Доказательство Небесного Бытия

Перед вами фрагменты из поразительной книги американского нейрохирурга Ибена Александера, чей мозг умер на семь суток.
Его одиссея едва вмещается в воображение.
 В США книжка стала бестселлером. А двумя годами раньше – сам доктор Александер сделался убедительнейшим проповедником Всевышнего и  Его любви к нам.
Октябрь 2013 г.

"Да даст (Бог) всем нам…
в конце пути
протоку смерти верно перейти
И в новой жизни
оказаться устьи."
(Автор этих светло-щемящих стихов мне неизвестен - И.Ч.)

 Итак:

Доказательство Небесного Бытия
(Путешествиe нейрохирурга в Посмертие)

Краткое пояснение к предлагаемым отрывкам:
 Диагноз, поставленный коллегами доктору И. А. был:
Бактериальный менингит. Поражение мозга.

 По статистике, никого из очень немногих выживших после этой формы бактериального менингита не миновала участь "овоща". Доктор Александер был первым воистину вернувшимся…

 Кто знает… Может, и эти несколько "отрывков" кому-то послужaт в утешение и - "камешками, путь указующими".
Ведь Пути Господни - неисповедимы.

 *    *    *

...В состоянии глубокой комы в госпитале лежал врач, работавший здесь долгие годы. Надежды на его возвращение к жизни практически не было.  Но менее годa спустя он отчётливо вспомнит и запишет:
 Я стал стремительно подниматься вверх. Помню свистящий  звук, вспышку, проход, и вот я в некоем совершенно новом мире. Невероятно странном и прекрасном. Это был сверкающий, вибрирующий, поразительный мир, вводивший в экстатическое состояние. Сколько бы ни громоздить прилагательных, описать его они бессильны…
…Внизу я увидел сельскую местность покрытую сочнoй зелёной растительностью. Это была Земля. И в то же время Землёй "это" не было...
…Я летел – над деревьями, полями, потоками и водопадами, и повсюду были люди… Это не было мечтой, это не было сном.  И хотя я не знал, где нахожусь, как и того, что такое я сам, в одном я был уверен абсолютно: место, в котором я находился, было совершенно реальным.


 *    *    *

 Восприятие вещей здесь – слухом ли, зрением ли -  не было отделено друг от друга. Я мог СЛЫШАТЬ видимую мне красоту серебристых тел неких искрящихся созданий там наверху, и я мог ВИДЕТЬ совершенство их пения. Казалось, вы не могли ничего – слухом или зрением – воспринять в этом мире, не став каким-то таинственным образом частью его.

Я сошлюсь здесь на написаное ещё в 17-м веке христианским поэтом Хенри Вогеном,  которому, видимо, удалось приблизиться к тому же месту – некоему чернильно-черному  Центру, воспринятому им как место обитания Божества.   Вот этa цитата: "Говорят, что Бог сокрыт в глубокой, но ослепительной тьме..." Это действительно так: чернильная тьма, исполненная сверкающим светом. А что же мы в контексте этой Tьмы?  Этого Света?

 Самая истинная и глубинная сущность каждого из нас – абсолютно свободна. Она не искалечена нашими действиями в прошлом, не связанa компромиссами нашей идентичности или статуса… Как, каким образом можем мы приблизиться к нашему подлинному духовному Я?
Проявлением любви и сострадания. Почему? Потому что на деле  любовь и сострадание есть нечто гораздо большее чем абстрактные представления о них многих из нас. Они совершенно реальны. И конкретны.  В сущности духовный мир как бы соткан из любви и сострадания. В нём, иными словами, в высших сферах, существуют причина и следствие, но и они не похожи на представление о них в мире времени и пространства, который однако, прочно и сложно переплетен с мирами высших измерений.
Мне не хватило бы остатка моей жизни, чтобы разобраться со всем тем, что я узнал там, наверху.
И всё-таки я постоянно возвращаюсь к мысли о том, что "иные миры" не отделены от нас полностью, потому что сколько ни есть их, все они (и мы) являются частью Божественной Реальности -  как бы Высшего Свода. Любая сущность из высших миров имеет доступ в наш мир – в любое его место и в любое время…

… Теперь я уходил от того, что было Центром, Сутью. Его чернильно-светозарная тьма переходила в зелёный ландшафт Входа или Ворот, этим поразительном ландшафтом и образованный. Бросив взгляд вниз, я опять увидел деревья и людей, сверкающие реки и водопады, и снова над ними, образуя выгнутые своды, парили ангелы.


