Война в Афганистане ускорила распад СССР

Война в Афганистане ускорила социально-экономический кри­зис в СССР, завершившийся в конце концов распадом СССР. 12 декабря 1979-го самонадеянное  Политбюро КПСС во главе с престарелым "миротворцем"  совершило огромную ошибку, решив ввести войска в Афганистан без официальной просьбы афганцев на тот момент. Глава правительства СССР Алексей Косыгин и начальник Генштаба Николай Огарков выступили против, но застойное окружение обвешанного орденами и маршальскими звёздами Брежнева это не остановило, и оно проголосовало за ввод советских войск в Афганистан. Началась изматывающая десятилетняя война с моджахедами.  Как станет известно позже из признания американского политолога и государственного деятеля Збигнева Бжезинского, в действительности это была «большая игра» западных политических сил.

За год до начала афганской авантюры я перешла на тренерскую работу и тогда же приняла участие в зональном первенстве мира во Фрунзе. Покинуть организацию, в которой после приезда в Одессу из Львова устроилась на должность старшего инженера, подумывала ещё в 1976-ом, убедившись в бесполезности своей работы в лаборатории качества. Начальником у нас был молодой перспективный кандидат экономических наук Михаил Яковлевич Белаковский. Ему не очень понравилось, что в лабораторию прислали из партийного комитета какую-то шахматистку, которую время от времени приходилось отпускать на соревнования.
 
В это время КПСС объявила очередную кампанию - разработку Комплексной системы управления качеством продукции, уже внедрённой и отмеченной положительно на некоторых предприятиях города Львова. Мне дали задание разработать в черновом варианте хотя бы один стандарт предприятия, но я составила семь СТП применительно  к НПО "Холодмаш", что впечатлило Михаила Яковлевича. В СКБ Львовского завода кинескопов мне приходилось заниматься анализом электронно-лучевых и кодирующих приборов, и, несмотря на значительное отставание в этой области от западных технологий, работа была  интересной.

Считалось, что разработка и внедрение стандартов предприятия должны способствовать эффективному использованию нормативно-технической документации и управлению качеством продукции, однако на деле система осталась эффективной только на бумаге, и почти все предприятия уничтожили материалы, связанные с КС УКП после перехода страны к рыночным отношениям. В лаборатории качества у Михаила Яковлевича Белаковского работало всего несколько человек, и мы  подружились, отмечая вместе праздники. Однажды после командировки в Москву, мой начальник не выдержал и поделился, как ведёт себя всесильная советская партийная номенклатура. Человек, занимавший очень важный, ответственный пост в министерстве, подвёл его к окну и сказал:"Видишь внизу людишек? Любого могу скрутить и лишить жизни".   Впечатление от возможного чиновничьего партийного беспредела было гнетущим: законы для советских властных структур не существовали.
 
Михаилу Яковлевичу Белаковскому очень хотелось проверить, как я играю, и он не раз предлагал сразиться с ним. Я уклонялась, ссылаясь на занятость, но однажды, когда в лабораторию устроился его друг, посещавший несколько лет шахматную секцию, предложила сыграть вслепую против них двоих. Партия закончилась быстро их поражением, и Михаил Яковлевич был удивлён, что шахматы так сильно развивают мозг, позволяя не только держать в уме позиции, но и рассчитывать многочисленные варианты. Он сказал мне, что разработал специальную методику для занятий со своими детьми, но убедился, что шахматная игра тренирует  мозг сильнее.

Вскоре его дочь Анжела Белаковская стала заниматься  в специализированной шахматной школе олимпийского резерва. Идеи она схватывала на лету и успешно применяла их в практической игре, в чём я убедилась, когда возила команду школьников в город Измаил. Анжела играла на девичьей доске и, освоив вариант атаки в итальянской партии, выигрывала и белыми, и чёрными.  Дочь Михаила Яковлевича стала гроссмейстером и трижды побеждала в чемпионатах США, когда эмигрировала из Одессы в Америку. Некоторое время она успешно работала брокером на нью-йоркской фондовой бирже, затем вышла замуж и вместе со своим обаятельным спутником жизни стала воспитывать троих детей, открыв шахматную академию.
 
В 1978-ом мне отчаянно не везло на зональном первенстве мира во Фрунзе - сказался перерыв в игре.  Я проигрывала партии с лишним материалом в окончаниях. Шахматистки даже шутили: чтобы выиграть у Морозовой, надо что-нибудь подарить в миттельшпиле. В конце турнира выяснилось, что, если бы все проигранные партии я закончила миром, то заняла бы первое место с отрывом. Жила я в одном номере с киевлянкой Любой Жильцовой, и на старте мы с ней поспорили: она утверждала, что дебют не имеет никакого значения, что всё решает эндшпиль. Мне не понравилась категоричность утверждения, и прозвучали вещие слова:"До эндшпиля можно не дойти, закончив партию миниатюрой". Так и произошло в турнире: Люба проигрывала партию за партией в дебюте, создавая очередную миниатюру, а я с лишним материалом - в эндшпиле. Зональный турнир выиграла Люся Белавенец - это был её триумф. Дружба на зональном первенстве мира с Люсей Сауниной, легендарной российской шахматисткой из города Свердловска, осталась для меня самым приятным воспоминанием о том времени.

