Р. Чандлер. Женщина в озере. Крутой детектив

               
         Рэймонд Чандлер

         ЖЕНЩИНА В ОЗЕРЕ

                1.
         Здание "Трелор Хаус"стояло на Олив-стрит неподалеку от Шестой авеню в Западном районе. Впрочем, оно до сих пор там стоит. Тротуар перед ним когда-то выложили черными и белыми плитками из плотной резины. Сейчас все их по указанию муниципалитета выворачивали, и неприятный на вид мужчина с бледным лицом, какие обычно характерны для людей на должности управляющего, следил за работами так, будто представшая перед его глазами картина ранила ему сердце.
Я прошел мимо пестрых витрин магазинов и оказался в огромном черно-золотом фойе. Компания «Гиллерлейн» находилась на седьмом этаже за крутящимися дверями из двойного стекла с металлической окантовкой. Пол приемной устилал китайский ковер. Стены были окрашены в серебристый цвет. Здесь стояла угловатая, но тщательно продуманная по конструкции мебель. На подставках ярко блестели абстрактные скульптуры. В углу виднелась трехгранная витрина. Многоярусные стеклянные полочки содержали, казалось, все виды пузырьков и коробочек, которые человечеству удалось изобрести за всю свою историю. Здесь были кремы, пудра, мыло, туалетная вода на каждый сезон и на каждый торжественный случай. Флаконы с духами выглядели воздушными, готовыми разбиться при малейшем дуновении ветерка. Пузатые бутылочки, перевязанные атласными ленточками, были похожи на маленьких девочек в танцевальном классе. Особое внимание привлекала небольшая простенькая емкость янтарного цвета с загадочной жидкостью внутри. Она стояла на уровне глаз в самом центре этого буйства парфюмерии. Вокруг нее оставалось свободное пространство, а на приклеенном к боку ярлычке виднелась надпись «Гиллерлейн-Регаль». Шампанское от парфюмерии». Определенно, это был предмет высшего женского вожделения. Одна капля такого аромата на вашу стройную шейку, и чудесные розовые жемчуга падут на вас, подобно летнему дождю.
         Миниатюрная симпатичная блондинка притаилась в дальнему углу возле коммутатора. Ее рабочее место было отделено перилами, видимо, оберегавшими красотку от домогательств посетителей. За широким столом напротив дверей сидела высокая стройная темноволосая прелесть, чье имя, согласно стоящей возле нее табличке, звучало как мисс Адриенн Фромсетт. Одета она была в строгий серый костюм. Под жакетом виднелась темно-синяя блузка и светлый мужского покроя галстук. Краешек выглядывавшего из нагрудного кармана носового платка выглядел настолько острым, что им можно было бы нарезать хлеб. Тонкий браслет на запястье являлся единственным ювелирным украшением. Тщательно расчесанные на прямой пробор темные волосы свободными волнами падали на плечи. У женщины была гладкая кожа цвета слоновой кости, немного суровые брови и огромные холодные темные глаза, которые, судя по всему, в определенное время в определенном месте могли немного и потеплеть.
Я достал свою визитную карточку (ту, которая без крошечного пистолетика в уголке), положил ее на стол и спросил, не примет ли меня мистер Деррис Кингсли. Женщина взглянула на карточку.
         - Вам назначено?
         - Нет.
         - С мистером Кингсли трудно встретиться без предварительной договоренности.
         С этим я поспорить не мог.
         - Какого рода ваше дело, мистер Марлоу?
         - Личного.
         - Понятно. Мистер Кингсли знает вас, мистер Марлоу?
         - Не думаю. Возможно, он слышал обо мне. Скажите ему, что я от лейтенанта Мак-Ги.
         - А вы уверены, что мистер Кингсли знаком с лейтенантом Мак-Ги?
         Женщина положила мою карточку рядом со стопкой свежеотпечатанных бланков, откинулась на спинку кресла и слегка постучала по полированной поверхности стола золотым карандашиком.
         Я мило улыбнулся. Маленькая блондинка выставила из-за коммутатора похожее на раковину ушко и засмеялась тихим пушистым смешком. Она казалась пылкой и игривой, но чувствовалась в ней какая-то неуверенность, как у новорожденного котенка в доме, где хозяевам совершенно наплевать на кошек.
         - Надеюсь, да, - ответил я. - Но лучше все-таки сначала уточнить у него.
         Темноволосая прелесть зарегистрировала три письма, явно сдерживаясь, чтобы не швырнуть в меня свой карандашик. Наконец, не поднимая глаз, она произнесла:
         - Мистер Кингсли на совещании. Я передам ему вашу карточку позже.
         Я поблагодарил ее, отошел от стола и сел в кожаное кресло с хромированными ножками. Оно оказалось гораздо удобнее, чем обещал его внешний вид. Время шло. На сцене воцарилось молчание. Никто не входил и не выходил. Элегантная рука мисс Фромсетт с карандашиком скользила по бумагам. Из-за коммутатора время от времени доносился писк белокурого котенка и негромкое щелканье штекеров. Я закурил сигарету и передвинул табличку с надписью "Не курить" за кресло. Минуты на цыпочках крались одна за другой, приложив пальцы к губам. Я оглядел комнату. Ничего особо примечательного в ее обстановке не было. Можно по памяти назвать еще миллион подобных приемных. Может, здесь гребли деньги лопатами, а может, в кабинете хозяина около сейфа сейчас уже сидел судебный пристав.
         Спустя полчаса и три или четыре сигареты дверь рядом со столом мисс Фромсетт распахнулась, и в приемную друг за другом вошли двое улыбающихся мужчин. Третий придержал для них дверь и тоже ответил им улыбкой. Они сердечно пожали руки, и первые двое, неслышно ступая по ковру, покинули приемную. Оставшийся мужчина стер с лица улыбку и стал выглядеть так, будто вообще никогда в жизни не улыбался. Он напоминал высокую ворону в сером костюме. Похоже, ему очень не нравилось когда его беспокоили по пустякам.
         - Кто-нибудь звонил? – спросил мужчина голосом большого начальника.
         - Мистер Марлоу хочет поговорить с вами, - мягко произнесла в ответ мисс Фромсетт. – Он от лейтенанта Мак-Ги. По личному делу.
         - Никогда не слышал о таком, - прокаркала ворона, взяла мою визитную карточку и вернулась в свой кабинет, даже не взглянув на меня. Дверь закрылась, и пневматический доводчик на ней издал звук, похожий на вздох облегчения. Мисс Фромсетт одарила меня любезной сочувствующей улыбкой, и я ответил ей отвратительным злобным взглядом. Пока еще несколько минут проковыляли мимо, я скушал очередную сигарету. Постепенно во мне стала зарождаться все более нежная любовь к компании «Гиллерлейн».
         Четверть часа спустя дверь кабинета снова открылась. Босс вышел оттуда в шляпе, с издевкой в голосе заявил о своем намерении посетить парикмахерскую, затем размашистой спортивной походкой прошел по китайскому ковру ровно половину расстояния до выхода, но вдруг резко развернулся и приблизился ко мне.
         - Вы хотите поговорить со мной? – прорычал он.
         В боссе было около шести футов росту. В серых глазах виднелись искорки холодного огонька. Он заполнял собой большого размера костюм из серой фланели в узкую белую полоску. Причем, заполнял довольно элегантно. Весь его вид свидетельствовал о том, что с ним было трудно поладить.
         Я поднялся.
         - Если вы мистер Деррис Кингсли.
         - А кто же, черт побери, я, по-вашему?
         Я позволил боссу заглотить наживку и протянул ему еще одну визитную карточку. На этот раз с обозначающим мою специализацию значком в уголке. Он схватил ее в лапы, нахмурился и раздраженно спросил:
         - Кто такой Мак-Ги?
         - Просто знакомый парень.
         - Я очарован, - произнес босс, оглянувшись на мисс Фромсетт.
         Ей нравилось… ей очень нравилось происходящее.
         - Что вы еще можете сообщить о нем?
         - А, его часто называют Фиалка Мак-Ги, - ответил я. – Он все время жует пастилки, пахнущие этим чудесным цветком. Это крупный мужичина с мягкими седоватыми волосами и красивым маленьким ртом, словно специально предназначенным, чтобы целовать девочек. Когда я видел его последний раз, он был одет в изящный голубой костюм. На нем были широкие коричневые туфли и серая шляпа. И еще он курил коротенькую трубку с опиумом.
         - Мне не нравятся ваши манеры, - проговорил Кингсли голосом, которым можно было бы расколоть бразильский орех.
         - Ну и прекрасно, - ответил я. – Продавать их не намерен.
         Босс попятился, словно я сунул ему под нос макрель недельной давности, затем повернулся и пробормотал через плечо:
         - Даю вам ровно три минуты. Бог знает, почему…
         Стремительно пройдя мимо стола мисс Фромсетт обратно к двери своего кабинета с таким видом, что, казалось, ковер под ним задымился, Кингсли рванул ручку, и крутанувшаяся на петлях деревянная панель едва не ударила мне в лицо. Мисс Фромсетт это тоже понравилось. Только сейчас, похоже, в глубине ее глаз мелькнула лукавая усмешка.

                2.
         Кабинет оказался точно таким, каким обычно бывают все кабинеты – длинный, затемненный, безмолвный, с кондиционированным воздухом. Окна были закрыты наглухо. Прикрытые наполовину жалюзи слегка сдерживали рвущийся с улицы ослепительный блеск июньского дня. Серые шторы эффектно гармонировали с таким же серым ковром на полу. В углу стоял огромный черный с серебристой отделкой сейф и небольшой ряд металлических шкафчиков, изготовленных в том же стиле. На стене висела фотография престарелого ворона с резным клювом, бакенбардами и широким воротником. Его выступающий кадык казался тяжелее, чем подбородок у большинства людей. Табличка под снимком гласила: Мэтью Гиллерлейн. 1860-1934.
         Деррис Кингсли торжественно промаршировал к восьмисотдолларовому столу и опустил свой зад в высокое кожаное кресло. Из коробочки красного дерева, украшенной медными завитушками, он достал себе сигару, обрезал ее и прикурил от массивной настольной зажигалки. Ему было важно только собственное время и абсолютно безразлично мое. Окончив манипуляции с сигарой, Кингсли откинулся на спинку кресла, выпустил изо рта немного дыма и сказал:
         - Я бизнесмен, и мне некогда валять дурака. Судя по вашей карточке, вы частный детектив. Покажите что-нибудь, подтверждающее это официально.
         Я достал бумажник и протянул Кингсли документы. Он взглянул на них и бросил  через стол обратно. Целлулоидный чехольчик для документов с моей лицензией внутри при этом упал на пол. Босс не стал утруждать себя извинениями.
         - Я не знаю Мак-Ги, - произнес он. – Мне знаком шериф Петерсен. Я действительно просил подыскать надежного человека для кое-какой работы. Полагаю, вы и есть этот человек.
         - Мак-Ги работает в голливудском отделении, - пояснил я. – Можете проверить.
         - Нет необходимости. Думаю, вы могли бы, но вам нет смысла меня дурачить. И запомните: когда я кого-то нанимаю, он становится моим человеком, делает все точно по моим распоряжениям и держит язык за зубами. В противном случае моментальное увольнение. Ясно? Полагаю, я не слишком сложный клиент для вас?
         - Почему бы пока не оставить этот вопрос открытым? – ответил я.
         Кингсли нахмурился, затем коротко спросил:
         - Ваша цена?
         - Двадцать пять в день и издержки. Восемь центов за милю на моей машине.
         - Абсурд. Слишком дорого. Пятнадцать в день мое последнее слово. Этого вполне достаточно. Бензин я оплачу, поскольку дело потребует разъездов. Только никаких увеселительных прогулок.
         Я выдохнул маленькое серое облачко табачного дыма, разогнал его рукой и промолчал. Кингсли этому немного удивился. Он облокотился на стол и ткнул сигарой в моем направлении.
         - Я вас еще не нанял, но если сделаю это, суть порученной вам работы должна храниться в строжайшем секрете. Ни слова вашим друзьям в полиции. Поняли?
         - Так какого рода дело, мистер Кингсли?
         - Какая вам разница? Вы же принимаетесь за любую следственную работу, не так ли?
         - Не совсем. Предпочитаю только законную.
         Крепко сжав челюсти, Кингсли посмотрел на меня. Его глаза стали непроницаемыми.
         - И еще я не берусь за дела, связанные с разводами. Слишком сложно хранить их в тайне от посторонних.
         - Ладно, ладно, - произнес босс вдруг потеплевшим тоном. – Хорошо…
         - А что касается того, сложный вы для меня клиент или нет, - продолжил я, - то большинство заказчиков начинает с плача в мою жилетку или же криков с целью показать, кто здесь босс. Обычно к концу дела к ним возвращается здравомыслие… если, конечно, они остаются к тому моменту живыми.
         - Ладно, ладно, - повторил Кингсли все таким же мягким тоном и, взглянув мне прямо в глаза, спросил:
         - И как много вы их теряете?
         - Не очень много, если они правильно ведут себя со мной, - ответил я.
         - Берите сигару.
         Я взял одну и положил в карман.
         - Мне нужно, чтобы вы нашли мою жену, - сказал Кингсли.- Она исчезла месяц назад.
         - Хорошо, я найду вашу жену.
         Постучав ладонями о стол, босс пристально посмотрел на меня.
         - Почти уверен, что вы справитесь, - произнес он и усмехнулся. -  Да, года четыре меня так никто не осаживал.
         Я ничего не ответил.
         - Черт побери! Мне нравится… мне так все это нравится!
         Кингсли провел рукой по своим густым темным волосам.
         - Она исчезла месяц назад из нашего домика в горах. Недалеко от Пума-Пойнт. Вы знаете Пума-Пойнт?
         Я сказал, что знаю Пума-Пойнт.
         - Наш участок милях в трех от поселка выше по шоссе. На берегу Озера Маленького фавна. Он принадлежит мне и двум другим хозяевам. Мы соорудили дамбу на случай большого паводка. Место по площади большое, но пока еще довольно дикое. Надеюсь, широкая публика еще долго о нем не узнает. У нас троих там небольшие домики. За всем приглядывает парень по имени Билл Чесс. Он живет там со своей женой в четвертом домике. Билл ветеран войны, получает пенсию по нетрудоспособности. Вот, пожалуй, и все. Жена уехала туда в середине мая и два раза возвращалась в город на уик-энды. Должна была быть двенадцатого июня на вечеринке, но почему-то не появилась. С тех пор я ее не видел.
         - Вы предпринимали что-нибудь? – поинтересовался я.
