По Фрейду. Traumdeutung - 2

Классические подходы и примеры толкования сновидений.

1. Психоаналитическая герменевтика

Вопрос о толковании сновидений Фрейд сразу помещает в практическую психоаналитическую плоскость. Это позволяет ему рассматривать теорию и практику толкования в их диалектическом единстве. Предмет исследования совпадает с содержанием. Как сказали бы юнгианцы, «хорошее сновидение толкует само себя». Аналитик уточнит: сновидящий сам толкует сновидение с помощью психоаналитического дискурса, содержанием которого (опять-таки) является это сновидение.

Как известно, структурой (законом и языком) аналитического дискурса являет поток свободных ассоциаций. Следовательно, толкование в принципе не отличается от герменевтики невроза. Анализант берёт отдельные элементы явного сновидения и сообщает а) о своих ощущениях и ассоциациях, б) о возможном бытовом контексте, в) о событиях ближайшего дня (вообще прошлого), г) об эмоциональном фоне сновидения и пробуждения. Особенно важно, когда анализант отказывается продуцировать ассоциации. Это — проявление сопротивление, которое является маркером прорыва в этом сновидении вытесненного желания.

Помощь аналитика на этом этапе заключается в возможном дроблении манифестного сновидения на ряд «смысловых» элементов. Этим мы совершаем первый шаг против работы сновидения (а именно, против вторичной обработки), приближаясь к скрытому сновидению. Также аналитику желательно указать клиенту на факт сопротивления и постараться обойти его при помощи разных окольных ассоциаций, вопросов и других средств. В любом случае, все факты сопротивления аналитик должен подмечать, чтобы потом рассмотреть их в отсутствии пациента (на супервизии, например).

2. Символ вместо означающего

Однако ассоциациями не исчерпывается метод толкования. Как показывает Фрейд на примере обширного сновидческого материала, в тексте сновидения есть целостные, монолитные элементы, которые «переводятся» для большинства людей универсальным образом. Это так называемые символы. Психика прибегает к языку символов в силу регрессии к архаическому мышлению. Кроме того, все эти символу человек бессознательно использует в поэзии, остротах и других миниатюрных прорывах бессознательного, доставляющих столько интеллектуального удовольствия. Мы не будем здесь цитировать всевозможные символы. Скажем только, что наиболее значимые для либидо объекты могут символизироваться самым разным образом. Например, мужской фаллос может быть представлен любыми колющими, стреляющими, телескопическими предметами; домом с гладкими стенами, крепостной башней, лифтовой шахтой (поездка в лифте = коитус); краном, фонтаном (источниками струй жидкости); пишущими предметами (стало быть, бумага = женщина); деревьями (лес может символизировать растительность в мужской промежности, но если лес смешан с гористой местностью, с ландшафтом, то это уже женская растительность. Любопытно, кстати, насколько ослабела последняя символизация в силу массового внедрения интимной гигиены и моды на депиляцию и эпиляцию).

3. Рамки применимости

Надо всегда помнить, что методика толкования ограничена степенью целостности психики (сны психотиков представляют отдельный материал и Фрейдом не рассматривается), а также травматическими снами (здесь в игру вступает принцип навязчивого повторения, который Фрейд изучает отдельно и особым образом). Кроме того, у сновидения есть участок, называемый «пуповиной», который в принципе не поддаётся расшифровке, потому что непосредственно «примыкает к непознанному». Это — начало сновидения, которое образовано из случайно притянутых элементов вытесненного комплекса. Составляющие пуповины соединены по принципу энергетической нагруженности и близости к вытесненному представлению. Их комбинация квазислучайна, потому что могла образоваться бесконечно большим числом возможных вариантов. В «Толковании» Фрейд прямо пишет: «Мысли, которые скрываются за сновидением и которые всплывают при его толковании, должны оставаться незавершенными и расходиться во все стороны сетевидного сплетения нашего мышления. Над самой густой частью этой сети и возвышается желание сновидения».

4. Наиболее распространённые символы

Помимо «джентельменского набора» типовых символизаций (мужчина, женщина, дети, половые органы, коитус) можно выделить несколько типовых сюжетов. Такие сюжеты представляют собой слабо структурированный символический сценарий и отличаются от мифа лишь степенью структуры. Приведем пару примеров типических сюжетов.

Человек тонет (выходит из воды, купается...) - сновидческий «миф» о рождении. Но этот сюжет может иметь как противоположное (смерть, страх перед сепарацией), так и постороннее (воспоминание об энурезе) толкование.

