Empire

…Строго посмотрев на сестру, мужчина откинул прядь упавших белых волос: "Как же мне это надоело! - мучительно думал он, поджав губы. - Я уже не рад самому себе".
Он ушел, хлопнув тяжелой дверью, оставив Дейнерис со своими мыслями. "Это невыносимо!.. Я не хочу его видеть!". Она отодвинула блюдца с мясом, что собиралась отдать малышам-драконам.
Каждый думал о давящей сложившейся связи между ними, образовавшей незримую империю. В ней были противопоставленные друг другу армии. Немногословный Визарис повелевал Терпимостью, Расчетом, Насущными Вопросами; в то время как Чувствам, Самопожертвованию, Вопросам Морали, несомненно, покровительствовала так похожая на него девушка с такими же белоснежными локонами, черными бровями и глазами, с бледными чертами. Невидимая империя пускала их в свои лабиринты, заставляла задуматься над крепостными стенами логики и гулом ветров обстоятельств; от них производились то войны, то перемирия.
Снаружи так же равнодушно светила в окно луна, под синевой ночи сотни городов ждали перемен, при этом боясь потерять привычное место, обеспечение хлебом и зрелищами, и связями; устав от интриг и сражений, тысячи жителей как будто противоречиво показывали обратное - дай им спокойную, вдумчивую жизнь - специально спровоцируют недовольство или конфликт.
Дейнерис не давало уснуть чувство, что между нею и братом происходит то же самое. Необходимо поговорить... Сколько, казалось, было этих однообразных, ведущих к новому замкнутому кругу, разговоров; однако она ощущала, стыдливо поглядывая на дверь, что пристрастилась к этим метаниям.
Девушка тихонько постучала. "Можно?" - раздался ее робкий голос.
"Ох, опять!.." - кисло вздохнул в мыслях Визарис и открыл дверь - все же это родной ему человек, когда-то он ее даже боготворил и не жалел ничего для тихого почти детского создания.
- Мне бы очень не хотелось с тобой ссориться... - аккуратно приоткрывались нотки Дейнерис. - Подскажи, как тебе будет лучше, и я постараюсь...
- Все так пекутся о моем мнении! - с едким сарказмом выпалил собеседник, отвернувшись, стараясь не смотреть ей в глаза, что по-прежнему были чистыми и невольно смягчающими. Сейчас ему не до сентиментальности, он пресытился ею.
- Уже все было сказано - ты отдаешь мне Джоффи на полное попечение и сидишь себе молча, не лезешь! - холодно отчеканил он после паузы.
Прочитав в его глазах готовый распуститься цветок жестокосердия, девушка невольно отступила назад - окончательно испортиться юный король (Джоффи был ей неродной сын, пытаясь уладить многовековой конфликт между родами, Дейнерис приютила его, пока Серсея, совсем забыв о ребенке, спасала свой авторитет и власть, попутно силясь избежать тюрьмы).
- Но тогда он пойдет окончательно в свою мать! - вздрогнула она, вспомнив казни и пытки из забавы, к которым пытались приучить Джоффи.
- Ишь как заговорила-то, а! - вновь вспыхнул Визарис.
На этом его гнев так и не сменился на милость. Он грубо вывел сестру из покоев и удалился за причиной их многомесячного конфликта - белокурым с рыжинкой и густыми темными бровями подростком с выражением капризности и злости на лице. Юный наследник Серсеи, видимо, с наслаждением слушал брань и потому встретил его с улыбкой уважения и даже радости.
"Вот бы у меня и вправду был такой отец!" - Джоффи взял за руку Визариса и, гордо задрав подбородок, шел в тронный зал вместе с ним - он не думал о том, что в каком-то смысле являлся центром незримой империи добра и зла между двумя людьми, двумя родами и двумя государствами, он вообще ничего не хотел знать, лишь бы его развлекали и давали роскошные украшения, мантии, яства и оружие, он любил только силу и всех, кто сильный.
По пути им встретилась девушка, отчаянно прятавшая в руках письмо и бежавшая к выходу.
- Куда, ничтожество, пошла?! - раздраженно выкрикнул вслед ей брат, краем глаза отметивший - от восторга юный король тихонько засмеялся, и это занавесом оградило его от мучительного нашептывания совести - он перед маленьким, но мужчиной, которого обязался воспитать как, в его понимании, подобает. Лишнее должно быть вычеркнуто в таком деле, ничто не должно отвлекать от мыслей об управлении будущей империей, укреплении собственной, той, что внутри.
Дейнерис же была его противоположностью - Джоффи она старалась показывать муки бездомных и обиженных, рассказывать о том, как радуется все живое, если о нем заботятся, относятся с лаской, по ее распоряжению мальчику привозили литературу по этике, добрые сказки, девушка с удовольствием ухаживала за поселившимися во дворце животными и старалась привлекать его к этому. Верила - невозможно построить будущее на холоде и суровости, хоть и видела, что юному королю это почти неинтересно.
Она все, не оглядываясь на хмурый, тяжелый облаками и тучей воронов рассвет, бежала, обжигаясь слезами от воспоминаний: было время, когда Визарис был словно другим человеком - добрым, открытым, по крайней мере, в обращении с ней он таким являлся или она хотела видеть его таким; в сердце не хотела умирать память о том, «другом», в душе то воскресала, то умирала надежда, что ее любовь к брату, преданная и искренняя, сносящая все сложности последних событий, быть может, неправильная, не исчезнет и тонкая нить непростых их отношений не оборвется.
Ведь именно эта нить была ее и его, скрытой от глаз, империей…