         -Нет. Ни-че-го. Я даже не ездил туда…
         Он замолчал в ожидании, когда я спрошу почему.
         - Почему? - послушно спросил я.
         Кингсли отодвинулся вместе с креслом назад, выдвинул ящик стола, достал аккуратно сложенный листок и бросил его мне. Я развернул бумагу и увидел, что это телеграмма. Она была отправлена из Эль-Пасо четырнадцатого июня в девять девятнадцать и адресована Деррису Кингсли, 945 Карсон Драйв, Беверли Хиллз.
         УЕЗЖАЮ МЕХИКО БЫСТРО ОФОРМИТЬ РАЗВОД ТЧК ВЫХОЖУ ЗАМУЖ КРИСА ТЧК ЖЕЛАЮ СЧАСТЬЯ ПРОЩАЙ КРИСТЕЛЬ.
         Я положил телеграмму на стол, а Кингсли протянул мне большой и очень четкий глянцевый снимок, на котором под зонтиком на пляже сидели мужчина и женщина. Он в спортивных трусах, а она в довольно смелом купальнике. Это была изящная блондинка с чудными формами, молодая и улыбающаяся. Здоровый парень обладал могучими плечами и ногами, тщательно приглаженными волосами и белоснежными зубами. Стандартный шестифутовый тип разрушителя семейных очагов: руки предназначены для объятий, интеллект на лице. Парень держал солнцезащитные очки и улыбался в камеру отработанной легкой улыбкой.
         - Это Кристель, - пояснил Кингсли, - и Крис Лэвери. Она может уйти к нему, он может подобрать ее, и черт с ними с обоими.
         Я положил снимок поверх телеграммы.
         - Ну, хорошо. Какие-нибудь зацепки?
         - В горах нет телефона, - ответил босс. – Не было ни одного важного дела, по которому жене требовалось бы вернуться в город. Вечеринка тоже большого значения не имела. Поэтому я и не задумывался, где Кристель, пока не получил эту телеграмму. Новость, в общем-то, меня не удивила. Несколько лет назад наши с женой пути разошлись. Она живет своей жизнью, я своей. У нее собственный счет, причем довольно солидный. Около двадцати тысяч годового дохода от сдаваемых в аренду  богатых нефтью земель в Техасе. Они принадлежат ее семье. Кристель развлекается в свое удовольствие, и я знаю, что Лэвери был одним из ее партнеров. Признаться, я несколько удивился решению жены выйти за него. Ведь это парень просто ничтожество, профессиональный охотник за бабами и их деньгами. Но тогда это выглядело правдоподобно, понимаете?
         - А что потом?
         - Ничего в течение двух недель. Наконец, мне позвонили из отеля «Прескотт» в Сан-Бернардино и сообщили, что зарегистрированный на имя Кристель Грейс Кингсли и на мой адрес «Паккард» стоит у них в гараже, и никто его не забирает. Они хотели узнать, что им делать с автомобилем. Я попросил присмотреть за ним и выслал чек за хранение. Тогда это тоже не вызвало у меня никаких подозрений. Я решил, что жена все еще за границей. А если они отправились в Мексику на машине, то, видимо, взяли автомобиль Лэвери. И вот позавчера я встретил парня перед входом в спортивный клуб неподалеку отсюда. Он заявил, будто не знает, где Кристель.
         Кингсли быстро взглянул на меня, затем потянулся к стоящим на столе бутылке и двум рюмкам. Наполнив рюмки, босс подтолкнул одну ко мне, а вторую поднял и стал рассматривать содержимое на свет.
         - Лэвери сказал, что никуда не уезжал, уже несколько месяцев не видел ее и с ней не разговаривал.
         - Вы поверили? – уточнил я.
         Босс кивнул, нахмурился, выпил свою рюмку и отставил ее в сторону. Я тоже пригубил напиток и обнаружил у себя во рту шотландский виски довольно приличного качества.
         - Если я поверил ему… - задумчиво проговорил Кингсли, - и, вероятно, допустил ошибку, то совсем не потому, что он относится к типу надежных людей. Совсем не поэтому. Лэвери - сукин сын, который получает удовольствие, совращая чужих жен, а потом хвастаясь этим направо и налево. Уверен, он бы с радостью сообщил мне, что моя жена сбежала с ним и оставила дурачка Кингсли с носом. Блудливых котов я вижу насквозь, а этого тем более. Лэвери тут одно время работал на нас и постоянно попадал в идиотские ситуации. Он просто не мог пропустить ни одной секретарши. Еще я вспомнил о телеграмме из Эль-Пасо и рассказал о ней Лэвери. Какой при этом был смысл ему врать?
         - Может, она бросила его по дороге, - предположил я, - и наступила тем самым на больную мозоль. Комплекс Казановы?
         Лицо Кингсли просветлело, но совсем немного. Он покачал головой.
         - Все-таки я верю Лэвери больше чем наполовину. Вы должны будете найти доказательства. Для этого мне и понадобилось нанять вас. Есть, правда, еще одна неприятная деталь. Я занимаю здесь хороший пост, очень дорожу им и не могу позволить себе оказаться замешанным в скандале. Арест Кристель полицией будет означать мое немедленное увольнение.
         - Арест?
         - Среди многих своих дурных привычек, - мрачно произнес босс, - моя жена еще иногда находит время стянуть что-нибудь в магазине. Мне кажется, это некая мания величия, возникающая, когда она слишком много выпьет. Но такое случается, и мы уже имели несколько пренеприятных сцен в кабинетах управляющих. До сих пор мне удавалось улаживать все миром, но если что-то подобное произойдет с Кристель в другом городе, где ее никто не знает… - он поднял руки и с глухим шлепком уронил их на стол. – Да, дело может закончиться тюрьмой, не так ли?
         - У вашей жены брали когда-нибудь отпечатки пальцев?
         - Нет, ее ни разу не задерживали.
         - Я не об этом. В некоторых крупных магазинах есть условие. Если вы оставляете свои отпечатки пальцев, все скандалы улаживаются без участия официальных лиц. Это отпугивает воришек-дилетантов и позволяет добавлять в список клептоманов в  ассоциации по их защите. Когда количество неприятных случаев достигает определенного числа, вас предупреждают.
         - Ничего подобного, насколько я знаю, не было, - ответил Кингсли.
         - Хорошо. Полагаю, версию кражи в магазине мы можем пока отбросить, - заметил я.- Если бы вашу жену арестовали, ее сразу бы обыскали. Даже назовись она для полицейского протокола Джейн Доу, к вам все равно обратились бы за объяснениями. К тому же оказавшись в серьезной переделке, Кристель Кингсли тут же начала бы громко взывать о помощи.
         Я постучал по бело-голубому бланку телеграммы.
         - Этой бумажке уже месяц. Скандал в магазине, которого вы опасаетесь, стал бы за это время известен. Если у вашей жены не было судимостей, ее просто предупредили и отпустили.
         Босс налил себе еще рюмку, чтобы снять нервное напряжение.
         - Вы меня успокоили, - произнес он.
         - Но с женой вашей много чего могло случиться, - продолжил я. – Она уехала с Лэвери, а по дороге произошла ссора. Или же она уехала с другим мужчиной, а телеграмма это элементарный обман. Она уехала одна или с женщиной. Она довела себя до ручки алкоголем и отправилась в какой-нибудь частный санаторий поправить здоровье. Она попала в переделку, о которой мы не знаем. Наконец, ее втянули во что-то совсем непотребное…
         - Боже мой. Не говорите так! – воскликнул Кингсли.
         - А почему нет? Вы должны понимать: пока у меня весьма туманное представление о миссис Кингсли. Она молодая, симпатичная, безрассудная и неуправляемая. Злоупотребляет алкоголем, выкидывая при этом разные неприятные штучки. К тому же ваша жена дойная корова для проходимцев. Она не прочь пофлиртовать с незнакомцем, который вполне может оказаться поддонком. Все верно?
         - Каждое слово, - кивнул босс.
         - Сколько у нее было с собой денег?
         - Она любила брать с собой много. У нее ведь свой счет в банке. Так что ей могли выдать любую сумму.
         - Дети?
         - Нет.
         - Вы участвовали в управлении ее делами?
         Кингсли покачал головой.
         - У нее нет никаких дел… Кроме депонирования чеков, снятия денег и бесконечных трат. Сама она не положила в банк и пяти центов. Но я никогда не пользовался средствами жены, если вы это имеете в виду.
         Босс помолчал, потом добавил:
         - Только не думайте, будто я не пытался вмешаться. Я нормальный человек, и мне совсем непросто было смотреть, как двадцать тысяч в год вылетают в трубу, не принося никакого дохода, кроме похмелья да мальчиков типа Криса Лэвери.
         - В каких вы отношениях с ее банком? Вам дадут информацию о чеках, выписанных ею за последние два месяца?
         - Нет. Я несколько раз обращался к ним с такими просьбами, когда мне казалось, что Кристель шантажировали. Но всякий раз передо мной возникала глыба льда.
         - Мы можем получить такую информацию, - сказал я. И возможно, нам придется сделать это. Тогда нужно будет объявить вашу жену в розыск. Вам такое предложение, конечно, не понравится?
         - Если бы оно мне нравилось, я бы не обратился к вам, – ответил Кингсли.
         Я кивнул, собрал скудные вещественные доказательства со стола и сунул их в карман.
         - Не удивлюсь, если дело окажется сложнее, чем кажется сейчас. Начну, пожалуй, с беседы с Лэвери. Затем отправлюсь к Озеру Маленького фавна и поспрашиваю там. Мне нужны адрес героя-любовника и записка для вашего сторожа.
         Босс достал из ящика стола бланк, что-то написал на нем и протянул его мне. Я прочитал: «Дорогой Билл, предъявитель этой записки мистер Марлоу хочет осмотреть мой домик и участок. Покажи ему все, пожалуйста. И помоги, если он о чем-то попросит. Привет. Деррис Кингсли.»
         Я сложил листок и спрятал его в конверт, на котором, пока я читал, босс уже черкнул адрес.
         - Как насчет остальных домов? – спросил я.
         - В этом году там никого нет. Один из моих приятелей на государственной службе в Вашингтоне, второй живет в Форт-Ливенуорте. Жены с ними.
         - Теперь адрес Лэвери, - напомнил я.
         Кингсли уставился в точку где-то чуть выше моей головы.
         - Бэй-Сити. Дом я бы нашел, но адреса не помню. Думаю, вам поможет мисс Фромсетт. Зачем понадобился адрес, ей знать не нужно. Впрочем, она, наверное, все равно догадается. Так выговорите, вам нужны сто долларов?
         - Да ладно, - рассмеялся я. – Я сказал это только потому, что вы поначалу уж слишком сильно пытались меня запугать.
         Кингсли усмехнулся. Я встал, пристально посмотрел на босса и, наконец, произнес:
         - Вы же ничего не утаили, не так ли? Чего-нибудь особенно важного?
         Босс посмотрел на свой большой палец.
         - Нет. Я ничего не утаил. Просто я волнуюсь, и мне нужно знать, куда она подевалась. Я чертовски волнуюсь. Если вам удастся хоть что-то разузнать, звоните в любое время дня и ночи.
         Я пообещал обязательно связаться с ним, пожал его руку и вышел в прохладную приемную, где по-прежнему за своим столом сидела элегантная мисс Фромсетт.
         - Мистер Кингсли полагает, что вы можете дать мне адрес Криса Лэвери, - сказал я, глядя ей прямо в лицо.
         Очень медленно она достала адресную книгу в коричневом кожаном переплете и стала листать страницы. Когда мисс Фромсетт заговорила, голос ее звучал глухо и холодно.
         - У нас есть адрес Шестьсот двадцать три, Альтаир-стрит, Бэй-Сити. Мистер Лэвери не работает у нас уже больше года. Возможно, он сменил квартиру.
         Я поблагодарил, направился к двери, но тут же оглянулся. Мисс Фромсетт сидела очень прямо, сложив руки на столе и глядя в пространство. На щеках горели розовые пятна. Взгляд бы отсутствующий и злой. Похоже, мистер Крис Лэвери вызвал у нее не самые приятные воспоминания.

                3.
         Альтаир-стрит тянулась вдоль v-образного глубокого каньона. На севере взгляду открывались мыс и холодный голубкой изгиб бухты Малибу. Южнее над шоссе, проходившего вдоль пляжей, находился городок Бэй-Сити.
         Кроткая улица то ли из трех, то ли из четырех кварталов заканчивалась огораживающей чьи-то обширные владения железной оградой. За золочеными остроконечными прутьями я разглядел деревья, заросли какого-то кустарника, часть стриженого газона и изгиб дорожки. Само жилище осталось вне моего поля зрения. По обе стороны улицы стояли довольно большие здания с красивой архитектурой, а на самом краешке каньона приютились несколько крошечных бунгало. Неподалеку от ограды разделенные мостовой почти друг напротив друга находились два дома. На меньшем из них висел номер 623. Я проехал мимо, развернулся на полукруглой площадке  в конце улицы, вернулся и припарковался перед местом обитания Криса Лэвери.
         Дом был приземистым. Фасад почти полностью скрывался за вьющимися зарослями дикого винограда. Парадная дверь располагалась ниже уровня мостовой. На плоской крыше были высажены декоративные растения в ящиках. Спальни, похоже, находились на нижнем этаже. Сбоку к дому был пристроен гараж. Малиновые цветы бугенвиля нежно шелестели перед фасадом. Дорожка, ведущая к входу, была выложена плоскими камнями, а по ее краям рос корейский мох. Узкую дверь украшал изящная решетка. Над ней неизвестный архитектор соорудил арочный свод. Под решеткой висел металлический молоток. Я постучал. Ответа не последовало. Тогда я нажал кнопку звонка возле двери и услышал внутри дома негромкую трель. Несколько секунд ожидания. Тишина. Я снова взялся за молоток. Эффект тот же. Свернув на боковую дорожку, я прошел к гаражу. Дверь его была приоткрыта, и за ней виднелся автомобиль с шинами из белой резины. Я вернулся к парадному входу.
         Изящный черный Кадиллак выехал из гаража напротив, подался немного назад, развернулся и медленно проследовал мимо дома Лэвери. Худой человек в темных очках с подозрением посмотрел на меня из-за руля, словно на болтающегося без дела бродягу. Я ответил ему стальным взглядом, и он укатил прочь.
         Я опять подошел к двери с решеткой и постучал по ней молотком. На этот раз мои действия принесли результат. Приоткрылось смотровое окошечко, и через ячейки решетки я увидел два ярких глаза.
         - Какого черта  вы тут грохочите? – послышался мужской голос.
         - Мистер Лэвери?
