Шимми

Шимми – это автоколебания колёс шасси автомобиля вследствие неустойчивости процесса их прямолинейного качения.





Пронзительный и требовательный звонок телефона прямой связи с полковником Глобовым, заместителем начальника областного управления, заставил вздрогнуть всех обитателей кабинета. Капитан Дмитрий Авдеев, к столу которого была приставлена тумбочка с располагавшимися там телефонными аппаратами прямой связи с руководством, «встрепенулся» и быстро поднял трубку:

– Слушаю, Авдеев.

– Зайдите втроём ко мне, вы, Сидоров и Юрлов, – «прогудел» на другой стороне провода своим низким голосом полковник и тут же оборвал телефонное общение. Авдеев даже не успел сказать в ответ уставное: «Есть». Такой тон общения, по опыту Авдеева, ничего хорошего не предвещал. «Однако опять расп<**>дон будет», – подумал про себя капитан и, поднимая трубку телефона внутренней связи и нажимая кнопки номеронабирателя, обратился к сидящему за соседним столом старшему лейтенанту Сидорову:

- Гошка, Глобов к себе зовёт. Тебя, меня и Никиту.

И, улыбнувшись во всю свою физиономию и подморгнув Георгию правым глазом добавил:
– Гы, на очередную случку.

И тут же продолжил в телефонную трубку:
– Пан директор, великодушно прошу у вас прощения за то, что беспокою в столь неурочное время. Господин полковник Глобов Вадим Константинович, собственной персоной, прямо сейчас соизволил вас, господин капитан, просить к себе. Ну, и нас с Георгием желает заодно лицезреть. Так что, Никита Валерьевич, возможно-с, будут драть, – напоследок съязвил в трубку капитан.



Итак, героями нашей короткой истории будут три офицера-ГАИшника.

Дмитрий Авдеев, русоволосый и голубоглазый капитан, высокий и плотный, с фигурой легкоатлета-десятиборца, за которую имел прозвище «шкаф» и которого все сослуживцы ценили за его знания теоретических постулатов службы, а также многочисленных практических нюансов служебных взаимоотношений. Дмитрий бескорыстно делился своими знаниями с коллегами, ничего не требуя взамен, а, как тот аккумулятор, просто «впитывал» в себя знания других, анализируя и преобразовывая их в приемлемый для себя формат. Он был всегда открыт для общения со всеми, за исключением лишь тех, у которых имелись признаки жлобства, то есть показного превосходства над остальными. А таких в их «фирме» было достаточное количество. Тех, которые, двигаясь по иерархической служебной лестнице и получая новые должности и звания, изменялись в процессе движения до неузнаваемости и становились похожими на «гордых павлинов». Над такими Дмитрий часто во всеуслышание сатирически подшучивал, стараясь поставить «павлинов» в неловкое положение и тем самым сбить с них эту напускную спесь.

Шутить и смеяться для Авдеева было такой же необходимостью, как и дышать. И хотя за свои шуточки, в том числе и над высоким начальством, ему нередко перепадало, у окружающих всегда складывалось впечатление, что Дмитрий, как бы тяжело не складывались окружающие его обстоятельства, никогда не унывал, а точнее всем казалось, что для Дмитрия никаких сложных обстоятельств попросту не существует.

Дмитрий в своей форменной одежде всегда отдавал предпочтение сапогам и галифе, а когда он вдруг появлялся в обычных туфлях или ботинках с брюками навыпуск, для окружающих это было заметным событием, и все наперебой расспрашивали Дмитрия, что же произошло. Дмитрий, как мог, отшучивался и на следующий день, как правило, вновь появлялся в сапогах.



Георгий Сидоров, старший лейтенант с хорошо сложенной вполне атлетической фигурой, тоже предпочитал в одежде галифе и сапоги. Его форменная одежда – рубаха, китель, брюки или галифе были всегда идеально выглажены. Но, в отличие от Авдеева, его китель был почти всегда нараспашку, а руки постоянно искали пристанища в глубоких карманах своих галифе. Разговаривая с кем-либо из сослуживцев, он стоял с распахнутым кителем и засунутыми в карманы руками, выпятив грудь с животом и лежащий на них галстук в направлении собеседника и раскачиваясь на подошвах своих «хромочей», переваливался с носков на пятки.

Коллегам по отделению запомнился один «знаменательный» случай с расстёгнутым кителем Георгия. Случилось это 10 ноября 1982 года, в День милиции, когда, собравшись всем отделением, вшестером, они решили в честь своего праздника вкусно пообедать в одном из ресторанов города. Добрались они туда на служебном УАЗике, закрепленным за Никитой Юрловым, которого тот нежно называл «мой Боливарка». Как раз о «Боливарке» и пойдёт речь ниже. А вот если возвратиться к рассказу о Георгии, то так получилось, что, кушая первое блюдо – красивый тёмный красно-фиолетовый украинский борщ, Георгий с высоты своего открытого рта вдруг уронил из ложки в свою тарелку кусок мяса. Тот угодил обратно в тарелку и выплеснул чуть ли не половину её содержимого прямо на живот Георгию, как раз между как всегда широко распахнутыми полами кителя, то есть прямо на белую парадную рубаху, при этом, естественно, также отметившись и на галстуке. Самое интересное, что ни одной лишней капли борща больше никуда не пролилось, ни на скатерть, ни на галифе Георгия. А когда ему после случившегося пришлось-таки застегнуть свой китель на все четыре пуговицы, «предательского» красно-фиолетового пятна на рубахе не было видно совсем, как будто бы ничего и не произошло.

Но вместе с этим произошло и совсем другое событие. Именно в то же самое время, как оказалось минута в минуту, в тот самый момент, когда аппетитный кусок мяса выпал из ложки Георгия обратно в его тарелку, плеснув борщом на рубаху офицера, случилось, что называется непоправимое – «...человечество понесло огромную утрату: ушёл из жизни настоящий коммунист-ленинец, политический и общественный деятель мирового масштаба Леонид Ильич Брежнев...». Так и пошла после этого случая вслед за Георгием байка, что если бы он был повнимательнее и аккуратнее при обращении с приглянувшимся ему куском мяса и не допустил бы его падения обратно в тарелку с выплеском содержимого на свою парадную рубаху, любимый всеми советскими людьми Генеральный секретарь партии был бы жив и здоров вплоть до настоящего времени. Конечно же случай в ресторане с Георгием и кончина генсека было простым совпадением, но байка жила своей жизнью и ходила среди сослуживцев. И скорее всего по причине того, что в тот День милиции пришлось сотрудникам распрощаться с намерением отпраздновать вечером это знаменательное событие в ресторане, так как второе событие не только превратило празднование милицейской годовщины в событие неуместное, но и привело к введению для всех так называемого «особого» (практически казарменного) положения  сроком на месяц. Пришлось глубоко скорбеть и быть наготове. Только вот наготове чего, так за тот месяц этого никто и не понял.

