Дискурс. Господин Другой

Когда Я осуществило двойное отшатывание (отрицание) от себя самого и от реальности, устанавливается особая форма общения с бытием — дискурс. Здесь возникает важнейшее для психоаналитической рефлексии понятие — Другой. В философии категории иного, инобытия, неравенства с собой были известны давно. Однако их трактовка была метафизической. Принципиальным положением классический (картезианской) метафизики было существование чистого, изолированного разума, эссенциального субъекта, развивающегося независимо от телесности и чувственной реальности. В какой-то мере субъект сам создавал реальность своими ощущениями. Таким образом, метафизика разделяла движение (развитие) и материю (человека). Только Гегель соединил абсолютную идею с разумом, её постигающим. Эта диалектическая революция дала начало принципиально новому уровню истинствования. Теперь не идея постигала сама себя, но материальный разум отражал феномены абсолютного духа.

Так был сделан шаг от метафизики к феноменологии, пусть и предметом феноменологии была вещь в себе (хотя в «Науке логики» Гегель указывал, что «неявляющаяся сущность была бы абстракцией, бессодержательной пустышкой. Такой пустышкой, caput mortuum абстракции, сущностью, которая не является, которая отделена от явления абсолютно, служит кантовская вещь в себе»). Однако в феноменологии духа не было дискурса, так как не было Другого. Дух разворачивался для себя самого, воспринимаясь с помощью своих же проявлений и по своим законам.

Когда же через феноменологию духа философия пришла к феноменологии бытия, выяснилось, что понять (услышать) бытие можно только дискурсивно, в общении с Другим. Кто же этот Другой? При первом рефлексивном отрицании (оборачивании) им являлся разум, всё еще изолированный и как бы свободный от противоречий (см. эссе к первой лекции). Собственно, оборачивание к себе само было первейшим дискурсом, который велся в логических категориях, сообразно со строгими правилами чистого разума. Этот, первый, диалектический дискурс, был поднят над темпоральностью и причинностью, исходил из чистого бытия и строился из самодвижения постигающего разума.

Этот первый дискурс неминуемо дошёл до противоречий, которые метафизика разрешить не могла, потому что увидевший себя субъект начал спрашивать о своей субъективности, о её генезисе и назначении. И если назначение объективности (духа, чистого бытия) могло постулироваться каким-то образом (например, дух мог стремиться познать себя), то место субъекта в первичном дискурсе было неустойчиво и весьма условно. Субъект мог только отражать волю абсолютного духа, но не себя. Обернувшись к себе, субъект увидел пустоту, заслоненную множеством символов и условностей. Субъектность была опосредствована бытием и не могла служить орудием истинствования.

Этот кризис метафизического дискурса привел к его закономерной феноменологической редукции. Субъект отбросил логические наслоения и задал основной вопрос бытию напрямую: «Что значит быть?» или еще проще: «Was ist?». Ясно, что чистое бытие не может участвовать в таком дискурсе, ибо будем им тут же лишено своей непосредственности. Поэтому дискурс рефлексирующего Я строится вокруг наличного бытия, Dasein. Я рефлексирует не столько по поводу своего содержания, сколько по поводу своего бытия, стремясь укрепиться в нём, прочувствовать скрывающееся за тезисом «Я есмь».

Вопрос о бытии здесь срастается скорее с самим бытием, чем с вопрошающим субъектом. Однако постепенно из наличного бытия появляется нечто, существующее во времени и контексте. Это проступающее из ткани бытия является Другим, способным услышать вопрошающее Я. На этом этапе субъект расщепляется. Один момент его движения к бытию содержит влечение к Другому, желание задавать ему вопросы и слиться с ним в интерсубъектном потоке свободной речи. Второй момент содержит в себе отшатывание от такого бытия, которое претендует на собственную субъектность. Субъект расщеплен: он и боится Другого, и любит (в смысле филии) его. Это, второе, отшатывание обостряет ощущения бытия и себя-в-бытии. Теперь момент бытия-для-себя дополняется не бытием-для-иного, а моментом себя-для-бытия. Бытие-для-себя является Другим, Я-для-бытия — тот самый субъект анализа, который должен восстановить свою целостность через общение с Другим, через психоаналитический дискурс. Именно второе отшатывание от себя, двойное рефлексивное отрицание. порождает тот самый, психоаналитический Дискурс, который нам интересен.