         Парень признал себя мистером Лэвери и спросил, что из этого следует. Я протянул сквозь решетку свою визитную карточку. Большая загорелая рука высунулась и взяла ее. Затем в окошке снова появились два карих глаза, а недовольный голос произнес:
         - Очень жаль, но сегодня мне никакие детективы не нужны.
         - Я работаю на Дерриса Кингсли.
         - Ну и черт с вами обоими, - проворчал парень и захлопнул смотровое окошко.
         Я нажал кнопку звонка, достал свободной рукой сигарету и только успел чиркнуть спичкой о притолоку двери, как она резко распахнулась. На пороге вырос массивный молодой человек в плавках, пляжных сандалиях и расстегнуто белом купальном халате. Я убрал руку с кнопки и улыбнулся ему.
         - Что случилось? Испугались?
         - Позвони еще раз, - посоветовал он, - и я выкину тебя на улицу!
         - Не будьте ребенком, - сказал я. – Вы прекрасно знаете, что я пришел поговорить с вами, и вы заинтересованы в этой беседе не меньше моего.
         Достав из кармана бело-голубую телеграмму, я развернул ее перед глазами карими парня. Он угрюмо прочитал текст, покусал губы и прорычал:
         - Господи! Ладно, входите уже…
         Хозяин дома открыл дверь пошире, и я прошел мимо него в темную уютную комнату с дорогим абрикосового цвета китайским ковром, глубокими креслами и несколькими торшерами с похожими на барабанчики абажурами. Также здесь стоял очень широкий диван, обитый рыжей с темно-коричневыми пятнами тканью. В углу находился камин с бронзовой решеткой и полкой из светлого дерева. Топку закрывал экран и большая цветущая ветка манзаниты. Правда, цветы на ней уже немного пожелтели, но все еще выглядели довольно свежими. На низком столике орехового дерева со стеклянной крышкой стояли бутылка шотландского виски "Vat 69", несколько рюмок и медная корзинка для льда.
Комната занимала весь этаж. В дальнем ее конце были видны три узких окна и верхняя часть перил спускающейся вниз лестницы.
         Лэвери захлопнул дверь и сел на диван. Он достал из инкрустированной серебряной шкатулки сигарету, зажег ее и раздраженно уставился на меня. Я сел напротив и в свою очередь уставился на него. Парень в жизни оказался точно таким же, как на фотоснимке: могучий торс, мощные бедра. Его глаза имели каштановый оттенок, а белки были слегка сероватыми. Длинные волосы немного вились на висках. Загорелое тело не носило никаких следов излишеств. Это был роскошный кусок мяса, но на меня он не произвел никакого впечатления.
         - Почему бы вам не рассказать, где она? – начал я.- Мы все равно выясним это рано или поздно. А если вы сообщите прямо сейчас, мы не будем больше вас беспокоить.
         - Беспокоить меня? Для этого нужен кто-то посерьезнее частного сыщика, – заметил парень.
         - Ничего подобного. Частный сыщик может доставить беспокойство кому угодно. Как правило, он настойчив и привычен к скандалам. Мое время оплачивается, так что я легко могу тратить его на то, чтобы вас беспокоить.
         - Знаете что, - Лэвери наклонился и указал на меня сигаретой, - я прочитал телеграмму, но там написана полная ерунда. Я не ездил в Эль-Пасо с Кристель Кингсли и вообще давно ее не видел. Во всяком случае, мы встречались последний раз задолго до указанной на бланке даты. С тех пор у нас не было никаких контактов. Я уже все рассказал Кингсли.
         - Он не обязан вам верить.
         - Зачем мне его обманывать? – удивленно спросил парень.
         - А почему нет?
         - Послушайте, - серьезно сказал он, - вам может казаться всякое, но вы не знаете эту женщину. Кингсли не смог с ней сладить. Поскольку ему не нравится поведение жены, он хочет защитить себя. От таких мужей-собственников можно рехнуться!
         - Если вы не ездили с ней в Эль-Пасо,- произнес я, - зачем же она послала телеграмму?
         - Понятия не имею.
         - Подумайте получше, - посоветовал я и указал на ветку манзаниты у камина. – Сорвали у Озера Маленького фавна?
         - Здесь в горах полно этих цветов, - сдержанно ответил Лэвери.
         - Местные так не цветут.
         Парень усмехнулся.
         - Ладно. Я жил там третью неделю мая, если уж вам это так интересно. Вы бы все равно об этом узнали. Тогда я видел Кристель последний раз.
         - Вы не собирались жениться на ней?
         Он выпустил изо рта облачко дыма и проговорил сквозь него:
         - Я думал об этом. У нее есть деньги, а это всегда нужная штука. Но добывать их таким способом трудновато.
         Я кивнул, но промолчал. Лэвери взглянул на цветы, откинулся на спинку дивана и выпустил в воздух еще одно облачко дыма, продемонстрировав мне при этом свою сильную загорелую шею. Несколько секунд спустя, в течение которых я не проронил ни слова, он начал проявлять признаки нетерпения. Парень снова посмотрел на мою визитную карточку и спросил:
         - Так вы нанимаетесь, чтобы рыться в грязном белье? Хорошо платят?
         - Похвастаться особо нечем. Доллар здесь, доллар там.
         - И все они грязноватые…
         - Послушайте, мистер Лэвери, мы не собираемся вступать с вами в конфронтацию. Кингсли думает, что вы  знаете, где его жена, и скрываете это то ли назло, то ли из деликатности.
         - И что ему больше нравится? – насмешливо спросил загорелый парень.
         - В принципе Кингсли наплевать. Ему нужна только информация. Его абсолютно не интересует, как вы проводите время вместе и куда ездите. Кингсли также абсолютно все равно, подаст жена на развод или нет. Он просто хочет убедиться, что все в порядке, и она не вляпалась ни в какую историю.
         В глазах Лэвери появился интерес.
         - В историю? Какую историю?
         Он облизнул, видимо, понравившееся слово, будто пробуя его на вкус.
         - Допустим, вы не знаете, что имеет в виду Кингсли.
         - Так расскажите, - с саркастической улыбкой попросил Лэвери. – Люблю слушать истории о неприятностях, которые мне неизвестны.
         - А вы оригинал, - усмехнулся я.- Нет времени поговорить о важном деле, но всегда можно найти полчасика для сплетен. Если вы перевезли миссис Кингсли через границу и думаете, что мы об этом не узнаем, не надейтесь!
         - Только зубы себе не сломайте, мой мудрый друг. Вам пришлось бы доказать, например, факт оплаты провоза багажа. Иначе ваше обвинение ничего бы не стоило.
         - Телеграмма уже кое-что, - продолжил я упрямо. Мне показалось, что я повторил эту фразу уже несколько раз.
         - Скорее всего, это обычное надувательство. Кристель любит подобные выходки. В большинстве своем чтобы кого-нибудь надуть, а иногда и позлить.
         - В данном случае не вижу ни одного подтверждающего это факта.
Лэвери стряхнул пепел сигареты на стеклянную крышку стола, бросил на меня исподлобья быстрый взгляд и тут же отвел глаза в сторону.
         - Я ее бросил тогда, - неохотно проговорил он. – Может, она так хотела вернуть меня. Я должен был поехать к ней в горы на уик-энд, но не поехал. Она мне... надоела.
         Я откашлялся и внимательно посмотрел на парня.
         - Мне все это не очень нравится. Лучше бы вы на самом деле уехали в Эль-Пасо, разругались и расстались уже там. Что вы на это скажете?
         Лэвери вспыхнул, что было заметно даже под его загаром.
         - Черт побери! Говорю вам, я никуда с ней не ездил! Ни-ку-да! Можете запомнить?
         - Запомню когда поверю.
         Парень наклонился, затушил сигарету, неторопливо поднялся, потуже запахнул халат и прошелся по комнате.
         - Ладно, катитесь отсюда. Подышите свежим воздухом. Я сыт вами по горло. Вы отнимаете время у меня и напрасно тратите свое… если оно, конечно, чего-нибудь стоит.
         Я встал и улыбнулся.
         - Немного, но ровно столько, сколько мне за него заплатят. А вам не приходилось из-за миссис Кингсли попадать в неприятные ситуации в каких-нибудь магазинах? Одежда, ювелирные украшения?
         Лэвери озабоченно посмотрел на меня, нахмурив брови и прикусив губу.
         - Не понимаю, - ответил он, но, казалось, чего-то не договорил.
         - Ну, вот и все, о чем я хотел у вас узнать. Спасибо за внимание. Кстати, чем вы занимаетесь с тех пор, как ушли от Кингсли?
         - Вам какое дело, черт побери?
         - Просто так. Я, конечно, могу это выяснить и сам, - сказал я и продвинулся в сторону двери. Правда, совсем немного.
         - На данный момент я не работаю, - холодно сообщил Лэвери. – Жду со дня на день комиссии и призыва в Военно-морской флот.
         - Удачи вам, - дружелюбно заметил я.
         - Ага. Прощайте, приятель, и не стоит возвращаться. Меня не будет дома.
         Я подошел к двери и толкнул ее. Она просела от влажного морского воздуха и цеплялась за порог. Оглянувшись, я посмотрел на Лэвери. Он прищурился и с угрозой уставился на меня.
         - Возможно, мне придется вернуться, - заявил я. – Только это уже не будет разговор по мелочам. Я появлюсь снова, если что-то выясню и почувствую острое желание поговорить с вами еще раз.
         - Значит, вы все же думаете, что я вас обманываю?
         Лицо Лэвери исказила гримаса.
         - Я считаю, что вы что-то утаиваете. В силу профессии мне приходится видеть много лиц. По ним я научился разгадывать человека почти безошибочно. Может быть, ваша тайна и не касается моего дела. Но если это не так, вам придется опять попытаться вышвырнуть меня отсюда вон.
         - С удовольствием, - согласился Лэвери. – В следующий раз захватите с собой кого-нибудь, кто отвез бы вас домой. На случай, если вы приземлитесь на свою задницу и рассорите мозги по асфальту.
         Вдруг без видимой на то причины парень сплюнул себе под ноги прямо на ковер. Меня это почему-то покоробило. Весь лоск в секунду слетел с Лэвери, и передо мной оказался обыкновенный уличный хулиган. Чтобы понять мои ощущения в тот момент, представьте себе, как утонченной красоты женщина внезапно начинает изрыгать перед вами грязную площадную брань.
         - Прощайте, красавчик, - вскользь бросил я и оставил Лэвери в одиночестве. Захлопнув за собой дверь поплотнее, я пошел по дорожке, остановился на тротуаре и посмотрел на дом на противоположной стороне улицы.

                4.
         Здание было широким, приземистым. Некогда розовые оштукатуренные стены выгорели и приняли приятный пастельный оттенок. Потускнели от времени и зеленые оконные рамы. Крышу покрывала тоже зеленая черепица. Парадная дверь находилась в глубокой нише, которую обрамляла мозаика из разноцветных кусочков кафеля. Перед домом располагался небольшой цветник, огороженный низкой оштукатуренной стенкой. В ее верхушку был забетонирован начинающий ржаветь от морского воздуха миниатюрный металлический заборчик. Слева стоял гараж, по меньшей мере, машины на три. От него к боковому входу в дом вела забетонированная дорожка. Прикрепленная к почтовому ящику медная табличка гласила: «Альберт С. Элмор. Доктор медицины».
         Пока я стоял, глазея на дом, из-за угла с мурлыканьем выскочил уже знакомый мне черный Кадиллак. Он притормозил и уже собирался по широкой дуге заехать в гараж, но потом водитель, видимо, решил, что моя машина мешает такому маневру, проехал дальше и развернулся на полукруглой площадке перед железной оградой. Очень медленно Кадиллак подъехал к гаражу и скрылся в его свободном боксе.
         Худой мужчина в темных очках прошел по дорожке в дом, неся докторский чемоданчик с двойной ручкой. На полпути замедлил шаг и оглянулся. Я направился к своей машине. Возле двери дома мужчина достал ключи и еще раз бросил взгляд в мою сторону. Я сел в свой Крайслер, закурил и стал размышлять, стоило ли нанять кого-нибудь в качестве хвоста для Лэвери. В конце концов, решил, что пока это ни к чему. Дело пока еще не выглядело достаточно серьезным.
За окном рядом с дверью, куда зашел доктор Элмор, дрогнули торы. Тонкая рука чуть раздвинула их, и я заметил блик на линзах очков. На некоторое время шторы замерли, затем опустились на место.
         Я посмотрел вдоль улицы на дом Лэвери. С моего пункта наблюдения  было видно, как с его веранды спускалась крашеная деревянная лестница. От нее шла дорожка к мостовой и заканчивалась там бетонными ступеньками. Я опять взглянул на жилище доктора Элмора. Интересно, знаком ли он с Лэвери. И если да, то насколько хорошо. Вероятно, он знает парня. Ведь этот квартал состоял только из двух домов. Однако врач вряд ли расскажет мне что-нибудь про соседа. Просто в силу своей профессии. Заинтересовавшие меня шторы теперь были раздвинуты полностью. За окном с чрезвычайно хмурым лицом стоял доктор Элмор и внимательно смотрел на улицу. Я стряхнул пепел с сигареты. Доктор тем временем резко развернулся и сел за стол. Чемоданчик с двойной ручкой лежал перед ним. Элмор с задумчивым видом посидел, постукивая пальцем по полированной поверхности стола, затем придвинул к себе телефонный аппарат, повертел в руке трубку, положил ее обратно, зажег сигарету, помахал спичкой в воздухе, подошел к окну и снова уставился на меня. Мне было интересно только потому, что так вел себя доктор. Врачей, как правило, люди мало занимают. Еще будучи интернами, они выслушивают столько секретов, что им этого хватает на всю жизнь. А вот доктор Элмор, кажется, заинтересовался мной. Даже больше чем заинтересовался: он был встревожен.
         Я прикоснулся к ключу зажигания, но тут же отдернул руку и откинулся на спинку сидения, потому что в этот самый момент распахнулась дверь дома Лэвери. Парень проворно выскочил на дорожку, бросил короткий взгляд вдоль улицы и свернул в гараж. Одет он был так же, как во время моего визита. Добавились только полотенце и маленький плед, перекинутые через руку. Я услышал, как поднялась дверь гаража, открылась и захлопнулась дверца автомобиля, заворчал и закашлял двигатель. Машина выехала задом по крутому наклону. Из выхлопной трубы вырывались облачка белого дыма. Это был симпатичный маленький голубой кабриолет со сложенным брезентовым верхом и с возвышающейся над ним прилизанной головой водителя. Лэвери напялил модные темные очки с белыми дужками. Автомобильчик промчался по улице и скрылся за углом. Это событие меня не заинтриговало. Мистер Кристофер Лэвери отправился на берег Тихого океана поваляться на солнце и дать понять девочкам, что им сегодня вовсе не обязательно скучать.
