Дожди изнутри

О боги, боги мои, яду мне, яду! Весна наступает на пятки, клокочет в деревьях живительной силой, распускаются почки, зеленеет трава... А внутри меня дожди! Дожди... Серые, мутные, как немытые стекла, дожди, которые смывают все границы, все краски стирают с лиц. Дожди... о боги, боги мои! Дожди шепелявят с ухмылочкой: "Фсссе ллооожь... Фсссем друзьям наплевааать, прроваааливай, тебе сссдесссь не рааады, уходиии, расстворяяяйся в ночи и выдуманных ссскааазках... Ты никогдааа. Не будешь. Сссчассстлива". Дожди под моей крышей, дожди изнутри, в самом доме под кровлей. Все в дождевой воде — книги, мысли, чувства, кровать — вода уже не живительная сила, а смерть, смерть от переизбытка. О боги, боги мои! Что делать? Дождь ночью шепелявит еще глуше, слова липнут к коже, как вязкие леденцы... Мое глупое сердце бьется тише, а из пауз между неверными ударами я составляю по крупинкам уже третью Китайскую стену. Яду мне, яду! О боги, боги мои! Где ваше милосердие? Где смерть? Яду мне, яду! А все потому, что в многомиллионном городе один-единственный человек, высокого роста, с удивительными глазами и крестообразным шрамом на левом запястье... Яду мне, яду! Один-единственный, нужный человек, самый-самый... просто занят. Утром, вечером, ночером, в выходные и будни, за обедом, ужином и даже когда просто идет по улице. Просто занят. У него просто нет сил. А может просто возможности. А может просто желания. О боги, боги мои! Я не знаю. Не знаю, что творится в его китайской шкатулке с секретами, не знаю его изнутри дробящих бурь, не знаю мыслей, не знаю чувств. Вижу лишь внешнее отражение каких-то гроз, отражение, которое можно растолковать то как радость, то как печаль. О боги, боги мои! Он держит меня на привязи, как цепного пса. Он слышит мои мысли — "а может деру от такого хозяина?" — и ластится, когда я собираюсь перегрызть веревку. Яду мне, яду!..
И дожди шепелявят: "Фсссе лооожь, фсссе обмааан, ты никчееемный человечишшшка, никому не нуууждый в этой фселееенной"...