Дремлющие над пропастью, часть II

Часть вторая.

Иаир

Ципора ела с аппетитом. Девра, мать Ципоры не переставала охать от счастья, глядя на то, как впервые за долгое время та получает удовольствие от еды. Иаир сидел рядом и внимательно наблюдал за дочерью, приглядываясь и пытаясь понять, что переменилось в ней, её внешнем облике и поведении. «Кроме аппетита, пока ничего», - думал Иаир. Она была все такая же худенькая, и бледная. Её волосы, давно не помнящие свободы от постели и обильного пота, выглядели неопрятно, жалко. Мать боялась мыть голову Ципоре из-за жара, который в последнее время не покидал девочку. «Бедная моя доченька, птичка моя», - сказал Иаир, протягивая руку, чтобы погладить Ципору по голове. Она как-то растерянно улыбнулась в ответ. «Теперь все будет хорошо» - «А что со мной было, папа?» - «Тебе было совсем плохо» - «Я умерла?» Иаир почувствовал боль. «Теперь все будет хорошо», - ответил он. Видя, что дочь уже насытилась, Девра, сказала: «Поешь сам, чего-нибудь, ты не прикасался к пище с прошлого вечера». Иаир отрицательно покачал головой в ответ: «Пока не хочу» - «Мы забыли дать ей кедровую настойку перед едой, может дать сейчас?» - «Не знаю, а какой от нее толк?»

Ципора выпила столько этой и других настоек, и ничего не изменилось в её состоянии, только становилось все хуже и хуже. Их дочь болела долго, но в последнее время болезнь усилилась: из носа по нескольку раз в день текла кровь, часто поднимался сильный жар, на теле стали появляться страшные синяки и красные пятна. Родители и без того утомленные её болезнью, несколько дней подряд, которые предшествовали смерти девочки, совсем не знали ни минуты покоя. И вот теперь наступила развязка. А что за ней?

День клонился к концу, и поздно было уже браться за какое-нибудь дело. Дело? После того, что им пришлось пережить? - А как быть? Иаир занимал публичную должность и практически все время был занят служением. Правда, люди с пониманием относились к его ситуации, но все равно, служение не могло остановиться. Иаир, или кто-то другой должен был делать в синагоге  то, что было заведено века назад.

«Я постелю Ципоре чистую постель, ты не ответил мне, что делать со всеми этими настойками?», - прервала раздумья Иарира Девра. «Не знаю, ну поставь их пока в кладовку», - ответил Иаир, а сам продолжал думать: «А что толку от моего служения? Столько же толку, как от этих настоек. Вот в дом пришла болезнь, и я не смог справиться с ней. Никто не дал мне ни одного действенно совета, кроме, советов, как приготовить и где купить лекарства. Все только качали головой и соболезновали мне. А Он пришел и вернул мою дочь к жизни. Без каких-нибудь обрядов, Он даже не помолился, а просто взял её за руку и сказал: «Встань». Кто Он? У него нет никакой должности. Начальство говорит о Нем только плохое. А Он делает то, что делает, и тысячи людей получают исцеление. Вот это дело! Не то, что мое, хотя у меня есть должность, уважение простых людей, и я на хорошем счету у начальства. И что? …»

«Так что мне сказать жене? Пусть она выбросит все эти снадобья? Но почему Билхе Иешуа сказал, что та исцелена и избавлена от болезни, а моей дочери Он ничего этого не сказал. Он просто вернул её к жизни и ушел? Что это значит? Моя дочь все еще больна или нет? Все в округе знали про болезнь Билхи, она обошла всех целителей и не выздоровела, а от прикосновения к Его одежде стала здорова. «Тебя спасла твоя вера, ступай с миром и будь здорова», сказал Он ей. Как понять эти слова? Что такое вера? А что воскресило мою дочь, чья вера? Моя? И вообще, я научен, что Бог Сам, независимо от нашей воли исцеляет людей и делает их больными, умерщвляет и воскрешает. Тогда причем тут вера человека? С другой стороны, Иешуа даже не знал, кто к нему прикоснулся. А в тот момент, когда уже было ясно, что жизнь оставила Ципору, Он сказал мне: «Не бойся, только верь!» Возможно, в этих словах ключ? Если бы я предался страху, каков был бы исход? Вернулась бы Ципора к жизни или нет? Какова была моя роль?»

«А какова моя роль сейчас? Сейчас, когда я не знаю, как пройдет эта ночь. Что ждет нас? Что ждет мою доченьку. Я точно помню, что просил Его: «Приди и возложи на нее руки - и она спасется, будет жить!» Ну почему я не просил Иешуа, чтобы Он исцелил её от болезни, ставшей причиной смерти?»

Иаир чувствовал, что находится на грани отчаяния. Удивительно, сейчас, в конце дня,  который принес Иаиру славу на все времена, он пришел к отчаянию. Может ли такое быть?

«Ах, почему я не попросил, чтобы он исцелил её?», - не переставал звучать в голове его вопрос. «Но, с другой стороны, моя жена сейчас здорова, а что если она заболеет и умрет. Любой человек может заболеть. И если Иешуа исцелил Билху, разве это значит, что она теперь навсегда избавлена от всех болезней? Нет, нет, конечно! Но как же тогда быть? Ведь мы все время живем в страхе. В страхе перед бедствиями, нищетой, болезнями; в страхе перед смертью. Как победить этот страх?»

Девра, уложила Ципору и стала готовить постель для них двоих. «Пора спать. Мы устали», - сказала она. Иаир наблюдал за ней. Вот постель готова, вот Девра принесла сосуд с холодной водой. Последнее время она делает это каждую ночь перед сном. А что если у Ципоры опять начнется жар? Или носом пойдет кровь. Вода и ткань для примочек должна быть под рукой! Правильно! Но ведь это необычная ночь. Нужен ли этот кувшин с водой? Иаир подошел к постели дочери. «Как ты?», - спросил он. «Хорошо, папа, я чувствую себя хорошо» - «Слава Богу», - сказал Иаир, и прослезился. «Спи моя птичка». Он нагнулся на Ципорой и обнял её, лежащую на постели. Просунув руку по спину Ципоры, он прижал её легкое ослабленное тельце к своей груди. Он всегда удивлялся, глядя на нее: где в таком тельце прячется жизнь? Посмотришь на богатыря: вот это тело, в нем жизни простор, кажется, она там покоится надежно. А в маленьком ребенке?! Особенно, когда Ципора только родилась, она была такая слабенькая и маленькая. Казалось, что дунет ветер и унесет с собой жизнь. Он несколько секунд держал Ципору в объятиях и не мог отпустить её. «Я люблю тебя, доченька», - сказал он. «И я тебя», - ответила Ципора.

***

Та ночь прошла, как в бреду. Иаир был изможден и не мог не спать, но, в то же время, он постоянно боролся со сном, чтобы молиться. Где-то в подсознании гнездилась мысль, что на этой самой его молитве держится жизнь Ципоры, и что если только его молитва закончится, то болезнь опять приступит к ней, чтобы убить. Когда Иаир проваливался в тяжелое забытие сна, ему казалось, что он уходит под воду. Представьте себе, когда тонущий уже устал бороться, он перестает двигаться и опускается в толще вод. Но потом чувство самосохранения заставляет его опять двигаться, и человек стремится как можно скорее выбраться на поверхность, чтобы сделать глоток воздуха. Так и Иаир, когда понимал, что уснул, выбирался из сна, чтобы сделать глоток молитвы. Просыпаясь, он прислушивался к дыханию Ципоры. Не было сил встать, чтобы подойти к ней, но малейший шорох или движение со стороны постели Ципоры заставляли Иаира насторожиться в страхе, и он опять молился. Однако Ципора проспала всю ночь спокойно.  От чего? От того, что отец всю ночь молился? «Но на сколько еще ночей меня хватит?» - подумал Иаир. «Я должен найти Его», - услышала Девра голос Иаира. Он ходил из угла в угол по комнате, на лице Иаира было выражение боли и страдания. «Что с тобой? Кого Ты хочешь найти? Успокойся, Ципора проспала ночь спокойно» - «Да, но я всю ночь боролся со сном и молился. Мне кажется, что её здоровье и жизнь зависят сейчас от моей непрестанной молитвы. Но я не выдержу так больше. Я должен найти Иешуа. Я хочу задать Ему вопрос, как нам жить дальше? Он воскресил её, но что будет с ней в будущем? Будет ли она здорова? Будет ли она счастлива? Сможет ли она выйти замуж? Сможет ли она иметь детей?» - «Ты заглядываешь так далеко?» - «А как мне быть? Я всю ночь разговаривал об этом с Богом. Я отец Ципоры, и я хочу, чтобы она не просто жила, но жила полной жизнью, понимаешь? Я люблю её и хочу, чтобы она была счастлива! Я не смогу жить, глядя на её страдания, я не хочу так жить! Я готов сейчас же поменять свою жизнь на её здоровье и счастье!» Иаир плакал, и это пугало Девру.

***

Найти Иешуа было не сложно, люди повсюду обсуждали Его дела и знали, где Он находится. Иаир пришел в Назарет накануне субботы. Начальник местной синагоги по имени Алон пригласил коллегу к себе в дом, как почетного гостя. Иаир принял приглашение, но в мыслях ждал лишь одного, возможности поговорить с Иешуа и задать Ему свои вопросы. Поддерживая беседу, Иаир спросил Алона чем живет его община? «Смутное время», - ответил Алон. «А было ли когда время без смут?» - «Да, но смуты как-то обходили Назарет, а теперь наш город становится центром волнений» - «Что ты имеешь в виду?» - «А разве ты не знаешь? Я говорю об Иешуа, сыне плотника, здесь Его дом, Его мать и семья» - «Да, но в чем смута?» - «Его поведение ведет  людей к смятению, раздорам и ссорам. Например, недавно Он пришел в синагогу. Мы слышали, что Он ходит по всей Галилее и проповедует, и поэтому предложили Ему прочесть Слово. Он нашел в свитке место, где у пророка Йешаяу написано: «Дух Господа на Мне - Он помазал Меня. Он послал Меня бедным возвестить Радостную Весть, пленным объявить о свободе, слепым о прозрении. Он послал Меня освободить угнетенных, возвестить, что настало время милости Господней». Потом Он сел на место проповедника и сказал: «Сегодня исполнилось пророчество, в то время, когда вы слушали». Все поначалу стали говорить «аминь», пока до нас всех не дошло, что говорит Он о Себе. Мы-то все знаем, что это пророчество о Мессии, Божьем Помазаннике, а Он? Кто Он? Сын местного плотника. Мы все Его знаем с детства, Он вырос на наших глазах. Что за дерзость?» - «И что было дальше?» - «Его пытались урезонить, но Он вместо того, чтобы послушать старших, стал упрекать нас в неверии. От этого люди пришли в ярость, так что решили выгнать Его из города, а некоторые даже хотели сбросить Его со скалы. Ну куда это годится, когда в субботу люди теряют мир и покой? С тех пор мы тут только и слышим о чудесах, которые Он творит вокруг. Многие стали сомневаться, правильно ли мы поступили, выгнав Его тогда из города. А вчера Он опять вернулся, и с Ним пришли Его ученики - разношерстная компания, среди них есть зелот, который не расстается с оружием. Зачем они пожаловали? Говорят за ним повсюду ходят толпы последователей. А что, если они все придут в Назарет? И что, если они захотят отомстить Его обидчикам? Словом, я со страхом жду завтрашнего утра». «Он ничего не знает про меня, это хорошо», - подумал Иаир. «Ну, пора на покой, завтра пойдем в синагогу вместе, там увидим, что будет. Спокойной ночи».

***

"Мы-то все знаем, что это пророчество о Мессии, Божьем Помазаннике», - не переставали звучать в памяти Иаира слова Алона. "Да, но что мы знаем о Мессии. Как мы понимаем пророчество о Нем. Вот там говорится: «проповедывать пленным освобождение» и «отпустить измученных на свободу». Я всегда был уверен, что здесь речь идет о свободе от ига язычников, и всегда сам учил об этом. Да, я еще ни разу не слышал, чтобы Иешуа говорил что-то об освобождении от римлян, но зато, есть столько свидетельств об исцелении настоящих слепцов, у которых иначе не было бы никакой возможности увидеть свет своими глазами. А скольких людей Он исцелил! Причем Он сделал это не в переносном смысле, а буквально. Они были освобождены от рабства болезни, к ним вернулась полнота жизни. Разве это не радостная весть? Они были сокрушены сердцем, придя к Нему в последней надежде, и обрели свое освобождение".

"Сокрушенных сердцем! Сердце Билхи было сокрушено. Все в округе знали, как она страдала. И вот, она исцелена. А разве мое сердце не сокрушено? Если Иешуа исцеляет сокрушенных сердцем, Он исцелит и меня. Это радостная весть!". От этих мыслей  в сердце Иаира пришла легкость. Даже предстоящая ночь уже не казалась такой пугающей. "Мессия – Помазанник, так в чем Его Помазание? Возможно ли, что оно в том, чтобы принести людям исцеление, спасение и освобождение?" - думал Иаир, закрыв глаза и уже понимая, что засыпает. Сон охватил Иаира так непреодолимо, он был уже не в силах и даже не пытался сопротивляться ему. Душе и телу был необходим отдых, и они отказались далее работать, даже не спрашивая воли Иаира.

Он проспал всю ночь, ощущая в духе то радостное чувство, с которым засыпал. И только под утро Иаир увидел сон. Там было мглистое, влажное утро. На краю большого, покрытого высокой травой поля, стояло множество людей. Они сами были словно покрыты мглой: лица их серые, одежды бесцветные. Ветер дул, гоня влагу по полю, и от него на траве бежали глубокие тяжелые волны. А мимо людей по краю поля шел Иешуа, Он не входил в толпу, а шел вдоль нее. В противоположность всем тем людям, Его фигура была покрыта светом. Свет этот лучом изливался на голову Иешуа с высоты,  через просвет между тучами. Но это был не обычный солнечный свет. Этот был похож на ярко светящуюся густую жидкость, которая с головы Иешуа стекала по Его плечам, достигая краев одежды и пальцев рук, откуда она срывалась большими каплями, образуя светящийся, медленно угасающий след на земле. Большинство "мглистых" людей вели себя так, как будто они совсем не замечают Иешуа. Среди них не было ни одного здорового человека. И одни жаловались друг другу, показывая свои безобразные язвы, в то время как другие просто стояли с выражением безнадежности на лице. Но в толпе были также и такие люди, которые вели себя агрессивно по отношению к Иешуа. Они гневно кричали, указывая на Него, а некоторые даже пытались бросить в него комок грязи или камень. Но, благодаря свету, окружавшему Иешуа, они не могли причинить Ему никакого вреда. И, наконец, были те, кто, отделяясь от толпы, приближались к Иешуа. Некоторые из них становились перед Ним на колени. Другие, подбегая, просто падали ниц. Иешуа поднимал их на ноги, на некоторых из них Он возлагал руки, и с каждым прикосновением человек получал частичку света, стекавшего с Его рук. От этого люди становились здоровыми, мгла и серость спадала, и лица их начинали сиять. Но вот Иаир увидел женщину, похожую на Билху. Она вышла из толпы, когда Иешуа уже прошел мимо, подошла сзади и прикоснулась к краю Его одежды. В этот самый миг, свет побежал по её руке и разлился по всему телу. Женщина вздрогнула и стала выпрямляться, держа вторую руку на пояснице, вся сияя от света.

«Так вот значит, как это все происходит. Так вот какой он, этот елей Его Помазания». Это была последняя мысль, которая пришла Иаиру во сне.

***

Алон был человеком преклонного возраста, уже за семьдесят. Он много лет служил габаем - руководителем общины Назарета, заслужив глубокое почтение жителей города. Иаир был намного моложе Алона, и только сравнительно недавно его избрали на почетную должность старшего габая в его городке. Тем не менее, Алон относился к Иаиру, как к равному, несмотря на разницу в возрасте и опыте. Назаретская синагога располагалась на самом высоком месте города у крутого скального обрыва. Дорожка, ведущая в синагогу, проходила прямо по краю. "Отсюда они хотели сбросить Иешуа", - подумал Иаир, проходя с Алоном мимо. "Жестоко, неоправданно жестоко, неужели Алон поддерживал это? Не верится, на вид такой почтенный и уравновешенный человек". "Алон, можно задать вопрос?" - "Спрашивай" - "А что будет, если Иешуа придет сегодня?" - "Не знаю, я сам все время думаю об этом" - "У меня есть просьба, если Он придет и захочет говорить, не противься, я хочу послушать Его" - "А что будет, если народ опять возмутится, ты думал, чем это может закончиться?" Иаир не ответил, и Алон тоже, вздохнув, больше не сказал ни слова. Подойдя к синагоге, они омыли руки, и тогда Алон продолжил: "Брат мой, мы входим в Дом Собрания, оставим всякий страх и суету и доверимся Всевышнему". В прихожей они остановились на некоторое время, чтобы отрешиться от мирских забот и настроиться на молитву. Затем оба прошли в зал.  Алон сел на свое место рядом с Арон акодеш – нишей в стене, где хранятся свитки Священного Писания и указал Иаиру на место для шлиах цибура - приглашенного проповедника, по другую сторону стеллажа. Иаир отрицательно покачал головой и сел на свободное место в ряду справа от алмемара - возвышения, с которого читается Писание. Алон вздохнул и пожал плечами.