Но вернёмся к Георгию. У Георгия, в каком бы из разговоров он ни участвовал, присутствовал своеобразный «дух противоречия». По всякому из обсуждаемых вопросов у него обязательно была своя точка зрения, отличная от других. И даже если она начинала совпадать с точкой зрения его собеседника, он моментально находил такие детали, по которым можно было бы поспорить.

В отличие от других офицеров управления, у подавляющего большинства которых, как правило, образование было инженерно-механическим, Георгий по образованию был инженером-дорожником, и это было одним из его главных преимуществ перед остальными. Он превосходно разбирался в вопросах строительства и содержания дорог, а потому на этом «поле брани» мог «положить на лопатки» не только любого ГАИшника, но и любого дорожника, и те это прекрасно знали.



И, наконец, третий герой нашего рассказа – капитан Никита Юрлов, «вечный капитан», потому что в другом звании никто из сослуживцев его практически не помнил. Капитан не был атлетом. Его фигура не отличалась пропорциональностью – чуть коротковатое туловище, солидный животик и весьма длинные для его роста ноги. Он был чем-то похож на кенийского стайера, если бы не упомянутый животик. Никита всегда очень широко шагал, ставя свои ступни под 45 градусов к направлению движения, и угнаться за ним было весьма затруднительно. На голове у Никиты была реденькая шевелюра, предупреждая окружающих о том, что в ближайшем будущем капитану предстоит носить причёску «а-ля Ленин». И ещё одна особенность была у Юрлова в его внешности – он довольно-таки часто кивал головой, резко опуская вниз свой подбородок. «Нервный тик», так он сам объяснял свои кивки, отвечая тем, кто вдруг захотел спросить его об этой странной для окружающих привычке. В одежде Юрлов, скажем так, был весьма «демократичен» и неприхотлив. Его форменная одежда представляла собой обычно весьма жалкое зрелище – мятый китель, извещающий окружающих о постоянном сидении его владельца за рулём автомобиля, брюки с вытянутыми коленками, также говорящие о сидячем образе жизни хозяина. В холодные зимние дни Никита не стеснялся попросту нарушить установленную для офицеров форму одежды, одевая, что называется «гражданские» её составляющие – то тёплые зимние ботинки со светло-бежевым замшевым верхом, то светлые «цветастые» мохеровые варежки и шарф, видимо принадлежащие женской половине семьи Никиты, то все эти вещи одновременно. Не раз полученные от начальства замечания на этот счёт Никита попросту игнорировал – через день после получения замечания вроде бы исправлялся, а ещё через день мог вновь вернуться к старому. Сослуживцы, видя это, подшучивали над Юрловым, но Никите было всё как «с гуся вода»:

– Мир развивается по спирали, – часто повторял эту фразу Юрлов, отвечая на шутки в свой адрес.

А потому начальники, понимая, что все их увещевания бесполезны, в конце концов, просто на него «махали рукой».

Прозвище «Пан директор», позаимствованное из популярной телевизионной программы «Кабачок тринадцать стульев», к Никите прилипло давно, с тех самых пор, как в его руках появился кожаный портфель светло коричневого цвета, с которым он практически не расставался, когда покидал расположение управления. За многие годы этот портфель основательно потрепался. Так как за Никитой был закреплён служебный автомобиль, капитан, садясь за руль, тут же бросал портфель в салон машины туда, где было в тот момент свободное место. Это могло быть либо соседнее с водителем, либо задние сидения, а то и просто пол автомобиля или его багажник, когда пассажирские сидения были заняты.

До УАЗика, того самого юрловского «Боливарки», о котором мы уже сказали выше, за Никитой был закреплён автобус ПАЗ, который перешёл под его «опеку», что называется «по наследству», от отделения пропаганды. Автобус прошёл, как говорится «Крым и Рым», был основательно потрёпан по бездорожью области, но списывать его было ещё рановато. А потому и отдали его «добивать» Юрлову до самого момента списания.

Как-то однажды пришлось Авдееву ехать на этом автобусе вдвоём с Юрловым. Автобус гремел всеми своими гайками-железками на каждой дорожной неровности, Дмитрий тут же вспомнил одну историю и решил её рассказать Никите.

– Никит, хочешь анекдот?

– Давай.

– Вообще-то это не анекдот, а рассказ, о том, что написали в своих объяснениях участники и свидетели происшествия, случившегося однажды под городом Выборгом в Ленинградской области. А рассказал его нам начальник ГАИ этого города Гришка Симонин, когда я на повышении квалификации вместе с нашими и болгарскими ГАИшниками был в Москве, в МАДИ, в московском автодорожном институте. Ну, ты и сам там бывал, насколько я помню.

– Да, было дело.

– Так вот, мы Гришку после этого его рассказа даже перекрестили – вместо фамилии «симОнин», с ударением на «о», стали его величать по-фински – «сИмонен» с ударением на «и».

– Это почему?