После первенства СССР 16 сильнейших шахматисток страны должны были разыграть путёвки в Межзональный турнир. Меня включили по результатом финала 1977 года во Львове (пятое место после трёх грузинок и Ани Ахшарумовой). Позже оказалось, что по решению Всесоюзной женской комиссии я должна была играть в международном турнире в Румынии, но Виктор Эмануилович Карт предложил организаторам вместо меня кандидатуру Марты Литинской. Из женской комиссии пришёл запрос, по какой причине я отказалась от международного турнира, хотя никакого вызова не получала. Поступок Виктора Эмануиловича оставил неприятный осадок, однако понять его можно  - в сложное время беспокоился за свою ученицу. Странно, что Всесоюзная женская комиссия не связалась с Румынией и не проконтролировала моё участие.

И всё же в женском международном турнире мне удалось сыграть. Это произошло в 1980-ом году в Одессе, и первую половину турнира я прошла успешно, пока не встретилась впервые за доской с шахматисткой из Львова Зоей Лельчук.  Накануне красивой атакой выиграла у венгерского мастера Каролины Хонфи, но кто-то пустил слух, будто мне подсказывали, и Лельчук потребовала, чтобы нас изолировали. Для меня это было неприятным вызовом, так как игра проходила с психологическим давлением, и хотелось поскорее прекратить этот цирк. Однако оказалось, что в партиях с небольшим количеством фигур молодая шахматистка играет уверенно, и сражение она выиграла. Этот проигрыш сильно потряс своей несправедливостью, и я заняла только шестое место. Но странная мистика - в первом же финале Украины я у неё выиграла безо всяких подозрений на подсказки, не дав никаких шансов на спасение.
 
Тренерская работа увлекала меня всё больше, радуя успехами учеников. Занятия проходили в средней школе № 68, а соревнования проводились в Приморском шахматно-шашечном клубе, где директором работал кандидат в мастера, бывший лётчик Леонид Михайлович Каплан, друживший, как выяснилось позже, с международным гроссмейстером Ефимом Петровичем Геллером. Команда школы, на первой доске которой играл талантливый ученик Лёня Черненко, была в то время одной из сильнейших в Одессе, побеждая и в городских, и в республиканских соревнованиях. Почти все мои ученики выполнили последовательно разрядные нормативы, стали кандидатами в мастера и перешли в группы спортивного мастерства. Самый юный из них Юра Лапшун, одолевший норму кандидата в 10 лет, в конце перестройки уедет с родителями в США и станет чемпионом Нью-Йорка. В 2000-ом и 2001-ом Лапшун был клубным чемпионом "Marshall", и на  стене, где перечислены все  победители с 1917-го года, его имя выгравировано сразу на двух бронзовых табличках.
 
Между  тем страна казарменного социализма с повсеместной нехваткой продуктов и промтоваров уверенно катилась к развалу, несмотря на отчаянное сопротивление партийной номенклатуры. Учебная шахматная литература, как и приключенческая художественная, была в большом дефиците. Даже военные мемуары можно было приобрести, в основном,  только через книжный клуб, да и то с нагрузкой пропагандистского политического хлама.  Когда в апреле 1969-го на книжных прилавках  Москвы появились "Воспоминания и размышления" Г. К. Жукова, к Дому книги на Калининском проспекте, где  продавался первый тираж, тянулась очередь от кинотеатра "Октябрь".  В книжном магазине на улице Кирова толпа покупателей высадила витрины, и пришлось вызывать конную милицию. Таким спросом пользовалась в застойные годы мемуарная правда.

После ухода из жизни Валериана Евгеньевича Еремеева и его супруги я несколько раз перечитывала книгу  "Первые шаги" и пыталась попутно найти дополнительный материал о  наркоме юстиции СССР с 1936-го и до его ареста в начале 1938-го. На книжном рынке выменяла книгу Михаила Матюшина из серии ПР ("Пламенные революционеры") "Преданность. Повесть о Николае Крыленко", изданную  Политиздатом в 1976-ом. Биография легендарного большевика была представлена в ней детально до 1922-го, но не нашла ни одной строчки, как он попал в немилость к товарищу Сталину, и как его сделали врагом народа.