Солдат Александр Оплачко
ПРОСПЕКТ УБИТЫХ СЫНОВЕЙ
...Он думал, год промелькнёт незаметно, а оказалось, стремительно пролетела короткая жизнь. Служить его отправили в соседний Владикавказ и парень думал - родителям так будет легче.
Донецк. Ростовская область
Огромный, военный КаМаЗ подрулил к подъезду дома, где жили родители Александра. Остановились. Выскочив из кабины, солдаты, даже не заходя в подъезд, быстро выгрузили во двор свой груз и, запрыгнув обратно, умчались прочь. Во дворе дома остался стоять одинокий гроб с трупом брошенного сослуживца.
Солдаты чётко выполнили приказ своего командира: бросить товарища!
С родителями погибшего в контакт не вступать!
Они отдавали сына в армию учиться защищать свою Родину;
она же вернула им свой долг очень быстро, словно в посылке отправила, в накрепко спаянном гробу. Да и тот - швырнула у подъезда и, не сказав никому ни слова, умчалась прочь...
Голос за кадром
Разве для этого наши деды и прадеды били фашиста, чтобы их внуков, их правнуков, замордовав в первые же дни службы, бросали в цинковых гробах на перронах вокзалов, у подъездов домов, словно баулы с турецким тряпьём и, не считая нужным поискать в себе несколько человеческих слов, уматывали прочь, - подальше от принесённого ими же горя?..
Слово автора
..В четырёх поисковых системах о погибшем солдате, Александре Оплачко, я нашёл только три статьи. Военные, конечно же, придерживаются версии о суициде, не стесняясь множества несостыковок. Их излюбленным способом "добровольного" ухода из жизни (при всём разнообразии имеющихся вариантов) заявлено было повешение... А между тем, СМИ рекомендовано не освещать, по мере возможностей, случаи суицида - под видом заботы о людях с суицидальными наклонностями. Таким образом, армия получила официальную возможность скрывать от общественности ежегодные многотысячные случаи убийства призывников. Почти одновременно с этой рекомендацией, Государственная Дума России начинает подготовку проекта, который законодательно закрепит понятие "патриотизма". После чего родители, которые попытаются предотвратить убой собственных сыновей, разъясняя им суть творящегося в армии беспредела, армии - которая давно уже встала на уголовно - коммерческие рельсы, окажутся экстремистами и понесут соответствующее наказание.
Рассказывает Сергей Иванович Оплачко, отец
— Сын успел окончить первый курс университета по специальности «радиотехника», когда его призвали в армию. Служить он ехал с охотой, успокаивал меня, что год пролетит незаметно, тем более что отправляли его недалеко — в соседний Владикавказ. Последний раз я его видел на вокзале в Ростове-на-Дону 16 ноября.
Потом их привезли в воинскую часть, которая расположена в Пригородном районе Владикавказа.
19 ноября Александр отправил мне письмо, которое я получил 24 ноября. В нем сын рассказывал, что все замечательно: часть хорошая, командир тоже. Но уже через два дня — 26 ноября — все резко изменилось, и у меня дома раздался очень странный телефонный звонок. Звонил командир части капитан А. Юрченко. Он сказал: «Произошел несчастный случай, поговорите со своим сыном…» и включил громкую связь. Я услышал голос Саши, который больше был похож на хрип. Я понял только слова: «Папа, ты меня можешь больше не увидеть…». Я попытался его успокоить, но связь прервалась.
После этого я связался с командиром части, и он мне объяснил, что Саша предпринял попытку самоубийства, но ничего страшного нет, у него только незначительные порезы на руках и животе. Еще он мне также сказал, что дальше служить Саша не сможет, и его отправят домой. Однако через некоторое время принялся убеждать меня, что нужно продолжать службу. Хотя, если это действительно была попытка суицида, военнослужащего должны были немедленно демобилизовать.
Но я не уверен, а была ли это попытка? Забегая наперед, скажу, что на ладонях Саши я не обнаружил потом, когда привезли его тело, никаких порезов.
Уже тогда я предположил: Сашу приперли и порезали, представили все, будто это суицид, а когда зажило — посчитали, что инцидент исчерпан, и дело замяли. При этом отсутствуют какие-либо медицинские заключения и освидетельствования.
Еще мне тогда сказали, что приезжал в часть некий генерал и проводил разбирательство ЧП. Но на днях Юрченко мне сознался, что никакого генерала и разбирательства не было.
Сейчас я догадываюсь, что меня просто тогда обрабатывали, чтобы я после ЧП убедил Сашу продолжать службу.
Все это происходило до принятия присяги, в первые же дни службы. После присяги все вроде утихомирилось. Единственно, Саша звонил и жаловался на болезнь, говорил, что простудился, болит нога — растянул связки, прыгая с «Камаза», что в части нет лекарств, в госпиталь увозят только, если у человека температура за 40, а так лежат все поголовно в казарме. Но он был очень жизнерадостным человек, и говорил обо всем, шутя.