– А вот послушай. Пришло как-то в ГАИ Выборга сообщение, что на окраине города столкнулись два автобуса и якобы есть пострадавшие. Пришлось Гришке, как начальнику ГАИ, тут же выдвигаться на место происшествия. Организовал он тут же выезд скорых на место происшествия, а сам, значит, рванул к месту аварии. Подъезжает, смотрит, на невысокой пологой насыпи дороги в кювете, уткнувшись мордой в земляной вал, стоит старенький автобус ПАЗ с местными номерами. А на дороге, на безопасном расстоянии от ПАЗика, стоит красавец – сверкающий двухэтажный финский автобус, за рулём которого в белой рубашке с галстуком сидит финский водитель, а в салоне экскурсанты – финские пенсионерки, бабушки-старушки. Оказалось, что никакого столкновения автобусов не произошло, просто русский ПАЗик на глазах у финского водителя вдруг съехал с дороги в кювет. Естественно, никто в финском автобусе не пострадал, но при этом ни одна из бабушек-старушек этого происшествия своими глазами не наблюдала. Но все они добросовестно и терпеливо ожидали русских ГАИшников, чтобы рассказать, что же они видели. А в ПАЗике, в котором ехало около тридцати человек, слава богу, пострадала всего одна пассажирка. Да и то незначительно – просто разбила нос о костяшки своей же руки, которой она упёрлась в спинку впереди стоящего кресла при ударе автобуса о бруствер земли в кювете. Так что всё закончилось практически без последствий. Но вот с людьми Григорию пришлось пообщаться довольно долго. Естественно, узнав, что тяжёлых последствий от происшествия нет, и что пострадавшей оказана медицинская помощь, он в первую очередь стал разговаривать с финским водителем, который весьма сносно говорил по-русски. И вот что он поведал нашему Григорию. «Еду, – говорит, – в Ленинград с заездом в Выборг и Приморск, везу с экскурсией бабушек-старушек. Впереди автобус русский. Вижу, из него выпадает какая-то деталь, подъезжаю ближе – о, господи, рессора. Ну, думаю, сейчас убьются, но русский не останавливается, мчит дальше, даже ещё ходу прибавляет. Я давай моргать, сигналить. Тут из русского автобуса выпадает кардан и разливается масло по дороге, но русский не останавливается, летит ещё быстрее вперёд, а потом вдруг раз, и в кювет, подняв клубы пыли. Всё, думаю, убились. Как же это так можно довести машину, что всю ходовую с трансмиссией по дороге растерять?». В общем, опросил Григорий финна и бабушек и отпустил их всех с миром Ленинград осматривать. А вот, что поведал Григорию водитель нашего ПАЗика. «У меня на сегодня, – говорит – путёвка отвезти ансамбль художественной самодеятельности в село Дятлово на концерт в честь праздника «Урожая». Встал в Выборге у Центрального парка культуры и отдыха в назначенном месте, жду ансамбль. Сижу, курю, смотрю по сторонам, вижу, недалеко от меня вот тот финский автобус припаркован. За рулём в белой рубашечке с галстучком сидит финский водитель в ожидании своих пассажиров, смотрит телевизор, кофе попивает. Я чуть не заплакал от зависти. Но делать нечего, погрузил я своих пассажиров – ансамбль из пяти мужиков и двадцати женщин во главе с их директором в сапогах и галстуке, и поехали. Еду, не торопясь, не более 40 километров в час, поскольку мой автобус – не автобус, а, сами видите, ведро с гайками, на ладан дышит. Артисты кто спит, кто болтает, а кто на своих балалайках тренькает. Но вот директор всё не унимается, пристаёт ко мне, мол, прибавь, да прибавь газу, концерт, мол, важное политическое мероприятие, а если не успеем выступить, будет скандал, и достанется всем, в том числе и мне. В общем, слушал я его, слушал, а сам всё думал о финском автобусе и, в конце концов, послал я директора подальше, куда в таких случаях посылают, ну, и «притопил», стал прибавлять газу. 60 километров в час..., 70..., 75... И тут, вижу в зеркала, сзади появился тот самый финский красавец. Дорога-то узкая, обогнать затруднительно. Я гоню, вот честно, ну стыдно перед финном ползти. Ансамбль мой в салоне немного приутих. На скорости 80 километров в час ПАЗик стал дрожать всеми своими гайками, но я его не сдерживал, и он продолжал разгоняться. Водитель-финн сзади пристроился, начал мигать фарами и сигналить, пропустить его требовал. Тётки тут мои стали уже на меня орать со страху. Финн иссигналился, изморгался, и, наконец, на скорости 90 километров в час раздался дикий грохот, ПАЗик тут же заглох. Всё, думаю, двигателю каюк. Я, естественно, – по тормозам, в салоне – пыль столбом, крики, маты пассажиров в мой адрес. Не смог я удержать автобус на дороге, ну, мы в кювет мордой хлобысь, благо насыпь невысокая. Когда пыль рассеялась, смотрю, сзади финн стоит – глаза у водителя квадратные. Ну, я оглянулся в салон, вроде никто не убился, и пошёл смотреть, что же случилось. А на самом деле случилось вот что – просто пол в ПАЗике прогнил. Ну, мои запчасти и посыпались прямо на дорогу, а грёбаное ведро для воды, то, что рядом с вентилятором радиатора под капотом висит, от сильной раскачки в вентилятор попало, поэтому так и грохотнуло. А от грохота я непроизвольно педали-то и отпустил – вот двигатель и потух. А финн мне всё про кардан, да про рессору. Всё про запчасти, что на дорогу через дырявый пол выпали. Он, скорее всего, так ничего и не понял, что же на самом деле произошло. Так до сих пор и сидит, наверное, в своей белой рубашечке при галстуке в ступоре. Тормозные они, финны». Вот такой рассказ от Симонена мы в Москве услышали. Хором тогда все вместе с болгарами ржали.

Никита тоже искренне громко рассмеялся, перекрывая изрядный грохот железок и звон гаек своего автобуса.

– Действительно забавный случай, – ещё продолжая смеяться, подытожил Никита.

– А ты знаешь, почему я его вспомнил?

– Почему?

– Так едем на таком же «ведре с гайками», – захохотал теперь Дмитрий. – Там сзади никакой кардан или рессора не выпадут?

Но Никита вдруг насупился и замолчал.

Вообще Никита был не очень расположен к юмору. Чаще всего его лицо выражало строгое внутреннее устремление решить какой-то очередной и очень важный служебный вопрос. Он почти не «кучковался» с коллегами во время перекуров, которые те устраивали в торце коридора в районе туалета в восточном крыле второго этажа здания управления.

Там у единственного коридорного окна сотрудники управления, собирались парами, а порой и тройками, и устраивали подобие стихийной курилки. И часто разговоры куривших прерывались приступами смеха.

Случалось в этот момент Никите выходить из туалетной комнаты, и кто-либо из коллег с дымившейся в руке сигаретой вдруг пытался его попридержать:

– Никит, тормозни, давай перекурим.

Но Никита с деловым видом, молча отрицательно мотал головой, отвечая:

– Не сейчас.

И устремлялся своим шагом кенийского скорохода в противоположное, западное, крыло здания, через каждые три-четыре шага резко «одобрительно» кивая головой, касаясь на мгновение подбородком своей груди по причине наличия у него так называемого «нервного тика».

А там, в противоположном крыле здания в конце коридора был его «персональный» кабинет, который когда-то соорудили путём установки в самом торце перегородки поперёк коридора, отделив таким образом в пользу кабинета такое же единственное коридорное окно. А чтобы в коридор как-то мог попадать дневной свет через это отгороженное окно, стены перегородки сделали прозрачными - выполнили их из матовых вертикально стоящих стеклянных труб. В те времена из таких труб сооружали павильоны остановок общественного транспорта. За такие архитектурные особенности кабинет был прозван «аквариумом», и единственным его обитателем стал Никита, которого иногда в шутку называли «золотой рыбкой в аквариуме».

Никита номинально был подчинённым Дмитрия Авдеева, хотя подчинение это было только на бумаге – руководством управления Юрлову было поручено отдельное направление деятельности, совершенно не входящее в круг обязанностей отделения, в котором Дмитрий занимал должность старшего инженера.

Зная особенности отношения Никиты к юмору, Дмитрий Авдеев постоянно пытался как-то воздействовать на своего подчинённого. В отличие от Никиты, остальные четверо сотрудников отделения, включая вольнонаёмную Наталью, обладали нормальным чувством юмора, а потому Дмитрий постоянно пытался при всех шутить с Никитой, а если точнее, подшучивать над ним.