Особо показательным является сюжет о смерти близких родственников. Здесь аналитик должен учитывать аффект сновидца. Если таковой отсутствует, то смерть здесь сама является маскирующим элементом или же отдельным символом (рождение, преображение, инициация). Если же ощущается аффект скорби, то сновидение осуществило бессознательное пожелание смерти близкому человеку.

Полёты во сне восходят к оргастическим переживаниям, являются попыткой психики оправдать фрустрацию как путь к духовности и одновременно удовлетворить желание чистого Organlust. Полёт, сопровождающийся падениями, отсылает к «падению» в нравственном смысле: желанию отдаться искушению, отбросить моральные сомнения.

Эти типические сценарии стоят на границе символического и ассоциативного. Есть и более архаичные сюжеты, которые сводятся к одному-двум символам (бег по лестнице = коитус, письмо = мастурбация, потеря зубов = страх кастрации и т. д.).

5. Вовлечение анализанта

Положим, что мы извлекли из сновидения максимум символического материала. У нас остался текст сновидения, который теперь можно разделить на элементы и предложить  каждый элемент анализанту на предмет возможных ассоциаций. Как правило, анализант вспомнит о событии прошедшего дня или предложит свои соображения по поводу того, какое желание исполнено в сновидении. Учитывая особенности работы сновидения, лучше использовать цепочку вида «представление — аффект — представление», то есть дать анализанту рассказать не столько сам текст сновидения, сколько свои эмоции во сне и после пробуждения. Затем спросить, что еще вызывает подобные эмоции. Затем анализант предпримет попытку заменить элементы явного сновидения на представления из только что добытого материала. Если на этом этапе возникнет дискурсивный вакуум, можно попросить анализанта рассказать фрагмент сновидения еще раз. Два пересказа будут отличаться — именно их отличие будет самым важным для анализа.

Во время анализа будут также всплывать новые фрагменты. Некоторые из них будут подвергаться сомнению: на самом ли деле это снилось или он это сейчас придумал? Эти сомнения являются формой сопротивления. Любой фрагмент, который клиент «вспомнил» (с кавычками или без) является материалом для анализа, потому как большая часть явного сновидения вообще есть результат вторичной переработки и мало чем отличается от выдуманного на ходу.

Как правило, после таких упражнений клиент без труда собирает весь текст сновидения воедино, выделяя там две-три сюжетные линии (два-три желания). В пятом пункте конспекта мы рассмотрим классические примеры толкования.

6. Учёт первичных процессов

Всё многообразие сновидений, их абсурдность и расщепленность являются следствием того, что текст явного сновидения строится по законам бессознательного, черпает материал из предсознательного, а воспринимается сознанием (и то — только частично). Под законами бессознательного понимаются а) его динамические процессы и системные свойсвта (свободная связь произвольных элементов, отсутствие темпоральности и причинности; как следствие, первичные процессы — сдвиг и сгущение); б) топические особенности в) экономическая сложность (дуализм представления и аффекта).

Так как выше (и в первом конспекте) мы разбирали механизмы работы сновидения, то будет интересно не просто суммарно их рассмотреть здесь, но и соотнести с тремя составляющими метапсихологии бессознательного.

а) Начнём с хорошо известных нам сдвига (смещения) и сгущения. Это — первичные процессы, отражающие обмен энергией (нагрузкой) и импульсом (аффектом) между представлениями бессознательного. В отличие от сознательного, в Ubw нет принципиальных ограничений на взаимодействие между представлениями. Кроме того, энергетическую составляющую нельзя просто так отделить от её носителя (видимо, сами представления представляют лишь иную форму существования психической энергии), поэтому обмен энергией в какой-то степени тождественен обмену материалом, из которого строятся представления бессознательного. Вопрос о том, что это за материал, Фрейд оставляет за скобками (в «Я и Оно» он подчеркивает, что эту проблему можно отложить на потом). Теперь мы можем догадаться, почему в сознательном такие интесивные энергетические процессы невозможны — там иная специфика материала, которым являются следы вербальных интроектов (слова, проще говоря). Итак, в бессознательном представления обмениваются энергией и материалом, создавая химер (термин, которым в теории нейронных сетей обозначают ложные образы в сети с перегруженной памятью). В результате образуются представления, которые с одной стороны обладают большим запасом энергией и импульсом в сторону сознания, с другой — искажены до такой степени, что ослабленная цензура не препятствует их переходу в сознание. И вот в тексте сновидения возникают лица, составленные из черт разных знакомых людей; ситуации, смешанные из нескольких; нейтральные образы, вызывающие сильные эмоции и т. д.