         Я снова переключил внимание на доктора Элмора. Сейчас он держал возле уха телефонную трубку, но ничего не говорил, а только курил и ждал. Затем он наклонился вперед, как делает обычно человек  когда дожидается ответа абонента, прислушался, повесил трубку и что-то записал в блокноте. На столе появилась толстая книга в желтом переплете. Открыв ее на середине, доктор украдкой взглянул из окна на мой Крайслер. Наконец, нужная страница, видимо, была найдена. Элмор склонился над ней, и в воздухе появилось густое облако дыма. Он записал в блокноте еще что-то, убрал книгу, опять набрал номер телефона, подождал, опустив голову, и с энергичными жестами начал быстро говорить. Потом разговор закончился. Трубка легла на рычаг. Доктор выпрямился, сел и задумался, глядя на стол. При этом они не забывал каждые полминуты посматривать в окно. Элмор чего-то ждал, а я составлял ему в этом компанию. Хотя и без каких-то видимых причин.
         Врачи обычно делают много телефонных звонков, разговаривают с массой людей, выглядывают из своих окон, хмурятся, демонстрируют нервозность, что-то прикидывают в уме. Это у них профессиональное. Они обыкновенные люди, рожденные чтобы так же печалиться и вести долгую тяжелую борьбу, как и любой из нас.  Но в поведении этого врача меня заинтересовали некоторые мелочи. Я взглянул на часы, подумал, что была пора чего-нибудь перекусить, но закурил очередную сигарету и не двинулся с места. Прошло минут пять. Вдруг зеленый седан выскочил из-за угла и помчался по улице. Перед домом доктора Элмора он затормозил, и его старомодная антенна резко затряслась. Из него вылез крупный мужчина с блеклыми светлыми волосами и направился к парадной двери. Позвонив, он наклонился, чтобы чиркнуть спичкой о подошву ботинка. При этом его голова слегка повернулась, и взгляд задержался на моем Крайслере.
         Дверь открылась. Мужчина зашел в дом. Невидимая рука задернула шторы на окне кабинета доктора Элмора. Я продолжал сидеть и смотреть на освещенные солнцем складки материи за окном. Время текло медленно.
         Парадная дверь открылась снова, и мужчина из зеленого седана с подчеркнуто безразличным видом спустился по ступенькам. Он выбросил сигарету, взъерошил свои волосы, поежился, потер подбородок и ленивой походкой стал по диагонали переходить улицу. Неторопливые шаги в тишине звучали громко и отчетливо. Шторы на окне доктора опять раздвинулись. Элмор внимательно наблюдал за происходящим. Большая рука в веснушках легла на опущенное стекло моего автомобиля. Над ней повисло массивное морщинистое лицо с глазами цвета металла. Мужчина многозначительно посмотрел на меня и проговорил низким грубым голосом:
         - Ждете кого-нибудь?
         - Не знаю, - ответил я. – А что?
         - Вопросы буду задавать я.
         - Ладно, черт побери. Теперь я хоть знаю смысл этой пантомимы.
         - Какой еще пантомимы?
         Мужчина ослепил меня недружелюбным взглядом своих металлических глаз. Я указал сигаретой на окно доктора Элмора.
         - «Нервная Элли и телефон». Сначала узнает мое имя в автоклубе, потом находит его в адресной книге и вызывает полицию. А в чем дело?
         - Дайте-ка мне ваши документы.
         Я вернул ему его же взгляд.
         - Вы, ребята, всегда начинаете с хамского тона… или грубость заменяет вам удостоверение личности?
         - Если мне придется грубить, приятель, ты об этом сразу догадаешься.
         Я наклонился, повернул ключ зажигания и слегка нажал на педаль газа. Мотор недовольно заворчал на холостом ходу.
         - Выключи, - злобно прорычал мужчина и поставил ногу на подножку.
         Я заглушил двигатель, откинулся на спинку сидения и посмотрел в холодные голубые глаза собеседника.
         - Черт побери, хочешь, чтобы я вытащил тебя на мостовую?
         Я достал бумажник и протянул его мужчине. Он вынул мои права, взглянул на них, затем ознакомился с фотокопией моей лицензии частного детектива. Презрительно запихнув все обратно, мужчина вернул мне бумажник. Я убрал его обратно в карман. Рука мужчины погрузилась в карман и появилась вновь с золотисто-голубым полицейским жетоном.
         - Дегамо, лейтенант, - представился он грубым голосом.
         - Рад познакомиться, лейтенант.
         - Не заговаривай мне зубы. Почему ты следишь за домом доктора Элмора?
         - Я не служу, как вы выразились, за домом доктора Элмора. Я вообще никогда не слышал о докторе Элморе и ума не приложу, зачем мне следить за ним.
Дегамо повернул голову и сплюнул. Сегодня мне везло на плюющихся ребят.
         - Чего тогда тебе нужно? Нам не нравится, когда здесь шныряют всякие сыщики. В нашем городе их вообще не должно быть.
         - Вот как?
         - Ага. Вот так. Давай рассказывай, если не хочешь прогуляться в управление и попотеть там под яркой лампой.
         Я ничего не ответил.
         - Тебя наняли ее родственники? – спросил вдруг лейтенант.
         Я покачал головой.
         - Последний парень, который тут старался, закончил в тюряге. Теперь дороги ремонтирует.
         - Было бы здорово, если бы я хоть что-нибудь понимал, - заметил я. – И чего он тут старался?
         - Шантаж, - пояснил Дегамо.
         - Обидно, что я не умею это делать. Ваш доктор выглядит человеком, которого легко шантажировать.
         - Такими отговорками ты не отвертишься.
         - Ну и хорошо, - приветливо сказал я. – Давайте остановимся на следующем: я не знаю доктора Элмора, никогда о нем не слышал и он мне абсолютно не интересен. Я приехал сюда просто навестить приятеля и теперь любуюсь местными видами. Если мне нужно что-то еще, это не имеет к вам никакого отношения. А если мое поведение вызывает у вас тревогу, проще всего проехать в управление и встретиться там с дежурным офицером.
         Дегамо нерешительно пошевелил ногой на подножке.
         - Правду говоришь? – лениво спросил он.
         - Правду.
         - Ах, черт бы подрал этого дурака, - вдруг сказал лейтенант и оглянулся на дом. – Его самого надо показать врачу.
         Дегамо невесело усмехнулся, снял ногу с подножки и взъерошил  свои жесткие волосы.
         - Убедил. Можешь проваливать. Держись подальше от этого района, и у тебя не будет неприятностей.
         Я включил зажигание, и когда двигатель заурчал, спросил:
         - А как поживает Эл Норгард?
         Лейтенант уставился на меня.
         - Ты знаешь Эла?
         - Ага. Работали вместе по одному делу пару лет назад. Шефом тогда был Вакс.
         - Эл в военной полиции. Хотел бы и я там быть, - произнес Дегамо с горечью, начал было уходить, но вдруг резко развернулся на каблуках.
         - Проваливай. Пока я не передумал! – рявкнул он.
         Тяжелой походкой он пересек улицу и направился к дому доктора Элмора.
Я отпустил педаль сцепления и уехал. По дороге в город в моей голове крутились разные мысли. Они суетливо двигались, как тонкие руки доктора Элмора, задергивающие шторы. В Лос-Анджелесе я перекусил, отправился в свой офис на бульваре Голливуд просмотреть пришедшую за время моего отсутствия почту и оттуда позвонил Кингсли.
         - Виделся с Лэвери, - сообщил я ему. – Он вылил мне достаточно грязи, чтобы считать, что он не врет. Я постарался немного подцепить его, но ничего не вышло. Пока мне больше всего нравится версия их ссоры и разрыва. И что он надеется все исправить.
         - Тогда он должен знать, где она, - резонно заметил Кингсли.
         - Может и так, но необязательно. Кстати около его дома со мной приключилась любопытная штука. Напротив живет некий доктор Элмор.
         Я вкратце рассказал Кингсли о странном происшествии. Выслушав, он немного помолчал, потом переспросил:
         - Доктор Альберт Элмор?
         - Да.
         - Некоторое время  он лечил Кристель. Приходил к нам несколько раз, когда она была… Ну, в сильном подпитии. Мне казалось, он чересчур быстро орудует своим шприцем. Его жена… Подождите, с его женой вроде что-то случилось… Ах да, она покончила с собой.
         - Когда? -  поинтересовался я.
         - Не помню. Давно уже. Я никогда не знал эту семью близко. Что вы собираетесь делать дальше?
         Я рассказал Кингсли о намерении посетить озеро Пума, хотя сегодня уже было поздно начинать такое предприятие. Босс ответил, что у меня еще масса времени, а в горах день длится на час дольше.
         Я согласился и повесил трубку.


                5.
         Сан-Бернардино сверкал и плавился от жары. От горячего воздуха мой язык превратился в наждачную бумагу. Я ехал в этом пекле и задыхался, затем остановился, чтобы купить пинту виски на случай, если совсем раскисну по дороге в горы, и покатил вверх по длинному склону в направлении Крестлайна. Через пятнадцать миль дорога пошла на уровне пяти тысяч футов, но даже здесь было далеко до прохлады. Тридцать миль езды по горам привели меня к высоким соснам в место с поэтичным названием «Кипящие источники». Здесь стояли маленький деревянный магазинчик и заправочная станция, но все равно это был рай. Отсюда и далее воздух становился все более прохладным.
         С обеих сторон и в центре дамбу на озере Пума охраняли вооруженные часовые. Первый, к которому я подъехал, заставил меня закрыть все окна и только потом пропустил дальше. В сотне ярдов от берега на воде покачивались связанные шнуром пробковые буи. Они сигнализировали прогулочным судам об опасности сесть на мель. Кроме этих деталей, война, пожалуй, никак не сказалась на озере Пума.
         По голубой глади шныряли юркие байдарки и гребные лодки с подвесными моторами. Скоростные катера, словно по-детски хвастаясь, оставляли за собой полосы пены и разворачиваясь на площади с десятицентовую монету. Сидящие в них девушки повизгивали, и опускали в воду ладони. Качающиеся на поднявшихся за катерами волнах рыбаки, которые заплатили по два доллара за лицензию на лов, старались вернуть хотя бы несколько центов в виде безвкусной рыбы.
         Дорога скользила вдоль высокой гранитной скалы, затем спускалась к некошеным лугам. На них среди травы росли остатки дикого ириса, красный и белый люпин, водосбор и мята. Сосны с позолоченными солнцем верхушками вздымались вверх на фоне неба. Наконец, дорога спустилась еще ниже, и ландшафт стал заполняться девушками со стройными бедрами в брюках кричащих цветов, косынках и сандалиях с толстыми подошвами. По шоссе осторожно двигались велосипедисты. Изредка мимо проносились какие-то сумасшедшие на мотоциклах. В миле за поселком от шоссе в сторону уходила и плавно поднималась в гору узкая дорога. На грубой деревянной табличке было написано: «До озера Маленького фавна 1,5 мили». Я повернул на эту дорогу. Сначала на склонах попадались разбросанные тут и там хижины. Потом и они исчезли. Через некоторое время появилась еще более узкая дорожка и знак: «Озеро Маленького фавна. Частная дорога. Проезд воспрещен».
         Я направил свой «Крайслер» в эти частные владения, осторожно обогнул огромные гранитные скалы, небольшой водопад и в полной тишине поехал сквозь лабиринт из черных дубов, железных деревьев, кустов манзаниты и тишины. Голубая сойка пронзительно засвистела на ветке. Рыжая белка разозлилась на меня и швырнула в мою сторону видимо только что добытую шишку. Красноголовый дятел перестал долбить кору, посмотрел на непрошенного гостя похожими на бусинки глазами, скрылся за стволом дерева, но тут же выглянул с другой стороны.
         Я подъехал к широким воротам и очередному знаку. Дальше ярдов двести дорожка извивалась между деревьями, а затем подо мной среди густо заросших скал появилось небольшое овальное озеро, напоминающее каплю росы на резном листе. В ближнем конце его виднелась дамба с натянутым в качестве перил шнуром. Сбоку от дамбы стояла маленькая хижина из необструганных стволов местных сосен. К ней было пристроено мельничное колесо.
          Ближе к началу дамбы на значительном расстоянии от дороги над водой нависал довольно большой деревянный дом. Напротив чуть в стороне друг от друга стояли еще два поменьше. Все три жилища казались необитаемыми. Двери заперты, шторы на окнах плотно задернуты. В большом доме висели жалюзи оранжевого цвета. В противоположном конце дамбы виднелось нечто похожее на миниатюрный причал и оркестровую раковину. На табличке из не строганной доски красовались огромные буквы: «Лагерь Килкэйр». Смысл этого указателя остался для меня загадкой, поэтому вышел из машины и направился к ближнему домику. За ним слышались глухие удары топора. Я постучал в дверь. Удары топора прекратились. Мужской голос прокричал что-то неразборчивое. Я сел на валун и закурил. Из-за угла дома послышались шаги. Нечеткие… Передо мной появился невысокий загорелый мужчина с суровым лицом. В руках у него был обоюдоострый топор. Мужчина выглядел крепким на вид, но заметно хромал, выбрасывая правую ногу при каждом шаге чуть в сторону и сгибая ее дугой. У него был поросший густой щетиной подбородок, твердые голубые глаза и вьющиеся над ушами седые волосы, которым давно требовалась стрижка. Из угла рта свисала сигарета. Мужчина был одет в синие брюки и такую же рубашку, воротник которой открывал загорелую мускулистую шею. Голос его был низким и грубоватым.
         - Да?
         - Мистер Билл Чесс?
         - Он самый.
         Я поднялся, достал из кармана записку Кингсли и протянул ее мужчине. Он искоса взглянул на листок бумаги, потом проковылял в дом, вернулся с очками на носу, прочитал представлявший мою персону текст, еще раз пробежал его глазами, убрал записку в карман рубашки, застегнул на пуговицу клапан и протянул мне ладонь.
         - Рад познакомиться, мистер Марлоу.
         Мы обменялись рукопожатием. Лапа Чесса напомнила мне на ощупь напильник.
         - Хотите взглянуть на домик Кингсли? С удовольствием вам его покажу. Уж не собирается ли он его продавать?
         Мужчина изучающе посмотрел на меня и указал пальцем на озеро.
         - Возможно, - ответил я. – В Калифорнии все продается.