 *    *    *

Мы, люди, способны восстанавливать связь с идеальным миром. Мы просто забыли, как это делается. Забыли потому, что пока мы пребываем в физической части своего существования, неразрывно связаннной с деятельностью мозга, ОН блокирует, будто завешивает покрывалом, более значительную часть нашего бытия – космическую. Он закрывает её от нас – подобно тому, как солнечный свет не дает нам видеть в утренние часы звезды на небе.  Мы можем видеть лишь то, что проникает через фильтр нашего мозга. В мозге - а именно, в левой его стороне, его лингвистико-логической части, как раз и образуется наше чувство рационального и обострённое ощущение нашего "Эго".  Они и становрисы для нас барьером к высшим знаниям и опыту. У меня такое чувство, что ныне мы оказались лицом к лицу с решающим моментом нашего существования. От высших знаний и опыта нам следует ныне – брать больше, пока мы живём на земле...
 Науке я посвятил значительную часть жизни – и она не противоречит тому, что я узнал там, Наверху.

 *    *    *

 В своем поразительном путешествии себя я не осознавал: не знал, кто я и что я такое, даже есть ли я вообще. Я просто был… там – одинокое познание посреди тёмного, похожего на суп Ничто,  которое не имело ни начала ни, естественно, конца…
Между тем, многие люди побывали в тех же сферах, что и я. Но удивительно: большинство  из них помнили свою, что называется, земную идентичность, хотя и пребывали вне своих земных форм. Они  знали, что их зовут Джон Смит или Джордж Джонсон, либо Сара Браун.  Они всегда помнили, что жили на земле. Они помнили о своих всё ещё живущих там близких и не теряли надежды вернуться к ним. Кроме того, многие из них встретили своих родственников и друзей умерших прежде них; они тотчас их узнавали.
 Во многих сюжетах, связанных с опытом "околосмертия" говорится об обозрении прожитой жизни и о его или её взаимоотношениях с разными людьми и об их добрых или злых делах на протяжении жизни.
 Со мной не произошло ничего подобного, что, по-видимому, свидетельствует о единственном и необычайном аспекте моего  околосмертного опыта. Я был полностью свободен от моей земной идентичности, а потому  в моем случае ни один из классических аспектов упомянутого опыта, включая память о том, кем я был на земле, не проявился… Но как же тогда мог я воспринимать все эти поразительные вещи вокруг меня – эти цветущие  деревья, водопады, сельских жителей, и все ещё не знать при этом, что тот, кто всё это воспринимает, есть я – Ибен Александер?  Как мог я понимать все, что понимал, и в то же время не осознавать, что на земле я был доктором, мужем и отцом? Моим кратким ответом может служить предположение, что я пребывал в состоянии схожем с частичной, но благотворной амнезией.

Другими словами, в положении человека, забывшего некоторые главные аспекты своего "Я", чтобы извлечь из этого забвения, пусть на краткое время, пользу и благо…
 Поскольку я совершенно забыл о смертной своей идентичности, мне был дарован полный доступ к космической моей сущности, которая и соответствует моему (и каждого из людей) истинному "Я". И о которой я упоминал выше как об абсолютно свободной и неповрежденной воздействиями материального мира. Повторюсь: науке я посвятил значительную часть жизни – и она не противоречит тому, что я узнал там – в глубокой ослепительной тьме. Однако слишком много людей принадлежащих к научному сообществу, привержены материалистическому виденью мира, и они продолжают утверждать, что научный и духовный подходы к происходящему в нашем и иных мирах – НЕ СОВМЕСТИМЫ.  Они ошибаются.

 *    *    *

...Я, оказывается, помнил – струящуюся, как сверкающая пряжа, мелодию, открывающую вход во Врата и к Сути Всего. Я преодолел огромные промежутки времени, которое, как это ни парадоксально звучит, и временем - то не было – в присутствии моего ангела-хранителя…  Моей младшей рано умершей сестры, которую впоследствии я узнал на семейной фотографии. Я не знал эту девочку при жизни, но все знавшие её считали её святой.

