Моему деду, не вернувшемуся с войны, посвящается

1.До войны


      Как и откуда появились мои  предки на территории современной Тверской области, мне неизвестно, но думаю, они жили там исконно. Знаю только, что у моего прадеда, Мартьянова Ивана,  было  два сына, Михаил и Андрей. Михаил 1904 года рождения – мой дед. Сам, Мартьянов Иван, простой тверской крестьянин, которых миллионы трудились на земле, женились и растили детей. А когда приходила старость, приглядывали за внуками и помогали своим детям в меру сил.
     Исконно, в крестьянских семьях, дети приучались к труду, и примером в этом для них были родители. Лень, бесхозяйственность, беспричинное питие вина в русской деревне порицалось обществом и люди подобного образа жизни не имели уважения, а не иметь уважения среди своей общины, было последним делом. Поэтому, если бы Мартьяновы не были бы уважаемыми в округе людьми, не видать  Михаилу своей будущей жены, и вот почему.
      Моя бабушка, Мельникова (до замужества) Антонина Фёдоровна, была из зажиточной семьи. Ее отец, Мельников Фёдор, соответствовал своей фамилии, т.е. был мельником. Мельницу он построил сам, на реке Кесьме недалеко от села Иваново, а жил в деревне Маринино, выше по течению. Слышал, что мельниц было две. Вторая была между Чуриловским, и Шенским  бродами.
     То, что Фёдор сам строил мельницы, это точно. Он был и “архитектором” и инженером – конструктором. Естественно, что ему помогали в работе местные мужики, которым он платил, но основная работа делалась семьей Федора.
     Каковы были мужики в роду Мельниковых, можно судить по двоюродному брату бабушки, Мельникову Иосифу, сыну Мельникова Тимофея, жившему в соседней избе в деревне Маринино, и которого я хорошо помню. Крепкий, жилистый мужик, прошедший войну, имевший ранения, ордена “Славы” и много медалей. Характера жесткого, в подпитии буйного, но напивался он один раз в году, когда доставал из сундука старую фронтовую гимнастерку с начищенными орденами и медалями, ехал в село Иваново на встречу с теми, не многими, что вернулись живыми с самой страшной в истории России битвы. По дороге обратно, заезжал в сельпо в Баскаках, брал с собой еще вина и ехал в Маринино, ну тогда уж, как в песне “…зверь с дороги уходи…”. Сын у Осипа, Енька, так звала его моя бабушка, тоже был крепыш среднего роста, да и дочка Нина,  крепко сбитая девка.
     Мой прадед, Мартьянов Иван, жил в деревне Чурилово, там же родился и мой дед Михаил. Когда пришло время заводить семью, посватался Михаил за Антониной, дочкой мельника Фёдора. Не на богатство претендовал, красивая, ладная была девушка и работящая.
     Когда спрашивали бабушку мою, почему пошла за Михаила, ведь наверняка были женихи и побогаче. Она говорила, что хоть и  из середняков был парень, но видный и покладистый.  Поэтому ее родители не стали препятствовать свадьбе. После свадьбы, как было принято, молодые жили у родителей жениха, в Чурилове, где и пошли их дети, один за другим, сколько Бог пошлет.
      Помню на стене, в горнице Мариинской избы, где жила бабушка, висел большой фотопортрет в рамке под стеклом. На портрете изображены были два человека;  темноволосая женщина и мужчина среднего роста, с аккуратными усами, в фуражке c лаковым козырьком и рубахе - косоворотке подпоясанной ремешком.
     На мужчине был расстегнутый пиджак, брюки в сапоги, левой рукой он опирался на фигурную стойку, которые в те времена было модно включать в интерьер фотомастерских. На довоенном портрете были изображены мои бабушка и дедушка. Красивые русские лица, добротно и опрятно одетые, статные фигуры. Их образ выражал чувство личного достоинства без капли заносчивости и гордыни, естественного духовного и телесного облика наших предков, которого нам теперь не всегда хватает.
     Когда семья стала разрастаться, перебрались они в Маринино. Дом, у Мельникова Фёдора, был большой шестистенок, с хозяйственным двором, сараями и другими помещениями, нужными в хозяйстве. Все это строилось под одной крышей, так заведено строить избы в деревнях областей северней Москвы. Тверские избы были своего рода зоной автономного проживания в условия длительных, суровых зим. Живущие в них, могли, не выходя на улицу содержать скот, доставать продукты питания, заготовленные на зиму, сено и дрова, оправлять естественные надобности, даже мыться можно было в русской печи, ее конструкция это позволяла. Но мылись, конечно, в русских банях, которые были практически в каждом дворе, бани ставили на отшибе, так как это был объект повышенной пожароопасности, а все строения были исключительно деревянными и крыши крыли дранкой.
      Читатель может задать вопрос, а почему Федора и его семью не «раскулачили», как это делали большевики при самой активной поддержке “наибеднейших слоев сознательных крестьянских масс”. Да потому лишь, что прадед никогда не имел батраков, крестьяне соседних сел его уважали, и он был единственным мельником в округе. К зажиточным хозяевам в тех местах относились уважительно - спокойно, так как благосостояние достигалось трудом всей семьи. Нечестно нажитое не носило системного характера. Люди жили и строили отношения по закону совести, двери на крыльце не закрывались на запоры, в избы входили без стука, собак во дворах не держали. И наоборот, если полноценная семья представляла, как говорится – голь перекатную, то к таким относились с холодком, по понятным причинам.
      И когда у ”радетелей самых беднейших слоев” возник вопрос “Что делать?”, то у самих “беднейших”, был свой вопрос. А кто нам мучицу молоть то будет? Мельницу обобществили, а Федор остался при ней мельником, и дом с имуществом и хозяйством не разграбили. Что интересно, что даже в советские времена, колхозные лошади были закреплены за мужиками и целыми днями находились с ними в работе, или в их дворах. В конюшни их ставили только на ночь, да и то не всегда. За лошадьми ухаживали мальчишки, чистили их, гоняли летом на водопой, запрягали в телегу или в сани, т.е. относились как  к собственным. А если появлялся жеребёнок, то его выращивал практически, один из сыновей мужика за которым была закреплена кобыла. Среди мальчишек всегда шла борьба, кому достанется на присмотр подрастающий жеребёнок.
      Вот так жили бы, поживали, да добра наживали, но все революции, войны и “перестройки” задумываются не во благо народа, а исключительно для осуществления бредовых идей определенной кучки заинтересованных кланов, не имеющих ничего общего с основными массами народа.
       Но, не смотря на все невзгоды, жизнь продолжалась. К началу Великой Отечественной войны в семье Мартьянова Михаила Ивановича были дети: Лида, Алексей, Зоя,  Анна, Владимир. Алексей, это мой отец.  Был еще один мальчик, который умер в младенчестве, как его звали, я не помню.