Но порою не всё уж так было безоблачно и гладко.

Как-то раз перед самым обедом, воспользовавшись тем, что все его четверо подчинённых были в кабинете на месте, Дмитрий набрал по внутренней АТС номер Никиты, и когда тот поднял трубку, спросил его громко, чтобы слышали все:

– Никит, ну, ты так с ней и ходишь?

– С кем? – тут же, не понимая о чём речь, спросил Никита.

– С оглоблей в ж<**>е..., – чуть сдерживая смех, ответил Дмитрий, и когда на другой стороне телефонного провода раздались вполне ожидаемые ругань и маты, бросил трубку и расхохотался вместе со всеми окружающими.

Не прошло и минуты, как в кабинет буквально ворвался Никита. Сдерживая себя в присутствии Натальи от матов, он разразился в адрес Авдеева целой тирадой возмущённых слов, мол, Дмитрий не понимает всей важности выполняемой в настоящей момент Никитой работы – подготовки руководству управления очень важной справки, и отвлекает Никиту от этой важной работы своими дурацкими шуточками.

Вся эта тирада сопровождалась «метаниями» Никиты по кабинету и отчаянным его жестикулированием. Но Дмитрий в ответ не ответил Никите ни одного слова – он сидел на своём рабочем месте с демонстративно скучающим видом, подперев своей левой рукой подбородок, следя за стремительными передвижениями Никиты лишь одними глазами.

Когда Никита выговорился и «электричество» его возмущения практически иссякло, Дмитрий, не снимая подбородка с руки-опоры, вдруг спросил у «директора»:

– Ты на обед думаешь ехать?

Никита «тормознул» секунд на пять, потом коротко ответил:

– Нет.

– Жаль, а то прокатились бы.

Но Никита, уже не недослушав последних слов Дмитрия, покинул кабинет.

– «...Белый-белый и совсем горячий...», – процитировал Дмитрий фразу известного персонажа из популярной гайдаевской комедии, вызвав в очередной раз громкий взрыв смеха у сослуживцев.

После обеда, когда коллектив отделения в полном составе собрался в кабинете, Дмитрий опять набрал по внутренней связи номер Никиты и невозмутимым голосом спросил:

– Никит, ну, ты её вытащил?

– Кого?

– Оглоблю из ж<**>ы...

Через минуту ещё не закончившийся смех коллег прервал громкий звонок прямого телефона полковника Глобова.

– Слушаю, Вадим Константинович, – ответил в трубку аппарата Авдеев.

– Ну-ка зайди ко мне.

– Всё, отыгрался хрен на скрипке, – положив трубку и обращаясь к коллегам, подытожил Дмитрий. – Пошёл дюлей получать. Ну, млин, Никита!..

Дмитрий оказался прав. Зайдя в кабинет заместителя начальника управления, он действительно увидел в нём Юрлова.

– Что у вас в отделении происходит? – пробасил полковник.

– У нас всё в порядке, товарищ полковник, – ответил Авдеев. – Бывает, шутим.

– Шутите?

– А что же ещё в обеденное время делать?

– И что за шутки, позвольте поинтересоваться?

– Да всякие.

– И какая была последняя?

– А разве капитан Юрлов вам не доложил?

– Нет.

И Дмитрий, не скрывая улыбки, рассказал в деталях всю шуточную историю с Никитой, заменив не совсем благозвучное ключевое слово в заданных Никите вопросах на более нейтральное.

Полковник, слушая рассказ Авдеева, всё ниже и ниже опускал свою голову, направляя свой взгляд к себе на грудь, чтобы подчинённые не увидели предательски проступающую на его лице улыбку. Выслушав до конца капитана, он с трудом согнал улыбку со своего лица и, подняв голову, глядя на Юрлова, невозмутимо произнёс:

– Никита, ты когда-нибудь шутки-то начнёшь понимать? Или так никогда и не сможешь? Ступайте оба с моих глаз долой, чтобы я вас не видел. Дети великовозрастные...



Время неумолимо, шутки и обиды оставались в прошлом. «Убегали» туда же – в прошлое – часы, дни, месяцы и годы. Настал момент, когда и никитино «ведро с гайками», его автобус ПАЗ, было успешно списано и отправлено на разбор и в металлолом. И опять «по наследству» от другого подразделения к Никите перешёл УАЗ-469 с цельнометаллическим кузовом цвета хаки, которого Юрлов стал нежно называть «мой Боливарка».

Была у «Боливарки» интересная особенность. На скорости 90 и выше километров в час рулевое колесо автомобиля вдруг начинало передавать на руки водителя необъяснимые колебания управляемых передних колёс – создавалось такое впечатление, что либо колёса у автомобиля не круглые, а многоугловатые, либо проезжая часть всех дорог под автомобилем имела профиль «стиральной доски».

Все потуги Никиты разобраться с этой «хитрой» неисправностью автомобиля ни к чему не приводили. Известное явление «шимми», названное так в честь одноимённого американского танца, преследовало «Боливарку», и никакие проверки развала и схождения передних колёс автомобиля, перестановка дисков и шин колёс, замены рессор и амортизаторов ни к чему не приводили – шимми продолжало иметь место. В конце концов, Никита успокоился и «махнул на всё рукой» – в городе более 60-ти километров в час разгоняться всё равно не приходилось, а за городом Никита решил для себя всегда крепко держать руль, если надумывал увеличивать скорость до 90-та.



А теперь давайте вернёмся к началу нашей истории, к тому моменту, когда заместитель начальника управления вызвал к себе трёх офицеров.

Итак, через три минуты после вызова начальником наши герои, капитаны Авдеев и Юрлов, а также старший лейтенант Сидоров, втроём стояли в кабинете полковника Глобова спиной к входной двери его кабинета у торца огромного стола для совещаний личного состава, приставленного противоположным торцом к рабочему столу полковника, и выслушивали его «речь».

– Появилась необходимость, товарищи офицеры, провести комплексную проверку работы отделения в городе Кусак. Начальник отделения совсем скоро выходит в отставку, поэтому будущему начальнику полезно будет знать, что и как до него делало отделение, и если что делало неправильно, то как это нужно исправлять. Почему выбор пал на вас? Юрлов отлично разбирается в организации работы дорожно-патрульной службы, Авдеев – специалист высокого класса во многих вопросах службы, и, в первую очередь, в вопросах административной практики, ну, а Сидорову вряд ли кто составит конкуренцию в знании вопросов дорожного надзора. Поэтому, Авдеев, готовьте план-задание для утверждения, и – вперёд. Как, Юрлов, УАЗик на ходу?

– Да, вполне исправен, Вадим Константинович.

– Думаю недели на проведение проверки вам должно хватить. Не хватит – захватите и выходные. Так что в следующий понедельник начинайте. Вопросы есть? – спросил полковник подчинённых, и через секундную паузу сам себе ответил. – Вопросов нет. Всё, свободны.