Собрание началось. Алон провозгласил: "Сказано в Торе: знай, перед Кем стоишь. А потому, вознося свои молитвы, сосредоточьтесь на общении с Всевышним". Иаир не сводил глаз с лица Алона. Он очень серьезно относился ко всему, что происходит в синагоге во время собрания, и потому не мог себе позволить вертеть головой. Алон страдал от нервного тика, который периодически заставлял его быстро моргать обоими глазами, и подергивать подбородком влево. Сейчас тик практически ни на минуту не оставлял Алона, что выдавало в нем высокую степень нервного напряжения.

Пришло время чтения Закона. «Место посланника общины свободно», - объявил Алон. «Кто прочтет нам Слово из Закона и пророков сегодня?». Иаир замер в ожидании и через несколько секунд увидел Иешуа, идущего к Арон акодеш. Иаир не заметил, когда Иешуа вошел. Теперь стало понятно, отчего так сильно нервничал Алон: очевидно, он увидел со своего места входящего Иешуа, и ожидание тяжело давалось ему. «Я был уверен, что Он придет и не просто придет, а будет проповедовать сегодня. Какой Он мужественный человек! Его не пугают обрывы и разгневанные люди с камнями в руках!» Думая так, Иаир смотрел, как Иешуа подошел к нише со свитками, отодвинул занавес (парохет) и, взяв свиток, поцеловал его и взошел с ним на алмемар. Он положил свиток на стол, и, найдя в нем нужное место, начал читать: «Кто поверил слышанному от нас, и кому открылась мышца Господня? Ибо Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на себя наши болезни и унес наши недуги; а мы думали, Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши, и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих». «Так сказано Господом через пророка Йешаяу», - добавил Иешуа, закончив чтение. Затем Он свернул свиток, еще раз поцеловал его перед тем, как поставить на место в Арон акодеш, и, сделав это, сел на место шлиах цибура, чтобы проповедовать. Иаир замер в ожидании. «Нет правды в путях человеческих, все совратились, каждый на свою дорогу», - начал проповедь Иешуа. «Нет правды в том, кто говорит, что Он праведен пред Господом. Как написано: «Краснейте и стыдитесь путей ваших, дом Израилев». Каждый человек нуждается  в прощении Господнем, однако, как все вы знаете, по Закону, без пролития крови не бывает прощения. Поэтому Господь, Бог человеколюбивый и милосердный, возлагает вину всего народа на Своего Помазанника. Он берет на Себя грех ваш, и Его кровь прольется за беззакония ваши. В Нем исцеление ваше от болезней и недугов ваших. И ныне сбывается уже это Писание, на глазах ваших». «Он опять взялся за свое», - хриплым шепотом произнес сосед Иаира справа. «Да кто Он такой, чтобы обличать весь народ во грехах? Вон за стеной сидят Его сестры, мы все прекрасно знаем всю Его семью, они обычные люди». Другим, похоже, слова Иисуса нравились, и они в изумлении спрашивали: «Откуда у Него это? Откуда эта мудрость! Неоспоримо, Он творит чудеса, есть множество свидетелей этого». После проповеди должна была последовать молитва, но голоса недовольных звучали все громче и отчетливее: «Уходи отсюда, оставь нас». «Тогда Иисус поднял руку, и стал говорить: «Хорошо сказал о вас Йешаяу: «Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их». Всюду пророк в почете, только не у себя на родине, не у родных и не в семье». Сказав это, Иисус пошел к выходу.

***

«Но  ты   мне  скажи: отчего, зачем  эти тяжесть  и  мука? Зачем   я   тебя   и   детей так   тяжко   люблю   и   жалею ? Какою печалью болею? Каких содрогаюсь вестей? И  холод  зачем  неземной меня  неизменно пронзает, и что мою душу терзает — Скажи мне, что это со мной?» Д. Сухарев

Иаир со своего места провожал Иешуа глазами, и ему казалось, что происходит, что-то нереальное. Ведь у каждого из этих людей наверняка была какая-то неразрешенная, болезненная проблема в жизни. Наверняка, у каждого в семье были больные, и уж конечно каждый испытывал боль от чего бы то ни было. Разве боль не сопровождает каждого человека по жизни? Мгновенно пронеслись в сознании воспоминания о боли, которая часто пронизывала сердце Иаира. Вот Ципора, еще совсем маленькая, играя, кружится и звонко смеется. Она здорова и радостна, а в сердце Иаира боль, тоска и тревога. «А что если я заболею и умру?», - приходит страшная мысль, - «кто будет заботиться о моей птичке? Счастье так хрупко в этом мире!» Возможно, кому-то из читателей мысли Иаира покажутся странными, болезненными. Но мы и говорим здесь о болезнях. Да, мысли Иаира были именно болезненными!  Тревога это болезнь. И он хотел исцеления. А те, кто были возмущены против Иешуа, отворачивали от Него свои лица, презирали и ни во что ставили Его, - разве им была не знакома боль?! Разве они не хотели исцеления от нее? Именно это и казалось странным Иаиру; странным и неестественным. Ведь это так естественно, что любое живое существо стремится избавиться от боли любой ценой. Кто же приучил людей смиряться со своей болью? Да, приходится смиряться, когда у тебя нет выбора, но когда источник исцеления находится от тебя на расстоянии протянутой руки, что заставляет людей отдернуть руку и отвернуться? «Это неверие!», - пронзила мысль. «Эти люди не верят Иешуа. А без веры они ничего не могут получить. Вот в чем помеха. Это отсутствие веры у людей».  Иаир вспомнил как во сне Помазание Иешуа ярко светящейся густой жидкостью, стекало по Его плечам, достигая краев одежды и пальцев рук. В то время как люди вели себя так, как будто они совсем не замечают Иешуа, продолжая жаловаться друг другу и показывать свои безобразные язвы. «Нет, я не такой, как они, я буду рядом с Иешуа, пока не получу свое исцеление». Иаир глянул на Алона. Тот словно ждал его взгляда, но только пожал плечами, разводя руки. Иаир отвернулся, соскочил со своего места и стремительно побежал в след Иешуа. Последовав его примеру, еще с десяток человек вышло из Синагоги на улицу, где Иешуа уже стоял в окружении учеников.

***

Выйдя на улицу, Иаир не решился сразу подойти к Иешуа. Он подумал: «А что если Он спросит меня, зачем я пришел, что я отвечу? Это ведь нельзя объяснить в двух словах! Когда Ципора умирала, я точно знал чего просить, а как объяснить мои переживания теперь? Мне нужно время, чтобы поговорить с Ним в спокойной обстановке, наедине. Но ведь Он же почти никогда не бывает один. Надо выждать время». Думая так, Иаир встал в стороне от входа в синагогу, пропуская тех, кто выходил за ним. Вокруг Иешуа собралась небольшая группа больных людей. Он подзывал их по одному, о чем-то говорил с каждым, потом возлагал на больного руки, и тот получал исцеление, каждый по-своему выражая радость и благодарность. Иаир обратил внимание на то, что ученики даже не пробуют как-то помочь Иешуа, а просто наблюдают за тем, что делает их Учитель. Они не отгоняют больных от Иешуа, не строят их в очередь, не беседуют с ними предварительно, чтобы определить, чья нужда важнее, и кому нужнее в данный момент получить помощь от их Учителя. В том, что делал Иешуа, был свой определенный порядок. «Хотя», - подумал Иаир, - «с точки зрения тех, кто остался в синагоге, все, что происходит сейчас на улице – это полное беззаконие. Ведь по закону в субботу исцелять нельзя! Однако, если Помазание Иешуа от Всевышнего, тогда здесь с Ним Сам Бог! Но есть ли сейчас Бог в синагоге, где остались те, кто отвергает Иешуа? Зачем тогда вообще собрались в синагоге все эти люди, зачем этот дом, если там нет Бога, в то время как Он в простоте исцеляет людей на улице?»

На мгновение глаза Иаира и Иешуа встретились, Иаир заметил, что Иешуа улыбнулся. Оставаться в стороне больше не было смысла, и он пошел к Иешуа, пробираясь между окружавшими Его людьми. Когда он подошел достаточно близко, чтобы быть услышанным, Иешуа опередил его: «Я все знаю, тебе надо побыть некоторое время с нами». Сказав это, Иешуа пошел по тропинке, ведущей от синагоги вниз. За Ним последовали ученики и некоторые из тех, кто только что получил исцеление. Поскольку Иаир оказался ближе всех к Иешуа, он был первым, кто пошел за Ним по узкой дорожке. «Иаир, что заставило тебя прийти ко Мне в тот день?» - спустя некоторое время спросил Иаира Иешуа. «Ты знаешь, Господи, моя дочь умирала! Я испытывал нестерпимую боль от этого и очень нуждался в помощи» - «Да, но знаешь ли ты, что в то же самое время в ближней округе умирало еще два человека, один из них был мальчик восьми лет - отрада отца. Как ты думаешь, почему его отец не пришел просить помощи у Меня?» Иаир подумал: «Откуда мне знать? Все люди чувствуют по-разному, я не могу говорить о других, мне бы с собой разобраться», - и сказал в ответ: «Не знаю» - «Предвзятость, в ней главная причина», - продолжил Иешуа. «Отец того мальчика не смог преодолеть предвзятость. Прямо сейчас в Назарете есть дети, которые тяжело больны, и им грозит смерть, но где их родители!? Один из них размахивает руками в синагоге, проклиная Меня. Он думает, что этим угождает Богу» - «Его ребенок умрет?» - «Да» - «Господи, ну почему Ты не пойдешь и не исцелишь его, ведь жалко ребенка?» - «Иаир, Меня не пустят даже на порог их дома, Я для них преступник и опасный еретик.  К тому же, жалость – это не то, чем движим Всевышний, исцеляющий людей» - «А чем же Он движим?» - «Верой», - ответил Иешуа. «Господи, но я совсем не думал о вере, когда бежал к Тебе в тот день. Мне просто было нестерпимо больно от того, что я теряю Ципору» - «Правильно, любовь и боль неразделимы в этом мире, а любовь не знает никаких границ, и именно она произвела в тебе веру, необходимую для того, чтобы Ципора вернулась к жизни». «Любовь не знает никаких границ», - повторил Иешуа. «И не терпит предвзятости. Ты же не боишься, что люди будут теперь думать о тебе, хотя твоей репутации в глазах большинства пришел конец. Но не в Моих глазах, Иаир, и не в глазах твоей жены, и не в глазах твоей любимой дочери. Вот цена веры, помни об этом».

***

«Боюсь ли я, что моей репутации пришел конец? Я не задумывался об этом. Он спрашивает или утверждает? Он знает, что я не боюсь, или хочет, чтобы я сам осознал это?» Да, в момент, когда Иаир упал к ногам  Иешуа, он совсем не думал о своем достоинстве. В толпе, которая собралась вокруг Иешуа в тот день, практически любой человек либо знал Иаира лично, либо знал, кем он является. Иаир был наделен определенной властью, которая требовала от него соответствующей формы поведения. Он был признан этими людьми достойным обладать властью, и этим определялась мера его достоинства в обществе. Когда же Иаир упал к ногам Иешуа, то он тем самым признал, что власть, дарованная ему, ничто, в сравнении с властью Иешуа. И, следовательно, его достоинство, репутация и мнение людей – тоже ничто. Боль была настолько сильной, что он хотел только избавления от нее, все остальное не имело никакого смысла в тот момент. «А сейчас? Веду ли я себя достойно в глазах людей, когда бегу за Иешуа, как маленький ребенок, стараясь расслышать оброненные Им на ходу слова? Где моя гордость? О, нет! Человек в таком положении, как я, не может позволить себе гордость. А в каком положении может? Когда у человека все хорошо, когда все здоровы, когда нет никакой нужды, - тогда мы роскошествуем в гордости. Это точно так, а гордость ненавистна Господу». Иаир хорошо знал Писание, и в его памяти всплывали знакомые слова: ««Вот шесть, что ненавидит Господь, что мерзость душе Его». И дальше сразу же: «Глаза гордые». «Перед падением возносится сердце человека». Значит, как только мы начинаем позволять себе гордость, надо ждать падения? А когда мы падаем, и наше сердце разбито, мы смиряемся, нам не до гордости! И именно в таком положении в нас пробуждается жажда Бога. «Я живу с сокрушенными и смиренными духом, чтобы оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушенных», - так о Себе говорит Господь. Гордость - это же безумие! Выходит, что боль – это средство избавления от безумия!? В тот день чаша моего терпения переполнилась, и я подавил свое самолюбие, но ведь еще, скажем за неделю до этого, я не был готов пожертвовать своей репутацией ради здоровья Ципоры. И только, когда цена гордости возросла до размера жизни моей дочери, я прозрел. А что если бы я смирился раньше? Сколько бы страданий можно было бы избежать! Как часто люди упорствуют в своем самолюбии и, тем самым, губят себя и своих ближних!  В тот день я лишился гордости. Мне легко было принять, что придется унизиться в глазах всех людей, и я сделал это, чтобы попросить Иешуа о помощи».

«А ведь была же у меня мысль, отправить за Иешуа слугу, или кого-нибудь из родственников. Это было бы легко объяснить, мол, отец не может оставить умирающую дочь. Или хотя бы попросить кого-нибудь, чтобы он отозвал Иешуа в сторонку, и я мог поговорить с Ним наедине. Глупые мысли. Как Он сказал? «Любовь не знает никаких границ». И еще Он сказал, что любовь произвела во мне веру, как это верно. Страх говорил мне: «Сиди с ней рядом, ты не можешь оставить её в таком состоянии». А вера сказала: «Беги скорей, и доверься Тому, чья власть несравненно больше твоей». Предвзятость еще пыталась противоречить: «Кто это сказал, что у Него есть власть? Он всего лишь самозванец». Но любовь не стала слушать, она просто смела все опасения и «здравый» смысл и бросила меня к ногам Иешуа»

***

Иаир шел, не замечая дороги, охваченный воспоминаниями. В те минуты, когда он спешил к Иешуа, утешение приносила лишь одна мысль: «Он не откажет, Он не отвергнет меня, Он пойдет со мной, Он войдет к ней, Он возложит на нее руки, и она исцелится», - поэтому мольба о помощи вышла из уст Иаира без всяких усилий. Но вот, что важнее всего: Иешуа молча пошел с ним. Он принял план веры Иаира, не стал спорить с ним или уточнять подробности, Иешуа просто пошел с отцом, чтобы сделать для его дочери все так, как тот верил. Иаир запомнил глаза Иешуа. Он увидел их выражение, когда ему помогли подняться на ноги, и Иаир оказался лицом к лицу с Иешуа. В Его глазах была боль. Иаир точно помнил это!

Но настоящее испытание смирения Иаира началось после того, как Иешуа, почувствовав прикосновение Билхи, остановился. Вся внутренность Иаира протестовала против задержки, но он смирился и смог сдержать себя. «Смирение! Любой человек бы понял меня, если бы я поторопил Иешуа, или, по крайней мере, попросил бы Билху говорить покороче. Да, у меня было на это право, но в том, наверное, и есть суть смирения, что порой мы должны отказываться от своих естественных прав. И я был вознагражден за смирение, когда дослушав до конца свидетельство Билхи, узнал, что у нее тоже был свой собственный план спасения. Она действовала подобно мне и уже стояла здоровая. Значит, мой путь был правильным». Из-за особенности своей болезни Билха не могла подойти к Иешуа в толпе и публично изложить свою нужду. Поэтому в её сердце сложилось решение, что она просто прикоснется к Иешуа, причем прикоснется незаметно для Него. Но Иешуа не возмутился, и не сказал ей: «Что за наглость? Откуда ты вообще взяла, что Бог хочет исцелить тебя? А меня ты спросила, хочу ли Я, чтобы ты ко Мне прикасалась?» Нет, Иешуа не сказал этого, отчего вера Иаира окрепла.

Иаир вспомнил, как во сне Билха вышла из толпы, когда Иешуа уже прошел мимо, как она подошла сзади и прикоснулась к краю Его одежды, и как в этот самый миг, жидкий свет побежал по её руке и разлился по всему её телу. «Иешуа не знал, кто прикоснулся к Нему, я свидетель этого. Он, остановившись, искал глазами, кто это был. Иешуа сказал, что некто прикоснулся к Нему особым образом, так что сила вышла из Него. В чем же особенность прикосновения Билхи? Несомненно, эта особенность – её вера. Да, вера, потому что, как сказал Иешуа, Бог движим именно ею. Значит, вера является главным условием для того, чтобы Помазание Иешуа произвело необходимую работу исцеления. Если вера приводит в действие силу Помазания Иешуа, значит ли это, что исцеление доступно каждому, кто с верой приходит к Нему? И значит ли это, что получение зависит не от готовности дающего, то есть Помазанника, а от готовности принимающего от его веры. А как же воля Божия? Не выглядит ли это, как своеволие со стороны людей? Но что, если это и есть воля Божия, чтобы сила Помазания Иешуа была доступна каждому, кто верит? Разве не это я видел во сне?»