         - Верно. Но дом-то чудесный. Вон тот красный. Облицован кедром, черепичная крыша, фундамент и терраса каменные, ванна, душ, жалюзи со всех сторон, большой камин. И еще знаешь что, брат? Комбинированное отопление – дровяное и газовое. Весной и осенью вещь необходимая. Словом, все по высшему классу. Восемь тысяч за домик в горах. Да еще есть резервуар для сбора кристально чистой дождевой воды.
         - А как насчет света и телефона? – спросил я, чтобы придать разговору побольше непринужденности.
         - Со светом все в порядке. Телефона нет и поставить очень сложно. Нужно оплачивать проводку отдельной линии.
         Чесс окинул меня изучающим взглядом своих голубых глаз, и я ответил ему тем же. Несмотря на свой богатырский вид, он все же походил на человека, любящего приложиться к бутылке. Пристрастие к алкоголю выдавала немного отекшая кожа с проступающими под ней венами и нездоровый блеск в глазах.
         - Кто-нибудь живет здесь сейчас? – поинтересовался я.
         - Нет. Миссис Кингсли была несколько недель назад, потом уехала в город. Думаю, вернется со дня на день. Он разве вам не сказал?
         Я изобразил на лице удивление.
         - Зачем? Разве миссис Кингсли продается вместе с домиком?
         Чесс нахмурился, потом вдруг тряхнул головой и рассмеялся. Его хохот напоминал рокот буксующего трактора. Он разорвал лесную тишину в клочья.
         -  Боже, это же удар ниже пояса! – прохрипел Билл. – Она продается вместе…
         Он изверг из себя очередную порцию смеха, и, наконец, рот его захлопнулся, как мышеловка.
         - Да, дом шикарный.
         - А кровати удобные? – спросил я.
         Чесс наклонился ко мне и недобро улыбнулся.
         - Хочешь получить в морду?
         Я уставился на него, недоуменно раскрыв рот.
         - Трудно сказать. Никогда не задумывался над этим вопросом. Но, честно говоря, не хочу.
         - Откуда я могу знать, какие там кровати? – прорычал Чесс и наклонился еще немного, чтобы в случае необходимости достать меня прямой правой.
         - Почему нет? Впрочем, я не настаиваю. Могу проверить сам.
         - Ага, - зло прорычал он. – Думаешь, я не могу унюхать ищейку? Я ними играл в кошки-мышки почти в каждом штате. Иди к черту, приятель! И Кингсли тоже к черту! Нанимает ищейку и присылает ее сюда посмотреть, не хожу ли я в его пижаме? Слушай, нога у меня, может, и не гнется, но бабу себе я всегда смогу найти…
         Я поднял руку в надежде, что Чесс не оторвет ее и не выбросит в озеро.
         - Тормозни немного, - посоветовал я. – Целью моего визита не является выяснение твоей личной жизни. Миссис Кингсли я никогда не видел, а с ее мужем познакомился только сегодня утром. Какого черта ты разорался?
         Чесс опустил глаза и злобно ударил тыльной стороной ладони себе по губам, словно хотел причинить боль. Затем он поднес кулак к своим глазам, разжал его и посмотрел на слегка дрожащие пальцы.
         - Извините, мистер Марлоу. Я перебрал вчера вечером и теперь в страшном похмелье. Живу здесь один уже целый месяц. Со мной такое бывает.
         - Виски поможет?
         Глаза Чесса сфокусировались на моем лице и заблестели.
         - А у вас есть?
         Я достал из кармана бутылку и показал ему так, чтобы была видна зеленая этикетка.
         - Не заслуживаю я этого, - сказал Билл. – Черт побери, не заслуживаю. Принести рюмки, или пойдем в дом?
         - Давай здесь. Хочу насладиться природой.
         Выбрасывая  в сторону негнущуюся ногу, Чесс скрылся за дверью, быстро вернулся с двумя маленькими рюмками и присел на валун со мной. От него крепко пахло потом.
         Я отвернул металлическую крышечку на бутылке, налил ему полную рюмку и половину себе. Мы чокнулись и выпили. Чесс со вкусом почмокал, и слабая улыбка слегка осветила его мрачное лицо.
         - Слушай, друг, это то что надо, - сказал он. – И с чего я так завелся? От одиночества тут и рехнуться недолго. Ни компании, ни друзей, ни женщины… - он искоса взглянул на меня и добавил:
         - Особенно без женщины.
         Я смотрел на голубую гладь маленького озера. Под нависающей скалой в солнечном свете поблескивали серебристые спинки рыбок. То тут, то там раздавались всплески, а на воде расходились круги. Легкий ветерок шевелил верхушки сосен, и их шорох напоминал морской прибой.
         - Она ушла от меня, - медленно проговорил Чесс. – Месяц назад. В пятницу двенадцатого июня. Запомню этот день навсегда.
         Я замер, но не настолько, чтобы забыть долить ему в рюмку виски.
         В пятницу двенадцатого июня миссис Кристель Кингсли должна была приехать в город на вечеринку.
         - Тебе, конечно, не интересно, - заметил Чесс, и в его поблекших голубых глазах мелькнуло желание обязательно поделиться своими семейными неурядицами.
         - Это не мое дело, - ответил я. - Но если тебе станет легче...
         Он коротко кивнул.
         - Бывает, встретятся два незнакомых парня в парке на скамейке, например, и начнут говорить о боге. С тобой такого не бывало? А ведь эти мужики даже со своими лучшими друзьями не стали бы говорить о таких серьезных вещах.
         - Да, знаю. Так бывает, - согласился я.
         Чесс выпил рюмку и посмотрел на гладь озера.
         - Она была роскошной девчонкой, - произнес он с нежностью. - Немного несдержанная на язык иногда, но роскошная. Мы с Мюриел полюбили друг друга с первого взгляда. Я встретил ее год и три месяца назад в баре в Риверсайде. Место, конечно, не такое, где можно ожидать встретить такую красотку, но так уж получилось. Мы поженились. Я любил ее. Денег у меня, правда, было немного, но я повидал на свете порядочно дерьма, чтобы заигрывать с девушкой только ради развлечения.
         Я пошевелился, чтобы напомнить Чессу о своем присутствии, но ничего не сказал из опасения прервать его откровения. Моя рюмка оставалась нетронутой. Я люблю выпить, но не тогда, когда меня используют в качестве исповедника.
         - Знаешь, как бывает в браке, - продолжил Билл грустно. - С любым браком. Через некоторое время мужика, обычно такого придурка как я, тянет к другой бабе. Наверное, это мерзко, но...
         Чесс посмотрел на меня, и я подтвердил, что его мысль мне была понятна. Он прикончил еще рюмку. Я протянул ему бутылку. Голубая сойка села на сосну и запрыгала с ветки на ветку, не шевеля крыльями и даже не задерживаясь для балансировки.
         - Да, - вздохнул Билл Чесс. - Все эти горные жители немного того... И я стал таким же. Устроился здесь прекрасно, за жилье не плачу, каждый месяц получаю хорошую пенсию - половину от военного жалования. Женат на маленькой симпатичной блондинке, при виде которой любой мужик глазами захлопает. И все время как чокнутый. Все меня туда тянет, - он указал на один из домиков. В угасающем свете дня его стены приобрели окраску цвета бычьей крови. - Рядом с собственным домом, прямо под окнами. И с кем? С разряженной потаскухой, которая значит для меня не больше травинки! Каким скотом все-таки может быть мужик!
         Чесс хлебнул из горлышка, поставил бутылку на камень, выудил из кармана рубашки сигарету, зажег спичку о ноготь большого пальца и жадно затянулся. Я затаился с открытым ртом, как вор за портьерой.
         - Черт, - произнес, наконец, мой собеседник, - ты, наверное, думаешь, если уж я решил изменить жене, то выбрал женщину другого типа? Но маленькая шлюха там напротив почти такая же. Тоже блондинка, как Мюриел. Примерно такого же роста и веса. Даже глаза почти одного цвета. Но, брат, какая все-таки огромная разница! Она тоже симпатичная, конечно, но ничем не лучше любой другой. Да и нравилась мне не больше остальных. Так вот, я жег в то утро хворост.  И размышлял, как обычно, над своими делами. А она выходит из задней двери домика в одной пижаме, да еще в такой тонкой, что через ткань видны розовые соски, и говорит ленивым развратным голосом: "Выпей рюмочку, Билл. Не надо вкалывать в такое прекрасное утро". А я же очень люблю пропустить стаканчик-другой. Поэтому и иду к кухонной двери, выпиваю, потом еще и еще... А потом я уже и в доме. И чем ближе к ней подхожу, тем все более постельные у нее глаза...
         Чесс взял паузу и чуть не раздавил меня тяжелым взглядом.
         - Вот ты спросил меня про кровати, а я вспылил. Ты ведь ничего не имел в виду. А я был прямо переполнен воспоминаниями. Да... кровать там очень удобная.
Он умолк, и его слова словно повисли в воздухе. потом они медленно упали, и наступила тишина. Чесс наклонился, взял с камня бутылку и посмотрел на нее. Похоже, в его голове шла серьезная борьба. Вскоре виски, конечно же, победил. Чесс впечатляющий глоток прямо из горлышка, завинтил пробку, словно это было крайне необходимо, поднял с земли камешек и швырнул его в воду.
         -Возвращаюсь я домой по дамбе, - продолжил он. От алкоголя его голос сделался заметно мягче. - Думаю, все обойдется тихо. Мы, мужики, всегда ошибаемся в таких мелочах, верно? Ничего по-тихому не обошлось. Стою слушаю, что мне говорит Мюриел. А она даже голоса не повышает. Она мне такого наговорила, чего я и сам о себе не знал.
         - А потом она ушла? - спросил я, когда Чесс умолк.
         - В тот же вечер. Меня здесь не было. Я так расстроился, что просто не мог оставаться трезвым. Залез в свой Форд, проехал на северный берег озера и набрался там с парой таких же ублюдков. Не очень-то это мне помогло. Около четырех утра я вернулся, но Мюриел уже уехала. Собрала вещи и уехала. Ничего не оставила, кроме  записки на комоде и следа крема на подушке.
         Чесс достал из потертого бумажника похожий на собачье ухо клочок бумаги и протянул мне. Текст был написан карандашом на вырванной из блокнота страничке в голубую линейку.          "Мне очень жаль, Билл, но лучше умереть, чем жить с тобой дальше. Мюриел".
         Я вернул записку, обвел взглядом озеро и спросил:
         - И что дальше?
         Мой собеседник поднял с земли плоский камешек и запустил по водной глади. Но тот не стал прыгать по поверхности и сразу утонул.
         - Дальше ничего, - произнес Чесс. В тот вечер она собрала вещи и уехала. Больше я ее не видел. И не хочу видеть. Целый месяц я о ней ничего не слышал. Ни единого слова. Даже представления не имею, где она сейчас. Может, с каким-нибудь парнем. Надеюсь, с ним ей лучше, чем со мной.
         Он поднялся, достал из кармана связку ключей и потряс ею.
         - Если хочешь пройти осмотреть домик Кингсли, пожалуйста. Спасибо, что выслушал мою мыльную оперу. И за виски спасибо. Вот...
         Чесс взял недопитую бутылку и протянул мне.

                6.
         По склону мы спустились к берегу озера и узкой дамбе. Билл Чесс ковылял впереди, выбрасывая негнущуюся ногу и держась за заменявший перила натянутый шнур. В одном месте вода переливалась через бетон неторопливым ручейком.
         - Утром придется спустить  немного воды через мельничное колесо. Это единственное, на что эта дрянь годится. Года три назад сюда приезжали киношники, снимали какой-то фильм. Колесо после них и осталось. И тот маленький причал тоже. Большинство их строений разобрали и увезли, но Кингсли попросил оставить причал и мельничное колесо. Вроде как придает месту красоты.
         Я проследовал за своим провожатым по деревянным ступенькам на террасу домика Кингсли. Чесс открыл дверь, и мы оказались в застывшей духоте. Комната раскалилась. Проникающий сквозь закрытые ставни свет расчертил пол на полоски. Длинная гостиная выглядела очень симпатично: индийские ковры, массивная мебель с металлической отделкой, ситцевые шторы, полированный паркет, множество светильников и миниатюрный бар с несколькими круглыми табуретами в углу. Комната выглядела аккуратной чистой, и на первый взгляд здесь не было следов запустения.
         Мы прошли в спальни. В первых двух были одинарные кровати, а в третьей огромная двуспальная, накрытая нежно-кремовым шерстяным покрывалом с разноцветными узорами. По словам Билла Чесса, это была спальня хозяев. На полированном трюмо лежали какие-то туалетные аксессуары, блестящие зеленой эмалью под цвет нефрита и нержавеющей сталью, и какие-то многочисленные чудеса косметики. Пару баночек с кремом украшали этикетки компании "Гиллердлейн". Вдоль одной стены стояли шкафы со скользящими дверями. Я приоткрыл ближний и заглянул внутрь. Он оказался забит женской одеждой, которую обычно носят на отдыхе. Билл раздраженно наблюдал за мной, пока я рылся в тряпках. Наконец, я задвинул дверцу шкафа и выдвинул находившийся под ней глубокий ящик. Здесь хранились, по меньшей мере, пар шесть новеньких туфель. Я захлопнул ящик и выпрямился. Билл Чесс стоял передо мной, широко расставив ноги, выставив вперед подбородок и уперев тяжелые руки в боки.
         - Зачем вам понадобились платья миссис Кингсли? - спросил он сердито.
         - На то есть причины, - объяснил я. - Например, миссис Кингсли не вернулась отсюда домой. Муж ее с тех пор не видел и не знает, где она.
         Билл сжал кулаки и медленно покрутил ими.
         - Все-таки ты ищейка! - прорычал он. - Первое впечатление всегда верное. А я-то позволил себя заболтать! Как старая бабка, все тебе выложил! Как раскаявшийся грешник!
         - Я умею уважать чужие тайны, как всякий порядочный человек, - сказал я, обошел Билла и направился на кухню.
         Здесь стоял большой бело-зеленый кухонный шкаф, мойка из полированной сосны с раковиной и автоматический водонагреватель. Противоположная дверь открывалась в симпатичную столовую с множеством окон и дорогим фаянсовым сервизом на столе. На полках стояла разноцветная посуда. Здесь тоже все было прибрано. Ни грязных чашек и тарелок, ни мутных стаканов, ни пустых бутылок, ни муравьев, ни мух. Какой бы беспорядочный образ жизни ни вела миссис Кингсли, она все же не оставила после себя никакой грязи.