Оставим позади рутину оформления документов, необходимых для командировки сотрудников из областного центра в район области, не будем описывать это муторное действо. Перенесёмся сразу в раннее морозное утро понедельника, когда Никита на своём «Боливарке» уже выезжал из областного центра. А с полчаса перед этим он сначала заехал домой к Георгию. Тот влез в автомобиль на переднее сидение рядом с Никитой, заняв таким образом так называемое место «штурмана». Потом, уже ближе к выезду из города, они захватили по пути и Дмитрия, ожидавшего УАЗик прямо на городской магистрали недалеко от своего дома. Дмитрий вольготно разместился на задних сидениях, спев коллегам вместо приветствия знаменитое: «Три танкиста, три весёлых друга – экипаж машины боевой».

И вот остался позади «приграничный» пост ГАИ, разделявший «город и деревню», и «Боливарка» лёг на курс – под колёса побежала лента дороги, идущая на Юг в направлении Алтайского края и Алтайских гор. Но нашим путешественникам нужно было совсем не в горы, а в степи. А потому проехать по этой дороге путникам предстояло всего лишь чуть больше 100 километров, чтобы потом, проехав через районный центр Бурдынское, резко повернуть вправо на другую дорогу, идущую на Запад, в сторону Казахстана. Одолев по ней почти три сотни километров пути, часа за четыре можно было добраться по заболоченной сибирской равнине до знаменитых казахских «целинных земель», прославивших страну в начале 50-х своим знаменитым «комсомольским порывом». Там, на границе с Казахстаном, и располагался конечный пункт назначения наших путешественников – районный центр город Кусак с проживавшими в нём жителями, носившими весьма потешные имена, определяющие их принадлежность к городу, – кусаки и кусачки.

Когда позади остались первые 30 километров пути, встретило путников восходящее солнце, медленно взбиравшееся из-за горизонта на небо, где не было ни единого облачка, и ярко засветившее им в окна левой стороны УАЗика, подкрасив на некоторое время белый снег красноватым оттенком. Погода была весьма морозной, за 20 градусов. Совсем не то, что было буквально несколько дней назад, когда с неба почти сутки сыпалась мокро-снежная «гадость», завершившаяся, в конце концов, обильным снегопадом. Поэтому Никита основательно «затопил печурку», включив её моторчик на самые большие обороты – уж лучше пусть будет шумно в салоне, но зато тепло. Как говорится: «Жар костей не ломит».

Белый ослепительно блестящий снег, какой вряд ли когда можно увидеть в загазованном городе, покрывал окрестные равнины. Лишь чёрно-серые узоры коры и тёмные «косы» ветвей берёз, разбросанных тут и там вдоль дороги небольшими околками, «разбавляли» это белое снежное безмолвие.

Как ни странно, но дорожный асфальт был практически чистым. Чёрная лента дороги подобно змее слабо петляла, пересекая многочисленные белые склоны, встречающиеся ей на пути, преодолевая длинные пологие спуски и подъёмы. Было удивительно, что недавняя слякотно-снежная непогода не оставила своих «отпечатков» в виде наледей и гололедицы на дорожном покрытии.

А поскольку дорога была «сухой», Никита прибавил газу, и «Боливарка», достигнув скорости в 90 километров в час, вдруг затрясся, будто под его колёсами оказалась булыжная мостовая.

– Шимми! – всё, что смог произнести Никита, и крепко вцепился в «баранку» руля, сосредоточившись на её удержании в своих руках. Конечно, приятного было мало находится внутри трясущегося аппарата, испытывая «зубодробильные» колебания, но коллеги согласились с таким неудобством, поскольку путь был очень длинным, и всем хотелось оставить его позади побыстрее. Преодолевая затяжные подъёмы, «Боливарка» терял скорость, и шимми прекращалось, но взобравшись на вершину подъёма и, почувствовав под колёсами горизонтальный участок, автомобиль опять набирал скорость, и тряска возобновлялась.

– А ведь надо сказать спасибо твоему «Боливару», – вдруг высказался Дмитрий.

– За что? – удивлённо спросил Никита.

– За то, что трясёт тебя и спать тебе не даёт, – ответил Дмитрий. – Проснулся ты сегодня чуть свет, и если бы не было этого твоего любимого шимми, уснул бы ты к чертям за рулём за пять-то часов дороги, и ... как в том фильме: «Жаль, что твоя гнедая сломала ногу, Джо», – подмигнул Дмитрий Георгию, – «Боливар не выдержит троих».

– Двоих, – поправил Георгий.

– Наш «Боливар» – троих, Джо, – с улыбкой возразил Георгию Дмитрий.

Никита промолчал, ничего не ответил, продолжая крепко держать обеими руками трясущуюся «баранку». Он лишь как всегда привычно резко «утвердительно» кивнул вниз своей головой, причём так, что его шапка съехала ему на глаза, и её пришлось поправлять.



До кольцевой развязки, которая разделяла дороги, идущие на Юг и на Запад, доехали, что называется без происшествий и, как всем показалось, довольно-таки быстро.

Солнце поднялось уже высоко, почти добравшись до своей зенитной точки, и нещадно светило своими яркими, но холодными лучами прямо в лобовые стёкла УАЗика, ослепляя Никиту и Георгия. Опущенные ими штатные солнцезащитные козырьки совершенно не спасали их от ослепления. Лишь Дмитрий, сидевший на заднем сидении, был в наиболее комфортном положении – крыша автомобиля надёжно перекрывала лучам солнца путь к его глазам.

Когда же автомобиль повернул на Запад, солнце опять оказалось сбоку и вновь засветило в левую сторону «Боливарки». Никита, наконец-то избавившись от дискомфорта, вызванного ярко светившими прямо в глаза солнечными лучами, облегчённо вздохнул и вновь притопил педаль газа. УАЗик моментально «откликнулся» своим американским танцем-трясучкой.

Вскоре наши путешественники заметили разительные перемены. Они коснулись и интенсивности встречного и попутного транспорта, его стало намного меньше, и стоявших на обочинах автомобилей, их наоборот стало больше в разы. А что касается состояния дорожного покрытия, оно значительного ухудшилось – всё чаще под колёса УАЗика ложились протяжённые участки, дорожное покрытие которых сплошь и рядом было покрыто обледенелым снежным накатом, а казавшиеся чистыми от наката участки предательски вводили в заблуждение – оказывается они были покрыты тонким прозрачным льдом.

И чем дальше двигался наш «экипаж машины боевой», тем больше «голый» лёд на дороге превращался в явление повсеместное.

Двигаться по такой дороге становилось всё опаснее и опаснее. Недаром попутный и встречный транспорт выезжал на обочины дороги. Многие водители продолжали медленное движение в намеченном направлении именно по обочине, используя неровности их поверхностей для устойчивого сцепления колёс с дорогой.