«Разве мог Иешуа избежать прикосновений в той толпе? Теперь понятно, простое прикосновение к Иешуа не приносит исцеления. Он искал в толпе того, кто прикоснулся к Нему с верой». Иаир представил, как по всей земле люди молятся Богу. Они как бы входят в соприкосновение с Ним в молитве. Но почему не все спасаются? «Сколько мы молились об исцелении Ципоры, но ей становилось день ото дня все хуже и хуже. Нас «утешали», говоря: «не отчаивайтесь, смиритесь, если Бог не исцеляет, значит, на то нет Его воли». Но что, если просто в наших молитвах не было веры? И какая вера могла прийти после подобных «утешений»? Мы молились, допуская сомнение и страх, которые убивали нашу веру. Пока, наконец, чаша моего терпения не переполнилась, и любовь не восстала, чтобы произвести во мне веру. Да, необходимо, чтобы человек молился с верой. Сколько было людей в той толпе, теснившей Иешуа? Сотни? Тысячи? Но только Билха и я получили то, за чем пришли, потому что мы были готовы получить. Бог всегда желает нашего спасения, нашего избавления, нашего исцеления. Но беда в том, что в людях нет веры». Перед внутренним взором Иаира вновь возникла сцена, которую он вспоминал уже столько раз: вот Иешуа, выслушав Билху, улыбается и говорит: «Тебя спасла твоя вера». Слова избавления, сказанные женщине, только укрепили в Иаире веру. Он подумал тогда и вновь повторил в сердце: «Моя дочь будет жить, ведь вера спасает!»

***

Дорога шла по холмам, то вверх, то вниз, петляя. Солнце поднялось близко к зениту. Было жарко. Иаир, поглощенный своими мыслями, все время сбивался с общего ритма движения группы. Он отставал, и поэтому большая часть дорожной пыли доставалась ему. Уже давно не было дождей, и дорога, разбитая в прах многочисленными ногами путников и скотом, словно мстила идущим по ней, наполняя их дыхание пахнущей навозом пылью. Бурые холмы были практически лишены растительности, и только изредка на пути встречались небольшие рощи, где можно было остановиться и немного передохнуть от духоты. «Сколько мы прошли? Наверняка уже больше пути разрешенного в субботу», - подумал Иаир. «Он снова нарушает постановления о субботе. Вернее, мы нарушаем», - двоились мысли Иаира. «Что я делаю? Это же тяжелейшее преступление! Одно дело слышать, что Иешуа переступает закон, другое дело самому совершать преступление. Неужели это я? Я, который всегда учил незыблемости законов о субботе?» Иаир вспомнил, как он впервые узнал, что Иешуа исцелил больного в Иерусалиме в субботу накануне Пасхи. Иаир не был свидетелем того, как этот больной нес свою постель, идя по улице из купальни, где он получил исцеление. Но об этом гудел весь город. То тут, то там раздавались возгласы: «Убить Его за то, что Он делает такие дела в субботу!» «Убить! А кто повинен смерти? Это каждый, кто нарушает постановления о субботе. Значит и я. Мы все преступники в этой толпе, возглавляемой зачинщиком – Иешуа. Все добропорядочные граждане Назарета и моего города, да что говорить, - всего Израиля, сейчас находится в покое, и только мы, эта маленькая горстка людей, бредем куда-то. И я среди них. Может это сон?» «Нет, это не сон, потому что если это сон, тогда с пробуждением я снова окажусь несчастным отцом умирающей дочери. А если даже это сон, я не хочу пробуждаться, потому что только здесь есть надежда. Пусть даже в этом сне мне грозит смерть, лучше смерть, чем возвращение к безысходности, через которую я прошел». «Я не хочу возвращаться, я пойду с этим человеком, или Богом, Кем бы Он ни был, до конца. Во сне и наяву!» - подумал Иаир, крепко сжав кулаки, сам удивляясь решительности этого жеста.

***

Тропа, наконец, закончив продолжительную петлю по слону холма, привела путников под сень высоких деревьев, где из-под земли пробивался источник чистой воды. Под деревьями рядом с родником уже расположилось несколько других групп путников. Одни просто отдыхали, другие готовились обедать, доставая пищу из своих корзин.

Желающие утолить жажду по очереди подходили к роднику, становились рядом с ним на колени и набирали воду осторожно, чтобы не замутить источник. Пришла очередь Иаира и в этот момент с другой стороны к роднику подошел Иешуа. Иаир сделал жест, показывающий, что он уступает Ему очередь, сказав: «Добрый Учитель, пей». «Почему ты назвал меня добрым? Один только Бог добр», - ответил Иешуа. В вопросе Иешуа не было и тени недовольства, не было и раздражения. Он спросил, улыбаясь. Но Его слова поразили Иаира. Иешуа не стал пить.

Он отошел от родника, сел на пенёк неподалеку и начал говорить настолько громко, чтобы Его могли слышать все, кто находится под тенью деревьев. «Вот родник, вода в нем чистая, и вы все пьете её без боязни отравиться и заболеть. Потому вы говорите, что источник добрый, а не худой. Каждый путник, идущий по этой дороге, знает, что здесь можно утолить жажду, потому что слава об этом источнике давно распространилась по всей округе. Добрая слава. Точно также есть добрая слава у добрых деревьев. Нет доброго дерева, которое приносило бы худой плод, и нет худого дерева, которое приносило бы плод добрый. Всякое дерево познается по плоду своему. Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим, или признайте дерево худым и плод его худым. Вот, сколько людей получили исцеление и вернулись к полноценной жизни. Спросите у каждого из них, - они счастливы, и каждый скажет, что для них было сделано добро. Но почему же тогда о сделавшем добро распространяется дурная слава? Я только добрая вода из доброго источника. Если вы называете воду доброй, то добрым называете и источник, из которого вода течет. Если же о доброй воде вы говорите, что она худа, то хулите и сам добрый источник. Я послан Отцом Моим небесным, чтобы сделать добро для вас. Поэтому, если вы называете добром мое доброе, то тем прославляете Отца Моего и Бога вашего. Если же вы называете Мое доброе худым, тем самым вы бесславите Бога».

Люди слушали Иешуа внимательно, а один человек, по виду знатный фарисей, даже встал и, подойдя ближе к Нему, сказал в ответ: «Мы не говорим, что исцеление –  это не добро, но исцеляя в субботу, Ты нарушаешь Закон, а нарушение Закона - это зло!» - «Слова мои обличили тебя, поэтому ты подошел, змеиное отродье!», - голос Иешуа зазвучал резко. Он встал на ноги и продолжил: «Как вы можете говорить доброе, будучи злыми?! Ведь из уст человека исходит то, чем наполнено его сердце! Добрый человек выносит доброе из хранилища добра, а злой человек выносит злое из хранилища зла. Ты говоришь то, чем наполнено твое сердце. Но знай, за всякое праздное слово ответят люди в День Суда, и именно слова твои будут судить тебя».

"Слепые получают зрение, калеки ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, а вы как были слепцами, так и остаетесь таковыми! Вы слепые вожди слепых, а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму. И, уверяю вас, всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится".

Лицемеры! Хорошо сказал о вас пророк Исайя: «Этот народ чтит Меня устами, но сердце его далеко от Меня. Тщетно их поклонение: они учат человеческим заповедям, как Моим». Поймите же, Бог дал человеку заповедь о субботе по Своему милосердию. О, если бы вы знали, что значат слова: «Милосердия хочу Я, а не жертвоприношений», вы бы не стали осуждать невиновных. Но в вас нет милосердия, и сердца ваши тверды как камень. Но, тем не менее, найдется ли среди вас человек, который, имея одну единственную овцу, не вытащит ее, если она в субботу упала в яму? Только вы станете спасать овцу по своей алчности, а не из милосердия. А человек для вас ничего не значит, поэтому вы не станете его спасать».

Фарисей стоял, потупив голову и не говоря больше ни слова, в то время как другие люди стали подходить к Иешуа и, окружая Его, постепенно оттеснили фарисея назад. Так же как утром, возле синагоги, люди начали наперебой просить Иешуа, каждый о своем. Но в этот раз Он не стал беседовать с ними по одному и не стал возлагать руки. Вместо этого Он продолжал проповедовать: «У каждого из вас есть своя боль, и каждый из вас нуждается в спасении. Кто от болезни, кто от нужды, кто от одиночества, кто от врага. И вы правильно сделали, что подошли, потому что Мне дана вся власть на небе и на земле. Верьте Мне и будете избавлены от всего, что гнетет вас. Кто был болен, сейчас исцеляется, кто был проклят, сейчас освобождается от проклятия, - вера ваша спасает вас». Иаир слушал, наблюдая за людьми, и видел как лица из озаряются радостью. Стоящий ближе всех к Иаиру крупный мужчина, вдруг со слезами на глазах закричал: «Боль прошла, боль прошла!». Иаир почувствовал прикосновение. Это сзади незаметно подошел Иоханан. Он тронул Иаира за руку, и наклонившись, чтобы Иаир мог расслышать сказал: «Он сейчас исцеляет словом. Если у тебя есть боль, ты можешь, веруя, спастись от нее вместе со всеми этими людьми».

***

"Есть ли у меня боль? Да, ведь это она пригнала меня сюда! Хочу ли я освобождения от нее? Но, ведь именно ради этого я и пришел! Однако я думал, что Ему нужно  поговорить со мной, чтобы исцелить. Как Он может исцелять тех, кого видит  впервые в жизни? Среди них, конечно, есть праведники, но наверняка, есть и такие, кто вообще не заслуживает никакого снисхождения". Так думал Иаир в то время, как Иешуа продолжал благовествовать: "Не здоровым нужен врач, а больным. Я пришел, чтобы призвать вернуться к Богу не праведников, а грешников", - и это было прямым ответом на последнюю мысль Иаира. "Он исцеляет грешников! Это незаслуженный людьми дар от Бога, чтобы мы могли оставить свой грешный путь и вернуться. К нему приходят огромные толпы людей, и Он исцеляет их всех, не потому что они все праведны! Это дар! Всевышний раздает подарки через Иешуа! О, это так просто! Может слишком просто, чтобы это могли понять такие люди, как этот фарисей, который источает ненависть, стоя поодаль, и думает лишь о том, что Иешуа не должен исцелять в субботу! А я? Я сам могу это понять и принять дар от Бога?", - думал Иаир. "Вера ваша словам Моим оправдывает вас, и Я говорю вам: "Прощаются вам грехи ваши". Только Дух дарует жизнь, человек тут бессилен. А в словах, которые Я говорю вам, - Дух жизни. Они несут исцеление и спасение. Но среди вас есть те, кто еще сомневается, кому трудно поверить. Поэтому Я говорю вам: Я ничего от себя самого не делаю: Я говорю только то, чему Меня научил Отец".

Последняя фраза Иешуа вдруг осветила все внутри Иаира. Если до этого, все, что он слышал, все аргументы и контраргументы роились в голове, то последняя фраза каким-то непонятным образом проникла в область грудной клетки. Сердце откликнулось на её присутствие. Грудь наполнилась теплом и радостью, которые с силой стали подниматься выше и выше к горлу. Иаир не понимал, что происходит, но не противился этому чувству. Наконец тепло проникло в гортань, охватило язык и с силой вытолкнуло из уст Иаира слова: "Господи! Верую! Верую, что Ципора здорова, верую, что мне больше не надо бояться, что я могу спать ночами. Что кончились мои страдания. Верую, что разрушены все проклятия, которые привели к болезни моей дочери, и, болезнь, ты больше не имеешь никакой власти в моем доме и в теле моей дочери. Бог даровал ей здоровье. Слава Богу и Помазаннику Его!" Иаир продолжал кричать слова веры. Казалось, этому потоку слов не будет конца. Прорвалась плотина боли и мучений. И от радости слезы текли по лицу Иаира! "Я приду домой и выброшу все эти лекарства. Я приду и буду праздновать с моей семьей исцеление Ципоры. Спасение пришло в мой дом. Слава Богу!"

***

То, что происходило там, у источника, конечно же, каждый из присутствующих воспринимал по-своему. Но получившие освобождение от бремени, наверняка запомнили навсегда каждую минуту. Для многих их планы смешались в тот день. К примеру, крупный мужчина, который был исцелен от боли в груди, подойдя к Иешуа сказал: «Учитель, я шел в Назарет к знахарю, говорят, что он умеет делать настойки из трав, которые снимают жгучую боль в груди. Мне было так тяжело идти, что суббота застигла меня здесь под деревом, а я прошел от дома совсем немного. Но сейчас боль прошла, и мне незачем идти в Назарет. Мой дом - в селении неподалеку, прошу Тебя, будь моим гостем». Иешуа посмотрел на него с улыбкой и ответил: «Открывая двери для Меня, ты открываешь вход в свой дом для многих людей, ты понимаешь это?» - «Да, да, конечно, места у меня много, хватит для всех Твоих друзей», - сказал мужчина. «Идемте, идемте, почтите мой дом, будьте моими гостями, я приглашаю сегодня всех, кто нуждается в ночлеге. Последний год не было ни одного часа, чтобы я не страдал от боли, а теперь она прошла. Я как будто заново родился. Такая легкость! Давайте отпразднуем сегодня мое исцеление».
 
К вечеру Иешуа со спутниками добрались до большого селения, где они расположились в доме исцеленного мужчины. Его тоже звали Иоханан. По дороге тезки: ученик Иешуа и этот человек рассуждали о значении имени, которое оба носили. "Бог сжалился надо мной, говорил Иоханан", - недаром так назвала меня мать.  Иаир вспомнил, что Иешуа  накануне говорил нечто противоположное. И решился вставить в разговор слово, так, чтобы Иешуа слышал: «Но Учитель говорил, что жалость это не то, чем движим Всевышний». Иоханан, услышав это, посмотрел на Иаира с выражением недоумения. Иешуа промолчал. «Может Он не услышал», - подумал Иаир, а ему так бы хотелось, чтобы Иешуа побольше рассказал об этом.

Придя в дом, все стали располагаться для ночного отдыха. Уже стемнело, и показались первые звезды. Пока готовили ужин на всех неожиданно прибывших, путники умылись после дороги, и, наконец, все собрались в главной комнате, ожидая. Было слышно, что домашние Иоханана, хлопоча над приготовлением пищи, не перестают выражать радость по поводу исцеления главы семейства. И тут Иешуа поднялся на ноги и пошел к дверям дома. Он открыл их и встал на пороге. «Иоханан!», - громко позвал Он. Через несколько мгновений Иоханан, спеша, появился в комнате: «Что, Учитель? Ты звал меня?» - «Да. Не говорил ли я тебе, что открывая двери для Меня, ты открываешь вход в свой дом для многих людей?» - «Да, я помню это, я рад гостям» - «Тогда посмотри туда», - Иешуа показал рукой в темноту за дверью. Иоханан подошел к двери поближе. Иаир и некоторые другие спутники Иешуа, которые были в комнате, тоже подошли к двери и увидели, что двор наполнен людьми, державшими в руках светильники, с которыми они добрались сюда в темноте. А по дороге, ведущей к дому, светилась, мерцая, вереница маленьких огней. Это были люди, которые еще шли к дому Иоханана. «Иоханан, твой дом слишком мал, чтобы вместить всех их», - сказал Иешуа и вышел за дверь. Один из стоявших там, стремительно сделал несколько шагов к Иешуа, и, склонившись перед Ним сказал: «Учитель, мы из Назарета, целый день мы ищем Тебя по всей округе. Мы привели с собой наших больных, чтобы Ты исцелил их». Другие люди, стоявшие вокруг, подхватили его слова и стали наперебой просить, каждый свое: «Мы из этого селения, мы узнали, что Ты исцелил Иоханана … Мы слышали, что ты помогаешь … Моя мать … У меня болеет … Господи … … …». Иоханан принес из дома большой светильник. Он стал рядом с Иешуа, так, чтобы Его было хорошо видно. «Благодарю тебя, сказал Иешуа, затем Он поднял руку и начал говорить: «Мир вам! Господь Бог ваш сжалился над вами, и потому Он послал Сына Человеческого, чтобы вы получили спасение через Него!» - «А кто Он – Сын Человеческий, где нам найти Его?», - прозвучал вопрос из толпы. «Это Я, который стою перед вами». Толпа восторженно загудела. Верьте Богу и Мне верьте и будете спасены от греха. Верите ли вы, что я могу сделать это?» - «Веруем, веруем!», - загудела толпа. «Пусть сбудется все, во что вы верите!», - заключил Иешуа и пошел к людям. В этот раз Он просто шел среди просителей, которые выражали восторг, плакали, падали перед Ним ниц, благодарили Его. А Он, останавливаясь ненадолго, то у одной группы, то у другой, а также рядом с отдельными людьми, повторял: «вера твоя спасла тебя», «верой ты исцелен», «вера принесла тебе спасение», «прощаются тебе грехи твои», «да будет тебе по желанию твоему».

***

Иаир с молчаливым восторгом наблюдал за всем этим, когда из недр его сердца вдруг громко прозвучали слова: «Ведь это же Мессия!». Эта мысль опять озарила сознание Иаира чудесным светом, как это было там, у источника. Такое случается, когда человек получает откровение. Да, именно откровение. «Откровение?», - подумал Иаир. «Но разве я не думал о том, что Иешуа - Мессия, Божий Помазанник, вчера и третьего дня. Разве я не думал об этом, когда бежал к Нему, чтобы позвать к постели Ципоры? Точно, я думал об этом. Но что-то было не так! Было все по-другому, не было этого света озарения, не было чувства откровения». Иаир вспомнил, как днем Иешуа спросил Его: «Почему ты назвал меня добрым? Один только Бог добр». «Да, да, Он олицетворение Бога, я вижу Бога, идущего по земле!» Эта мысль еще сильнее поразила Иаира. Как же мы можем называть Его учителем? Ведь между словом «учитель» и словом «Мессия» – целая пропасть. Именно пропасть - ад. Потому что, если мы надеемся на человека, то это ведет нас к проклятию, как написано у пророка: «проклят человек, который надеется на человека». Одно дело бежать за помощью, когда боль гонит тебя! Другое дело осознавать к кому ты бежишь! Кто-то, возможно, тебе и поможет, но что потом? Ведь именно этот вопрос заставил меня отправиться в дорогу. Что потом? Нет, не у всякого целителя мы должны просить исцеления!» Между тем, Иешуа, который дошел до конца череды пришедших, повернул к дому и направился прямо к Иаиру. Тот не выдержал напряжения момента и побежал к Нему навстречу. Иешуа распростер руки, чтобы обнять его. Оказавшись в объятиях Иешуа, Иаир заплакал. «Иаир, искренняя душа, веруешь ли ты в Меня?», - спросил Иешуа. «Верую, Господин» - «Знаю, что веришь. Ты получил дар веры свыше, потому что всем сердцем ищешь истину. Теперь с этой верой твоей ты можешь возвращаться домой. Иди к своим любимым, как только настанет утро, и расскажи им о своей вере. А сейчас пойдем в дом, нас ждет щедрый ужин».