Заметим, что относительно бессознательного при слабой цензуре можно не разделять сдвиг и сгущение, сведя последнее к последовательности первых. Но когда мы будет изучать вытеснение при сильной цензуре, сдвиг и сгущение будут проявлять себя принципиально по-разному.

б) Дневные остатки демонстрируют нам эффективность метапсихологического подхода. С экономической точки зрения понятно, почему дневные впечатления удаляются и сознательного во время сна. С топической — почему они «не успевают» погрузиться в бессознательное, а занимают промежуточное положение. Наконец, динамически, эти остатки притягиваются к нагруженным комплексам, пробуждая их активность и становятся своеобразным «трамплином» для частичного осознания вытесненного.

в) Символизация, то есть регрессия к языку бессознательного, тоже сочетает в себе все три составляющие метапсихологической теории. Она эргономически выгодна, так как повторная вербализация внезапно осознанного вытесненного требует дополнительных усилий и времени. Все слова, которые мы «слышим» или «читаем» в сновидении — беспорядочный поток материала из предсознательного, но не из Ubw. Топический подход напоминает нам, что инстанции психики разделены не пространственно, а как некоторые множества (или системы), поэтому нет ничего удивительного в том, что глубинные образы оказываются по факту на одной поверхности с дневными остатками. Динамически символизацию можно объяснить как равнодействующую сил вытеснения с одной стороны и прорыва по ассоциативным цепочкам — с другой.

г) Наконец, вторичная обработка является также сложным процессом. Она используется цензурой для попытки вновь вытеснить прорвавшийся в сознание материал. Самому сознанию энергетически выгодно выстроить полученный материал в некий связный текст. Здесь можно провести параллель с законом Ципфа и работами Шеннона по теории информации — языку энергетически выгодно иметь некоторый уровень структуры.

7. Классические примеры

Остановимся на толковании двух классических сновидений. Текст сновидения не дублируется. Мы специально здесь отклонились от плана конспекта и выбрали сновидения, не указанные в списке рекомендованных. Надеемся, что нам это простится.

а) Сон жены мясника.

Это сновидение интересно еще и тем, что во втором номере «Лаканалии» приведены дополнительные материалы и размышления по этому поводу. Там утверждается (статьи Мазина В.А. и Юран А.Ю.), что а) желание во сне — это желание другого, б) исполнение желания находится в единстве с противоположным моментом, то есть с отказом от желания. Эти два дополнительных механизма работы сновидения (адресация к другому и актуализация амбивалентности) лучше всего рассматривать в рамках работ Лакана. Что касается «классических» приёмов цензуры, то здесь их легко найти. Сдвиг: с соперницы на её любимое блюдо; с желания мужа соблюдать диету на желание жены отказаться от ужина; с желания есть икру на желание лишить подругу лососины. Сгущение: ревность, желание вновь пробудить к себе интерес, возможное влечение к подруге — эти мотивы смешались в одной сцене. Архаический язык: отсутствие продуктов (соблазнов) равно их обилию. Дневные остатки проявляются здесь в виде острот и двусмысленных намёков (отсылки к филейной части девушки звучали наяву, а вот злорадство на тему «я тебя не позову» скрытно создаёт лейтмотив сновидения). Наконец, вторичная обработка здесь проявляется как истерическое единство осуществления и отказа от желания: это единство сшивает воедино два сюжета (две пары «желание — отказ»), создавая невинную бытовую сценку.

б) Сновидение человека-волка.

Этот сон интересен по двум причинам: он стал точкой кристаллизации детских неврозов (фобии и навязчивости), в отличие от обычных детских сновидений здесь нет явного исполнения желания.

Текст сновидения прост: ночью открывается окно, видно дерева и сидящие на ветках белые волки. Но этот сон очень испугал мальчика. После пробуждения аффект ещё долго властвовал над ребёнком, который не мог понять, что сон закончился.

