Научи меня выжить. Ч2. Гл. 31. Бегство

Сахарный ледок похрустывал под ботинками, ветер легонько подгонял в спину. Саше повезло с погодой. Морозец, если и чувствовался, то не больше двух градусов, он «прибрал к рукам» распутицу, полноправную хозяйку просёлочных дорог в это время года. Небо казалось вполне приветливым, сквозь рваные тучи проглядывало солнце.
Саша в брюках и плотной куртке с капюшоном легко шла с рюкзаком за спиной едва ли не по целине. Когда-то здесь была грунтовая дорога, но из-за редкого использования теперь почти не просматривалась. Александра  выбрала направление на юго-запад, так как видела, что Наида всегда  возвращалась из своих походов с противоположной стороны. Встретить её сейчас недопустимо. Таиться кого-то, кроме неё, Саше не приходило в голову, поэтому она шла открыто и бодро, ощущая ликующий трепет  обладания свободой. Правда, иногда набегала лёгкая тень тревоги и вины перед Шуриком, но Саша отмахивалась от неё, убеждая себя, что поступила правильно.
На выходе из хутора с беглянкой произошёл странный эпизод.  Путь её снова пролегал мимо полуразрушенного дома, у которого она как-то увидела ветхих стариков. В том же подворье  тот же дед в потрёпанной фуфайке рубил сучья. Девочка нерешительно остановилась возле проёма в перекособоченном штакетнике. Видимо, дыра в заборе служила вместо калитки. Старик не замечал девочку.
– Хозяин! – громко крикнула Саша, памятуя, что в прошлый раз дед сказался глухим. На удивление, тот услышал сразу и поднял голову.
– Можно спросить?
Старик минуту помедлил, воткнул топор в колоду и, не спеша, подошёл. Вблизи он не был настолько стар, как показался вначале. Просто давно не брился и не стригся. Редковатые седые волосы свисали с щёк, ложились на плечи. Но глаза смотрели востро, осмысленно.
– Здравствуйте! – Саша постаралась быть вежливой. – Подскажите, пожалуйста, как выйти к железной дороге? Или к шоссейной?
Дед с прищуром осматривал её и молчал.
– Вы слышите? – громче сказала Саша, – есть тут дорога? Или, может, районный центр? – Ей показалось, что на окошке дома шевельнулась старенькая занавеска.
Дед молчал. Какое-то неприятное чувство недоумения и опасливости от странного поведения незнакомого человека заставило Сашу отступить и помыслить «дать дёру», – но старик подал хриплый голос:
– Уходишь от Наиды?
Теперь настал черёд промолчать Саше. Не было ей резона открывать свои планы.
Скрипнула дверь избушки, в просвете смутно обозначился силуэт женщины, и дребезжащий голос жалобно позвал:
– Петя!
– Километров десять до села, там! – махнул мужик рукой в сторону от дороги, которой продвигалась Саша, и поспешил на зов.
Озадаченная Александра некоторое время с сожалением смотрела в спину торопливо уходящему от неё старику, потом вздохнула и повернулась в указанном направлении. Осталось досадливое осознание, что этот единственный в окружающей глуши человек мог бы сказать ей больше, сориентировать и помочь. Немного притухло настроение, с которым Саша прошагала до жилища странных хуторян, но она заставила себя приободриться, подняла  по дороге длинную крепкую палку и пошла, опираясь на неё, ходко, как бывалая странница. Дорога шла под уклон, впереди маячила неширокая балка.
Вдруг сзади послышался стрекот мотора. Саша испуганно оглянулась. Какой-то человек приближался на мотоцикле с коляской. Откуда он здесь? Погони ждать, вроде бы, не от кого. Саша резво спустилась в овражек, надеясь, на всякий случай, укрыться там. Но убежать не удалось. Звук мотора настигал её.
– Эй! Постой! – услышала Саша оклик и обернулась.
Мотоциклом правил недавний «знакомец» – лохматый хуторянин.
Подойти Саша опасалась.
– Там топко, увязнешь, – показал он на балку, куда направилась беглянка. – Сидай в коляску, подвезу.
Саша не спешила принять приглашение.
– Дорога вихляет, заплутаешь. Мне тоже в село треба. Зараз быстро доедем. Сидай, не бойся, – дед улыбнулся щербатым ртом. От глаз к вискам веером разошлись морщинки. Это Сашу немного успокоило. Всё-таки предложение сулило какой-то шанс выбраться из затянувшегося плена.
Не выпуская из рук палки, она села в коляску.