А вот Никита явно не придавал значения кардинально изменившейся дорожной обстановке. Он продолжал «топить» педаль газа, заставляя «Боливарку» трястись в ритме американского танца.

– Никит, осади коня! – предупредительно заметил Дмитрий. – Смотри, как скользко.

– Ничего, нормально, у меня резина шипована, – бросил в ответ Никита, в очередной раз резко «кивнув» своей головой.

– Твои шипы на такой дороге, что мёртвому припарки, – тут же возразил ему Георгий. – Коснись, и ещё быстрее полетим по голому льду на этих самых твоих шипах, что тот конькобежец на коньках с заточенными лезвиями.

– Не беспокойся, Козлодоев! – расплывшись в широкой улыбке и крепко удерживая трясущееся рулевое колесо, вдруг неожиданно для всех воскликнул «юморист» Никита, цитируя знаменитого гайдаевского комедийного персонажа. – Сядем усе.

– Кстати, Гош, а как ты объяснишь, почему проезжая часть алтайской дороги была чистая, а эта казахская дорога сплошь и рядом во льду? – обратился с вопросом к Георгию Дмитрий.

– Ну, если это были гололёдные явления, то образование гололёда всегда связано и с направлением ветра, несущим влагу, и с направлением самой дороги. Гидрометеорологи утверждают, что гололёд образуется на и у поверхности земли как раз поперёк самого ветра. А алтайская и казахская дороги практически перпендикулярны друг другу – Юг и Запад. Значит, если ветер нёс гололёд, и алтайская дорога чистая, то дул этот ветер или с Запада, или с Востока, – вынес свою экспертную оценку Георгий.

– Но вряд ли это были гололёдные явления, иначе бы мы видели гололёд и на проводах, или вон на ветвях берёзовых. А там его нет, – продолжил свою «научную» лекцию Георгий. – Вообще-то различают между собой два понятия «гололёд» и «гололедица». Гололёд – это слой льда, который образуется и нарастает на поверхности земли, когда при отрицательной, близкой к 0°С, температуре воздуха вдруг выпадает переохлаждённая влага. Ну, там дождь, морось или туман. А гололедица – это ледяная корка или слой обледеневшего снега, образовавшийся на поверхности земли вследствие похолодания и замерзания талой воды, которая осталась после оттепели. Заметили разницу в геометрии алтайской дороги и этой казахской? Там – сплошные затяжные спуски и подъёмы. Где же там, на проезжей части воде остаться при оттепели? Она вся по этим склонам и сбежала с дороги. А здесь, смотрите, сплошная горизонтальная равнина, ни подъёмов тебе, ни спусков. Вот всё и позамерзало прямо на дороге. Дорожникам скрести нужно было дорогу вовремя, а они прошляпили!

– Да-а, Георгий, умный ты, – похвалил Георгия Дмитрий за его дорожный «ликбез», так обстоятельно проведённый коллегам, и тут же превратил похвалу в шутку. – Как утка, только вот отрубей не ешь.

– Никит, а ты знаешь, что подвергаешь свою и нашу жизнь серьёзной опасности этим своим шимми? – обратился Авдеев к Юрлову. – Есть такое заболевание – вибрационная болезнь называется, которая вот прямо сейчас у тебя и развивается – ждут тебя сосудистые и нервные расстройства верхних конечностей, скоро не сможешь стакан с водкой ко рту поднести. Придётся тебе с помощью полотенца и шеи лифт себе устраивать, чтобы в глотку водяру заливать. Помнишь, как это ловко артист Евгений Лебедев делал. Только того с похмела трясло, а тебя будет трясти постоянно и по трезвянке, и с похмелья.

– Ну, спасибо, добрый ты такой, – с ухмылкой отозвался Никита, руки которого крепко удерживали трясущуюся в шимми «баранку».

– А у нас с Гошкой из-за твоего шимми будут постоянные головные боли, головокружение, повышенная утомляемость, нарушение обмена веществ и дыр, и пыр, – далее съязвил Дмитрий, подмигивая правым глазом Георгию. – Кстати, а знаете, откуда такое название «шимми» пошло? Ведь это такой танец в начале ХХ-го века америкосы придумали. Продукт джазовых композиций быстрого темпа. «Шимми» в переводе с английского – рубашка. У танцоров этого танца было характерное движение – они словно пытались стряхнуть с плеч рубашку. Вот и «Боливарка» хочет нас из салона вытряхнуть.

Немного помолчав, Дмитрий опять затеял разговор:

– Хотите анекдот про шимми, вернее про вибрацию?

– Давай, трави, – хором ответили Дмитрию коллеги.

– Барышня садится в такси. Такси выезжает на площадь, где организовано круговое движение, а покрытие дороги – брусчатка.

– О, какая вибрация! – восклицает барышня.

– Желаете ещё пару кругов проехать? – спокойно осведомляется таксист.

Здоровым хохотом наполняется салон УАЗика.

– Ещё один, этот точно про твоё шимми, Никита.

– Жарь.

– Приезжает мужик в автомастерскую на своей «Волге» ГАЗ-3110 и говорит мастеру:

– Посмотрите, пожалуйста, мою «Волжанку», а то у меня при скорости около 200 километров в час в нижней части сидения начинается какая-то вибрация!

Мастер посмотрел, протестировал авто и говорит:

– С машиной полный порядок!

– А что же тогда это может быть?

– Не переживайте, – отвечает мастер, – это у вас просто очко начинает играть!

Опять хохот в салоне.

– Никит, а твоё шимми и твоё очко со спидометром никак не связаны? – едва удерживая смех, спросил Дмитрий.

Захохотали в салоне только двое. Никита же опять молча «кивнул» головой в своём «нервном тике».

– И как ты умудряешься, Диман, анекдоты все эти дурацкие запоминать? – через несколько минут молчания вдруг спросил Никита. – Где они у тебя только хранятся?

– Где-где? В Караганде. В памяти конечно, в том числе и зрительной, – ответил Дмитрий. – Ты знаешь, после института, когда я по распределению на Крайний Север в Норильск попал, у меня в моём гараже, где мне пришлось завгаром работать, такие «самородки» красноречия были, что я и решил для себя все анекдоты, услышанные от них, записывать. Завёл такую маленькую записную книжицу (сам её смастерил), она у меня запросто в зажатом кулаке скрывалась. Это по опыту изготовления институтских шпаргалок экзаменационных. Я в эту книжицу писал анекдоты, причём не полностью, а несколько ключевых слов – прочёл три слова и сразу весь анекдот вспомнил. А про Брежнева у меня анекдоты были записаны с противоположной от остальных анекдотов стороны книжицы. Ага, политические. У меня для Брежнева было специальное сокращение придумано – БИЛ, то есть сокращённо Брежнев Ильич Леонид, чтобы никто не догадался. Так что я много тех анекдотов из моей книжицы до сих пор зрительно помню. А если дома пошукать, то и книженцию ту найти можно.

