. С воздуха вражеские авиаторы расстреливали русские обозы из пулемётов во время переправы через реку Сан. Опять были потери, особенно лошадей.
       На отведённый командованием участок обороны гренадеры прибыли в ночное время. Бойцы всю ночь углубляли окопы и расширяли ходы сообщения. А утром позиции батальонов Таврического полка подверглись массированному артиллерийскому обстрелу. В течение дня атаки австрийцев следовали непрерывно. Было очевидно, что они ищут слабые места в обороне русских.
       На участке Первого батальона бой шёл несколько часов. На следующее утро атаки продолжились ещё сильнее. В центре шла кавалерия, по флангам - пехота, поддерживаемая артиллерией. К обеду некоторые опорные пункты и часть позиций Третьего батальона были взяты, из-за чего создалась угроза окружения. Батальоны были вынуждены отойти и закрепиться на артиллерийских позициях.
       Ратники опять рыли окопы, оборудовали блиндажи и пулемётные ячейки. Солнце неумолимо клонилось к западу, оставляя на земле длинные тени. Опять послышались далёкие раскаты орудийных выстрелов. Занятые австрийскими кавалеристами позиции утонули в разрывах. И сразу они были атакованы подошедшими резервами вражеских кавалеристов.
       Без всякой паузы эскадроны верховых уланов устремились на только что отбитые позиции у русских. Раздались громкие выстрелы, пулемётная трель и орудийная стрельба. Кавалерия понесла потери и отошла, но на фланге в узком месте конники смогли прорвать оборону. Чтобы развить успех, два батальона русской Гвардии были срочно подняты и брошены в помощь пехотинцам.
       Стрельба за утерянные позиции не прекращалась. Австрийцы успели подтянуть резервы к моменту, когда гренадеры пошли в бой с двух сторон.
       Цепи солдат противостоящих армий приближались навстречу друг другу. Слышно было только тяжёлое дыхание и громкое сердцебиение. Возглавляли атакующих офицеры, за которыми уверенно шли остальные. За секунды до сближения опять наступила гнетущая тишина. Атака на штыках для элиты царской Гвардии была не в первый раз, но страх не отпускал.
       Слышалось только тяжёлое дыхание, топот ног и звон котелков, висевших на боку. Молодой взводный, только что окончивший военное училище, в суматохе не заметил выскочивших на него вражеских солдат. Он замешкался и на глазах атакующих был немедленно проткнут несколькими штыками. Его жалобный крик прибавил ненависти остальным. Поражённые его смертью, бойцы, как по команде, со злостью бросились навстречу австро-венграм.
       Федот бежал со штыком наперевес на неприятеля, лица которого он не разглядел. Австриец тоже выбрал именно его, и они резко приблизились друг к другу. Заученным движением винтовки гренадер отбил выпад и прикладом свалил своего врага на землю. По инерции Федот пробежал дальше, отбился ещё от нескольких пехотинцев. Таким образом он пробился за первую цепь. Вместе с ним вырвались ещё несколько гвардейцев.
       Следующая цепь была не такой плотной. Впереди бежал австрийский офицер, в руках у которого был наган. Прицелившись, он открыл по русским солдатам огонь. К счастью, он промахнулся. Под выстрелами револьвера гренадеры, как по команде, залегли и открыли ответный огонь. Затем кинули несколько гранат, взрывы которых подняли облака дыма.
       Под прикрытием дымовой завесы русские солдаты отошли в сторону и выскочили на вражеские пустые позиции, где валялось брошенное имущество, пустые ящики, катушки связистов, разбитая телега. Бойцы пошли по ходам сообщения, попутно проверяя брошенные блиндажи. Нужно было выяснить, куда отошли австрийцы.
       Федот шёл впереди и незаметно оторвался от своих. Неожиданно он вышел на поляну, в конце которой находилась группа вражеских солдат.
       Это была пулемётная команда, которая осталась прикрывать отход своего подразделения - с целью задержать продвижение русских и дать возможность своим закрепиться на новом рубеже. Враги были заняты установкой ствольной коробки и пока ставили тело пулемёта на треножный станок, вставляя в затвор ленту, они просмотрели появление русского солдата.
       Кричать и предупреждать своих товарищей о смертельной опасности было поздно. Нужно было использовать фактор внезапности. Федот молча побежал на пулемётчиков, но его вскоре заметили. Кто-то успел выстрелить, но пуля прошла мимо. Из траншеи попытался выскочить вражеский солдат. Он торопился, и его нога предательски соскользнула вниз. Утерянной секунды не хватило, чтобы успеть навести карабин, прицелиться и выстрелить.
