Под солнцем ельского Отрывок из романа

 
 «П О Д   С О Л Н Ц Е М"   Е Л Ь С К О Г О

 Часть четвёртая "Васанские пилигримы", глава девятая

   1.

«Не оскудеет рука дающего!»- многозначительно повторял Лев Львович, объясняя запоздавшим  сановникам, не перестававшим удивляться, своё кредо: в день рождения не только принимать подарки, но и дарить их другим.

        Юбилейный вечер господина Ельского был в самом разгаре, когда его ведущие объявили о новых конкурсантах, претендующих на главный приз именинника исполнением песни иеромонаха Романа «Камни святых алтарей». Открытая площадка ресторана «Под солнцем» взорвалась от аплодисментов, едва на её подвижной сцене из густого тумана, как из облака, появился новый гость, произнёсший интригующе-приглушённо:
-Суета сует!.. Это сказал я, Екклезиаст!

    За его спиной вспыхнул мощный монитор. На телеэкране появились четыре монаха с гитарами, в надвинутых низко на глаза капюшонах. Эту четвёрку приветственным свистом  и улюлюканьем встретила молодёжь внизу, на Набережной, собравшаяся бесплатно поглазеть концерт местных и заезжих звёзд. Аплодисменты и свист оборвались, едва монахи тронули струны гитар и запели:

-Земля от света повернёт во тьму,
 И ветер северный меняется на южный.
 Я ничего с собою не возьму,
 И потому мне ничего не нужно…

    Когда обрывался очередной куплет песни, с художественным словом к гостям обращался старец Екклизиаст:
-Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит  и род приходит, а земля обрывается во веки. Идёт ветер к югу, и переходит к северу, кружится… и возвращается на круги своя. Это говорю вам я, Екклизиаст! Я был царём над Израилем! Видел все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё – суета и томление духа-а-а!

    Подъёмник взметнул Екклизиаста высоко вверх, в чёрную бездну неба. Последние слова он прокричал сверху вниз, перегнувшись через перила подъёмной сцены, освещённый яркими перекрёстными прожекторами.  На мониторе вновь задвигались монахи:
-Что было прежде, будет и потом,
 Что было сотворённым – сотворится.
 Сегодня смех, веселья полон дом,
 А завтра всплачет тот, кто веселится.

    Екклизиаст стремительно спустился вниз, подъёмник заметался по сцене, и старец пророчествовал направо и налево, щедро делясь истиною с гостями:
-Бог даёт человеку богатство, имущество и славу, и нет для души его недостатка ни в чём, чего бы он ни пожелал! Но не даёт ему Бог пользоваться этим, а пользуется тем другой человек: это суета и тяжкий недуг! Все труды человека для рта, а душа его не насыщается. Человек не может примириться с тем, кто сильнее его. И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?

    Екклизиаст поднял голову и посмотрел вверх, ища на чёрном небе солнце. Прожектора метнулись вверх, бороздя звёздную мглу, а Екклизиаст растаял в густом молочном тумане. С монитора вещали монахи:
-Безумию под солнцем нет конца.
  И мир на Бога возвеличил слово.
  Восстала тварь на своего Творца,
  И это тоже на земле не ново.

   Запись видеокассеты была сделана любителем. Ельский это определил сразу.  «Монахи» играли на один лад – боем. Значит, не профессионалы. Однако голоса были «поставлены»: пели чисто. Не только Ельский, все присутствующие слова Екклизиаста и монахов «под солнцем» понимали как название ресторана. Кто-то ликовал, слыша эти слова, не вникая в смысл произносимого художественного слова и песни, а кто-то, как Ельский и его приближённые, ждали развязки, слушая монахов:
-Нечестию живущих нет границ,
 И люди жить и  умирать устали.
 О, семя любодеев и блудниц,
 Когда б вы знали, на кого восстали!

   На сцене в лучах прожекторов из тумана возродился, как птица Феникс из пепла, Екклизиаст. Подъёмник понёс его к столикам, скользя в клубах густого тумана, как ладья по волнам моря, и затормозил возле учредителей праздника, бросив Екклизиаста на них, как на амбразуру. Ельский разглядел старца: седые густые волосы украшали не только его голову, они обрамляли всё лицо, росли даже на щеках.
    Екклизиаст бросил гневные и насмешливые слова в лицо Ельскому:
-Обратился я сердцем моим к тому, чтобы изыскать мудрость и разум, познать нечестие глупости и безумия,- и нашёл я, что горче смерти  ж е н щ и н а, потому что она сеть, и сердце её – силки, руки её – оковы. Добрый пред Богом спасётся от неё, а грешник уловлен будет ею. Вот это нашёл я, Екклизиаст!