– Вот Гоша сейчас нам про гололёд тут понарассказывал, а я вдруг вспомнил ледяной дождь, который лет пять назад был, в последний день октября, – через минуту продолжил Дмитрий. – Помните? Тогда нас всех с утра по разным перекрёсткам города поразогнали, чтобы мы своим присутствием дисциплину водительскую заставляли соблюдать. Вот тогда ранним утром холодный дождь выпал на землю и покрыл её сплошной ледяной коркой. Людям на работу, а город практически «встал».

– Точно, было такое явление. Я помню, – ответил Никита.

– Да, я тоже помню, – поддержал его Георгий, утвердительно кивая головой.

– Так вот тогда я до своего гаража еле дотопал, чуть не убившись. И в овраг свой гаражный почти на заднице съехал, – продолжил свои воспоминания Дмитрий. – Машину из гаража выгнал, там пригорок-то небольшой перед воротами, а вырулить на межгаражный проезд не могу – елозят колёса по льду и ни миллиметра вперёд моя «тройка» не двигается – если помните, тогда у меня ещё «Лада-тройка» была. В общем побуксовал – побуксовал и, видя такое дело, решил я аппарат назад в гараж загнать и отказаться от поездки на работу своим ходом. Хорошо в гараже бочка с сухим песком для морковки стояла. Так я под колёса задние сыпанул песочку, «Лада» и пошла. А выскочив на проезд, увидел, что машинёжка-то скорость набирает, сумел чуть-чуть разогнаться и «с разбегу» выскочил по главному подъёму из гаражей, хотя он и весьма крутой, градусов так под тридцать. И лишь там наверху, уже на ровной проезжей части улицы, остановился. Пришлось потом мне опять на заднице вниз к гаражу спускаться, поскольку я ведь его не закрывал, когда песочек под колёса сыпал. С горем пополам спустился я в гаражи, закрыл свой бокс, потом «на карачках» выбрался из оврага наверх, ну и поехал, а вернее заскользил по голому льду в сторону работы. Ещё помню, проезжаю площадь Гагарина, транспорта вообще никакого нет. Лишь одинокий троллейбус. Колёса троллейбуса жужжат, шлифуют лёд, а он ни с места. Открыла водитель троллейбуса обе двери, народ через них из салона повыскакивал, пристроился сзади, подтолкнул «рогатого», сдвинул его с места, и пока тот потихонечку начал двигаться, обратно в салон через открытые двери позапрыгивал. И так на каждой троллейбусной остановке, пока я за троллейбусом полз. В общем, интересное зрелище. Дотащился я до ГАИ, припарковываю аппарат недалеко от столовой, а тут Шурик Руденко на своей «шестёрке» слева от меня ближе к столовой подруливает. А там небольшой такой пригорок есть рядом с входом в столовую. Вот он на этом пригорке и остановился. Вышел из машины, дверь свою захлопнул. А от этого толчка машина и заскользила по пригорку прямо в сторону угла здания столовой. Шурик и так, и эдак её пытался остановить, но безрезультатно. Так, постепенно ускоряясь, его «шестёрка» в угол столовой углом левого переднего крыла и воткнулась. А Сашка, оказывается, в этот день впервые выгнал свою машину после полной её покраски. Вот он матерился тогда, это надо было слышать. А когда нас всех по перекрёсткам расписали, я с Володькой Кузьменко с территории выезжал. А вернее так – Володька меня с территории выталкивал. Вылезет наружу, подтолкнёт, аппарат сдвинется вперёд, он в дверь на ходу запрыгнет. На перекрёстке каком-либо тормознём под красный сигнал светофора, под зелёный он опять выпрыгивает и толкает. Так практически с открытой дверью до своего поста и дотащились. Благо тогда к обеду всё растаяло, и нам долго на своём перекрёстке истуканами стоять не пришлось.

Дмитрий примолк, и в салоне на некоторое время воцарилось молчание. Но ехать молча для Авдеева было противоестественно, и он вновь нарушил «тишину», отвлекая всех своими рассуждениями от проклятого трясучего и грохочущего шимми.

– Вот сейчас у меня «восьмёрка» и я могу сравнивать переднеприводные и заднеприводные машины между собой: как они себя ведут, когда на дорогах лёд или снежный накат, и как управляются. Я вот уже говорил вам, что гараж у меня в овраге на Поселковой. А из гаражей у нас есть два выезда с разными углами подъёма, один градусов так в тридцать, а другой – во все сорок пять. Так вот там, где тридцать градусов, разогнаться перед подъёмом практически невозможно – петляет перед ним дорога между гаражами. И на «тройке» своей, когда скользко, выехать с первого раза было всегда очень затруднительно. Нередко приходилось спускаться с горы назад в тупиковый межгаражный проезд и оттуда разгоняться уже по прямой. А бывало приходилось даже разворачиваться в этом тупике, чтобы выехать из оврага задним ходом. А вот на «восьмёрке» я теперь запросто с первого раза выскакиваю, совсем даже не разгоняясь, когда петляю между гаражами. А на подъём, где угол в сорок пять градусов, когда скользко на заднеприводном аппарате вообще соваться без толку, ну разве только если задним ходом. Рассказываю вот про прелести переднеприводной тачки, а сам вспомнил вдруг пару случаев, которые со мной произошли на моей «восьмёрке». Как то я по проспекту Энгельса выкатываюсь под горочку в гололёд без шипов на Предмостную площадь, смотрю, а справа по Сахновского на тормозах юзом медленно скользит мне наперерез легковушка. Не смог он перед перекрёстком остановиться, чтобы меня пропустить, и его по льду так по инерции и тянет прямо на мою полосу. Я тоже вначале тормознул, чувствую – та же фигня – иду юзом прямо в то место, где нам предстоит «поцеловаться». Всё, думаю, приехали. Но тут вдруг вспомнил я о прелестях переднего привода, о которых везде пишут. Отпустил я тормоза, руль чуток влево и газку плавно стал прибавлять. А она, «восьмёрочка», послушно так влево и пошла к трамвайным путям. Я на путя, и как трамвайчик по ним пошлёпал дальше на мост. А легковушка справа от меня, не доезжая чуток до трамвайных путей, наконец-таки остановилась. Переехал я мост, смотрю, а там на Рассветной в гору елозят и троллейбус, и куча легковушек с задним приводом. Расположились на дороге квадратно-гнездовым способом и шлифуют асфальт. Так я, воспользовавшись только что освоенной прелестью одновременного манипулирования рулём и педалью газа, между ними беспрепятственно, как тот слаломист, на Ленинградскую и выскочил. Но это всё прелести. А есть же ещё и гадости. А гадость со мной случилась на дороге к Кудряшовскому посту ГАИ. Как то с Николаем Тычковым поехали пост проверять. Едем, на дороге снежный накат, но обе полосы движения там, где движутся друг за другом два встречных потока транспорта, колёсами от снега очищены – своего рода две неглубокие асфальтированные колеи в снежном накате получились. Время позднее, транспорта мало. Ну, я чуток притопил, асфальт вроде ровный. Ан нет, вдруг перед мордой в свете фар неровная поверхность стыка в асфальте. Передок подбросило, нога на педали газа, руль от толчка в руках дрогнул – и опустились передние ведущие колёса не на асфальт, а на накат, причём чуток повёрнуты от прямолинейного направления, да ещё и с прогазовкой. Вот «восьмёрку» сразу мотануло на скользком накате, мы с Николой сразу и не поняли, что машина уже движется по другой, по встречной колее, причём не в сторону поста ГАИ, а в обратную сторону – в город. Развернуло нас мигом, мы даже не успели глазом моргнуть. Это хорошо, что навстречу никого не было, а то бы в бочину со стороны Николы кто-нибудь долбанул бы. Вот тебе и прелести. На заднеприводной в той ситуации такого бы и случиться не могло. Ну, покрутил бы автомобиль чуток задом после неожиданной встряски и всё. Так что, Никита, у тебя там, у «Боливара», сейчас передок включен, поэтому учитывай мой опыт «вальсирования» на льду.