       Подбежавший гвардеец со всей силы ударил неприятеля штыком в грудь. Издав нечеловеческий вопль, с выпученными от боли глазами, австриец намертво вцепился руками в винтовку и продолжал кричать. Из траншеи выскочили ещё двое солдат. Не успев вырвать своё оружие, Федот ударил всей массой своего тела ближайшего из них, отчего тот упал обратно в траншею. У другого он схватил карабин, не давая ему возможности направить его для выстрела. Оба пытались вырвать друг у друга оружие, затем схватились в яростной борьбе. Упавший в окоп австриец снова поднялся на бруствер и оказался наверху.
       Правой рукой неприятель достал с пояса из чехла сапёрную лопатку. Затем подошёл к русскому сзади и успел замахнуться для нанесения смертельного удара. Но в этот момент его сбил с ног подбежавший другой гренадер. Проворно орудуя штыком, он заколол упавшего австрийца с остро наточенной лопаткой и ловко огрел прикладом другого, с которым сцепился Федот. Четвёртый пулемётчик вовремя убежал по траншее, оставив пулемёт и коробки с патронами.
       Федот поднялся на ноги и подошёл к заколотому им врагу. Опираясь ногой в грудь лежавшего на спине, он с трудом выдернул назад свой штык. Его трясло от пережитого. Только теперь он осознал весь смертельный риск.
 — Ты как? Живой? — спросил его спаситель, похлопывая по плечу.
 — Спасибо, друже. Выручил, — ответил Федот, тяжело дыша.
 — Случайно увидел, как ты резко побежал. Смотрю дале, а ты уже схлестнулся с австрияком. Еле успел тебе помочь.
 — Крышка мне, кабы ты не успел.
 — А ты молодец! Они бы нас тут всех в упор положили.
 — Да и ты ловок! Как звать? — выпив из фляжки остатки воды, спросил Федот.
 — Зовут зовуткой, а поминают уткой, — засмеялся парень, — Упругин Василий, вторая рота.
 — Считай, что жизнь мне спас. Спасибо, брат. Я с первой роты, Федот.
 — Откуда родом?
 — Сибирь, Иркутская губерния.
 — А я с Дона. С казацкой станицы.
       Они обнялись и пожали друг другу руки. В этот момент застонал вражеский солдат, которого Василий сбил прикладом. Его привели в чувство и обыскали. На воротнике серо-голубого кителя разглядели петлицы зелёного цвета с двумя звёздочками.
 — Вот так птица! Капрал! — удивившись, произнёс Василий.
 — Не велика синица, а всё-таки птица! — ответил Федот.
       Из окопа достали станковый пулемёт марки MG Schwarzloze и коробки с патронными лентами.
      
       На следующий день гренадеров отвели в тыл. В часть приехало полковое начальство и за уничтожение пулемётной команды, взятие в бою пленного и захват трофейного пулемёта Василию и Федоту вручили новенькие Георгиевские кресты 4-й степени. Для обоих сие награждение было приятным и неожиданным. Потом почтальон раздал солдатам письма от родных. Федоту ничего не было, зато письмо было его пропавшему другу, которого уже записали в погибшие.
       После ужина Василий сходил в блиндаж к ротному и выпросил у денщика щепотку сухого чая с двумя кубиками сахара. Затем подошёл к Федоту и сказал:
 — Побалуемся чайком? Обмоем кресты?
 — Это можно, - ответил Федот, сидевший на ящике из-под патронов у костра.
 — Кипяток найдётся?
 — Был бы котелок с водой, а кипяток сделаем.
       Он повесил котелок на палку над костром, опиравшуюся одним концом на вкопанную в землю рогатину. Когда вода закипела, высыпал чай. Пили попеременно из одного котелка в некотором молчании. Каждый думал о своём. На коленях у Федота лежало письмо, адресованное Анисиму Дутову. Оно было от его возлюбленной Маланьи. Он мучительно думал, что ей ответить
 — У тебя кто дома остался? — спросил Василий.
 — Мать с отцом и жена с дочкой.
 — У меня тоже родители, братья, сестра и невеста.
 — Пишут письма?
 — Пишут. Только горько на душе от этих писем. Когда уже закончится эта бойня?
 — Сам не знаю, — ответил Федот.
       Они опять помолчали.
 — Анисим, высокий парень, земляк твой? - неожиданно спросил Василий.
 — С одной деревни, — удивлённо ответил Федот, посмотрев на Василия в упор, — я его потерял давеча в драке. Ты видел его?