***

Да, ужин был действительно щедрым. К спутникам Иешуа присоединились еще  с десяток человек из тех, кто в ночи не мог добраться до дома, и кому не нашлось места в других семьях селения. И, тем не менее, еды приготовили намного больше, чем это было необходимо для естественных потребностей всех присутствующих. «Да, щедрость - это дар», - пришла мысль Иаиру. «Ведь мог же этот человек просто поблагодарить Иешуа там, у источника, отправиться к себе домой и здесь порадоваться своему исцелению в кругу семьи? Нет, он устроил этот пир для стольких людей. Он вместе со своими домашними ухаживает за совершенно незнакомыми ему странниками, кормит и поит нас. Ради чего? Есть ли этому объяснение? У Иоханана благодарное сердце. Да, это точно так. Но сколько людей сегодня было исцелено? И только один Иоханан пригласил Иешуа в дом, чтобы разделить с ним трапезу. Что, остальные не благодарны? Разве другие не могли этого сделать? Разве я не мог попросить Его остаться в моем доме и закатить такой же пир, как Иоханан. Если говорить о количестве денег, то, наверное, мог бы. Но что же тогда меня остановило?» Иаир стал вспоминать, о чем он думал? «Да, у меня есть деньги, но в последнее время, я привык думать о себе, как о нуждающемся. Болезнь Ципоры отнимала много средств: врачи, лекарства, - я приготовился нести это бремя до самой могилы, и потому в разуме укоренилось это – «я нуждаюсь!» Получается, что хотя исцеление пришло, я не смог расстаться с болезнью, и это мешало мне быть щедрым!? Наверное – это одна из причин, не дающих мне видеть будущее моей дочки светлым и надежным». «О, я начинаю понимать, благодарность, щедрость – это смелость, мужество. Это вера, когда ты веришь, что не будешь нуждаться ни в каком благе, поэтому не боишься быть щедрым». Иаир обвел глазами тех, кто возлежал за столом. Среди них он заметил нескольких человек, которые выглядели бедными, но большинство из них были одеты в хорошие одежды. Не считая учеников, все остальные за столом – это те, кто был исцелен сегодня, либо родственники таковых, либо их друзья. Но никто из них не пригласил Иешуа к себе в дом, наоборот, они здесь насыщались, продолжая пользоваться Его влиянием. «Что, они беднее Иоханана?  Или просто не имеют дара щедрости? А не находится ли богатство в прямой зависимости от щедрости?»  «С другой стороны, если сопоставить то, что получил сегодня Иоханан, а с ним и вся его семья, с тем, что он отдает сегодня, то его щедрость уже не выглядит такой щедрой. Ведь здоровье бесценно! Поэтому щедрость - это просто справедливость». Мысли Иаира переполняли его, опережая одна другую. «Да, да именно справедливость, потому что тот, кто ценит полученный им дар, должен делиться с другими полученным. Но в какой пропорции? О! Да ведь она же давно установлена Самим Богом! Это десятая часть! «Принесите все десятины, чтобы в доме моем была пища», - кажется, так написано у пророка. Но для кого эта пища нужна в доме Божьем? Бог ведь не ест пищу? Для людей, для служителей; для сирот и вдов; для странников и пришельцев. Значит, когда мы делаем что-то для людей, мы делаем это для Бога?! И это справедливо. Во что же я оцениваю возвращение к жизни моей дочери? Какая же моя щедрость?» От этого вопроса жгло в груди. «Нет, я никогда не смогу отдать десятой части того, что получил в Ципоре, поэтому я просто по справедливости должен быть щедрым, быть щедрым, быть щедрым, и так до конца. Не достаточно одного ужина, смешно даже говорить об этом. Просто щедрость должна стать правилом жизни. Мне необходимо научиться давать. Давать свое и себя. Научиться делить с другими свой дом, свое время, и всю свою жизнь посвятить даянию. И я верю, что поступая так, я никогда не буду нуждаться!» «Да, я думал о себе, как о нуждающемся, и я остался в нужде даже тогда, когда Ципора вернулась к жизни. А Иоханан перестал думать о себе, как о должнике перед болезнью, и это принесло в его жизнь радость. Вот какой он радостный, ходит среди нас, потратив своё. Это проявление его веры». Сердце Иаира вдруг затрепетало: «Так вот почему Бог так строго говорит о десятине! Тот, кто считает себя нуждающимся, никогда не будет отдавать десятину; но истина в том, что доверяющий Богу, никогда не будет нуждаться. И потому наше даяние – это проявление веры, а жадность – это проявление неверия, неверности по отношению к Богу!»

***

Поглощенный своими мыслями, Иаир не замечал, как время несется вперед. Вот ужин закончился и все стали располагаться на ночлег.  Иаиру досталось место в небольшой горнице рядом с грузным мужчиной, который сразу же стал храпеть. О сне, казалось, не могло быть и речи. Иаир, поначалу просто лежал на спине, смотря  в темноту. Но потом незаметно для себя он уснул. Иаиру снилось широкое поле, сплошь заполненное людьми. От горизонта до горизонта, насколько видел глаз, они стояли, и каждый имел при себе нечто. То, что имели при себе все те люди, было какой-то тяжелой, едкой, густой, грязной, зловонной, липучей жижей. Настолько липучей, что люди не могли от нее никак отделаться, хотя по их лицам было видно, что эта жижа причиняет им страдания. Она разъедала, обезображивая из лица; проникала в грудь, мешая дышать. Кто то, не выдерживая веса этой тягучей массы, падал на землю и уже бился в конвульсиях. Другие бросались им на помощь, но тщетно, от слияния жижи одних с жижей других, её становилось все больше и больше. Люди, прилипали друг к другу, барахтались в зловонных клубках, и наконец, теряя силы переставали сопротивляться, оставаясь лежать, в то время как жижа разъедала их. Зрелище это было невыносимо жуткое. Иаиру было плохо, к тому же, когда он вдруг обратил внимание на себя, то увидел в своих собственных руках такую же жижу, как у всех остальных. Он стал, громко крича, в ужасе отдирать её от себя! «Эй, друг, ты чего кричишь? Проснись!», - вдруг услышал Иаир голос соседа по комнате. «Прости, прости», - проговорил Иаир, вернувшись к реальности. «Все это от обильного ужина перед сном», - невнятно пробурчал сосед, и, повернувшись на другой бок, опять захрапел. А Иаир лежал с открытыми глазами, пытаясь справиться с ощущением ужаса, которое никак не утихало в сердце. «Что это за жижа? О чем этот сон?» В комнате было жарко, назойливо звенел комар. Иаир повернулся набок, прижав левое ухо к тюфяку, на котором лежал, а предплечьем свободной руки, он прикрыл правое ухо. В такой неудобной позе он попытался опять заснуть. В том сне было жутко, но Иаиру очень хотелось узнать, что это за гадкая жижа, и что будет дальше с этими людьми. Однако сон так и не пришел. Иаир понял, что ему больше не удастся уснуть и встал с постели. Он потянулся, потер лицо двумя руками, поправил волосы, и, взяв свои вещи, спустился вниз, в комнату, где накануне состоялся пир по поводу исцеления хозяина дома. Горел светильник, позволявший увидеть спящих повсюду, где только можно было прилечь, людей. С кушетки подле светильника встал человек. «Это Иоханан», - узнал Иаир. «Что случилось?», - спросил шепотом Иоханан, - «Я слышал, кто-то кричал наверху» - «Это я во сне кричал. Душно, не спится. Скоро рассвет, пойду-ка я домой пораньше» - «Что ж, это твое дело, друг. Давай, я полью тебе воды, умойся». Иоханан исчез на несколько мгновений во мраке комнаты и вернулся, перепоясанный полотенцем, с кувшином в одной руке и с небольшой торбой в другой. «Выйдем», - сказал Иоханан. На улице было свежо. Слышно было голос ранней птицы, верой приветствующей еще невидимое солнце. Иаир с удовольствием вдохнул полной грудью бодрящий воздух. Иоханан помог Иаиру умыться, а затем протянул ему торбу, в которой была еда: «Возьми в дорогу. Ну, в добрый путь!» - «Благодарю тебя, Иоханан. Бог многому научил меня через тебя. Ты благословенный человек», - ответил Иаир. «А где Учитель?» - «Он не ночевал в доме, как только все улеглись, Он ушел, я не смог уговорить Его остаться». Они обнялись, и Иаир пошел в предрассветной мгле.

***

Тропа была мокрой, то ли от росы, то ли от прошедшего ночью дождя, и ноги чувствовали прикосновение влажной травы, быстро намокая. Не было видно никого вокруг, ни одного человека: «Слишком рано», - подумал Иаир. Солнечный свет еще явно не освещал небо на востоке, но он уже был растворен в воздухе, с каждой минутой делая мир вокруг светлее и светлее. «Тьма отступает перед светилом. Только на малое время она царствовала здесь, и жизнь замерла, уснула. Но совсем скоро все задвижется под живительными лучами, запоет, защебечет. Без солнца жизни нет. Во тьме мы продолжаем существовать, но живем мы только под его лучами».  «Всевышний - как солнце!» - неожиданно пришла мысль. «Без Него нет жизни! Без него есть только тьма и ужасы во тьме!». «Сырая серость. Удушающая серость. Скользкие скальные стены, равномерно, плавно связаны над головой в гигантский купол», - вдруг промелькнула в сознании жуткая картина. «Что это за видение?», - содрогнулся Иаир. То ли от того, что ноги промокли от росы, то ли от промелькнувшего в сознании видения, Иаир почувствовал холод в спине и болезненную ломоту в теле. «Э, мне болеть нельзя, впереди долгая дорога». «Нужно солнце! Скорее выходи, согрей меня». И тут Иаир неожиданно заметил перед собой человека, идущего навстречу. Еще через мгновение Иаир узнал Его, это был Иешуа. Сердце Иаира радостно забилось. Он не ожидал этой встречи, но обрадовался ей больше, чем солнечному теплу. Иаир сделал несколько стремительных шагов навстречу Иешуа. «Господин, где ты был? Я хотел попрощаться с тобой, но Ты ушел пока мы спали, я уже не надеялся увидеть Тебя сегодня!». «Ты замерз», - сказал Иешуа в ответ, взяв Иаира за руку. «Я видел страшный сон. Я хотел спросить тебя о нем. Что я видел? Там были люди, погибавшие в разъедающей их жиже» - «Да, я знаю» - «Что с нами будет?» - «Я пришел, чтобы спасти вас. Я спасу вас!» - ответит Иешуа. Он просто сказал эти слова, но от них по телу Иаира побежало тепло. Это было так чудно и так уместно. Это было так живительно и обнадеживающе. Иаир стоял лицом на восток, а его рука все еще была в руке Иешуа, и в этот момент вышло солнце, засияв своими яркими ослепительными лучами. Иаир прищурил глаза. Казалось теперь, что свет исходит не от солнца, а от Иешуа. Иаир был потрясен всем этим и в благоговении опустился на колени. «Господин мой! В Тебе свет жизни!». Иешуа погладил его по голове: «Ты еще будешь видеть сны, не пугайся их, но бойся закваски, которую видел, она не во сне, она наяву повсюду среди людей» - «О чем ты, Господин?» - «Иди, Иаир, всему свое время», - сказал Иешуа, помогая Иаиру подняться на ноги. «Иди, иди». И Иаир пошел навстречу солнцу.

***

Так он шел некоторое время, пребывая в состоянии какого-то нереального счастья. Настроение было великолепным и казалось, что все теперь по плечу, а сам он на целую голову выше любой проблемы. Дорога привела Иаира на небольшой холм, откуда открывался красивый вид в долину, залитую солнцем и красками. «Жизнь прекрасна», - подумал Иаир, глядя вперед и наслаждаясь красотой пейзажа. Дорога бежала вниз мимо группы невысоких деревьев, под которыми издалека было хорошо видно путников. Они не просто сидели там, они что-то делали, перемещаясь под деревьями. Это привлекло внимание Иаира. По мере приближения к путникам Иаир скоро стал различать их голоса. Они кричали. Среди прочих отчетливо был слышен высокий мужской голос, обладатель которого горестно причитал о чем-то. Иаир вспомнил тягостную атмосферу, которая царила в его доме, когда они с Иешуа пришли туда. Эти страшные, душераздирающие вопли плакальщиков! Сердце защемило от воспоминаний, а спина вновь ощутила холодок. «Теперь этот холод не от росы», - подумал Иаир. «Греет солнце, но откуда же это берется?». Тревожное чувство охватило Иаира. И не даром. Приблизившись к группе путников, он увидел, что под деревом лежит мужчина. Одежда вся перепачкана в крови. Иаир пригляделся повнимательнее и увидел на его обнаженной груди над сердцем  широкую рану, как от клинка большого кинжала. Несколько других мужчин суетились вокруг бездыханного тела, в то время, как один надсадно кричал, то подбегая к телу, то отбегая от него. Рубаха на его груди была разорвана, а голова посыпана дорожной пылью, в знак скорби. Иаир подошел к одному из мужчин, который стоял чуть поодаль и спросил, что случилось. «Разбойники, они напали на нас ночью». «А что вы делали здесь ночью?» - спросил Иаир. «Мы ходили в соседнее селение к рабби Иешуа. Наши дома неподалеку, у каждого из нас была какая-то болезнь, мы слышали, что Он исцеляет людей и пошли попробовать».  «И что же? Вы получили то, зачем приходили?» - «Да, все до единого». «А он, - собеседник Иаира показал в сторону бездыханного тела, - еле добрел туда при помощи своего родственника. А обратно бежал, как молодой. И вот под этими деревьями в темноте нас подкараулили разбойники. Мы стали отбиваться, а один из них ударил его кинжалом, и потом они все убежали. Он пролежал здесь с нами несколько часов, истекая кровью, и на рассвете умер. Мы ничем не смогли ему помочь». «Сырая серость. Удушающая серость. Скользкие скальные стены равномерно, плавно связаны над головой в гигантский купол. Я стою на пороге, и кто-то вталкивает меня внутрь. Дверь за спиной захлопнулась». «Опять это видение», - Иаир почти физически ощутил удар тяжеленной двери за спиной. В ушах еще гудело от этого грохота. В тело вернулась ломота, но усилием воли Иаир взял под контроль свой разум. Он был габаем - руководителем общины в своем городке, и ему не раз приходилось руководить погребением. Поэтому он со знанием дела сказал: «Времени мало, мы должны как можно скорее предать его тело земле. Найдите пару толстых ветвей, надо соорудить носилки».

***

Дорога до дома убитого показалась Иаиру ужасно долгой. Носилки, которые им удалось соорудить, получились несуразными и все время разваливались. Приходилось часто останавливаться и чинить их, чтобы не уронить тело. К тому же неожиданно разразилась гроза. Перекатываясь от одного края неба к другому, гремел гром, и сильный дождь с резкими порывами ветра безжалостно хлестал путников. От дождя дорога превратилась в грязный поток, по которому идти было временами невыносимо трудно. Но все-таки они дошли. Чувство долга перед умершим и закон заставляли их двигаться, когда человеческие силы иссякали. Тело принесли в родной дом умершего. Хевра кадиша – местная погребальная группа собралась быстро и, омыв перепачканные в грязи ноги, с поспешностью, но со знанием дела, принялась за обряд очищения - тагара. В комнату принесли воду, сосуды, платки, льняные полотна. В порядке старшинства присутствующие осторожно поворачивая, обливали тело подогретой водой. Затем тело очищали  чистыми платками. Наконец обряд омовения пришел к своей основной ритуальной части. Двое старших членов хевра кадиша, встав слева и справа от тела, стали попеременно поливать тело от головы до самых ног, повторяя: «Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит …». Когда вода в сосудах иссякла, все громко воскликнули: «Тагор, тагор, тагор!» – «Чист, чист, чист!». Тело накрыли сухим белым полотном, и так оно лежало некоторое время, пока старейшины хевра кадиша решали, во что одевать покойника. Поскольку он умер не своей смертью, его не полагалось облачать в традиционный погребальный саван — тахрихин. Убитого следовало предать земле в той одежде, в которой он принял смерть. Но сложность была в том, что вся его одежда оказалась залитой кровью. А в испачканной кровью одежде не полагалось хоронить покойного. Поэтому решили обернуть тело в чистый саван, а одежду положить по порядку в могилу, не надевая. Склеп для погребения был расположен недалеко от города, поэтому покойного несли на носилках четверо молодых членов хевра кадиша. Дорога была пустынной по причине не прекращающегося дождя, и Иаир поймал себя на мысли, что желает сейчас только одного: чтобы этот холодный день как можно скорее закончился. «Я служитель, и мой долг быть рядом с умершим до конца, без уныния», - боролся Иаир со своей слабостью. Но самоубеждение не помогало. Тело побеждало дух, и в нем чувствовалась болезненная ломота. Болезнь опять наступала. Но всему на земле рано или поздно приходит конец, нужно только иметь терпение, чтобы дождаться его, не растеряв достоинства. Пришел конец и этой траурной церемонии. Тело было предано земле. Последний раз прозвучали молитвенные слова теилим: «Живущий под покровом Всевышнего, под сенью Всемогущего покоящийся! Скажу я Богу: «Ты – защита моя и оплот мой, Всесильный мой, на Которого я полагаюсь». Ибо Он спасет тебя от западни, от губительного мора. Крылом Своим прикроет Он тебя, под крыльями Его ты приютишься, щитом и кольчугой будет для тебя Его верность …». «Верность!? Верность Всевышнего, но верность кому? Человеку!? Мы провожаем каждого покойного этими словами, значит ли это, что верность Бога принадлежит всем людям? Казалось бы, какое дело Ему до нас, шлепающих здесь по колено в грязи? И в чем она проявляется, эта верность? Как проявилась верность Всевышнего по отношению к этому человеку, которого убили разбойники?» От этих мыслей Иаиру стало еще холодней, казалось силы совсем оставляют его.