 *    *    *

Прошли месяцы после моего возвращения.  Медленно и робко возвращались ко мне мои нейрохирургические познания. Но воспоминание о том, что произошло со мной в те семь дней – пока я пребывал вне тела, проявились в моей памяти с поразительной уверенностью и ясностью. И это, происходившее вне земной сферы, наполняло меня неописуемым счастьем. С этим я, помнится, "проснулся", и оно уже не отступало от меня. Я был безумно  счастлив от того, что снова был с людьми, которых любил. И ещё я был счастлив – как бы это выразить яснее – от того, что впервые понял кто я на самом деле и какой мир мы населяем.
Я безумно – и наивно –  жаждал поделиться тем, что пережил, в первую очередь, с моими коллегами – докторами. Ведь в конце-концов случившееся изменило мои многолетние представления о том, ЧТО есть мозг, что такое сознание, и даже то, что означает и НЕ ОЗНАЧАЕТ – сама жизнь.
Я пережил реальность большую чем нынешнee моё пребывание в моем доме, чем эти дрова, горящие передо мной в камине. Но испытанному мною чаще всего не было места во взглядах учёных-медиков, усвоивших те же знания, на приобретение которых и у меня ушли годы. Как же мне расчистить место для сосуществования обеих Реальностей?


 *    *    *

Наконец он наступил – тот день, когда я закончил описание всего, что в состоянии был записать. Всего, до самой последней подробности, которую сумел вспомнить "земной червь" в открывшемся ему обозрении Пути к Вратам и к самой Сути…
Настало время  для чтения. Я погрузился в океан литературы об "околосмертном" опыте. Прежде я касался этого океана разве что мизинцем ноги, теперь же я  без труда осознал: нет числа людям, которые и в прошедшие века и в недавние годы прошли через то же, что и я, хотя мой опыт и был  уникальным. Но по-своему уникальным был и опыт каждого, несмотря на повторение всякий раз одних и тех же "элементов", знакомых и мне: прохождениe через тёмный тоннель или долину, за которыми открывался чудный яркий ланшафт… Ангельские сущности крылатые и без крыльев.


 *    *    *

Мне вспомнился телефонный звонок однажды утром, несколько лет назад, от матери одной пациентки. Он раздался как раз тогда, когда я изучал цифровую карту опухоли предназначенной к удалению  в тот же день. Назовём звонившую Сусанной.  Её покойный муж (назовём его Джорджем) тоже был моим пациентом по поводу опухоли мозга. Теперь их дочь страдала метастазами мозга, попавшими туда в результате рака груди.  По моим прогнозам ей оставалось жить несколько месяцев. Время для телефонного разговора было неудачным: все моё внимание было сосредоточено на упомянутой цифровой карте. И всё-таки я принял звонок Сусанны, понимая, насколько она нуждается в общении.
-  Доктор, – сказала Сусанна, – сегодня моя дочь видела невероятный сон. К ней приходил её отец. Он сказал ей, что все будет хорошо, и ей не следует бояться смерти. Но самое поразительное, доктор, – продолжалa Сусанна, – это то, во что  отец был одет. На нём была жёлтая рубашка и – федора (шляпа с полями, популярная в Штатах в прошлом веке - И. Ч.).
– Понятно, Сусанна, – благодушно заметил я, – но полагаю, на небесах спецодежды не существует.

"Это не спецодежда, – ответила Сусанна. – Дело в том, что в самом начале наших с ним отношений  я купила Джорджу жёлтую рубашку. Ему очень нравилось носить её вместе с федорой, которую я ему тоже подарила. Но именно в наш медовый месяц рубашка и шляпа были утеряны со всем нашим багажом при перелёте. Джордж знал, как он мне нравится в этом наряде, но мы не стали замещать его таким же."

"Я уверен, Сусанна, что ваша Кристина не раз слышала этот трогательный рассказ про рубашку и шляпу", – заметил я. "Поверьте, нет, – рассмеялась она. – Мы понимали, что в ушах другого человека всё это может прозвучать смешно и потому договорились сохранить этот эпизод из нашей жизни в секрете. Так что Кристина понятия об этом не имела.  А смерти она так боится... боялась, все время плакала от страха... И вот теперь она знает, что ей решительно нечего бояться."
...Сусанна, как я осознал теперь, совершенно не усомнившись в Благовестии, полученном её дочерью во сне, оказывается, не искала тогда утешения у хорошо известного ей доктора. Она хотела утешить… его.