Чёрная «кожа» дорожного асфальта искрила лучами солнца, отражаемыми от тонкой и прозрачной ледяной корочки гололедицы на поверхности дороги.

– Млин, зеркало, чесслово, – промолвил Георгий, глядючи вдаль на полотно дороги.

– Никит, посмотри в зеркала. Что там видно сзади? – улыбнувшись, обратился Авдеев к Юрлову. – «Боливаркино» шимми лёд там не покололо? Может хоть так дорожникам поможем, а то ведь у них, судя по всему, проблемы с песчано-соляной смесью, ведь ни грамма песку на дорожку не просыпали с тех пор, как похолодало. Посмотрите-ка, мужики, на обочины! Они ведь белые-белые, как платье невесты-девственницы. Вот бы сейчас ткнуть носом этих бездельников-дорожников. Вот прижучь их сейчас, так они, как пить дать, тут же бы начали обосновывать отсутствие песка на дороге ветром. Мол, ветер, подлец, песок с дороги сдувает. Кого сдувать-то, если песочком тут и не пахло, как и дорожниками.

Георгий в ответ ехидно ухмыльнулся, а Юрлов молчал, сосредоточенно вцепившись в трясущуюся в бешеном танце шимми баранку, лишь изредка «утвердительно» кивая своей головой, будто соглашаясь со всем происходящим.



И вдруг призывы Дмитрия к Никите учесть его опыт «вальсирования» автомобилем на скользкой дороге оказались пророческими.

Неожиданно впереди на дороге без каких-либо заранее предупреждающих об опасности дорожных знаков возник настоящий трамплин-разлом дорожного покрытия. Никита резко «ударил» по тормозам. «Боливар» пошёл юзом на заблокированных колёсах, чуть повернув «нос» в правую сторону от направления своего движения. Затем он влетел своими левыми колёсами на этот неизвестно откуда взявшийся на дороге покрытый льдом трамплин, подскочил на нём и, с грохотом опустившись за ним на дорожное покрытие, продолжил движение по ледяной дороге юзом. Причём уже не прямолинейно, а прямолинейно-вращательно, поскольку получил при взаимодействии с трамплином в дополнение к действующей силе прямолинейного движения ещё и вращательную силу, заставившую УАЗик вращаться на льду вокруг своей вертикальной оси по часовой стрелке.

Никита при ударе УАЗика о препятствие инстинктивно сбросил ноги с педалей управления. Двигатель автомобиля тут же потух, прекратился и шимми. УАЗик после прыжка скользил в тишине вперёд по ледяному покрытию дороги со скоростью километров в 70 в час и одновременно «кружился в вальсе», выписывая медленные круговые пируэты. Дорога к великому счастью для всех была впереди пустынна и, насколько возможно было её увидеть вперёд из крутящегося вокруг своей оси автомобиля, не имела каких-либо поворотов. В наступившей в салоне тишине был слышан лишь шелест скользивших по ледяному дорожному покрытию шипованных шин. УАЗик быстро скользил по центру дороги, однако скорость его всё же понемногу падала. Но дорога впереди стала плавно поворачивать вправо.

– Щас п<***>анёмся! – крепко удерживая руль в руках, очередной раз «кивнув» головой, констатировал Никита.

– Не с<*>ы, директор! – в ответ успокоил его Георгий, уцепившись за скобу на передней панели УАЗика.

Лишь Дмитрий, крепко ухватившись обеими руками за спинки передних сидений, со строгим выражением лица, на этот раз молча, напряжённо созерцал за происходящим.

Дорога начала поворачивать, «Боливар» стал постепенно перемещаться от оси дороги влево и вскоре на довольно приличной скорости левым боком выскочил на заснеженную обочину. «Схватив» все неровности обочины, он юзом прогрохотал до края обочины, преодолел и эту границу, и, скользя, устремился вниз по невысокой насыпи, где, в конце концов, упёрся левыми колёсами в какое-то земляное препятствие. Инерция движения попыталась заставить автомобиль двигаться дальше, но левые колёса крепко упёрлись во встреченное препятствие, корпус УАЗика качнулся вперёд, правые колёса оторвались от земли. Но центр тяжести, к счастью для наших путешественников, не смог пересечь линию упёршихся в землю левых колёс, и «Боливар», погасив инерцию движения, с грохотом опустил свои правые колеса на землю.

– Это мы здорово притулились! – обращаясь сам к себе, через минуту молчания промолвил Никита.

Заведя двигатель и включив рычагом переключения скоростей первую передачу, он ударил Георгия по рукам, которыми тот крепко вцепился в рычаг ручного тормоза, сильно «газонул», спустил со стопора рычаг ручника и заставил УАЗика «выпрыгнуть» подобно козлику с откоса насыпи на обочину. Там, заглушив двигатель, Никита первым вылез из машины. Георгий и Дмитрий тут же последовали его примеру.

Шумно вдохнув свежего морозного воздуха, глядя ввысь в сторону ярко светящего диска солнца, Дмитрий произнёс:
– Хорошо, что навстречу не было таких же сумасшедших, как мы. А то бы «...наутро там нашли три трупа ментов, разорванных до пупа, Никита Юрлов, без яиц, в руках с баранкою без спиц...»



Звенящую тишину разрезал громкий и нервный хохот трёх мужских глоток.




май 2016 г.