         Я вернулся в гостиную, вышел на террасу и подождал, пока Билл Чесс запрет дверь.          Когда он повернул ключ в замке и мрачно взглянул на меня, я сказал:
         - Я не просил тебя изливать передо мной душу, но и не был против. Кингсли необязательно знать, что его жена путалась с тобой. Если, конечно, тут не скрывается нечто большее, чем я вижу сейчас.
         - Иди к черту, - сказал Чесс, но хмурое выражение не исчезло с его лица.
         - Ладно, я пойду к черту. Как думаешь, есть хоть один шанс, что твоя жена и миссис Кингсли уехали вместе?
         - Не знаю.
         - После того как ты уехал топить свое горе, они могли поругаться, затем помириться и поплакаться друг другу в жилетку. Потом миссис Кингсли отвезла твою жену в город. Должна же она была на чем-то уехать, не так ли?
         Моя идея была довольно нелепой, но Билл воспринял ее вполне серьезно.
         - Нет. Мюриел не стал бы никому плакаться в жилетку. Я никогда не видел ее слез. Если бы она уже решила поплакать, то точно не перед этой потаскухой. А что касается ее отъезда, то у нее был свой Форд. Она не могла водить мой, потому что педали в нем сделаны специально для моей негнущейся ноги.
         - Да это я так просто подумал...
         - Если ты еще что-нибудь такое же «просто подумаешь», не морочь потом себе голову!
         - Для парня, готового излить душу первому встречному ты слишком обидчив, - сказал я.
         Чесс сделал шаг в мою сторону.
         - Хочешь схлопотать?
         - Слушай, приятель, - произнес я. - Я очень стараюсь относится к тебе, как к приличному парню. Помоги мне немного в этом.
         Он несколько секунд тяжело дышал, затем опустил руки, и они безжизненно повисли.
         - Ладно. Хоть кому-то я не испорчу сегодня настроение… - сказал Билл со вздохом. - Хочешь обойти озеро?
         - Конечно. Если тебе не тяжело из-за ноги.
         - Да я уж ходил много раз.
         Мы пошли рядом, снова подружившиеся, как два щенка. Ярдов на пятьдесят этого должно было хватить. Дорога, широкая ровно настолько, чтобы проехать одному автомобилю, шла над уровнем озера и петляла между высокими скалами. На полпути к дальнему берегу на скале стоял второй домик. Третий находился поодаль озера на почти ровной площадке. Оба были заперты и, судя по всему, в них давно никто не приезжал.
         Спустя минуту-другую Билл Чесс спросил:
         - Так значит, эта потаскуха смылась?
         - Похоже.
         - Ты настоящий полицейский или частная ищейка?
         - Частная.
         - Она уехала с другим парнем?
         - Думаю, да.
         - Так и есть. Наверняка. Кингсли и сам мог догадаться. Вокруг нее вертелось много дружков.
         - И здесь тоже?
         Билл не ответил.
         - Парень по имени Лэвери?
         - Не знаю.
         - Тут нет никакого секрета, - успокоил я его. - Миссис Кингсли прислала из Эль-Пасо телеграмму, в которой сообщила, что они с Лэвери едут в Мексику.
         Я достал телеграмму и протянул ее Чессу. Тот вынул из кармана рубашки очки, остановился, чтобы прочитать, затем вернул мне бланк, убрал очки обратно и посмотрел на голубую водную гладь.
         - Доверие за доверие, - произнес я.
         - Лэвери приезжал сюда один раз, - медленно пробормотал Чесс.
         - Он признался, что видел миссис Кингсли пару месяцев назад. Возможно, здесь. С тех пор, по его словам, они не встречались. Мы не знаем, верить ему или нет. Вроде бы у парня нет причин врать. Впрочем, как и нет причин говорить правду.
         - Значит, сейчас она не с ним?
         - Он говорит, нет.
         - Не думаю, что она стала бы суетиться из-за таких мелочей, как замужество, - заявил Чесс. – Ее больше интересовал бы медовый месяц во Флориде.
         - Но ты не можешь дать мне никакую полезную информацию? Ты не видел, как она уехала, и не слышал ничего интересного?
         - Нет. Даже если бы и знал что-нибудь, вряд ли бы сказал. Я, конечно, дерьмо, но не настолько…
         - Спасибо за откровенность.
         - Никакого одолжения я тебе не делаю, - сказал Чесс. – Черт бы побрал всех вас, ищеек.
         - Ну вот, опять, - вздохнул я.
         Наконец, мы добрались до дальнего конца озера. Я оставил Билла на берегу, а сам прошел на маленький причал и оперся о деревянные перила. То, что издалека показалось мне оркестровой раковиной, на самом деле было конструкцией из двух подпирающих друг друга стен. Они соприкасались под тупым углом, направленным к дамбе. Билл Чесс подошел и тоже облокотился на перила.
         - Все-таки спасибо за выпивку, сказал он.
         - Ага. Рыба в озере есть?
         - Форель. Опытная и хитрая. Молодой рыбы нет. Сам я не ловлю… Не люблю. Извини, я опять вспылил.
         Усмехнувшись, я перегнулся через перила и посмотрел в неподвижную мрачную глубину. Вдруг там что-то пришло в движение, и зеленоватая тень быстро промелькнула в воде.
         - Дед, - произнес Чесс. – Смотри, какой здоровый сукин сын. Наверное, ему самому стыдно, что он такой толстый.
         В глубине показалось нечто похожее на затопленную деревянную площадку. Я не понял, что это, и спросил Билла.
         - До постройки дамбы здесь была лодочная станция. Потом уровень воды в озере поднялся, и старый причал оказался на шесть футов под водой.
         Плоскодонная лодка была привязана потертым тросом к опоре причала. Она слегка покачивалась, хотя оставалась неподвижной. Вокруг простирался мирный солнечный пейзаж, какого не увидишь в городе. Я мог простоять здесь несколько часов, ничего не делая и напрочь забыв о Деррисе Кингсли, его жене и ее приятелях.
         Вдруг Билл Чесс рядом со мной вздрогнул и воскликнул голосом, похожим на гром в горах:
         - Смотри!
         Мощные пальцы вцепились мне в руку, и я начал понемногу сходить с ума от боли. Билл перевесился через перила и уставился вниз, словно псих. Его загорелое лицо побледнело. Я тоже посмотрел в воду на край затопленного причала. Возле самого края поросшей зелеными водорослями деревянной площадки что-то медленно поднялось из глубины, вяло покачалось и снова скрылось под досками. Это «что-то» здорово напоминало человеческую руку.
Чесс выпрямился, молча развернулся, тяжело затопал по причалу, на берегу наклонился над кучей камней и с трудом вытянул один. Я слышал, как тяжело он дышал. Билл поднял  тяжелый камень к груди и зашагал по причалу обратно. Валун, судя по всему, весил фунтов сто. Мускулы на шее Чесса напряглись под туго натянутой загорелой кожей, словно тросы, удерживающие парус. Зубы были стиснуты, и сквозь них со свистом прорывался воздух.
Билл приблизился к краю причала, встал поустойчивее, поднял камень, на секунду замер и, примериваясь, посмотрел в воду. Изо рта у него вырвался приглушенный тревожный стон. Тело подалось вперед и натолкнулось на перила. Тяжелый камень шлепнулся в воду. Брызги окатили нас обоих. Валун упал и ударился о край затопленного причала почти в том месте, где мы видели странный покачивающийся предмет. Несколько мгновений вода бурлила, затем пошли волны. Они удалялись кругами, а в месте падения камня появилась пена. Когда старый причал под водой треснул, послышался глухой стук. Казалось, он донесся до нас гораздо позже, чем должен был. Старая прогнившая доска вдруг вспорола поверхность озера и высунулась наружу на целый фут, щетинясь зазубренным концом. Затем она шлепнулась в воду и уплыла прочь. Все снова стихло. В глубине что-то шевелилось, но на этот раз точно не доска. Оно медленно, как бы нехотя, поднималось и было опутано чем-то длинным и черным. Поверхность воды легко и неторопливо разошлась. Я разглядел намокшую темную ткань и кожный жакет чернее, чем чернила, бриджи. Затем  увидел туфли и что-то отвратительно распухшее между этими туфлями и нижним краем бриджей. Волна светлых волос выпрямилась в воде, замерла на мгновение, словно рассчитывая произвести на наблюдателя эффект, и опять свернулась в запутанный клубок. Всплывшее еще раз повернулось в воде, и над поверхностью едва показалась рука. Она заканчивалась распухшей ладонью и была похожа на конечность урода. Затем появилось лицо – раздутая мягкая бело-серая масса без каких-либо черт, без глаз и рта. Кусок потемневшего теста, кошмар с человеческими волосами. Тяжелое ожерелье из зеленых камней виднелось на том, что когда-то было шеей. Камни были грубовато обработаны и соединены какой-то блестящей нитью. Билл Чесс вцепился в перила. Суставы его пальцев побелели.
         - Мюриел! – хрипло вскрикнул он. – Боже милостивый, это Мюриел!
         Его голос, казалось, доносился до меня издалека, из-за гор, сквозь густой молчаливый лес.   

                7.
         Один конец стойки за окном деревянного домика был завален пыльными папками. На верхней стеклянной части двери виднелась черная облупившаяся надпись «Шеф полиции. Шеф пожарной охраны. Комендант. Торговая палата». В нижнем углу к стеклу были прилеплены каточка объединенной службы организации досуга войск и эмблема Красного Креста.
Я вошел в комнату. В углу стояла пузатая печка. За стойкой в другом углу располагался стол-бюро с выдвижной крышкой. К стене была прикреплена большая бело-голубая карта района, а рядом доска четырьмя крючками. На одном из них висело изрядно изношенное и много раз штопанное армейское одеяло. На стойке рядом с пыльными  папками лежали простая перьевая ручка и испачканная промокашка. Рядом стояла вся в пятнах чернильница с липкими чернилами. Конец стены был испещрен телефонными номерами. Цифры были вырезаны так глубоко в бревенчатой стене, что им предстояло сохраниться столько же, сколько простоит дом. Они выглядели угловатыми, будто их нацарапала детская рука. За столом в деревянном кресле сидел мужчина, чьи ноги покоились на широких и длинных, словно лыжи, досках пола. Справа от него стояла плевательница, настолько большая, что в нее можно было положить свернутый пожарный рукав. На затылке мужчины красовалась потемневшая от пота шляпа. Его большие, абсолютно лишенные волос руки были уютно сложены на животе над поясом брюк цвета хаки, истончившихся от многолетнего ношения. Рубашка подходила к брюкам, если не принимать в расчет ее еще более потрепанный вид. Ворот на мощной шее мужчины был застегнут. Галстук отсутствовал. Каштановые волосы на висках приобрели оттенок подтаявшего снега. Мужчина сидел слегка отклонившись влево, поскольку на его правом бедре висела кобура. Из нее высовывался револьвер сорок пятого калибра и упирался в его солидный бок. Слева на груди криво висела звезда шерифа.
         У мужчины были большие уши и приветливые глаза. Его челюсти монотонно двигались, и в целом он выглядел не опаснее белки. Разве только не был таким подвижным. Одним словом, он мне понравился. Я облокотился на стойку и посмотрел на мужчину. Он ответил мне тем же, кивнул и выплюнул полпинты табачного сока мимо своей правой ноги в плевательницу. Послышался отвратительный звук, будто что-то плюхнулось в воду. Я закурил и огляделся в поисках пепельницы.
         - Можешь стряхивать на пол, сынок, - очень дружелюбно произнес мужчина.
         - Вы шериф Паттон?
         - И комендант, и шериф. Весь закон здесь округе это я. Правда, скоро выборы. На этот раз вроде есть пара хороших ребят против меня, так что могут турнуть… Восемьдесят долларов в месяц, жилье, дрова и бесплатное электричество. Для горной местности это неплохо.
         - Никому не удастся вас «турнуть», - заявил я. – Наоборот, вас ждет известность.
         - Правда? – равнодушно спросил шериф и снова потряс плевательницу.
         - Правда, если Озеро Маленького фавна относится к вашему участку.
         - Дом Кингсли? Конечно. Там что-то случилось, сынок?
         - Мертвая женщина в озере.
         Новость глубоко потрясла шерифа. Он расцепил руки, почесал ухо, уперся в подлокотники и поднялся, ловко отбросив кресло назад. Когда Паттон встал, он оказался очень высоким и крепким человеком. Полнота только придавала ему обаяния.
         - Я знаю ее? – хмуро спросил он.
         - Мюриел Чесс. Полагаю, вы с ней знакомы. Жена Билла Чесса.
         - Ага, знаю Билла, - его голос стал немного тверже.
         - Похоже на самоубийство. Она оставила записку, в которой сообщала, что уезжает. Но это могло быть и предсмертным письмом. У нее сейчас не очень приглядный вид. Долго пробыла в воде. Судя по всему, около месяца.
         Паттон почесал второе ухо.
         - Судя по чему?
         Его глаза изучали мое лицо. Спокойно, медленно, но все-таки именно изучали. Кажется, он не торопился поднимать тревогу.
         - Она поссорилась с мужем месяц назад. Билл уехал на северный берег озера, и несколько часов его не было дома. Когда он вернулся, жены уже не было. С тех пор Билл ее не видел.
         - Понятно. А ты-то кто, сынок?
         - Марлоу. Приехал из Лос-Анджелеса осмотреть собственность Кингсли. У меня была от него записка Биллу Чессу. Парень провел меня по берегу озера. Мы дошли до небольшого причала, который построила киносъемочная группа, облокотились о перила и стали глазеть на воду. Вдруг из-под затопленного причала старой лодочной станции показалось что-то очень похожее на руку человека. Билл швырнул туда тяжелый камень, и тело всплыло.
         Паттон смотрел на меня. Ни один мускул не дрогнул у него на лице.
         - Слушайте, шериф, не лучше ли нам поехать туда? Парень там один. От шока чуть не рехнулся.
         - Много у него виски?
         - Перед моим отъездом оставалось совсем чуть-чуть. У меня была с собой пинта, но мы ее почти прикончили за разговором.
         Паттон подошел к столу-бюро, отпер один из ящиков, достал три или четыре бутылки и стал рассматривать их на свет.
         - Эта детка почти полная, - произнес он, похлопав по одной из бутылок. – «Маунт-Вернон». Должна помочь подкрепить ему силы. Округ не выделяет мне средства на виски для таких случаев, поэтому приходится реквизировать немного то тут, то там. Сам не употребляю. Никогда не мог понять местных, травящих себя этой гадостью.
         Шериф засунул бутылку в левый карман, запер ящик стола, поднял перегородку стойки и прилепил изнутри к стеклу на двери карточку. Когда мы выходили, я взглянул на нее.