    Старец расхохотался в лицо имениннику и поплыл в небо, провозглашая последнюю свою истину:
-Человек не властен над духом, и нет власти у него над днём смерти! Делай то, что по силам тебе, потому что в могиле, куда ты уйдёшь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости!
    Отдельные слова и фразы Екклизиаста казались Ельскому пророческими. Старец будто подслушал на досуге его мысли и сейчас обнародовал их. Где-то на пятиметровой высоте старец и подъёмник замерли вместе, словно бы жизнь покинула обоих, будто бы оба были обесточены. Зато вновь ожили четыре монаха на экране монитора:
-Не возноситесь, Судия воздаст,
 И это будет бедствие из бедствий.
 Святы твои слова Екклизиаст:
 «Всё, что без Бога – суета суетствий!»

     Публика требовала первую премию присудить Екклизиасту. Это обрадовало Ельского. Хотя не все подарки были ещё «вручены» имениннику, хотя до окончания торжеств оставалось ещё немало времени, Лев Львович согласился  главный приз отдать таинственному старцу. Он привык врагов и недругов знать в лицо и вовремя защёлкивать наручники.
   Под шумную овацию Ельский вышел на сцену, показал всем в вытянутой руке ключи от машины. Подъёмник медленно начал спускаться.
- Ну, давай, давай скорее! – думал про себя Лев Львович. Ему казалось, что тот ползёт, как божья коровка.- Ведь ты же умеешь и летать! – торопил он мысленно металлическую машину.

    Ельский сам прыгнул к старцу на помост, едва подъёмник коснулся сцены, протянул к нему руку с ключами от «Жигулей» и в тот момент, когда Екклизиаст взял брелок, защёлкнул на его запястье наручник.  Так они и приветствовали публику вдвоём, рука в руке – в наручниках! А монахи с монитора предсказывали:
-Но верю я, что Истина Сама
 Во век восторжествует над землёю.
 И будет свет, и посрамится тьма,
 И сокрушится всяк, творящий злое!
-Ну, милый мой Екклизиаст, давай знакомиться! – и Ельский сдёрнул со старика седой парик.

    Вместе с париком слетела прикреплённая к нему накидка, и пред Ельским и всей умолкнувшей на миг толпой предстал радиоуправляемый скелет, кости которого, укреплённые на шарнирах, были подвижны. Зрелище оказалось страшным и смешным одновременно: скелет точно копировал удивлённую позу Ельского.
    Щёлкали фотоаппараты, продолжала работать видеокамера. Лев Львович и его приближённые восприняли это как вызов: рядом с «новым русским» стояла  смерть. Чья? Его? Может, это просто глупая шутка?
   Молодёжь на Набережной ликовала от восторга:
-К народу его! Пусть в народ идёт!

  Скелет, освобождённый от наручников, продвигался к «Жигулям», облепленный народом. Каждый хотел поздороваться с ним за руку. Смельчаки даже обнимались и целовались. Старший лейтенант  Кривозуб, чертыхаясь и ругаясь, с трудом протиснулся к опергруппе, дежурившей на Набережной, и приказал включить пеленгатор, чтобы определить лицо или точку, управляющие скелетом.
    Тот, кто «работал» с  Екклезиастом, тоже услышал приказ  Кривозуба.  «Старец» был брошен на произвол судьбы, застыв в комичной позе, пытаясь открыть ключом дверцу машины. Возбуждённая толпа юнцов на руках понесла скелет к морю. Дальнейшая судьба Старца его создателей, видимо, не интересовала. Свою задачу скелет выполнил.


  2.

 Праздничное настроение именинника было омрачено ложечкой дёгтя в бочке с мёдом. Найти Екклизиаста он поручил Малышу и Кривозубу, а Рейну приказал быть готовым к длительной командировке. Раздав задания, он отпустил всех до утра. Уходя с праздника, Андрей услышал, что его шеф интересуется женой и дочерью, и различил тихие слова ответа:
-Юлька вынимает занозы из пяток. Екатерина Львовна очнулась, но способность речи к ней не вернулась.

   Итак, Андрей имел срок до утра. До отъезда в длительную командировку он должен решить две задачи. Первая решалась им со дня приезда. На главный вопрос он так и не ответил, корень уравнения не нашёл. «Кто ты, Ельский?» - этот вопрос звучал так же таинственно и зловеще, если не более  чем месяц назад.