***

"... душа моя насытилась бедствиями, и жизнь моя приблизилась к Шеолу. Я сравнялся с нисходящими в могилу; я стал, как человек без силы, между мертвыми брошенный, - как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь и которые от руки Твоей отринуты".

Видение Иаира.

Сырая серость. Удушающая серость. Скользкие скальные стены равномерно, плавно связаны над головой в гигантский купол. Он опять стоит на пороге, и кто-то вталкивает его внутрь. Дверь за спиной с грохотом захлопнулась. Он оказался здесь совершенно неожиданно, точнее, он совсем не ждал, что окажется здесь. Всматриваясь во тьму, прислушиваясь, он понимает, что не один. Здесь свидетели прошлого - духи некогда живших людей. Грустно опущены их лица. «Я умер?» - приходит пронзительная мысль.

Тесно прижимаясь каждый к каждому, стоят они вдоль стен во всю длину, поддающуюся зрению. Похоже, они боятся ступить на середину. Грузной, горячо зловонно дышащей тушей наваливается темнота. Безобразными стонами, жуткими хрипами наполняет она слух: «Шеол», - слышит он. Хочется бежать, но дверь за спиной захлопнута.

Страх, ужас, паника, смятение, отчаяние в каждой мысли. Надо бежать, и подняв уже ногу, он хочет сделать шаг, но вдруг понимает: «Дальше нет тверди, дальше бездна. А они - пленники страха, потому и стоят здесь, прижимаясь всеми своими слабеющими силами к стене,  предпочитая страх бездне». «Неужели  это моя судьба, вечный страх? Нет, я выбираю бездну». Разрезающим слух чьим-то отчаянным криком раздался многократно повторенный звук его шага: «Шеол»! Он покинул тот мир – обитель страха. Он летит. Полету, кажется, нет конца, но вот он – удар, прервавший ожидание, разрешивший сомнения.

Он видит тени, проплывающие, нет, не в воздухе, но где? Ведь это тени погребальных птиц. «Это бесы», - приходит страшная мысль. «Они спокойны, неторопливы, они уже видят свою добычу. Значит, я давно уже мертв. Ведь при виде недавней смерти, они кричат так, как будто дико и радостно смеются. Они просто ждут, пока я буду готов в их понимании, чтобы они начали терзать меня своими острыми клювами».

Он не задумывается, почему видит себя, как бы со стороны. А вокруг, в сыром сумраке – пространстве, не имеющем границ, в голубой пыли, вокруг мириады таких, как он. Тела многих, их прежние оковы, исковерканы, скомканы, изувечены, с вылезшими из-под кожи ребрами, с размазанными по лицу мозгами. Оцепенение и ужас.

«Мы вновь прибывшие, вот рядом человек, его лицо знакомо мне». Над сердцем у него след от кинжала. По пояс он еще закутан в саван, но саван уже перепачкан и смят. Человек путается в нем ногами, идя к Иаиру. В руках у него окровавленная одежда. Он сотрясает ей с выражением гнева на лице. «Нечист, нечист, нечист», - кричит он. «Зачем вы положили со мной эту окровавленную одежду? Ты же габай, почему ты не остановил их? Поделом тебе, что ты оказался здесь со мной в аду!»

«Нет, нет, - отойди от меня!» - кричит Иаир и просыпается.

Иаир открыл глаза и несколько мгновений не мог вспомнить, где он. Глядя в темноту, Иаир пытался найти связь с реальностью. Пока, наконец, не вспомнил: после похорон ему стало настолько плохо, что он еле передвигал ногами. И кто-то, помогая ему идти привел Иаира в свой дом, помог переодеться в сухую одежду и уложил на постель, где он и лежал сейчас. «Значит я не умер». Иаир попытался сесть, но сил совсем не было. Тело ужасно ломило. Его охватила дрожь, и Иаир опять рухнул на постель. Что со мной? Мне так плохо? Со стоном он натянул под подбородок покрывало, пытаясь согреться, и закрыл глаза.

***

Шеол — обитель мертвых. Библейские тексты Ветхого Завета рассматривают Шеол как место обитания всех умерших независимо от их образа жизни на земле. Шеол  представляется  одушевлённым существом, страшным чудовищем, которое проглатывает мёртвых, смыкая над ними свои гигантские челюсти, утроба Шеола вечно ненасытима, а душа его расширяется и волнуется в предчувствии добычи...

Некоторое время Иаир лежал, не отдавая себе отчета в том, спит он или нет. Болезнь властвовала в теле. Мысли путались. Ему казалось, что они словно расплавленная черная смола с шипением ползают в голове, причиняя боль. Он не мог найти удобного места для головы на подушке. «Какой ужасный был сон, я никогда не думал о том, какой он, Шеол! … Что это было? Плод воспаленного сознания или реальность? … Страшные образы … Я не хотел бы там оказаться … Да разве это зависит от меня? Я ведь не думал, что увижу этот сон, но все равно увидел …» С одной стороны, образы, увиденные Иаиром во сне, были ужасны, но с другой стороны, ему неосознанно хотелось увидеть продолжение. Однако сон ходил где-то рядом, и Иаир никак не мог погрузиться в него. «Скорее бы кончилась эта болезнь, мне надо домой, мое путешествие слишком затянулось». В то же время, на фоне ужасных образов из сна заботы этого мира казались такими далекими, пустыми. «Все пройдет и останется только эта вечная реальность - Шеол. Жизнь все равно, рано или поздно закончится, а что потом?» Иаир ужаснулся, хотелось встать и бежать от ужаса, но не было сил подняться. Дрожь охватила его: «От чего я дрожу? От горячки или от страха? Что наша жизнь? Обман! Пауза перед прыжком в ад? Зачем борьба? Зачем исцеление? Что принесло исцеление этому человеку, раз он все равно в Шеоле? Зачем он ходил к Иешуа? Зачем ему было даровано здоровье, если спустя короткое время его зарезали разбойники? Он даже не успел насладиться своим здоровьем! А Ципора, зачем она исцелена? К чему все это? Зачем она вернулась к жизни, если все равно конец – ад? Неужели она тоже окажется там в этом ужасном месте?» Иаир в бреду напрягал память, чтобы вспомнить, как там все было. В сыром сумраке – пространстве, не имеющем границ, в голубой пыли, вокруг опять были мириады таких, как он. Иаир со стоном метался на постели, и ему уже казалось,  что он мечется в той вечной голубой пыли. И люди вокруг мечутся вместе с ним. Их тела, скомканы, изувечены. Ужас и стоны. Необъяснимым образом Иаир видел их лица, искаженные страданием. Его духовный взор бежал от лица к лицу. Он искал здесь Ципору. С одной стороны, он надеялся, что не найдет её здесь, с другой стороны, что-то в сердце говорило, что это самообман, она здесь и, как и он,  обречена на вечные мучения. Иаир хотел остановиться. «Зачем мне эта определенность? Разве не лучше пребывать в неведении? Ведь относительно вечной судьбы своих ушедших ближних мы всегда пребываем в неведении! Все человечество словно дремлет на краю этой вечной бездны, пребывая в блаженном неведении до поры». Но духовный взгляд Иаира помимо его воли бежал, перебирая лица. И вот, это ужасное мгновение! Он увидел Ципору. Она, как и все металась со стоном в голубой пыли. Волосы её были перепутаны от пота, а на грязном лице отображались ужас и страдания.  Она протягивает руки к Иаиру, прося защиты, и кричит ему: «Папа, спаси меня!» «Я не могу, я не могу тебе помочь»,  - кричит в ответ Иаир. «Я мертв, как и ты!»

В этот момент у постели, где Иаир метался в бреду стояли мужчина и женщина, хозяева дома, давшего Иаиру приют. Звуки стонов Иаира разбудили их, и они подошли к больному, чтобы как-то облегчить его страдания. «Ему совсем плохо», - сказала женщина. «Не говори так, ведь ты не хочешь его смерти», - ответил мужчина. «Он поправится. Намочи полотенце, он весь горит». Женщина пошла за водой и скоро вернулась, принеся с собой наполненную крынку и свежее полотенце. Намочив и затем, слегка отжав полотенце, она протянула его мужу, и тот стал обтирать тело Иаира. В комнате запахло свежестью. Иаир перестал метаться, очевидно, холодное обтирание облегчило его страдания.

***

Продолжение видения Иаира о Шеоле.

И вдруг. Откуда этот запах весны? Пьянящий. Сминающий порой человеческий разум, как тонкостенную раковину полевой улитки. О, жестокий, почему он наполняет мои легкие. Он вселяет в меня жизнь, зачем, чтобы продлить мои мучения?

Я открываю свои выклеванные и вновь дарованные мне глаза. Передо мной Божественная, но простая в своем совершенстве женщина. Она стоит надо мной, со спелым яблоком в правой руке, а левую протягивает мне: «Вставай, я помогу тебе выбраться отсюда».
 
«Как зовут тебя, как твое имя?», - шепчу я.
Она отвечает: «Любовь».

«Любовь», - кричу я, что есть силы! И просыпаюсь от крика, или заново рождаясь.

***

Иаир болел несколько дней, пока в его теле шла борьба жизни со смертью. Он видел еще несколько ужасных сновидений о Шеоле, когда бредил. А одно из них врезалось в память, и уже встав на ноги, Иаир носил его в себе, как камень. Среди ужасающей обстановки Шеола, в том сне Иаир видел прекрасное на вид существо. Его невесомое тело и  платье были, как будто созданы из мельчайших, переливающихся в тусклом свете, драгоценных кристаллов. От их соприкосновения между собой рождались прекрасные звуки, сладкая музыка. Она сопровождала существо постоянно. Когда оно двигалось, темп музыки ускорялся, когда останавливалось, - замедлялся. «Это существо совершенно!» - думал Иаир, оно создано не для Шеола. «Но что оно здесь делает?» Иаир внимательно следил за существом и его движением среди мучившихся здесь под звуки прекрасной музыки людей. Легко перемещаясь, как будто на облаке, существо время от времени что-то говорило. Иаир сначала никак не мог разобрать его слов, от которых весь Шеол приходил в движение, и пространство вокруг наполнялось ужасающим хохотом. «Словно это брюхо хохочущего исполина, а мы внутри», - подумал Иаир. Но вдруг существо направилось в сторону Иаира и оказалось столь близко, что Иаир смог разобрать детали в его обличии и убранстве, которые вблизи выглядели еще более роскошными и величественными. Утонченные до совершенства черты лица существа были мужскими. Но в резком контрасте с совершенством черт лица было его выражение. Губы и глаза существа буквально источали горделивое презрение! И это делало выражение лица существа отталкивающим. И еще одна отвратительная деталь: то, что издалека выглядело, как облако под ногами существа, на самом деле оказалось огромной массой мерзких червей, в которую были погружены его ступни. Мелкие белые опарыши, которых издалека не было заметно, ползали по его голове и плечам, заползая в нос и уши. «Какое омерзительное сочетание прекрасного и ужасного! - подумал Иаир, - как такое вообще возможно?» «Иаир, - заговорило существо, - ты выглядишь таким изумленным и испуганным! Чего ты боишься? Это место является общим для всех людей. Ты находишь его ужасным? Что ж, ничего не поделаешь. По правде говоря, мне это место тоже не нравится. Но одно приносит мне утешение. Это то, что здесь рано или поздно оказываетесь все вы, люди, те, кого когда-то Всевышний поставил в центр мироздания! Какая честь для меня, херувима, отверженного Всевышним, быть здесь вместе с вами!» Шеол захохотал. «Ты спишь сейчас и видишь сон, - продолжило существо, - но скоро ты будешь здесь в действительности. Очень скоро, ты даже сам удивишься, как быстро бежит время. Время лишь на время! А Шеол вечен, вечен, вечен, запомни это. Так что мы с нетерпением ждем тебя. Тебя и твою любимую дочь, Ципору! Она уже однажды заглядывала к нам в гости, но этот великий обманщик Иешуа вернул её к жизни на время. Все это временно, временно, временно, ты понимаешь это?» «Ха-ха-ха» - прогремел Шеол. «И сам Иешуа скоро окажется здесь, напрасно вы все обольщаетесь, он дает вам лишь временное облегчение, но он не может изменить вечность. И поэтому его место с нами в стране тления. С каким нетерпением мы ждем его.  Хочешь, я покажу тебе мою мечту? Пользуясь тем, что мы с тобой во сне, я могу сделать это. Смотри!» Иаир увидел Иешуа, Он был наг, только набедренная повязка оставалась на Нем. Все обнаженное тело Иешуа было в крови от побоев. Он стоял на коленях, опустив низко голову и прижав к груди руки, из которых струилась кровь. Существо подплыло к Иешуа на своем облаке из червей, и вытащив правую ногу из этой жуткой массы, поставило её на спину Иешуа. «Ты побежден, - со страшной улыбкой на лице сказало существо, - ты в моей власти, ты мой навсегда!» «Н-е-е-е-т!», - закричал в ужасе Иаир и проснулся.

Спустя несколько дней после этого сновидения Иаир уже настолько окреп телом, что смог отправиться в дорогу домой. Но в сердце не было радостного чувства предвкушения встречи с родными после такой продолжительной разлуки. "С чем я возвращаюсь домой? Я ушел, чтобы найти облегчение и ответы на вопросы, которые мучили меня. Но в дороге я растерял все, что нашел. Теперь я потерял и последнюю надежду. Что значат радости жизни, что значит счастье и несчастье, когда всех нас ожидает ненасытимое брюхо Шеола?"

***

Хотя расстояние до дома Иаира было не большим, однако в пути его опять ожидала суббота. «Я оставил дом уже две недели назад», - прикинул Иаир. Надо было найти место для субботнего покоя, и Иаир решил остановиться у богатого и влиятельного родственника Девры - Цадока, жившего в селении неподалеку, по дороге к дому. Цадок был потомственным цадоким (саддукеем) и с гордостью носил имя основателя этого учения. Иаир же разделял взгляды прушим (фарисеев) и потому старался как можно реже встречаться с Цадоком, избегая изматывающих религиозных споров. Но сейчас Иаир неосознанно хотел встречи с Цадоком, может быть потому, что тот был в числе близких родственников, находившихся в доме Иаира, когда Ципора была при смерти. Или потому что разум Иаира был полон сомнений, из-за мучительных сновидений, увиденных им во время болезни. Дом у Цадока был по-настоящему роскошным по местным меркам, и хозяин с подчеркнутым радушием и даже с почетом принял Иаира. День только подошел к своей середине, и домочадцы суетились, осуществляя последние приготовления к субботе. Все, но не Цадок. Он был высоким, немного полным человеком и двигался благообразно, с достоинством. Иаир всегда чувствовал себя рядом с Цадоком маленьким, незначительным и суетливым. Цадок любил дорогие вещи и окружал себя роскошью. Иаир же не придавал большого значения вещам, и в его доме было только то, что являлось необходимым для жизни. После того, как рабы помогли Иаиру осуществить все гигиенические предписания, Цадок пригласил гостя в свою личную комнату. Здесь Цадок и Иаир расположились возле небольшого столика, где никогда не переводились изысканные сладости. «Расскажи, брат, откуда держишь путь?», - начал беседу Цадок. «Прошло уже две недели, как мы не виделись. Вчера приходили люди от Девры, она в смятении, не зная где ты. Просила помощи, чтобы я послал людей отыскать тебя. А тут ты сам. Что случилось, где ты был?» - «Долго рассказывать», - ответил Иаир. Ты действительно хочешь, чтобы я рассказал?» - «У нас много времени, впереди суббота» - «Что ж, я ходил к Иешуа, мне необходимо было узнать ответы на некоторые вопросы, не дающие мне покоя» - «И что? Ты нашел ответы?» - «Да … Вернее, вначале мне казалось, что я обрел истину, но потом в дороге произошли события, из-за которых … словом, я заболел и провел некоторое время на грани жизни и смерти …» - «Мне жаль» - «Нет, теперь уже все в порядке, но то, что я видел в тех снах не дает мне покоя … Что ты думаешь о Шеоле, Цадок?». Иаир давно заметил, что Цадок никогда не смотрит в глаза собеседника. Вот и сейчас тот посмотрел куда-то неопределенно вправо, затем с озабоченным выражением, но все также вальяжно откинулся  на подушки и сказал: «Ты же знаешь, я не верю, что есть олам ха-ба (загробная жизнь) и воздаяние» - «Но я видел Шеол и падшего херувима, который заправляет в нем. Я видел там дорогих мне людей, и самого себя, Шеол ожидает всех нас, я в ужасе, Цадок!» - «И это все, чем занят твой разум, в то время как твоя жена сходит с ума, разыскивая тебя повсюду? Ты знаешь, я не верю ни в ангелов, ни в духов. А твое видение – это лишь болезненный бред, пустой сон» - «Но есть промысел Всевышнего в том, что мы видим сны. Иосеф видел пророческие сны …» - «За это он и поплатился рабством и даже тюрьмой!» - твердо, но все также степенно, не выходя из себя, возразил Цадок. «Нет провидения Всевышнего, человек сам является причиной добра или зла, как написано: «Слушай и исполняй, чтобы хорошо было тебе и детям твоим, если будешь делать доброе и угодное пред очами Господа, Бога твоего». Если тебе сейчас плохо, это значит, ты либо не слушаешь, либо не исполняешь то, что тебе говорит Господь» - «Что, и в болезни Ципоры тоже моя вина?» - «Я не хотел тебе этого говорить, но раз ты сам спрашиваешь – отвечу. Да! Ты только посмотри, что ты творишь. У тебя есть семья, прекрасная жена и дочь, у тебя есть работа. Тебя уважают в городе, ты габай! А чем ты занят сейчас? Ты бегаешь за бродячим проповедником в поисках истины! Чем это закончится? Легко предсказать: ты потеряешь работу, и тебе нечем будет кормить семью! Чем тебе поможет тогда твой Иешуа? Ничем! Ты придешь ко мне, трезво мыслящему человеку. Да, трезвость - мой принцип, так живу я, так жил мой отец, и его отец жил точно также. Мы верим в то, что видим…» - «Но когда ты видишь что-то, вера не нужна, верить можно только в то, что невидимо», - прервал Цадока Иаир.  «Я не слепец и хорошо вижу, что ты блуждаешь, теряя твердую почву под ногами, и позволяешь всяким обманщикам вроде Иешуа водить себя за нос» - «Я слышал эти же слова от сатаны в Шеоле!» - не стерпел Иаир. «Иешуа вернул к жизни мою дочь, ты был свидетелем этого» - «Да, я был там и хорошо помню, как он сказал, что Ципора не умерла, но спит. Это ловкий трюк для простаков, вроде тебя». Иаир, не стерпев, вскочил на ноги! Цадок тоже встал и, видимо поняв, что перешел границу дозволенного, сказал примирительным тоном: «Ладно, давай продолжим этот разговор позже, сейчас располагайся и отдыхай». После этого он ушел и словно растворился в огромном доме, так, что Иаир больше ни разу не видел Цадока, за то время, пока гостил у него.