2. Война

      Мой дед, Мартьянов Михаил Иванович, в первые дни войны был призван на фронт Овинищенским райвоенкоматом, одновременно с ним ушел на фронт и его брат, Андрей, проживавший в Чурилове, и два двоюродных. Живым остался Андрей, но это другая тема. Не вернулись с войны и два родных брата моей бабушки, Николай, и Павел.
      По мобилизации Михаил Иванович попал в 878-й стрелковый полк 290-й стрелковой дивизии, которая была сформирована в городе Калязине Калининской области. В соответствии с Постановлением государственного Комитета обороны № 207сс от 19 июля 1941 года, срок формирования был назначен до 28 июля 1941г.
В полку Михаила Ивановича назначили наводчиком в батарею 45-мм артиллерийских орудий. Известность этих орудий была в том, что они применялись для уничтожения танков и ставились на танкоопасных направлениях. Били по танкам эти орудия, в основном, с прямой наводки, то есть с дальности не более  850 метров, а в большей части, гораздо ближе.
      Дивизия вошла в состав 50-й армии Брянского фронта, и довелось деду начать биться с врагом под Почепом.
     Первые упоминания о боевых действиях 290-й дивизии и 878 полка в  августе 1941 г. имеются в боевых донесениях и оперативных сводках Брянского фронта.               
     «От 10-го августа 1941 года:  290 с.д. на фронте Голяжье, Палужье, ее 878 с.п. обороняет фронт  Дмитрово, Почеп.
23.08.1941. Командиру 280 с.д. одним с.п. с арт. дивизионом, подчинив себе 878 с.п., к рассвету 24.8 выйти на восточный берег р. Судость, занять г. Почеп, восстановив ранее занимаемое положение».
     Для усиления 280-й дивизии, оборонявшей Почеп, был придан и 878 стрелковый полк. Но «восстановить ранее занимаемое положение» не удалось. Прорыв немецких танковых группировок в Орловско – Брянском направлении привёл к окружению трёх армий фронта: 50-й, 13-й, и 3-й. Судьба Брянского фронта сложилась трагически, практически фронт был разгромлен немцами. Не избежала этой участи и 280 дивизия с 878 полком. Дивизия прекратила существование, вырваться из окружения смогли десять – пятнадцать процентов личного состава полков и дивизий. 
     На войну мой дед ушел 37-и лет от роду, и если бы не война, то имел бы я счастье быть поротым дедовским ремнем за свои шалости, но он ушел и не вернулся. Его переписка с семьёй прекратилась с 10 октября 1941 года. Где нашла его смерть, под Гутовским заводом, или в болотах на берегах речки Рессеты? Скорее всего, их полк погиб при отходе 280 дивизии восточней Почепа, в болотистой пойме Десны. На этот вопрос ответа пока нет, но есть то, что отдал дед жизнь не зазря. Миллионы отдали свои жизни за будущее нашего народа, пошли в бой насмерть, чтобы смерь  победить.
     Моя бабушка, Антонина Фёдоровна, смогла сберечь пятерых детей, они выросли достойными людьми. А оба её сына стали офицерами и с честью пронесли это звание по жизни. И я, по примеру своего отца, Мартьянова Алексея Михайловича, связал свою судьбу с армией, прослужив в авиации более двадцати пяти лет, помня ответственность профессии – Родину защищать.   
     Вечная им память, не вернувшимся со страшной битвы и уважение живым.


  г.Тамбов.    Мартьянов В.А.