   Вторая задача – это Ксения. Рейну пришла в голову блестящая мысль: объединить две задачи в одну и решать её как систему уравнений. Эту подсказку непроизвольно подарил ему вчера вечером Кирилл во время разговора, когда с иронией сравнил себя, «тайного сотрудника детективного агентства», с молодым Ельским: тому тоже приходилось в юности много следить и шпионить. Его дед недавно проболтался невзначай, что молодой Ельский  ухаживал за Ниной Николаевной, а Екатерина Львовна долго считалась  невестой Фёдорова, и что злые языки судачили, будто вражда Ельского и Федорова – это нерешённый спор за Юлькино отцовство. Андрей пришёл к выводу, что Ельский знает многое, если не всё. Это единственный человек, который ответит на все вопросы и представит доказательства. Учитывая, что у Ельского всё схвачено и что личная вражда его с  начальником полиции длится почти два десятилетия, то на Фёдорова должен быть собран компроматериал по годам, месяцам, неделям, часам и минутам. Ельский должен знать, чья дочь Ксения и кто её настоящий отец: Фёдоров или Рейн.

    Обо всём этом рассуждал Андрей, подходя к зданию «Инвестбанка», не скрывая ни от кого цели своего маршрута. В любом случае, думал он, дежурный охранник запишет время его ночного визита и доложит управляющему. А у Андрея могли остаться  нерешённые дела, порученные шефом, которые необходимо привести в порядок до отъезда в длительную командировку.
   Андрей прошёл в компьютерный зал, оставив дверь открытой настежь, чтобы услышать приближение ночных гостей, если таковые объявятся. Личный компьютер шефа он знал уже хорошо. Право работать на нём  имел только Геннадий, один из охраны Ельского, объявившийся в его свите месяца два назад. Его предшественник неожиданно для всех уволился  и будто бы уехал.

   Рейн тайком от всех уже провёл за этим компьютером несколько часов. Работал поздно вечером или рано утром. Он умел включать его память, нашёл основные разделы и коды, выводившие его на телохранителей, семью, бизнес, но каждый раз машина замирала и  требовала пароль, а найти его Андрей не мог. Сегодня он понял свою ошибку. Искать пароль надо не среди вариантов женских имён, производных от  «Екатерина» или «Юлия», и даже не от слов, связанных с названием инвестиций. Искать надо среди мужских имён или прозвищ, коими господин Ельский величает себя или каковым считает, потому что он закоренелый эгоист, любящий себя чрезмерно. Это тиран, это злодей - циклоп,  это скорпион, пожирающий людей, как пауков в банке. Это царь, восседающий на троне, не желающий принимать даже челобитные от своих подданных, власть которого распространяется на запад и восток. Он видит себя султаном, шахом  и …

   Увлёкшийся работой на компьютере  Андрей вдруг остановился, руки его замерли над клавиатурой. В электронной машине на слово «шах» пошёл сигнал, она ждала продолжения, а в его мозговой подкорке включился тормоз. Слово «шах» вызвало в памяти ассоциации с английским акционерным банком в Иране, основанным в конце девятнадцатого века и в середине двадцатого реорганизованного в «Британский банк Среднего Востока». Его называли ещё шахиншахским банком, от персидского слова «шахиншах» - титула правителей Ирана, в буквенном переводе означавшего «царь царей». Неужели Ельский мнит о себе так высоко?! А может, он связан как-то с банками Востока? Андрей, продолжая ещё обдумывать эту мысль, быстро, по инерции набрал на клавиатуре слово «шахиншах» и не поверил своим глазам: компьютер готов был к сотрудничеству, электронная машина ждала его вопросы как джин из волшебной лампы.

   Рейн почувствовал облегчение и усталость одновременно, будто достиг горной вершины  без страховки и единого привала, откинулся на спинку стула и … встретился взглядом с Ельским Львом Львовичем, который молча уже долгое время наблюдал за выражением лица Андрея, фиксируя всё: от недовольства собой до восторга победы.
-Должен признаться, я тебя недооценил,- уважительно произнёс Лев Львович.- Ты умнее своего отца. Ты умнее, чем я думал. Это к лучшему. Не люблю глупых. Мне неинтересно играть с ними в шахматы. А с тобой мы сыграем. Сегодня же. Если ты выиграешь,- он усмехнулся,-  я позволю тебе вновь сесть за мой компьютер. А сейчас нам некогда. Изменились обстоятельства. Мы выезжаем срочно. Я пришёл за тобой.

   И позади Ельского выросли два  вооружённых телохранителя.
-Лев Львович, можно один вопрос?
-Ответ на который ты искал  в моём компьютере и поэтому взломал его? – вновь усмехнулся Ельский.
-У меня есть сестра?
-Конечно. Ты мог поинтересоваться об этом и в приватной беседе.
-Она жива?
-Пока – да.
-Как её зовут?
-Я как раз и хочу представить вас друг другу. Поехали.