***

Настало утро субботы. Иаир хорошо знал, где располагается местная синагога и отправился туда рано, сознательно избегая новой встречи с Цадоком. Габаем здесь был еще достаточно молодой человек по имени Тал. Иаир дружил с Талом и его красивой женой Кайле, которая была еще на восемь лет младше своего мужа. Несмотря на свой молодой возраст Тал имел репутацию бескомпромиссного исполнителя заповедей Закона. К его мнению прислушивались, а проповеди Тала приходили послушать жители других селений. Тал всегда делал все сам на собраниях своей синагоги. Крайне редко гости здесь получали возможность говорить. С одной стороны – это было нарушением общепринятой традиции, с другой стороны, собрания в синагоге Тала всегда были интересными и запоминающимися, поэтому все мирились с его авторитарностью. В то утро Тал говорил о предназначении человека: «Мир, в котором мы с вами живем – это самый низкий из всех миров, созданных Всевышним. Он настолько низкий, что присутствие Всевышнего несовместимо с самим существованием этого мира, поэтому написано: «человек не может увидеть Меня и остаться в живых». Но это не значит, что в нашем мире нет Всевышнего. Он живет духом в каждом из нас, и это дает нам возможность быть Его представителями на земле. У нас есть тело, но у нас есть и дух от Всевышнего, никогда не забывайте об этом. Тело наше принадлежит этому миру, а дух принадлежит миру, где обитает Всевышний. Помните! Эти два мира несовместимы! Поэтому внутри каждого из нас идет непрерывная борьба. Мицвот (заповеди) даны нам Всевышним для того, чтобы мы могли завоевывать этот мир для Господа. Когда мы соблюдаем заповеди, побеждает Всевышний, но когда мы забываем заповеди, то побеждает этот мир и наша плоть, а от этого гибнет и сам человек! Когда я говорю «мицва», я не имею в виду только те предписания, которые записаны в законе. Все мицвы записаны в нашем духе. И мы всегда знаем, поэтому, как должны поступать. Мицва — это всякое доброе дело, всякий похвальный поступок, хотя бы и не предписанный Законом. Возьмите, к примеру, ваших детей. Закон говорит, что детей надо наказывать, это так. Но если вы  наказываете их с жестокостью в сердце – вы нарушаете мицву добра, которая записана в вашем духе. Что происходит? Ваша плоть выигрывает, а Всевышний проигрывает, и, в конечном итоге, вы просто причиняете вред себе. Итак, соблюдайте мицвы, которые записаны в вашем сердце, а не только те, которые написаны в Законе, и будьте достойными представителями Всевышнего в этом мире».

***

Тал был худощавым человеком невысокого роста. С первого взгляда он мог показаться недружелюбным из-за пронзительного взгляда и глухого тембра  голоса. К тому же, он имел привычку крутить пальцами редкую растительность его бороды и пейсов. От этого лицо Тала выглядело неопрятным. Однако, когда Тал и Кайле находились рядом, жена  дополняла своими достоинствами недостатки мужа, и вместе они представляли собой прекрасную супружескую пару. Кайле была всегда безупречно одета и необыкновенно обаятельна. Голову она покрывала белым платком из тонкой ткани, который выгодно подчеркивал смуглый цвет кожи её лица. Кайле умела создавать вокруг себя уютную и теплую атмосферу и с удовольствием принимала гостей. Поэтому Иаир охотно согласился с приглашением Тала погостить в их семье до завтрашнего утра.  «Я провел прошлую ночь у Цадока. Мне так трудно с ним общаться. Скажи, как он относится к твоему учению?» -  задал вопрос Иаир по дороге к дому Тала и Кайле. «Я не спрашиваю его. Он обычно сидит на собраниях с отрешенным лицом, а иногда садится на ослика накануне субботы и отправляется в гости в другие места, где в синагогах учат цадоким. Наши взгляды несовместимы, ты же знаешь» - «Да, я еще раз имел возможность убедиться в этом накануне вечером» - «Ты говорил, что присутствие в нашем мире Всевышнего несовместимо с самим существованием этого мира, но поверь, когда Иешуа вошел к нам в дом, у меня было чувство, что это пришел Всевышний. Я ходил с Ним несколько дней и видел, как Он исцеляет. Знаешь? Он просто говорит, и люди становятся здоровыми» -  «Иаир, не ты один свидетельствуешь о Нем. Многие обратили внимание на Иешуа из-за Иоханана, когда он крестил на Иордане. Ты же знаешь, там было много людей. Все относились к Иоханану с глубоким уважением, хотя он и говорил о себе, что сам он «просто голос», и ждет там знака, крестя людей. Он имел откровение, что Всевышний укажет на Помазанника среди одного из тех, кто приходил к нему креститься. И Иоханан получил этот знак: Он засвидетельствовал, что Всевышний указал ему на Иешуа, его собственного брата!» - «Так ты согласен со мной? Он не обычный человек?!» - «Подожди, Иаир, ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты начал с вопроса, так дослушай меня до конца. Да, я считаю, что явление Всевышнего в этом мире, если оно имеет место, не обойдется без разрушения. Вспомни, Господь явился Аврахаму, и даже позволил ему иметь какие-то возражения, но чем это закончилось? Ведь он пришел туда не для того чтобы поговорить с Аврахамом, Он пришел, чтобы произвести суд над городами» - «И чем же, по-твоему кончится присутствие здесь Иешуа?» - «Иаир … Иаир, Если в Нем действительно явился Всевышний, это грозит нечестивому миру страшными разрушениями, тысячами смертей и судом! Но с другой стороны, я думаю вот о чем: если Всевышний приблизился к нам так близко, что живет среди нас, входит в наши дома и ест нашу пищу, то Он тем самым дает этому миру притронутся с Себе. Знаешь? Я думаю, что люди давно постарались бы убить Всевышнего, если бы только могли до Него добраться! А здесь … если Он Тот, Кто ты думаешь, тогда либо миру пришел конец, либо мир убьет Иешуа и тех, кто с Ним связан. Для меня это стало очевидным вчера, когда я узнал о смерти Иоханана» - «Что? Как это случилось?», - Иаир схватился за голову от охватившего его ужаса и остановился. «Да, да, Ирод обезглавил его в темнице. И скоро мир доберется до Иешуа. Он избавился от голоса Помазанника, теперь пришел черед самого Помазанника» - «О-о-о, - простонал Иаир, - если бы ты знал, как это созвучно тому, что томит меня в последние дни. Я видел во сне Иешуа в Шеоле и падшего херувима, глумящегося над Ним» - «Не надо сокрушаться, Иаир, этот мир лишь на время, и Шеол не навсегда. И если его собирается посетить Всевышний, значит Шеолу приходит конец. Вот сейчас суббота в этом мире, и она дана нам для того, чтобы мы отдохнули от забот. Когда же настанет суббота будущего мира, я верю, что мы узнаем истинную цену всех событий и их смысл, а от этого войдем в истинный покой. Успокойся, доверяй Всевышнему».

***

Ты изучил меня и узнал. Ты знаешь, когда сяду я и встану, понимаешь мысли мои издалека. Путь мой и ночлег мой окружаешь Ты, и все пути мои знаешь Ты, Ибо нет еще слова на языке моем, как знаешь Ты его, Г-споди. Сзади и спереди Ты объемлешь меня и возложил на меня руку Твою. Удивительно знание для меня, высоко – не могу постичь его. Куда уйду от духа Твоего и куда от Тебя убегу? Поднимусь ли в небеса – там Ты, постелю ли себе в преисподней – вот Ты! Возьму ли крылья утренней зари, поселюсь ли на краю моря, И там рука Твоя поведет меня и держать меня будет десница Твоя. И скажу я: только тьма скроет меня, и ночь – вместо света для меня! Но и тьма не скроет меня от Тебя, и ночь, как день, светит; тьма – как свет.

Шабат! Иаир всегда ждал окончания недели с облегчением. Как вы уже, конечно, поняли, он был человеком с непростым внутренним миром. Иаир принимал все события вокруг близко к сердцу, а его постоянной спутницей была тревога. В день обычно несколько событий причиняли боль его душе. Он справлялся с источниками боли как мог, хотя в основном, довольно успешно, но все же, очень эмоционально. Он не мог найти покоя, пока проблема не была разрешена, или пока, по крайней мере, не был найден путь её разрешения. Иногда напряжение длилось неделями  и месяцами. И всегда в день после шабата было очень тяжело возвращаться в мир забот; к середине недели начиналось предвкушение блаженного отдыха; а в субботу Иаир научился отключаться от тревоги. Он как бы говорил ей в субботу: "приходи завтра, сегодня не твой день". Таким образом, тревога вся скапливалась в начале недели и обрушивалась на Иаира, когда приходило её время.  Но в ту субботу Иаир совсем не нашел отдохновения. Он не смог отделаться от мучивших его вопросов. А впереди его ждали будни. С чувством усталости он залез на постель. Все что осталось для отдыха – это несколько часов сна. Но и в снах Иаир в последнее время не находил облегчения. Однако, когда он уснул, сон оказался крепким, хотя и непродолжительным. Иаир проснулся и несколько секунд находился в полудреме, пытаясь вспомнить что-нибудь. Память была чистой, но недолго. Постепенно одна за другой пробудились все тревожные мысли последних дней. Иаир ворочался и никак не мог овладеть собой. Иногда казалось, что он засыпал, но во сне видел какие-то чудовищные образы, черпавшие силы из тревог. И от этого Иаир ощущал боль в груди: как будто сердце сжималось в комок от тревоги. «Так больше не может продолжаться», - подумал Иаир. «Постель словно раскалена, я не могу больше лежать. А что делать, я в гостях, если встану, проснутся все остальные. И все же надо встать. Выйду потихоньку на улицу, подышу воздухом». Иаир встал, не одеваясь, и в чем был прокрался к входной двери и, стараясь не шуметь, вышел на улицу. Ночь была удивительно теплая, босые ноги совсем не ощущали холода. Иаир постоял не более минуты у входа, но его ноги от нервного напряжения «хотели ходить», и он пошел в темноту. У него не было ни конкретной цели, ни направления. Поэтому он некоторое время просто ходил кругами вокруг дома Тала. Но это не приносило облегчения, тревога не уходила. Теперь к ней добавилась еще и усталость от бессмысленной ходьбы. Иаир был в отчаянии. «Господи, помоги мне! Я не могу так больше, я устал», - негромко, но с глубокой горечью в голосе пробубнил он. Иаир запустил пальцы рук в волосы и стал трясти голову, повторяя: «Я устал, устал, устал, устал …». И в этот момент случилось нечто, чему можно найти объяснение, но нельзя в точности передать словами. Иаир почувствовал, соприкосновение с чем-то бесконечно огромным и теплым. Это было похоже на волну, но, нет, это была не волна. Это было гуще, чем вода, и вообще не похоже на воду. Что-то теплое, как тепло от огня в холодный день. Оно обволокло Иаира, постепенно окружая со всех сторон. Это не мешало ему двигаться, но в тоже время от этого соприкосновения сразу же стало незачем куда-то идти, потому что Иаир увидел что-то, что мы бы назвали картиной, или даже точнее сказать кинокартиной, потому что в ней все двигалось, жило. У него было чувство, что он видит там все ответы на свои вопросы, и потому он старался разглядеть детали, понять их смысл, но не мог. А потом он услышал, нет, он ничего не услышал, хотя было очень похоже, что он слышит слова, но не было никаких звуков. Итак, он услышал: «Ты только успокойся, Я потом тебе все объясню. Придет время, и ты все поймешь». Эти слова были сказаны таким заинтересованным тоном, что у Иаира не осталось никаких сомнений: Тот, кто говорил, очень добр к нему. В этих словах была Любовь и забота. Никакого грома, вспышек или чудесного свечения, просто тишина во мраке ночи, но в ней было столько Любви! Казалось, все пространство вокруг Иаира обняло его и сказало: «Я люблю тебя и желаю тебе добра». И Иаир успокоился, напряжение ушло. Он опять оказался один, посреди ночи, возле дома друга, босой и раздетый. Иаир почувствовал холод. Ему захотелось поскорей лечь в постель и укрыться, что он и поспешил сделать. Сев на край постели, устроенной для него на невысокой кушетке, он не забыл про грязные ноги. Когда он был маленьким, отец учил его потирать ноги одну об другую, перед возвращением в постель, если приходилось вставать во время сна и ходить по голому полу. Иаир сидел на краю кушетки и усердно потирал ноги, засыпая и думая при этом: «С Ним я готов пойти куда угодно, в Шеол, так в Шеол. Если в Шеоле есть столько Любви, там все преобразится, я ведь видел сон про это».  «Если Всевышний собирается посетить Шеол, значит Шеолу приходит конец», - вспомнил он напоследок слова Тала.

О, я хочу Тебя, Любовь.
Прилети во сне, поселись во мне!
О, я хочу Тебя, синекрылый сон –
Любви безумье.
Ласковой воды прохладной,
С холода тепла живого,
Пальцами чуть-чуть коснуться,
И, вздрогнув, замереть от счастья…
...
Любви прошу я, стоя на коленях!

***

К полудню следующего дня Иаир был уже дома. После ночного видения Он почувствовал, что кризис миновал. Болезненные ощущения и слабость оставили его. И на душе стало значительно легче. Самое главное, ушло это чувство поражения и безысходности, из-за которого Иаир не хотел даже смотреть в глаза своим родным: Девре и Ципоре. «Если их горькая участь предрешена, а я ничем не могу помочь им, тогда, что нам остается? Лишь обманывать себя до поры? Взгляд Цадока не проникает дальше земной жизни, он считает, что там за чертой ничего нет. Поэтому он цепляется за земную жизнь и хочет из нее выпить все до последней капельки. Но тот, кто верит в олам ха-ба (существование после земной жизни), воздаяние и Шеол, не может бездумно наслаждаться, как цадоким. Я не получил еще ответы на все мои вопросы, но Он объяснит, кода придет время все, что мне необходимо знать и понимать. А сейчас я должен успокоиться и жить». По мере приближения к своему дому Иаир все больше думал о жене и дочке и почувствовал, как он соскучился. «Между нами есть что-то, незримо связывающее нас. Мы не просто люди, которые живут в одном доме. В них есть моя часть, а во мне – частичка от них. Мои частички в каждом из них, неудержимо стремятся воссоединиться с целым.  А их частички во мне притягивают меня к моим любимым».  Так начался новый период жизни этой семьи. Ципора заметно поправилась и даже подросла за время отсутствия Иаира. Видно было, что со здоровьем у нее все хорошо. Дом был чисто убран, нигде не осталось даже следа от лекарств, с их неприятным запахом.