         Там было написано: «Вернусь через двадцать минут. Возможно».
         - Заеду за доктором Холлисом, - сказал Паттон. – Потом за тобой. Это твоя машина?
         - Да.
         - Тогда можешь поехать следом за нами, когда я вернусь.
         Он сел в автомобиль с сиреной, двумя красными прожекторами, двумя противотуманными фарами, красно-белым знаком пожарной охраны, новеньким мегафоном на крыше, тремя топорами, двумя тяжелыми катушками с тросом и огнетушителем на заднем сидении, запасными канистрами с бензином, маслом и водой, прикрепленными к подножке. Вторая запасная шина была привязана к запасному колесу сзади на кузове. Клочки грязноватой ваты торчали из протертых дыр в обивке, словно пыжи. Слой пыли в полдюйма покрывал то, что осталось на автомобиле от краски. В правом нижнем углу лобового стекла была прилеплена табличка с надписью печатными буквами:
         «ИЗБИРАТЕЛИ, ВНИМАНИЕ! ОСТАВЬТЕ ДЖИМА ПАТТОНА НА ДОЛЖНОСТИ ШЕРИФА. ОН СЛИШКОМ СТАР, ЧТОБЫ ПЕРЕХОДИТЬ НА ДРУГУЮ РАБОТУ».
         Паттон развернул машину и помчался по улице в облаке белой пыли.

                8.
         Остановившись перед белым каркасным зданием напротив склада, Паттон вошел внутрь и быстро вернулся  с человеком, который уселся на заднее сидение рядом с топорами и катушками с тросом. Автомобиль тронулся по улице обратно, и я последовал за ним. Мы неторопливо покатили по шоссе среди ярких летних брюк, шортов, форменных фуфаек французских моряков, завязанных косынок, узловатых женских коленок и ярко-красных губ. За поселком наши машины поднялись по пыльной дороге в гору и остановились возле домика. Паттон аккуратно нажал клаксон. Дверь домика открылась, и на пороге появился мужчина в выцветшем голубом комбинезоне.
         - Садись, Энди. Есть дело.
         Мужчина в комбинезоне угрюмо кивнул, вернулся в домик, затем появился снова в серой охотничьей шляпе и полез на водительское место, которое уступил ему Паттон. Он был смуглым, гибким, лет около тридцати и имел немного неопрятный и голодный вид, присущий всем местным жителям.
         По дороге к Озеру Маленького фавна я наглотался столько пыли, что мог бы испечь из нее приличный пирог. Возле широких ворот Паттон вылез, пропустил нас, и мы поехали дальше к озеру. Там шериф снова выбрался из машины, подошел к воде и посмотрел в сторону маленького причала. Голый Билл Чесс сидел там, подперев голову руками. Рядом с ним на мокрых досках что-то лежало.
         - Можем проехать дальше, - сказал Паттон.
         Два автомобиля проследовали в дальний конец озера. Вчетвером мы собрались на причале за спиной Билла Чесса. Доктор остановился и мучительно откашлялся в носовой платок, после чего задумчиво взглянул на него. Это был угловатый человек с выпученными глазами и грустным нездоровым лицом.
         Бесформенный предмет оказался женщиной, лежавшей на досках лицом вниз с пропущенной под руками веревкой. Одежда Чесса валялась рядом. Его негнущаяся нога, плоская в колене и покрытая шрамами, была вытянута вперед, а другая согнута. Билл уткнулся в нее лбом. Когда мы собрались позади него, он даже не пошевелился и не оглянулся.
         Паттон достал из кармана бутылку «Маунт Вернон», открутил пробку и протянул виски Чессу.
         - Выпей хорошенько, Билл.
         В воздухе стоял мерзкий тошнотворный запах. Чесс, казалось, не заметил ни выпивку, ни шериф, ни доктора. Человек по имени Энди достал из машины пыльное коричневое одеяло, бросил его поверх тела, затем, ни слова не говоря, отошел к сосне, и там его стошнило.
         Билл Чесс сделал большой глоток, поставил бутылку на свое согнутое колено и начал говорить монотонным деревянным голосом, ни на кого не глядя и ни к кому конкретно не обращаясь. Он рассказал о ссоре с женой, о том, что произошло потом, но умолчал о причинах. Миссис Кингсли вообще не была упомянута. Билл сказал, что когда я поехал за шерифом, он взял веревку, разделся, залез в воду, обвязал тело утопленницы, вытащил на берег, потом взвалил себе на спину и перенес на причал. Чесс не знал, зачем сделал это. Затем он опять вошел в воду. Ему не нужно было объяснять нам, для чего.
Паттон забросил в рот кусочек табака и молча пожевал его. Спокойные глаза шерифа не выражали абсолютно ничего. Затем он стиснул зубы, наклонился, слегка приподнял одеяло и повернул тело так осторожно, словно оно могло рассыпаться на куски. Яркое дневное солнце блеснуло на ожерелье из зеленых камней, часть которых вдавилась в распухшую шею. Они были грубо обработанными, тусклыми, напоминавшими мыльный камень или фальшивый нефрит. Позолоченная цепочка с застежкой в виде усыпанного мелкими бриллиантами орла соединяла концы ожерелья. Паттон выпрямился и приложил к носу платок.
         - Что скажешь, док?
         - О чем? – проворчал в ответ мужчина с выпученными глазами.
         - Причина и время смерти.
         - Не строй из себя идиота, Джим Паттон.
         - Значит, не можешь ничего сказать?
         - Глядя на это? Боже милостивый!
         Шериф вздохнул.
         - Очень похожа на утопленницу, - признал он. – Но утверждать так сразу никогда не стоит. Бывают случаи, когда зарежут, отравят или еще как-нибудь угробят, а потом хорошенько вымочат в воде, чтобы скрыть следы убийства.
         - И много раз ты сталкивался с этим здесь? – ядовито поинтересовался доктор.
         - Если честно, убийство в этих краях на моей памяти произошло только один раз, - произнес Паттон, наблюдая краем глаза за Чессом. – прихлопнули старого папашу Мичема там, на северном берегу. У него лачуга была возле каньона Шиди. Летом он мыл золотишко на своем старинном участке в лощине недалеко от Беллтопа. Местные не видели его до поздней осени. Потом выпал снег, и половина крыши на лачуге обвалилась. Мы поехали немного подправить ее. Думали, что папаша спустился на зиму в долину и никому ничего не сказал. Так старые старатели всегда делают. На самом деле папаша никуда не уезжал. Лежал на кровати с топором в затылке. Мы так и не нашли того, кто это сделал. Кто-то говорил, будто Мичем припрятал после лета небольшую сумку с золотишком.
         Шериф задумчиво посмотрел на Энди. Человек в охотничьей шляпе нащупал языком зуб во рту и сказал:
         - Да знаем мы, кто это сделал. Гай Поуп прихлопнул старика. Только Гай уже девять дней как помер от воспаления легких, когда мы нашли папашу Мичема.
         - Одиннадцать дней, - поправил его Паттон.
         - Девять, - упрямо повторил человек в охотничьей шляпе.
         - С тех пор прошло уже шесть лет, Энди. Будь по-твоему, сынок. Но с чего ты взял, что это сделал Гай Поуп?
         - Мы нашли у него дома три унции маленьких самородков и немного песка. А участок самого Гая никогда ничего, коме песка, не давал. А папаша много раз находил маленькие самородки по полтора грамма.
         - Да, такие вот дела, - сказал Паттон и едва заметно улыбнулся мне.                – Как ни осторожничай, все равно всего не предусмотришь.
         - Полицейская болтовня, - вдруг сказал с отвращением Билл Чесс, натянул брюки и снова сел, чтобы обуться и накинуть рубашку. Затем он поднялся, взял бутылку, сделал большой глоток, осторожно поставил выпивку обратно на деревянный помост и протянул свои волосатые руки Паттону.
         - Раз вы, ребята, так считаете, надевайте наручники, и покончим с этим, - произнес Билл диковатым голосом.
         Шериф пропустил его слова мимо ушей, подошел к краю причала, оперся о перила и посмотрел в воду.
         - Странное местечко для трупа, - заметил он. – Течения не заметно, но если оно здесь и есть, то по направлению к дамбе.
         Чесс опустил руки и тихо пробормотал:
         - Она покончила с собой, придурки! Мюриел отлично плавала. А тут, наверное, поднырнула под причал и наглоталась воды. Только так. По-другому и быть не могло.
         - Я бы не стал так уверенно говорить, Билл, - мягко ответил Паттон. Его глаза оставались пустыми, как новенькие тарелки.
         Энди покачал головой. Шериф взглянул на него с легкой усмешкой.
         - Опять тебя что-то гложет?
         - Говорю вам, было девять дней. Я посчитал, - угрюмо ответил человек в охотничьей шляпе.
         Доктор поднял руки и отошел от нас, прижав одну ладонь ко рту. Он опять закашлялся в носовой платок, потом стал очень внимательно рассматривать его.
         Паттон подмигнул мне и сплюнул через перила.
         - Давай перейдем к сегодняшнему делу, Энди.
         - Вы когда-нибудь затаскивали тело на шестифутовую глубину?
         - Вроде не приходилось, Энди. А что, с помощью веревки это разве нельзя сделать?
         Человек в шляпе пожал плечами.
         - Если использовалась веревка, следы на теле это покажут. И потом раз уж оставляешь такую улику, зачем вообще скрывать труп?
         - Вопрос времени, - сказал шериф. – Парень готовился заранее.
         Билл Чесс усмехнулся и оттянулся к бутылке. Глядя на торжественные лица окружавших меня жителей гор, я никак не мог взять в толк, что у них было на уме.
         - Кто-то говорил о записке, - с отсутствующим видом вспомнил Паттон.
Чесс порылся в бумажнике и достал оттуда сложенный листок бумаги.
         Шериф взял его и медленно прочитал.
         - Кажется, даты нет, - заметил он.
         Билл сокрушенно покачал головой.
         - Нет. Она уехала месяц назад. Двенадцатого июня.
         - Она вроде уже один раз уходила от тебя?
         - Ага, - Чесс с подозрением взглянул на шерифа. – Я напился и остался у шлюхи. В декабре перед первым снегом. Мюриел не было неделю, а потом она вернулась. Еще красивее. Сказала, что просто должна была уехать на время. Остановилась у подружки, с которой работала в Лос-Анджелесе.
         - Как зовут подругу? – спросил Паттон.
         - Мюриел мне никогда не говорила, а я и не интересовался. Что бы жена ни делала, для меня всегда это было правильно
         - Конечно. В тот раз она оставляла записку, Билл?
         - Нет.
         - Бумага кажется довольно старой, - Паттон поднял листок повыше.
         - Я носил ее с собой весь месяц, - проворчал Чесс. – Кто вам сказал, что Мюриел уже уезжала от меня?
         - Не помню. Ты же знаешь, как в нашей округе распространяются сплетни. От местных мало что укроется. Может, только летом, когда тут полно посторонних.
         Некоторое время все молчали. Наконец, Паттон равнодушно поинтересовался:
         - Так говоришь, твоя жена уехала двенадцатого июня? Или ты только подумал, что она уехала? Ты вроде сказал, что тогда здесь были хозяева из того дома?
         Чесс взглянул на меня, и его лицо потемнело.
         - Спросите этого ублюдка… если он уже все вам не выложил.
         Паттон даже не посмотрел в мою сторону. Он оглядел цепь гор позади озера и вежливо произнес:
         - Мистер Марлоу ничего мне не сказал, Билл, кроме имени погибшей и того, как тело всплыло в воде. Еще он сообщил мне об отъезде Мюриел и оставленной записке. Разве здесь что-то не так?
         Опять наступила тишина. Билл опустил взгляд на лежавшее в нескольких футах от него накрытое одеялом тело. Он сжал кулаки, и по его загорелой щеке покатилась слеза.
         - Миссис Кингсли была здесь, - пробормотал Чесс. – Она уехала в долину в тот же день. В других домиках никого. Перри и Фарквары в этом году вообще сюда не приезжали.
         Паттон молча кивнул. В воздухе образовалась напряженная пустота, как будто что-то недосказанное было настолько очевидным всем, что не стоило об этом и говорить.
         - Так берите меня, сукины дети! – взревел вдруг Билл Чесс. – Конечно, я это сделал. Утопил ее. Она была моей женой, и я любил ее. Я подлец. Был подлецом и всегда буду. Но я все равно любил Мюриел. Вам, ребята, этого не понять. Даже не пытайтесь. Арестуйте меня, черт побери!
         Никто не сказал ни слова.
         Билл посмотрел на свой загорелый кулак и внезапно изо всех сил ударил им себе по лицу.
         - Сукин сын вонючий! – едва слышно всхлипнул он.
         Из носа у него начала сочиться кровь, потом красная струйка побежала к губам, обогнула рот и добралась до середины подбородка. Одна капля медленно упала на рубашку.
         - Мы должны отвезти тебя в долина для допроса, Билл, - тихо проговорил шериф. – Ты же знаешь порядки. Мы тебя ни в чем не обвиняем, но ребята там внизу должны поговорить с тобой.
         - Могу я переодеться? – угрюмо спросил Чесс.
         - Конечно. Иди с ним, Энди. И посмотри там что-нибудь подходящее, чтобы завернуть вот это.
         Билл с Энди ушли по тропинке вдоль берега озера. Доктор очередной раз откашлялся, посмотрел на воду и вздохнул.
         - Хочешь отправить труп в долину на моей санитарной машине, Джим?
Паттон отрицательно покачал головой.
         - Нет. Это бедный округ, док. Думаю, леди может проехаться в морг за более умеренную плату, чем ты запросишь за свою колымагу.
         Доктор с сердитым видом пошел прочь, бросив через плечо:
         - Дай мне знать если захочешь, чтобы я оплатил похороны.
         - О чем ты говоришь… - вздохнул шериф.

                9.
         Гостиница «Голова индейца» располагалась в коричневом доме на углу напротив нового танцевального зала. Я припарковался перед ней, зашел в туалет умыться и вытащить из волос сосновые иголки, затем направился в примыкавший к просторному вестибюлю ресторанчик. Заведение кишело пропахшими алкоголем мужчинами в летних крутках и громко хохочущими женщинами с кроваво-красным маникюром и не очень чистыми пальцами. Метрдотель, низкобюджетный крепкий парень без пиджака и с обкусанной сигарой во рту бродил между столиками, внимательно следя за посетителями. За кассой светловолосый мужчина в надежде послушать военные сводки отчаянно боролся с маленьким радиоприемником, в динамике которого  электростатических разрядов было, как в жидком картофельном пюре воды. В дальнем углу ансамбль из пяти местных, одетых в плохо подогнанные белые смокинги и красные рубашки, старался, чтобы его было слышно в шуме бара. На лицах музыкантов в облаках табачного дыма и гуле нетрезвых голосов застыли стеклянные улыбки. Чудесный летний сезон в Пума-Пойнт был в самом разгаре.