   - Видел. Живой он должон быть. Там такая сеча была, что перемешались все роты. Мы с фельдшером на шинели утащили его к санитарным фурам.
 — Чего ж ты молчал?
 — Меня не спрашивали, я и не сплясывал.
 — Куда ранило его?
 — В грудь и в голову. Я сам тогда чудом вывернулся живым. Анисим дрался с одним, но увидел, что трое на меня вышли. Вдвоём одолели их, но сам он не увернулся от удара, когда свой штык вытаскивал из австрийца.
 — Тяжёлый был?
 — В беспамятстве. Его сразу на санитарной телеге увезли на станцию.
 — В госпиталь?
 — В санитарный поезд загрузили. А куда уже потом отвезли, только Бог ведает.
      
       Во время штыковых многие солдаты поплатились жизнью за ошибку, которую они допустили при ударе вражеских солдат. При ударе штык иногда застревал в хрящах или костях неприятеля. Бойцы теряли драгоценное время, пытаясь вытащить из обмякшего тела свой штык. Отвлекаясь, они сами становились лёгкой мишенью для противостоящего противника. Никто даже и предположить не мог, что штык мог не только застрять, но даже сломаться. Чтобы выжить в жестокой сече, бойцы были вынуждены бросать винтовку и подбирать брошенное оружие врага и драться с упорством непобеждённых.
       В последующие атаки многие брали с собой остро отточенные сапёрные лопатки, а также клали в вещевой мешок трофейные револьверы, ножи и гранаты. Многим пришло понимание, что во время рукопашной нельзя действовать в одиночку. Поэтому стали объединяться в связки. Один крепкий боец, как правило, шёл впереди, а двое с боков его прикрывали.
       Австрийская пехота стала перевешивать свои ранцы со спины на грудь. В ранцы они стали накладывать специально подогнанные деревянные бруски, которые давали шанс выдержать смертельный удар русского штыка.
       Защищавший себя неприятель навёл на мысль и русских принять некоторые меры защиты. Металлических щитов тогда ещё не было, а защитные нагрудники появились в войсках много позже. Массивные щиты в рукопашных только мешали, а касок Андриана на всех не хватало, поэтому некоторые бойцы подбирали на поле боя трофейные кожаные ранцы и одевали их на грудь, на манер вражеских солдат. Дощечки брали от патронных и орудийных ящиков.
       У Федота был свой талисман - небольшой портсигар, купленный им перед самой войной на толкучем рынке в Москве. В православную Троицу молодые гренадеры, находясь в увольнительной, забрели на базар, где каждый купил своим родным подарки. Денег на картуз отцу и красивые женские платки у него не хватило. Он купил тогда массивный портсигар. А остальные подарки решил купить позже, когда накопит солдатское жалование.
       В серебряном портсигаре хранился металлический жетон, образок и солдатская книжка. В боях он всегда носил его во внутреннем нагрудном кармане с левой стороны.
       Старослужащие учили молодёжь идти в атаку, прикрывая локтём область сердца. Чтобы пули и осколки пролетали мимо, заслуженные сверхсрочники в момент атаки пригибались, чему учили и других. По звуку выстрела пушек, миномётов и пулемётов учили безошибочно отличать «перелёт» или «недолёт».
       Гвардейцы шли в первых рядах, поддерживали, подбадривали и задавали высокий боевой дух всему подразделению. К концу сентября 1914 года в Таврическом полку почти не осталось ветеранов былых сражений из-за беспрерывных боёв на передовой, обстрелов, многочисленных атак и схваток. Большинство кавалеров высоких наград, офицеров и унтер-офицеров выбыло в связи с ранением, болезнью или гибелью.
      
       Во время обстрела вражеской артиллерией Федот получил слепое осколочное ранение в левую кисть. Рука распухла, но перелома кости не было. Поднялась температура и начался озноб. Его отправили в лазарет санитарной роты. Около десяти дней он ходил на перевязки.
       За это время он немного отдохнул и выспался. Под обстрелом и в боях не было времени на думы о доме и о родных. Почтальон вручил ему одновременно два письма из дома. Одно было от брата Никиты. Он писал, что дома всё по-старому. Родители сильно горюют и переживают за него. Слёг дед Фома, в армию забрали братьев.
       Второе письмо было от Катерины. Буквально в каждой строчке жена писала, что сильно скучает по любимому мужу. Писала, как растёт дочка, как она сильно похожа на отца. В конце письма Катя просила выжить в этой войне и скорее вернуться домой.