Иаир удивлялся сам себе, как после таких глубочайших переживаний, он позволял повседневной жизни опять втянуть себя в привычное русло. Через некоторое время он вдруг понял, что счастлив, глядя на свою дочь, пышущую здоровьем, и жену, отдохнувшую от горьких забот, связанных с болезнью Ципоры. Но при всем этом, Иаир ни на минуту не забывал про Иешуа, слухи о котором приходили в их городок постоянно. Люди рассказывали о новых чудесах, совершенных Иешуа, но интересной была реакция Иаира. Рассказы и свидетельства о новых чудесах не производили на него почти никакого впечатления. Почему? Может быть, потому что он видел чудо из чудес в своем собственном доме? У него было ощущение, что хотя Иешуа продолжает совершать все эти невообразимые дела, но время чудес приходит к концу, и приближается час прямого столкновения Иешуа с этим несовершенным миром, где правит зло. Эта мысль после разговора с Талом крепко запечатлелась в его памяти.  Но месяц проходил за месяцем, месяцы складывались в года, и все оставалось по-прежнему.

Закончилась еще одна зима, и ей на смену пришла долгожданная весна. А весна для каждого еврея наполнена предвкушением главного праздника – Песах, - праздника опресноков, праздника весны и праздника  свободы, установленного в память об Исходе из Египта. В том году четырнадцатое нисана приходилось на пятый день недели. В маленьких селениях и городках, подобных тем, где жил Иаир, до наступления вечера четырнадцатого нисана справлялись со всеми приготовлениями, включая заклание однолетнего ягненка (корбан песах) и его приготовление. Но в Иерусалиме, где паломники насчитывались тысячами «корбан песах» начинался четырнадцатого нисана и продолжался до вечера пятнадцатого нисана, а все это время считалось «Эрев Песах», то есть - кануном Пасхи. Поэтому пасхальная жертва в Иерусалиме съедалась за седером пятнадцатого нисана. Это, однако, не являлось обязательным временем совершения седера для всех общин, и больше того, повсюду вне Иерусалима  люди буквально соблюдали заповедь, совершая седер  в первый день опресноков вечером, четырнадцатого нисана. По очереди в Иерусалим на Пасху в том году отправился другой габай из их общины. А Иаир должен был остаться дома, чтобы возглавить празднование Песаха в синагоге.

***

Иаир навсегда запомнил четырнадцатого нисана в том году. Подготовка к празднику днем накануне радовала сердце. Девра была хорошей хозяйкой. Правда, во время болезни Ципоры, ей с трудом давались домашние дела. Она не раз жаловалась, что руки её опускаются от горечи на сердце. Но теперь, когда ребенок вернулся к нормальной жизни, Девра, казалось, решила возвратить все, что было утеряно. Иаир был очень рад, наблюдая за тем, как забота Девры о доме делает его все более уютным, благоустроенным. С наступлением сумерек, когда вся еда для седера уже была приготовлена, они втроем начали ритуальный поиск квасного (хамец) в доме. Иаир произнес молитву и взял в руки свечу, а Девра с Ципорой вооружились пером и деревянной ложкой, чтобы осмотреть углы в доме и собрать все до малейшей крошки хамеца из труднодоступных мест. Ципора звонко смеялась и в доме царила радостная предпраздничная обстановка в предвкушении седера. Дом, конечно же, был заранее идеально убран, и об остатках квасного где-то в доме не могло быть и речи, но чтобы молитва главы семейства об успешном поиске хамеца не осталась тщетной, Девра с Ципорой заранее разложили в укромных местах десять кусочков хлеба, тщательно завернутых в ткань. Иаир ходил по дому со свечой и приговаривал: «А посмотрим, что у нас здесь», и когда он подходил к месту, где был спрятан очередной кусочек, Ципора не могла сдержать своего нетерпения и заливалась смехом. Наконец все десять кусочков были найдены, а все углы осмотрены, и можно было приступать к основному моменту праздничного вечера – седеру. На трапезу были приглашены гости: одинокая пожилая соседка Иаира, о которой семья Иаира всегда заботилась, и молодая вдова с мальчиком, по возрасту чуть старше Ципоры. Её муж, как многие мужчины в Галилее, занимался тяжелым рыбацким трудом и несколько лет назад утонул во время шторма. Наконец трапеза была начата, и Ципора, как младший ребенок за трапезой задала первый ритуальный вопрос: «Что значит этот праздник, и чем отличается эта ночь от всех остальных?» Иаир привычно стал отвечать словами пасхальной Агады: «Эта ночь особая, потому что мы вспоминаем, как Всевышний спас нас из египетского рабства». «Арамейцем – скитальцем был отец мой и спустился в Египет, и проживал там с немногими людьми, и стал там народом великим, сильным и многочисленным. Но худо поступали с нами Египтяне и притесняли нас, и возлагали на нас работу тяжкую. И возопили мы к Господу, Богу отцов наших, и услышал Господь голос наш, и увидел бедствие наше …». И в этот момент что-то нахлынуло на Иаира, он замолчал, потому что к горлу подкатил комок от столь знакомых слов, которые сейчас так тронули сердце. «Увидел бедствие наше …»: Иаир впомнилл как Ципора жалобно смотрела на него в тот день, умирая. В том взгляде была мольба о помощи и одновременно безысходная тоска, но: «Он увидел бедствие наше!» «Иешуа, как я хотел бы еще раз Тебя увидеть. Ты пришел из сострадания в мир, наполненный бедами, потому что увидел бедствие наше, но если этот мир доберется до Тебя, если Ты позволишь ему прикоснуться к Тебе, он убьет Тебя! Жертвуешь ли Ты собою ради нас?». Все смотрели на Иаира, не понимая, что с ним происходит. «Абба-лэх (папочка)», - в наступившей тишине прозвучал вопросительно голос Ципоры. Иаир повернул голову и взглянул на дочь глазами полными слез. Ципора, увидев это, бросилась к нему и крепко обняла за шею. А Иаир сглотнув, продолжил: « … и труды наши, и угнетение наше. И вывел нас Господь из Египта рукою сильною и мышцею простертою, и страхом великим, и знамениями, и чудесами».

***

«Похоже, что Иоанн пользовался греческой системой учета времени. А значит, суд у Пилата состоялся в 6.00, потом в 9.00 (три часа по-еврейски) – распятие, с 12.00 до 15.00 (с шести до девяти) – тьма и около 15.00 (девять) – смерть. Потом у друзей Иисуса есть два-три часа, чтобы до захода солнца получить разрешение, снять тело с креста и положить в находившейся неподалеку гробнице»

Рано утром пятнадцатого нисана, Иаир проводил в синагоге торжественное собрание. Иаир читал в тот день из книги Шмот (Исход): «И созвал Моше всех старейшин Исраэйлевых и сказал им: выведите и возьмите себе мелкий скот для семейств ваших и зарежьте пэсах. И возьмите пучок эйзова, и обмакните в кровь, которая в сосуде, и приложите к притолоке и к обоим косякам кровь, которая в сосуде; а вы не выходите никто за двери дома своего до утра. И пойдет Господь для поражения Египтян и увидит кровь на притолоке и на обоих косяках, и пройдет Господь мимо дверей, и не даст губителю войти в дома ваши для поражения. Храните сие как закон для себя и для сынов своих навеки. И будет, когда войдете в землю, которую даст вам Господь, как Он говорил, соблюдайте это служение. И когда скажут вам дети ваши: «Что это за служение у вас?», То скажите: «Это жертва пэсаха Господу, который прошел мимо домов сынов Исраэйлевых в Египте, когда Он поражал Египтян, а наши дома избавил». И преклонился народ, и поклонился…». Можно сказать, что для Иаира это было обычным пасхальным служением. Иаир провел много таких собраний и делал все привычно, если бы не это ощущение, точнее сказать предчувствие, чего-то страшного. Иаир вглядывался в лица окружающих, пытаясь в них увидеть признаки чувств, созвучных его собственным, но не находил их. От этого Иаир ощущал себя совершенно одиноким в многолюдстве собрания. С раннего утра в сердце была необъяснимая тревога и боль от чего-то невидимого. Временами это чувство притуплялось, но потом от какого-то случайного образа, слова, и даже звука, оно возобновлялось с новой силой. И вот около полудня, казалось, тягостное предчувствие нашло свое объяснение, потому что три часа небо было темным, как ночью. Когда начало темнеть, люди высыпали из домов на улицы и вопросительно смотрели в небо, пытаясь понять, что происходит. Но потом улицы опустели, люди спрятались в своих домах, закрыли двери и молились, в страхе прижав к себе своих детей. Когда солнце опять начало светить, Иаир понял, что затмение ничего не объяснило, оно было лишь знамением другого события, которого так ужасалось его сердце. Вечером Иаир с семьей совершал вторую трапезу седера, но во время этого он ощущал себя таким отстраненным от реальности, что с трудом говорил, и это было хорошо заметно всем присутствующим.

***

«Как вода, пролился я, и рассыпались все кости мои, стало сердце мое, как воск, растаяло среди внутренностей моих. Высохла, как черепок, сила моя, и язык мой прилип к гортани моей, прахом смертным Ты делаешь меня, ибо окружили меня псы, толпа злых обступила меня; как лев, терзают руки мои и ноги мои. Пересчитать мог бы я все кости мои. Они смотрят и разглядывают меня»

В ту ночь Иаир вновь увидел во сне Шеол. Точнее, он увидел Иешуа в Шеоле. Он лежал без движения в неестественной позе на правом боку, при этом правая рука Его с большой зияющей раной была завернута за спину, а голова безвольно закинута назад. Он выглядел так, как будто кто-то скомкал Его тело и с ненавистью швырнул сюда. На теле Иешуа были следы истязаний, кожа во множестве мест была рассечена ударами кнута. В других местах, там, где кожа уцелела от удара, под ней синими рубцами запеклась кровь. «Он выглядит совершенно безжизненным», - подумал во сне Иаир. «А как Он должен выглядеть, ведь это Шеол, и Он мертв». Но в контрасте с бездвижностью Иешуа, было движение вокруг. Шеол двигался! Точнее его обитатели медленно собирались вокруг тела Иешуа. Кто-то полз в голубой пыли, кто-то ковылял, как мог. Они двигались все одновременно со всех сторон, словно тело Иешуа притягивало их к себе. И каждый говорил: «Ночь смерти, нет жизни, нет спасения, нет надежды, смерть, смерть, смерть». Те, кто подобрался к телу Иешуа первыми, трогали его, продолжая твердить те ужасные слова, от которых охватывал ужас. Следующие уже тянули руки из-за их спин, передние не выдержали и начали падать, а на них стали накатываться сзади другие. В конце концов Тело Иешуа совсем скрылось из вида, а они все лезли друг на друга, образуя из себя холм. Когда холм достиг исполинской высоты, на самом верху Иаир увидел падшего херувима. Он сидел там на троне и видно было по всему, что он испытывает восторг от происходящего. Подняв руку вверх, он сказал: «Стойте, достаточно. Он, ваша надежда, отныне достояние Шеола. Теперь у вас больше нет надежды, и смерть навеки будет властвовать над вами. Плачьте, луч надежды погас, настала тьма и ночь во вселенной». И все люди вокруг стали рыдать. Заплакал и Иаир. Его разбудила Девра. «Что с тобой, почему ты плачешь?», - спросила она. Но Иаир все плакал, не находя в себе силы остановиться. И только через несколько минут он ответил ей: «С Иешуа случилось что-то ужасное, не даром было затмение. Настало время тьмы».

***

О том, чтобы поспать еще в ту ночь, не могло быть и речи. До утра было далеко, но возбуждение от увиденного во сне, овладело умом и сердцем Иаира настолько, что он просто не мог думать ни о чем, кроме образов, увиденных там. Погруженный в раздумья Иаир пошел в темноте в синагогу. Хотя по порядку это был день праздничных будней, но он выпадал на субботу. Иаиру предстояло опять проповедовать, но что он скажет людям? Прошло время, настало утро, и через некоторое время в синагоге стали собираться люди, а Иаир все думал: «Взошло солнце, и потому мы говорим, что ночь прошла, и настал новый день, но как часто бывает, что ночь длится, даже когда светит солнце. Взять хотя бы меня, когда Ципора болела, все время для меня длилась ночь, ночь боли и скорби. Но это только один пример. Бывает, мы ходим в лучах света, а в это время чья-то жизнь протекает во тьме греха или глупости. Мы пытаемся пробудить кого-то: «Встань, очнись, начни жить во свете», - но нет, нас не слышат. Вот и сейчас, когда за окнами светит весеннее солнце, кто-то здесь в синагоге слушает эти слова, а в сердце его царит ночь. И потому он не слышит слов проповедника. Даже в одном дне может быть несколько периодов тьмы, а в каждой ночи – несколько вспышек света. Но когда во тьме вдруг вспыхнет свет, он приносит боль глазам, привыкшим к мраку. Когда люди привыкают жить под покровом ночи, свет делает им больно, и потому эти люди отворачиваются и хотят избавиться от света и его источника. Человек, закоренелый в грехе, может даже пойти на убийство своего обличителя. Но помните, во дне ли вы, или в ночи, Всевышний все равно видит вас, и знает, что в ваших сердцах, ибо написано: «Тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день». Всегда помните об этом». Так проповедовал в ту субботу Иаир, без усилия перейдя от раздумий к проповеди.

***

Иаир вернулся домой после собрания в синагоге разбитым. Хотелось спать. И еще это не проходящее ощущение тревоги… Когда в сердце тревога, сон не приносит ни удовольствия, ни облегчения. Тем более, в последнее время сны были настолько насыщены пугающими образами, что и сейчас Иаир не ждал от сна ничего хорошего. И все же надо было поспать, хоть не надолго закрыть глаза и попробовать расслабиться. Итак, Иаир лег и закрыл глаза. Он услышал, как Девра шепотом говорит Ципоре: «Папа лег отдохнуть, не шуми». «Она всегда так делает, оберегает мой покой», - подумал Иаир. «Девра никогда не обижается, если я отдыхаю днем, даже, если это не суббота, а обычный будний день. Другая бы, возможно, возмутилась, что муж спит вместо того, чтобы помочь ей в чем-то по хозяйству, но только не Девра.  Она настоящая еврейская женщина. Она так любит меня, и я люблю её», - думал Иаир, отдаваясь дремоте.

Первым образом, который увидел в накатывающемся сне Иаир, была дорога. Он и Девра шли по ней рядом, по краям дороги стояла высокая выжженная солнцем трава. Дорога была легкой и ровной, но постепенно тропа становилась все круче, устремляясь вниз, хотелось бежать. «Что происходит?», - тревожно спросила Девра, - «мне страшно, я не хочу идти дальше». Она  остановилась, её рука выскользнула из руки Иаира. Защемило сердце. «Прости, я должен там быть», - сказал Иаир и  пустился бегом вниз по тропе. Бег превратился в полет, и он летел некоторое время, ожидая удара, но на этот раз Иаир опустился в знакомом месте плавно. Здесь была ночь, но в темноте, наполненной стонами не было отдохновения, все двигалось, шевелилось вокруг, а где-то вдалеке сверкали сполохи пламени. «Геенна», - понял Иаир. Оттуда время от времени раздавались страшные крики. В свете далекого пламени было хорошо видно две фигуры. Один человек лежал вниз лицом и выглядел бесчувственным и лишенным жизни. «Это Иешуа», - понял Иаир. Рядом с Ним на корточках сидел уже хорошо знакомый Иаиру падший херувим, который заглядывал в лицо Иешуа, что-то говоря. Иаир сделал несколько шагов ближе к этой паре и стал различать слова. 

«Сын Божий, как я рад тому, что Ты наконец-то с нами, в нашем изумительно-омерзительном месте», - с издевкой в голосе говорил херувим. «Кстати, я давно хотел спросить, когда Вы создавали такую прекрасную вселенную, Вы специально устроили в ней такой гадкий уголок? Или это ошибка, недочет? Ой, простите меня, как я мог такое подумать? Разве Вы можете допустить просчет?! Значит, в этом мы должны видеть расчет? Но тогда, позвольте узнать, Ты, Сын Божий, рассчитывал ли здесь оказаться?! Или в этот раз Ты все-таки просчитался? Ты не отвечаешь, ты обессилен, это ночь Твоего бессилия. И я очень рад. Моя мечта сбылась. Ты стал воплощением греха, всего греха мира, всех этих гадких людишек. О, я понимаю Твой великий план. Но разве это не странно, что они же и распяли Тебя. Никакой благодарности! Да, гадкие твари, я всегда ненавидел их. И это венец творения?! Что это? Еще один просчет? Ты здесь не случайно, не так ли? Ведь это место – возмездие за грех, где же еще быть воплощению греха? Ты решил взять на себя наказание за грех? А думал ли Ты о последствиях? Думал ли Ты, что будешь здесь лежать раздавленный грехом, бессильный и безжизненный? Что это, просчет? Не думаю, что Ты рассчитывал на это! Что же, вот уже вторая ночь, это ночь торжества греха и позора, Твоего позора. Эй, смотрите, вот ваш «спаситель», Его путь закончен там же где и ваш, и что же получается? Все, что создал Всевышний – это, в конечном итоге, всего лишь Шеол, потому что здесь заканчивается путь всего творения. А как все начиналось, какая была претензия. Вот, что я вам скажу, Всевышний - неудачник, и Сын Его точно такой же как Отец. Они сами дали мне власть над этим местом, и я здесь властелин по праву. Здесь, где заканчивается жизнь каждого. Поэтому поклонитесь мне все. И Ты поклонишься мне, Сын Божий, это лишь вопрос времени». Иаир почувствовал боль в затылке, и к нему пришло осознание того, что он спит. Через несколько мгновений он проснулся, а в разуме его все еще звучали слова: «… это лишь вопрос времени».