Работа сновидения здесь совершается в двойном объеме. Стандартное толкование таково. Дневным остатком является рассказанная недавно история про хитрого портного, которому удалось оторвать хвост волку. Немного позже волк, уже вместе со своей стаей, загоняет портного на дерево и пытается выстроить «живую пирамиду», но вспоминает об оторванном хвосте и в страхе убегает. Любопытно, что само это воспоминание имеет своим материалом символический сценарий (сказку), в которой отрывание хвоста заменяет кастрацию, построение пирамиды — совокупление или попытку овладеть. Что касается портного, то это вовсе не отцовская фигура. Напротив, скорее волк здесь играет роль отца (тотемического), а портной — сына, которого волк застал за мастурбацией (шитьем). Типичный приём символического сценария: кастратор и кастрируемый меняются местами. Но бессознательное всё «понимает», поэтому мальчик боится волка, ведь реальная угроза кастрации исходит как раз от него. В сновидении, кстати, эти фигуры возвращаются на свои места: волк (волки) сидит на дереве, где в сказке сидел портной (осуществивший кастрацию).  Сам мальчик превращается в портного (в его комнате внезапно распахивается окно), который теперь уже не может оторвать хвост волку, а сам боится в страхе ждёт кастрации. Но что скрывается за этим страхом? Ещё одно дневное переживание — мальчик ждёт подарков к рождеству. Неужели этим самым подарком является кастрация, а страх — лишь искажённое предвкушение?

Здесь Фрейд обнаруживает двойное дно. Он выдвигает смелую гипотезу (которую потом доказывает и использует для продвижения в анализе), что в сновидении содержится символическое описание так называемой первичной сцены. Это тот элемент, о котором в «Толковании» и во второй части «Лекций» не говорится. В детстве мальчик, вероятно, увидел коитус своих родителей в позе a tergo. Фрейд указывает, что в такой позе видна область генитального контакта. Следовательно, мальчик мог тогда сделать открытие, что у женщины нет пениса — критическая точка для инфантильного сексуального мировоззрения. Сам коитус мог рассматриваться как непосредственно следующий за актом кастрации (или тождественным ему, что для атемпорального бессознательного — одно и то же). Это воспоминание было вытеснено, но по мере развития инфантильной сексуальности пыталось вернуться в сознание. Предоставленный сказкой символический материал решил проблему — сновидение рассказало всё (и даже больше) через инфантильное возвращение сказочного тотема.

Но возникает важный вопрос — а где здесь исполнение желания? Фрейд идёт дальше и отталкивается от невротичности своего клиента. Уже позднее, в работе «Я и Оно», будет указано: эдипов комплекс содержит как прямой, так и инверсный моменты. У невротиков разрешение этого внутриэдипального конфликта вызывает затруднение (для них-то и просто эдипальный конфликт — та ещё проблема). В итоге ребенок желает не столько выбрать мать в качестве объекта, сколько отождествиться с ней, проявляя к отцу женственную установку. То есть добровольно обрекая себя на кастрацию (согласно его инфантильной сексуальной теории). Таким образом, в сновидении на самом деле исполняется его желание быть кастрированным именно тотемическим отцом (потому как, согласно первичной сцене, за одним актом должен последовать и другой). Страх же является естественной реакцией окрепшего нарцистического Я, которое всеми силами защищает мужественную установку. Как становится ясно из истории болезни, для этого клиента именно борьба с собственной пассивностью во всех сценах соблазнения становится ядром всех неврозов. Но это уже совсем другая история.

8. Заключение

Итак, мы составили краткое описание одной из основных работ Фрейда. «Толкование сновидений» является серьезной научной монографией, поэтому данный конспект может только приблизительно отразить всю мощь её аналитического дискурса. В частности, мы обошли вниманием вводную часть работу, в которой даётся исчерпывающий обзор всех предшествующих попыток изучения сновидений. Также мы не вдавались в подробностей насчёт внешних раздражителей и их влияния на ход сновидения (ещё один раздел в работе Фрейда). В остальном конспект следует за ходом изложения теории толкования (за исключением примером, из которых всего два были разобраны в конце конспекта, да и то — один из другой работы). Основные разделы работы можно видеть в её оглавлении. Мы не будем дублировать их названия. Скажем только, что Фрейд движется от практики к теории, от частных явлений к общим закономерностям. Предположения, которые он выдвигает в середине работы, являются ориентировкой для последующих выкладок. В последнем разделе монографии даны базовые тезисы метапсихологической концепции, которые будут раскрыты в последующих работах Зигмунда Фрейда и его учеников.

Собственно, в этом состоит и очевидная важность монографии. Как и «Психопатология обыденной жизни», «Толкование сновидений» готовит фундамент для серьёзных систематических исследований бессознательного, открывает кратчайший «путь к пониманию бессознательного», даёт аналитикам метод практической работы с клиентом. С другой стороны, обычный психолог или приверженец другого подхода к личности вряд ли сумеет полноценно использовать это бесценное знание. Несмотря на пережитый триумф, многие предубеждения относительно сновидений ещё долго будут препятствием на пути понимания самого себя и своего бессознательного.