Вскоре, уже после Нового года его неожиданно перевели в другую часть Владикавказа. Мне тогда командиры ничего не объяснили, а сейчас убеждают, что перевели его туда, как… склонного к суициду.
Сам Саша мне позвонил и сказал, что та, старая часть, где его порезали — была еще терпимой. А эта… Короче, он сказал, что попал туда, откуда многие не выходят живыми или пропадают бесследно, что в части бесследно пропадают люди, бегут, кончают жизнь самоубийством, рассказал, что солдат бьют, заставляя звонить родителям и просить денег — в общем, надо отсюда как-то выбираться. Я пытался его убедить не делать этого, уж коль начал, надо дослужить до конца, дескать, потерпи, Сашок. Он терпел.
Мы с ним по телефону общались практически через день. Последний раз — 26 января. Тогда говорили особенно долго, и в конце он будто отрезал: «Меня командир дивизиона с помощником повесят…» По его интонации я понял, что это серьезно. На этих словах связь оборвалась, и больше я не смог до него дозвониться. На СМС он также не отвечал.
На следующий день вечером мне позвонил командир дивизиона (он так представился) и сообщил, что Саша сбежал из части.
Сначала мы с ним нормально разговаривали, но после того, как я рассказал командиру о последних словах Саши, он разозлился и стал кричать, что вся наша семья сумасшедшая и т. д. и потом бросил трубку. С утра я еще несколько раз ему звонил, но он отвечал одно: Сашу до сих пор не нашли. Но после обеда позвонил сам: «Ваш сын повесился», — сказал он мне.
Позже мне удалось связаться и поговорить с одним из сослуживцев Саши — их вместе перевели в эту часть. И он рассказал, что едва они с Сашей попали туда, их тут же обоих объявили суицидниками и начала прессовать по полной программе.
Саша был очень честным парнем и при последнем разговоре со мной возмущался: «Как это может быть, папа, когда командир мне говорит: у тебя украли, и ты укради, тебя ударили, и ты ударь…» Похоже, на него оказывалось серьезное психологическое и физическое давление.
У меня есть видеозапись и фотографии тела моего сына, на котором явно видны ушибы на руках и ссадина на губе. Все эти материалы я готов предоставить следствию, если оно, конечно, не будет спущено на тормозах. Пока следователь просил меня не вмешиваться в дело и поменьше звонить. «Вы признаны потерпевшим, — сказал он мне, — заведено уголовное дело…» Еще он пообещал, что 2;3 человека будут наказаны.
Но у меня лично очень много вопросов к командиру дивизиона. Например, он убеждал меня, что Саша, убегая из части, перемахнул через высокий забор. Но все последние дни сын мне жаловался, что потянул связки и еле ходит. Как он мог перемахнуть? Еще мне командир говорил, что якобы Сашу во Владикавказе отлавливали какие-то люди, чью машину он у себя в Донецке ударил в аварии, дескать, в часть прибыли люди, которые пытались с Саши выбить деньги на ремонт. С солдата… Еще он говорил, что Сашу они нашли повешенным в каком-то доме, что у него есть шрам на груди, которого на самом деле не было… Но его обнаружил, со слов сослуживца, военный патруль, повешенным на дереве в городском парке в полутора километрах от части. В общем — вранье на вранье.
Но главное, надо знать характер Саши — он был неисправимым оптимистом и никогда бы не наложил на себя руки. Это не только мое мнение, это мнение очень многих людей, которые его знали.
На его похороны пришли сотни жителей Донецка. А в городской церкви о. Глеб, выслушав все обстоятельства дела, решил отпевать Сашу по православному обычаю. А ведь церковь никогда бы не стала совершать этот обряд над самоубийцей.
Долго не могли доставить тело. А когда доставили, тут же ретировались, будто проводили военную операцию.
Следствие, возможно, будет разрабатывать версию «доведение до убийства», но я считаю, что в этой истории, все гораздо страшнее…
От редакции "Свободной Прессы":
Вот, с такой историей к нам - в редакцию "Свободной Прессы" обратился отец погибшего солдата. Мы привели его рассказ, от первого лица. целиком.
Мы понимаем, что уголовное следствие только началось, и пока оно длится, никто нам ничего не станет говорить. Но мы обещаем читателям после окончания следствия вернуться к этой истории и продолжить разговор.
Голос за кадром
Многие такие статьи заканчиваются обещанием "вернуться к этой истории и продолжить разговор".
Но не возвращаются. А разговор умирает. Как продолжают гибнуть всё новые жертвы системы, которой чем-то выгоден этот бесконечный конвейер солдатских смертей. Бесконечных издевательств и унижения. Школа насилия. Запугивания. - и в этом слове я нахожу смысл существования именно такой армии, какой она есть сегодня!
Как сказал однажды один из бывших солдат: "Единственное, что дала мне служба в армии - это страх, на всю оставшуюся мне жизнь"!
В страхе каждого мужчины, прошедшего армию, и женщины, со страхом жившей надеждой на его возвращение - гарантия несменяемости верховной власти. В нашей стране.
Свидетельство о публикации №216050101907