***

«Время. Что оно в сравнении с вечностью? И можно ли хоть как-то сопоставлять эти два понятия? Является ли прожитый нами день частью вечности? Время бежит неумолимо, но прибавляет ли оно что-нибудь к вечности? Или время и вечность находятся в совершенно разных измерениях? Всевышний Бог вечен. Это значит, что Он существовал до создания вселенной и вне творения. Он сотворил вселенную не потому, что Ему негде было жить, и Он не создал землю, как дом для Себя. Нет, Всевышний существовал прежде сотворения мира и вне него, и Он продолжает и всегда будет существовать независимо от творения. Хотя в творении проходят дни, годы, сотни и  тысячи лет, все это ничто для вечности. А сотворенный мир никак не может повлиять на Творца. Ничто в творении: ни люди, ни херувимы, ни ангелы, ни архангелы, ни животные, - не могут знать планов Всевышнего и как-то влиять на них. Если только Бог Сам по Своей воле до времени не допустит иного положения, если Он не приоткроет тайну, кому захочет, если Он только не позволит прикоснуться к себе тем, кого Он изберет. Творение помещено во время, во временную петлю, конец которой точно там же, где её начало, с точки зрения вечности. Но с другой стороны, в течение отпущенного творению времени, в нем производится огромная работа, здесь появляются и формируются духовные личности, и каждый выбирает, как ему использовать отпущенное время. Кто-то, используя свою свободную волю, восстает против Бога и становится Его врагом, а кто-то выбирает послушание Творцу! И это испытание самоопределением -  естественный отбор. Потому что только те, которые пройдут это испытание, выйдут из временного мешка и будут там, где Всевышний, где Его настоящий дом. А все те сотворенные духовные существа, которые не пройдут испытание, останутся во времени. Там, вне творения, где вечный Божий дом, нет ни рая, ни ада, - все это остается во времени и до времени. А те, кто достигнет вечного Божьего дома, вступают в новую, тайную, ведомую одному Всевышнему форму существования. Именно они и есть подлинное творение, именно они и есть дети Божьи, сотворенные во времени, но не для времени. А временное творение  это лишь сосуд, который используется для создания существ высшей формы». Так или примерно так думал Иаир, не отдавая отчета, откуда приходят эти мысли.

«Ты, падший херувим, думаешь, что Иешуа навечно останется в твоих владениях, но ты даже не представляешь себе, что такое вечность! Над Иешуа не властно время! Всевышний допустил, что Он сейчас находится в твоей власти, но это лишь на время», - вдруг, неожиданно для себя, вслух произнес Иаир. «О чем я? Ведь это только сон!» - подумал Иаир. Но что-то в сердце говорило: «Нет, это не просто игра воображения».

***

Бывает в жизни такое время, которое, кажется, ничего не значит. Конечно, каждое мгновение нашей жизни очень ценно. Да, бывают минуты, часы и дни, когда ты чувствуешь, что каждый миг в них наполнен смыслом, добрыми свершениями, и тогда ты идешь в постель удовлетворенный, - ведь время потрачено не зря. А бывает не так. И тогда нам кажется, что вся ценность и значимость настоящего заключается в неминуемо грядущем, еще не видимом, но неизбежно важном, решающем, судьбоносном будущем, а нынешнее - это только время приближения к нему. Тогда люди откладывают важные решения и не дают обещаний. Они говорят: "Ставки сделаны, осталось только ждать". Или: "Давай проживем завтрашний день", "Давай пройдем сквозь этот бой", "Давай вернемся с этой войны", ... "тогда и поговорим". Вот новобранец в душном вагоне, неудержимо несущем его на фронт, где смерть и кровь, смотрит на мелькающие деревья, людей, их дома, и все это для него в те минуты не имеет ровно никакого значения, а в голове у него нет никаких мыслей, только тоска и боль в груди.  А вот другой солдат, уже хлебнувший фронтового лиха в перерыве между атаками врага сидит в окопе и в оцепенении смотрит на его противоположную стенку. А за тысячи километров от того окопа - его любимая ждет вести с фронта. Недели, месяцы и годы проходят для нее бессмысленно. И в сердцах у всех этих людей звучит, не замолкая, один вопрос: "Что с нами будет?" Что будет!?"

А чего вы ждете от будущего? Удара? Боли? Страданий? Или мира, избавления и спасения. Поражения или победы? Смерти или жизни? Благословения или проклятия? С уверенностью можно сказать, что большинство людей, особенно в благоприятных обстоятельствах, отчетливо не осознают, чего они ожидают от жизни. Но при этом, наверное, нет такого человека, которому не знакомо состояние безотчетной тревоги, не покидающей сердце. Из нее, из тревоги, и соткано ожидание, а из ожидания и само будущее. Но можно ли противопоставить этому чувству тревоги, так органически вплетенному в сознание человека, что мы воспринимаем его как что-то совершенно естественное и даже иногда необходимое? Да, можно! Хотя это и непросто. Вы можете противопоставить ему вашу веру. Веру Богу, и Его истине, которая изложена в словах Писаний, Закона и Пророков, которая звучит в учении Иешуа и его благословенных учеников. В них, в этих словах, видна четкая и прекрасная канва для выхода из любой, самой затруднительной ситуации жизни.

Кстати, о канве в буквальном смысле: я видел много начатых вышивок по канве. Я слышал: "Это моя мама вышивала" или "Это я в детстве вышивал". Заброшенное рукоделие хранится во многих домах: и выкинуть жалко, и практического смысла от этой незаконченной вещи нет. Так и жизнь человека, когда-то верившего Богу и его Слову, а потом забросившего этот труд, - она выглядит, как заброшенное рукоделие. Могла быть прекрасная картина, а так ... только воспоминания, к тому же причиняющие боль своим обличением: "Ах, зачем же ты бросил работу надо мной? Зачем опустил руки!?" Но между тем, рисунок или не пройденный путь виден на каждой незаконченной вышивке по канве, будь то рукоделие или жизнь.

***

Впечатление от сна было таким гнетущим и опустошающим, что Иаир не мог найти себе места. Будущее казалось мрачным, каким бывает самый пасмурный день, когда вокруг меркнут все краски, и воробьи сидят на ветках, поеживаясь. "Что с нами будет?". Хотя видимо ничего не угрожало жизни Иаира и его семьи, но этот вопрос все время пульсировал в голове. Казалось, именно в эти моменты решается вечная судьба рода человеческого. Иаир не находил себе места в доме, то садился, то, не в силах усидеть, вставал, и, наконец, наспех одевшись, вышел на улицу и пошел, не задумываясь, куда идет. "Я опять в таком же смятении, как тогда у дома Тала.  Мне необходимо слово Свыше, чтобы успокоиться".  "Господи, помоги мне, скажи слово!"  Иаиру хотелось опять почувствовать то памятное объятие Всевышнего, но он ощущал только как его ноги гулко, до звона в ушах, соприкасаются с землей, и все шел и шел, удаляясь от дома.  И тут перед внутренним взором Иаира предстала картина из того памятного утра, когда Иаир видел Иешуа проповедующим. Вот Он читает: "Он взял на себя наши болезни и унес наши недуги; а мы думали, Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего на Нем, и ранами Его мы исцелились... Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих".

Что Он имел в виду, что Он хотел объяснить, что хотел донести до всех нас тем утром в синагоге? И только ли до той небольшой группы людей. Или это имеет всеобъемлющее значение. Объемлющее, в этом слове говорится об объятиях. Иаир опять вспомнил ту ночь, когда Всевыший обнял его. Иисус хочет обнять всех людей? Он предлагает свои объятия каждому?  Иаир не заметил, как ноги сами привели его к дому, не заметил что съел на ужин, и, наконец, как настало время идти ко сну. Закончив все приготовления, они с женой ложились в постель, когда Девра попросила: "Задуй лампу". "Да, сейчас", - рассеяно ответил Иаир, продолжая  лежать на постели и смотреть на потолок, где мелькали неяркие сполохи от горящей лампы.

Иаир вспоминал, как Иешуа, сидя на месте проповедника, говорил: "Каждый человек нуждается  в прощении Господнем, однако, как все вы знаете, по Закону, без пролития крови не бывает прощения. Поэтому Господь, Бог человеколюбивый и милосердный, возлагает вину всего народа на Своего Помазанника. Он берет на Себя грех ваш, и Его кровь прольется за беззакония ваши. В Нем исцеление ваше от болезней и недугов ваших. И ныне сбывается уже это Писание на глазах ваших". Иаир несколько мгновений лежал, не дыша, боясь движением спугнуть приходящую мысль: "Иешуа действительно принял смерть, но Его кровь, как кровь пасхального ягненка накануне пролита с великим смыслом, о котором Он Сам проповедовал в то утро. Это Его жертва в искупление нашего беззакония. В Нем наше исцеление от всех недугов духа и плоти. И ныне, именно в это самое время сбывается это. В  Нем искупление!" И тогда  волны веры, умиления, сострадания и благодарности  охватили Иаира, а теплая слеза покатилась по его щеке.

Иаир продолжал думать, не зная как остановиться. Мысли сменяли одна другую, а лампа все продолжала гореть.

***

"Их-то Управитель и Владыка всех привлек, уловил божественными сетями и убедил их уверовать в Него, воссияв им божественными лучами и показав им свет истинный".
Иоанн из Дамаска, ок. 675.

"…Писание называет “мертвыми” людей, скончавшихся до пришествия Христа, например, бывших при потопе, во время столпотворения, в Содоме, Египте, а также и других, принявших в разные времена и различными способами многообразное возмездие и страшные беды божественных приговоров. Эти люди подверглись наказанию не столько за неведение Бога, сколько за обиды, причиненные друг другу. Им и была благовествуема, по словам св. Петра, великая проповедь спасения – когда они уже были осуждены по человеку плотию, то есть восприняли, через жизнь во плоти, наказание за преступления друг против друга, – для того, чтобы жили по Богу духом, то есть, будучи во аде, восприняли проповедь Боговедения, веруя во Спасителя, сошедшего во ад спасти мертвых"
Максим Исповедник 6,7 в.в.

Иаир понимал, что уже несколько раз он проваливается в сон, но страшился потерять такую важную нить мыслей и боролся с ним. По стенам метались сполохи огня, мгла то и дело была раздираема пламенем,  вырывающимся из под ног мечущихся, ползающих, катающихся от боли человеческих тел, покрытых пузырями от ожогов и гноящимися незаживающими ранами. Посреди них повсюду метались страшные чудовища огромных размеров, по виду напоминавшие какие-то причудливые формы смешения человеческой расы и зверей. Они без устали раздавали свои удары страдальцам, усугубляя их и без того ужасные мучения.  Шеол свершал свою страшную работу. Но, где же Иешуа? Иаир пытался увидеть Его посреди этого всеобщего движения, но никак не мог найти, где же Он. От этого было очень тревожно, больно на сердце. Было жарко и очень душно. Вновь и вновь Иаир мучительно старался увидеть посреди массы тел дорогие сердцу очертания.  И вот, наконец, он увидел: изувеченное и все еще недвижимое тело Иешуа было прислонено к одной из стен. Глаза Его были закрыты. Наравне с другими мучениками Его тело страдало от жары, пламени и ударов адских чудовищ. От зрелища этого у Иаира вырвался стон отчаяния, он пытался бежать к Иешуа но не мог сдвинуться с места. «Помогите, помогите, а-а-а-а-а-а-а», - закричал Иаир. «Иаир, Иаир, что ты кричишь?» - услышал он голос Девры. «Прости», - сквозь сон ответил Иаир, повернулся на бок и вновь погрузился в сновидение.

Вернувшись, Иаир обратил внимание на изменения во внешнем облике Иешуа. Глаза Его были открыты, и лицо теперь было освещено светом. Но не тем сумрачным светом, который исходил от сполохов адского пламени. Луч приходил извне, но откуда? Иаир глазами стал искать источник света. Тонкий луч, пронизывая тьму, наполненную зловонным дымом, шел с самого верха и был направлен прямо на лицо Иешуа. Насколько Иаир мог разглядеть, наверху, в невидимом во тьме крове, как будто образовалась маленькая пробоина, и луч света врывался в царство Шеола, несмотря на то, что тьма и геенна пытались заглушить его. То был не обычный солнечный свет. Этот был похож на ярко светящуюся густую жидкость. "Я видел уже этот свет", - вспомнил Иаир. Иешуа осматривался вокруг, когда одно из чудовищ пробежало с ревом: «Не смотрите на этот свет, отвернитесь все». Чудовище, раздавая удары, пробежало так близко от Иешуа, что от тяжелой его поступи тело Иешуа содрогнулось. Один и страдальцев, только что получивший удар, корчился рядом от боли. И тут … Иешуа протянул руку и погладил его по голове. Страдалец перестал стонать, отнял руки от головы и, глядя на Иешуа спросил: "Кто ты? Твое прикосновение принесло мгновенное облегчение. Я был богат и каждый день с блеском пировал в земной жизни, а теперь я мечтаю хоть о капле влаги с тех пиров и крошке хлеба, которые слуги, не жалея, сметали со столов. Но твое прикосновение, как исцеляющий невиданный поток влаги. Кто-ты?"- "Я пришел, чтобы спасти тебя" - "Меня? Не-е-т, меня спасти невозможно, я обречен Всевышним на вечные муки в Шеоле. Разве ты можешь изменить волю Всевышнего?" - "Нет не могу, но Я могу ее исполнить, поэтому я пришел, чтобы спасти тебя от адских мук" -  "Воля Всевышнего в том, чтобы я был спасен? А как же мои грехи? А как же моя неправедная жизнь, разве за них я не должен мучиться?" - "Послушай, Я искупил тебя Своим страданиями, моя кровь пролилась за твои грехи, можешь ли ты поверить этому? Всевышний любит тебя, и поэтому Он послал Меня, чтобы я искупил твой грех. Веришь ли ты этому?" По мере того, как Иисус говорил, луч света становился все мощнее и освещал, заливал, заполнял собой все больше пространства вокруг. Все больше лиц страдальцев попадали в освещаемый им круг. "А я, можешь ли ты спасти меня?" "А меня?" "А меня?" - "Если верите Мне, - да! Всякий верующий в Меня не погибнет, но будет иметь жизнь вечную. Верьте. Я искупил вас! Всевышний любит вас, поэтому Он помазал Меня, чтобы Я стал воплощением человеческого греха, грехов всех людей, и понес наказание за всех вас. Теперь вы свободны от мук ада!" Казалось бы при таких словах все страдальцы должны были броситься в этот освещенный круг, который все более и более расширялся. Броситься к ногам Иешуа, в Его объятия, и обрести спасение! Но нет, многие недоверчиво пятились вместе с тьмой, кишащими в ней чудовищами и падшим херувимом.  Оттуда, из тьмы в адрес Иешуа летели слова неверия, брань и проклятия: "Да кто он такой? Почему мы должны ему верить? Где это видано, чтобы из Шеола кто-то спасался. Будь ты проклят, обманщик. Зачем ты тешишь несчастных ложными надеждами, нам всем суждено здесь мучиться вечно". Между тем, свет заполнил уже большую часть Шеола. Силы тьмы с шипением бессильно корчились в оставшейся еще не освещенной части, а стены Шеола начали рушиться, и в них образовывались гигантские проломы, через которые Иешуа повел за собой спасенных. Он выводил их на освещенный солнцем берег моря.  Дул свежий бодрящий ветер, который играл в парусах огромного, невиданных  размеров ковчега, стоявшего у причала. "Поднимайтесь на борт корабля, он доставит вас к берегам вечной жизни, проходите, не сомневайтесь, ковчегу пора отправляться". Время шло, а Иешуа все продолжал неустанно звать пленников Шеола ко спасению, и поток их не кончался, пока последний уверовавший ни вышел из ада и ни поднялся на борт корабля.

***

Теперь, когда корабль наполнился, на борту начались последние приготовления. Команда забрала трапы, поднялись паруса, и корабль, величественно покачиваясь на волнах, отчалил от причала. «Что не так? Что не так? Что со мной, откуда эта тоска, почему так давит сердце?», - пытался понять Иаир. Отчего эта грусть, ведь все закончилось хорошо! Ад побежден. Иешуа жив! Чего еще желать?» И тут он понял, в чем причина боли, сдавившей сердце. Иаир закричал: «Иешуа, почему я здесь, возьми меня с собой в ковчег, я хочу с тобой». Корабль был уже довольно далеко от берега, но Иешуа услышал его голос, Он повернулся к нему и прокричал в ответ: «Это твой выбор, если хочешь, прыгай, ты догонишь нас».

Когда Иаир был подростком, он с друзьями часто проводил время на берегу озера. Главной целью их компании, конечно же, было купание. В жаркие летние дни, они наслаждались прохладой гонимых бризами волн, которые с шумом накатывались на берег. В одном месте волны промыли в скальной породе сквозной грот, который полностью наполнялся водой набегающей волны при сильном шторме. Потом, когда волна откатывалась, она как бы высасывала воду из грота. Если в этот момент кто-то нырял в бушующее жерло грота, то на несколько секунд он оказывался в водовороте водной стихии: ни света, ни верха, ни низа, - только стремительное и непреодолимое движение и шум в ушах. "Вот он этот грот, увидел Иаир, я прыгну в него сейчас, и течение вынесет меня прямо к ковчегу", - решил он. Иаир дождался, пока волна наполнила грот, разбежался, как в детстве, и бросился в воду.


Рецензии