Кукла

Был праздник. Множество цветных тканых лент, столов с едой, веселящихся взрослых, живая природа, сочная трава, изогнутая и широкая река и свежий воздух. Все вокруг были радостны, шутили между собой, девушки порой напевали. Где-то там, вдалеке.

И стояла чуть поодаль от нас волшебная лавка, вся блестящая, в геральдике, металлических узорах и украшенная красно-коричневым деревом. Не отшиб, до которого идти, спотыкаясь о коренья и высокие полевые стебли, но и не центр внимания, окружённый хороводами и яствами. Просто где-то рядом, там, где потише. И центром внимания она всё же являлась — меня и моей сестры. Порой и другие дети присоединялись к нам. Это была занимательная штуковина, нужно сказать.

Словами орошаемая лавка взращивала изобильный урожай как обычных вещей — бакалея, платки, колечки, — так и любопытных механических, заводных игрушек, которые умели ходить, плясать, разговаривать. Там же были и аппараты, похожие на пружинные компьютеры с экранами из ламп. Будто искусство Бэббиджа не осталось незамеченным.

И сама девушка, которая стояла в этой лавке, находясь в облеплении сотен висящих игрушек, завитушек и тусклых светил, была механической. Но она больше всех из них казалась наполненной жизнью. Дёргаешь ниточку — та перестаёт быть ничего не выражающей эмоционально вещью, как бы оживает и с загадочно-ласковым, таинственно-добрым взглядом задаёт тебе маленькую головоломку. Отгадаешь верно — аппарат щёлкнет и выдаст нечто, что прикатится в ваши ладоши. Содержание этого чего-то зависело от сложности загадки. Всё начиналось с овощей, продолжалось фруктами, после — марионетками, куклами. Что дальше, мы не имели понятия, но очень-очень хотели узнать. Моя маленькая сестрёнка выиграла принцессу с ключиком. А я помню, как я, счастливый, бежал в первый раз ко взрослым с полученной морковью.

Но однажды меня позвали. Уже развевался лёгким знаменем вечер, и всё продолжалось, но было куда тише. Искали меня достаточно срочно, и поэтому я покинул сестру, которая не переставала играть с этой лавкой. Да всё же она, металлическая, и мне чуток поднадоела за день. Не так чтобы, но я никак не мог выяснить ответ на несколько разных загадок, а плоды — я успел охладеть к ним. И пока меня не было, дева из стали ожила уже действительно. Никто за нитку не касался.

Маленькая девочка с широко раскрытыми глазами что-то слушала, затем робот вышла из лавки, сняла с неё всю одежду, распустила волосы, и после надела — но уже некий просторный, белый сарафан без пояса и с объёмными, но короткими рукавами. Кто-то краем уха слышал, что некто говорил ей о смерти, а сестра тихо отвечала ей, но тот был слишком занят, чтобы оглянуться и посмотреть. А дальше они пошли на реку.

Когда я обернулся, никого не было. Лавка — пуста. И везде — предметы её одежды. Я увидел следы и бросился по ним, но они устремлялись прямо во дно.

Взрослые меня тогда очень сильно отругали. Я ходил и горел. Естественно, праздник закончился.

Прошло где-то двенадцать лет. Или двадцать. Это совсем не важно. Я был уже взрослым. И как все взрослые, уснул от усталости, будучи ответственным за что-либо.

Та же поляна. Та же трава. Пустые столы и катящиеся по земле простыни. Некоторые были распростёрты и не шевелились, некоторые — зацепились за ветви кустов. И та самая лавка. Я подхожу к ней и вижу её. То, что она поведала мне, было очень...

Она меня переодела и повела к реке.