Старик усмехнулся в усы и запустил технику. Это был древний, тяжёлый доперестроечных времён «Урал».
Несколько минут ехали молча.
– А хлопец, что с тобой був, где?
– Он остался, – сказала Саша.
– А ты, значит, тикаешь?
– Погостила и хватит.
Дорога, действительно, петляла то вправо, то спускалась с пригорка, то резко забирала влево, огибая огромную забытую, потемневшую от времени скирду. Иногда Сашу подбрасывало на кочках, что нравилось ей и казалось «прикольным».
– Как кличут тебя? – снова спросил старик.
Девочка покосилась на него, хотела не отвечать, но почему-то призналась:
– Саша.
– А у нас сынок Виталик був. ****ний, едыный. С афганской не возвернувся.
– Погиб? – сочувственно спросила Саша.
– Може погиб, може в плен попав.
Он притормозил немного: дорогу перебегала грузная ежиха.
– Моя Груня – Аграфена Васильна  – после того извещения трохи… того… Ни в себе она. Людей боится. А раньше она детишек учила, в школе, в начальных классах.
– Может ещё найдётся ваш Виталик, – с надеждой проговорила Саша, заглядывая своему «спасителю» в лицо. – Вас-то как зовут?
– Меня-то? Егорычем. Пётр Егорыч, значит.
– Почему же вы, Пётр Егорыч одни тут живёте? Уехали б в город. Неужели никого родных нету?
– Куда же мы от сынка своего, от могилки-то? Закопали, сердешного, в задах, под старой акацией.
– А вы сказали… Значит, похоронили?
– Ящик цинковый заховали. А шо там, нихто не знае. Груня ни трохи не поверила, шо там Виталя наш. Кажный день молится, ждёт.
Саша представила холмик в огороде, в нём пустой гроб,  несчастную мать, что до конца жизни обречена ждать сына и ужаснулась.
Чтобы отвлечь Егорыча от тяжёлых мыслей, Саша спросила:
– Как же вы живёте? Кто вам пенсию носит?
– Пенсию? Кабы б только на неё надёжа, так давно бы помёрли. Своё кой-чего выращиваем, худоба какая-никакая имеется.
– Худоба? Это что? – удивилась Саша.
– Коза Майка да коза Райка. Несушек шесть штук осталось, да петух-стервец, шальной. Чуть шо – кИдается, клюнуть норовит. Груня боится его, як огня.
– А вы его – в борщ! – засмеялась Саша. Она уже не опасалась разговорчивого дедка и радовалась, что случилась оказия.
– Давно бы извёл басурмана, так по весне цыпляток не будет.
Они переехали мосток через маленькую речку и стали подниматься на горку.
– А село большое, куда мы едем? – перевела Саша разговор на насущное. Почта там, станция есть?
– Есть, Саша, усё там есть. Кодась правление колхозне там було. Я механизатором работав. С хутора богато людей убегло в село. Остались ось Наида та мы. До ей часто сын приезжае, зовёт у город, та вона ны хоче. Прывыкла в поле жить… Ромалы до ей иногда заходют.
«Странно, – подумала Саша. – При нас ни разу не заходили»
– Вы, Егорыч, не говорите бабке Наиде, что меня видели. Ладно?
– Та скумекал вже, шо ты в самоволку подалась,– усмехнулся старик. – Небось, несладко пришлось у цыганки?
– Не, она хорошая. Просто надо.
– Есть хоть кто, до кого едешь?
– Сестра. Соскучилась я по ней.
– Во как… Ну-ну!.. Вот и прибыли.
Мотоцикл взъехал на взгорок, и  перед ездоками предстала панорама довольно большого села с некогда заасфальтированными дорогами, с двухэтажной школой, с магазинами, с почтой и автобусной станцией.
– Как называется, село-то?
– Раньше «Рассвет коммунизма», а зараз просто «Лучистое».
– Тоже неплохо, – Саша выпрыгнула из коляски. – Спасибо, Егорыч! – она достала из кармана десятку.– Возьмите, вам пригодится.
– Ни-ни! Не обижай старика! Я счас на почте за себя пенсию да за Груню пособие получу! А тебе гроши нужней.
– Спасибо. Желаю, чтоб ваш Виталик вернулся.
– Доброго пути, дочка!

Пожарная сигнализация сработала в два часа ночи. Лиза только что прикорнула в сестринской на кушетке, как началась суматоха. Больные, немногие из вменяемых, выскакивали в коридор, спрашивали:
– Что случилось? Где горит?
Откуда-то тянуло дымом, но огня, как такового, не было видно.
Лиза спросонья не могла сообразить, что делать, пыталась вспомнить, что предписывает инструкция: звонить в «Пожарку» или руководству, или эвакуировать больных?
«Надо разобраться, может, тревога преждевременна», – с надеждой думала дежурная, бегая по отделению и заглядывая во все палаты и кабинеты. Трусливая мыслишка, что происшествие стряслось именно в её смену, и может плохо обернуться для неё, не давала Лизе собраться и принять решение.
Дым валил из подсобки. Теперь уже ясно, что горит там.
Лиза подёргала дверь – закрыто. Ключи? Где ключи?
Девушка бросилась к своему посту, где на специальной доске висели ключи от всех помещений. Больные суетились тут же, возмущались, мешались под ногами.
– Вернитесь все в палаты! – срывая голос, закричала  Лиза.
«С таким трудом устроилась на работу, – пульсировала мысль. – Теперь попрут, если не хуже».
Ключа на месте не было. Сизый туман всё сильнее заполнял отделение. Люди, полураздетые, полоумные, в панике стали кричать, кашлять, ломиться в двери  с надписью «Выход», их в коридоре становилось всё больше. Из ординаторской выглянула заспанная физиономия дежурного врача Катышева, глаза его полезли из орбит, сна, как ни бывало, и грубый его ор покрыл все звуки:
– Что происходит?! Сестра!
Лиза, растерявшись, забыла о его существовании.
– Горит в п-подсобке, – заикаясь, доложила она, подбегая. Ключа нет.
– Как нет? Пожарную вызвала? А ну по местам! – грозно рявкнул Катышев на «психов». – Звони – 0-1!
– Ага! – трясясь всем телом, Лиза бросилась к телефону. Слёзы застилали глаза, она с трудом попадала на клавиши.
Надо же, какая тяжёлая смена! И зачем только она поддалась на уговоры  Аллы Сергеевны подежурить вместо неё!.. Галушкин из второй палаты до часу ночи декламировал с подвыванием, пока не отдубасили соседи по палате, еле санитары разняли. Сумасшедшая бабка из одиннадцатой пять раз приносила обгаженный памперс и выкладывала на стол дежурной медсестры. Пришлось успокоить двойной дозой. Пока Лиза разложила «на утро» по ячейкам лекарство, оформила докторские назначения, было уже полвторого. Она вымоталась, да и не спала вовсе! Только прилегла…
Ключ от подсобки висел на соседнем гвоздике.
Лиза, прижав к груди руки, с ужасом смотрела, как доктор вместе с прибежавшим охранником пытался и не мог открыть дверь подсобки.
– Что столбом стоишь?! – обернулся Катышев к ней. – Выводи ходячих через запасной выход! Где-то должен быть огнетушитель!
– Там! – указала Лиза и побежала открывать запасной выход.
Навстречу ей два санитара тащили вёдра с водой. Одного из них Лиза узнала.
– Паша! Надо эвакуировать больных!
Наконец, открыли дверь подсобного помещения. Горели и чадили какие-то тряпки, коробки с туалетной бумагой, веники. Языки пламени ползли по занавескам, трещали фанерные полки. Водой удалось частично сбить огонь, но удушливый смог заставил отступить борцов. Видно горели какие-то чистящие средства, вызывая кашель и слёзы.
 Притащили огнетушитель, но воспользоваться им не смогли.
Когда Лиза услышала вой сирены пожарной машины, половина пациентов психиатрического отделения были на первом этаже.

За пять минут до срабатывания сигнализации в одиннадцатую палату бесшумно вошёл охранник. Элеонора лежала под одеялом полностью одетая. Мужчина жестом велел ей подняться и следовать за ним.
Соседка после двойного успокоительного спала, как сурок. В коридоре стоял полумрак, только на столе дежурной медсестры горела настольная лампа. Ни одной живой души. Отрешённая тишина, которая бывает только глубокой ночью. У Элеоноры кружилась голова, но она старалась не отставать от своего проводника. Виражный спуск по потайной лестнице почти в полной темноте она не осилила бы без его поддержки. Наконец мужчина открыл тяжело скрипнувшую дверь, и на Элеонору пахнуло сырым уличным воздухом. Она не помнила, как пробежала метров пятьдесят мимо какого-то затемнённого корпуса, протиснулась на тихий зов через узкий лаз в деревянном заборе и очутилась в объятиях Риммы.