         Я быстро съел то, что здесь называлось комплексным обедом, залил его бренди, чтобы он обосновался в желудке и не вырвался обратно, и вышел на улицу. Было еще светло, но некоторые неоновые рекламы уже зажглись, и вечер покатился по поселку с веселым гудением клаксонов, детскими криками, грохотом кеглей в боулинг-клубе, и стуком мячиков на столах для скибола.          Пневматические винтовки оживленно хлопали в тирах, музыкальные автоматы орали как сумасшедшие, а поверх всего этого над озером разносился лающий рев катеров, несущихся в никуда с такой скоростью, будто они участвовали в гонках со смертью.
         В моем Крайслере сидела серьезная на вид девушка с каштановыми волосами. На ней были темные брюки. Она курила сигарету и разговаривала с одетым как ковбой на ранчо парнем, который присел на подножку машины. Я обошел Крайслер и сел за руль. Ковбой тут же смылся, подтянув по пути джинсы. Девушка не тронулась с места.
         - Я Берди Кеппел, - представилась она и улыбнулась. – Днем я работаю здесь в парикмахерской, а по вечерам в местной газете «Знамя Пума-Пойнт». Простите, что без разрешения вторглась в ваши владения.
         - Все нормально, - ответил я. – Вы хотите просто посидеть здесь, или я должен вас куда-то отвезти?
         - Можете поехать по улице и подыскать местечко потише, мистер Марлоу. Если, конечно, не откажете в любезности поговорить со мной.
         - А слухи у вас тут быстро разносятся, - заметил я и завел мотор.
         Мы миновали почту и свернули за угол, где бело-голубая стрелка с надписью «Телефон» указывала на узенькую дорожку по направлению к озеру. Я повернул туда, проехал мимо переговорного пункта, оказавшегося бревенчатым домиком с крошечным огороженным газончиком перед ним, затем мимо еще одной маленькой хижины и остановился перед огромным дубом, который распростер свои ветви над дорогой и на добрые пятьдесят футов за ней.
         - Годится, мисс Кеппел?
         - Миссис. А вообще зовите меня просто Берди. Меня все так зовут. Это нормально. Рада познакомиться, мистер Марлоу. Вижу, вы приехали из Голливуда, города грехов.
         Девушка протянула мне крепкую загорелую ладошку, и я пожал ее. Втыкая заколки в кудри толстых блондинок в своей парикмахерской, девушка, видимо, так натренировалась, что теперь ее рукопожатие напоминало щипцы мороженщика. 
         - Я говорила с доктором Холлисом, - начала она. – О бедной Мюриел Чесс. Думаю, вы можете сообщить мне какие-нибудь детали. Насколько я понимаю, вы обнаружили тело.
         - На самом деле его нашел Билл Чесс, а я просто находился рядом. Вы говорили с Джимом Паттоном?
         - Еще нет. Он уехал в долину. Но я не жду, что Джим мне много расскажет.
         - Скоро перевыборы, - заметил я. – А вы работаете в газете.
         - Джим не политик, мистер Марлоу. Меня же трудно назвать работницей прессы. Маленькая газетка, которую мы тут выпускаем, довольно дилетантский проект.
         - Ладно, что вы хотите узнать?
         Я предложил девушке сигарету и зажигалку.
         - Просто расскажите мне всю историю.
         - Я приехал туда с запиской от Дерриса Кингсли, чтобы осмотреть его дом. Билл Чесс проводил меня. Мы поболтали. Он поведал мне о разрыве с женой, показал письмо, которое она ему оставила. У меня была с собой бутылка виски, и Билл ее почти прикончил. Он чувствовал себя несчастным. Спиртное немного его расслабило, но парень с ума сходил от одиночества, поэтому ему все равно натерпелось излить душу. Вот так все и получилось. До этого я не знал Билла. Пройдя в дальний конец озера, мы вышли на причал, и Чесс заметил в воде под досками человеческую руку. Оказалось, она принадлежала тому, что осталось от Мюриел Чесс. Кажется, все.
         - По словам доктора Холлиса, женщина долго пролежала в воде, сильно разложилась и все такое…
         - Да. Вероятно, Билл целый месяц считал, что она уехала. Во всяком случае, нет причин думать о чем-то другом. Оставленная записка похожа на предсмертную.
         - Есть какие-нибудь сомнения, мистер Марлоу?
         Я искоса взглянул на девушку. Умные темные глаза разглядывали меня из-под взбитой на лбу каштановой челки. Постепенно наступали сумерки. Правда, пока это было лишь едва заметно.
         - В таких случаях полиция всегда сомневается, - сказал я.
         - А вы?
         - Мое мнение не имеет никакого значения.
         - И все-таки?
         - Я встретил Чесса сегодня утром впервые. Билл показался мне темпераментным парнем. Да и по его собственным словам, он далеко не святой. Но, похоже, Билл очень любил жену. Не представляю, как он мог бы спокойно жить здесь, зная, что она разлагается в воде под старым причалом. Выходить из дома на солнце, смотреть на мягкую голубую поверхность озера и помнить, что находится под водой… помнить о том, что случилось. Да еще и осознавать, что он сделал это.
         - Я тоже не могу такого представить, - проговорила девушка. – Да и никто здесь не может. И все-таки мы прекрасно понимаем, что подобные вещи происходят и будут происходить. Вы на государственной службе, мистер Марлоу?
         - Нет.
         - Можно спросить, чем вы занимаетесь?
         - Мне бы не хотелось отвечать.
         - Это почти то же, что и ответить, - она улыбнулась. – Кроме того, доктор Холлис слышал, как вы называли Джиму Паттону свое полное имя. А у нас в офисе есть справочник по Лос-Анджелесу. Не бойтесь, я никому не сказала.
         - Очень мило с вашей стороны, - улыбнулся я.
         - Более того, и не скажу. Если вы сами не захотите.
         - Сколько это будет мне стоить?
         - Нисколько, - ответила девушка. – Вообще нисколько. Я не претендую на то, чтобы стать хорошим репортером. И мы не станем публиковать ничего, что могло бы смутить Джима Паттона. Наш шериф – соль земли. Но дело все равно будет раскрыто, не так ли?
         - Не стоит делать неверные выводы, - сказал я. – Меня совершенно не интересует Билл Чесс.
         - А Мюриел Чесс?
         - Зачем мне интересоваться Мюриел Чесс?
         Девушка аккуратно затушила сигарету в пепельнице под приборной доской.
         - Как хотите. Но есть одна любопытная деталька, которая вас заинтересует. Если, конечно, вы еще о ней не знаете. Около шести недель назад сюда из Лос-Анджелеса приезжал некий полицейский по имени Де Сото. Здоровый такой мужик с ужасными манерами. Он нам не понравился, и мы ему ничего интересного не рассказали. Мы – это три сотрудника редакции. У полицейского была с собой фотография, и он разыскивал женщину по имени Милдред Хэвиленд. Официальный розыск, а снимок был обычный – увеличенное фото. Такие в полиции не делают. Де Сото сказал, что, по его сведениям, женщина поселилась где-то в нашем округе. Лицо на фотоснимке было очень похоже на лицо Мюриел Чесс. Волосы только чуть порыжее, прическа совсем другая, брови выщипаны до тонких полосочек, а этого женщине вполне достаточно, чтобы изменить внешность. И все-таки она была чертовски похожа на Мюриел Чесс.
         Я побарабанил пальцами по дверце автомобиля и через секунду спросил:
         - И что вы ему сказали?
         - Ничего. Во-первых, мы не были уверены. Во вторых, нам не понравились его манеры. В-третьих, даже если бы мы были уверены и нам понравились бы его манеры, мы вряд ли стали наводить полицейского на эту женщину. Зачем это нам? Все совершают поступки, о которых потом приходится сожалеть. Возьмите меня. Однажды я была замужем…за профессором-языковедом Рэдлендского университета…
         Девушка рассмеялась.
         - Можете оставить свою историю при себе, - посоветовал я.
         - Ладно. Но мы здесь в горах обыкновенные люди.
         - Этот Де Сото встречался с Джимом Паттоном?
         - Наверное. Джим ничего не говорил.
         - Он показал вам свое удостоверение?
         Девушка задумалась, потом покачала головой.
         - Не помню. Он сказал, что из полиции, и мы восприняли его приезд как само собой разумеющееся. Да и вообще он вел себя как типичный городской коп.
         - Для меня это немного странно. Кто-нибудь говорил Мюриел об этом парне?
Девушка задумалась, долго смотрела в окно, потом повернулась ко мне и кивнула.
         - Я. Хотя, наверное, это было не мое дело?
         - И как она отреагировала?
         - Промолчала. Только смущенно улыбнулась, будто я неудачно пошутила, а потом ушла. Но мне показалось, в ее глазах мелькнула тревога. Лишь на мгновение. Так вас все еще не интересует Мюриел Чесс, мистер Марлоу?
         - С чего бы? Я не слышал о ней пока не приехал сюда сегодня днем. Честное слово. И я никогда не слышал ни о ком по имени Милдред Хэвиленд. Отвезти вас обратно в поселок?
         - О нет, спасибо. Пройдусь пешком. Здесь два шага. Очень вам признательна. Надеюсь, Билл не попадет в передрягу. Особенно в такую отвратительную.
         Девушка опустила ногу на подножку, выбралась из машины, потом встряхнула кудрями и рассмеялась.
         - Говорят, я неплохая парикмахерша. Надеюсь, что это так. Но интервьюер из меня никудышный. Всего доброго.
         Я попрощался с ней, и она стала удаляться, растворяясь в наступающем вечере. Я сидел и смотрел, как девушка дошла до главной улицы и скрылась из вида. Затем завел свой Крайслер и направился к переговорному пункту в маленьком деревенском домике.   

                10.
         Ручная олениха в кожаном собачьем ошейнике вышла передо мной на дорогу. Я потрепал ее по поросшей жесткой шерсткой шее и вошел в переговорный пункт. Молоденькая девчушка в брюках сидела за маленьким столиком и колдовала над какими-то книгами. Она назвала мне стоимость звонка в Беверли Хиллз и наменяла монеток. Телефонная будка находилась снаружи у фасадной стены домика.
         - Надеюсь, вам нравится здесь в горах, - сказала девчушка. – Очень тихо. Хороший отдых.
         Я захлопнул дверцу будки. За девяносто центов мне предоставлялась возможность пять минут поговорить с Деррисом Кингсли. Босс был дома, и я быстро дозвонился. Правда, слышимость оставляла желать лучшего из-за разрядов статического электричества в горном воздухе.
         - Выяснили что-нибудь там? – спросил Кингсли голосом, сдобренным не менее чем тремя рюмками. Он опять говорил грубо и высокомерно.
         - Даже слишком много, - ответил я. – Но совсем не то, что нас интересует. Вы один?
         - Какая разница?
         - Для меня никакой, но я-то знаю, о чем собираюсь сообщить, а вы нет.
         - Ладно. Выкладывайте, что бы это ни было.
         - Я имел долгий разговор с Биллом Чессом. Он был очень одинок. Жена сбежала от него месяц назад. Они поссорились. Парень уехал и напился, а когда вернулся, женщины уже и след простыл. Она оставила записку, в которой заявляла, что скорее умрет, чем будет жить с ним.
         - Я догадывался о привязанности Билла к алкоголю, - донесся издалека голос Кингсли.
         - В общем, когда Чесс вернулся, обе женщины  уже уехали. Он не представляет, куда отправилась миссис Кингсли. Лэвери появлялся там в мае, и с тех пор Билл его больше не видел. Сам Лэвери это, кстати, не отрицает. Конечно, он мог приехать и во время очередного запоя Чесса, но доказательств тому никаких нет. А так еще обратно пришлось бы гнать две машины. Поначалу я думал, что миссис Кингсли и Мюриел Чесс укатили вместе, однако оказалось, у Мюриел был собственный автомобиль. В общем, эта и так весьма сомнительная идея рассыпалась в прах после дальнейшего развития событий. Мюриел Чесс вообще никуда не уезжала. Она нырнула в ваше озеро. А вернулась только сегодня, когда я там был.
         - Боже милостивый! – испуганно воскликнул Кингсли. – Вы хотите сказать, женщина утопилась?
         - Все возможно. Записка, которую она оставила, очень похожа не предсмертную. Во всяком случае, текст в ней так воспринимается. Тело оказалось под старым затопленным помостом рядом с причалом. Билл первым заметил колыхавшуюся под водой руку, когда мы стояли, облокотившись о перила, и обозревали окрестности. Он и вытащил труп. Полиция арестовала парня. Бедняга вне себя от горя.
         - Боже милостивый! – опять произнес Кингсли. – А ведь он мог бы сделать это. Все выглядит, как будто он…
         Босс умолк на полуслове, поскольку в наш разговор вклинился оператор и потребовал еще сорок пять центов. Я опустил в автомат пятьдесят, и мы с Кингсли снова остались на линии вдвоем.
         - Выглядит как будто он что?
         Вдруг голос Кингсли произнес неожиданно четко:
         - Все выглядит, как будто он убил ее?
         - Да, очень сильно. – согласился я. – Джиму Паттону, местному шерифу, не понравилась записка без даты. Кажется, жена уже  один раз уезжала от Чесса из-за какой-то женщины. Паттон подозревает, что Билл мог сохранить старую записку. Как бы там ни было, они увезли Билла в Сан-Бернардино на допрос, а тело в морг для вскрытия.
         - Что вы обо всем этом думаете? – медленно спросил босс.
         - Ну, Чесс сам обнаружил труп. Он мог бы и не водить меня к причалу, и женщина осталась бы  воде еще надолго или навсегда. Записка похожа на старую, потому что Билл носил ее с собой в бумажнике, время от времени доставал и перечитывал. Дата могла быть не поставлена как в этот раз, так и в любой другой. Я бы сказал, на подобных записках даты чаще не ставятся. Пишущие их люди обычно торопятся и не обращают внимания на такие мелочи.
         - Тело, наверное, в ужасном состоянии. Сможет патологоанатом что-нибудь выяснить?
         - Не знаю, насколько хорошее у них там оборудование. Но если женщина утонула, они смогут это определить. А что касается следов насилия, которые не уничтожаются водой и процессом разложения, то колотую рану или отверстие от пули врачи обнаружат. Если сломана подъязычная кость, они предположат, что женщину задушили. Главное для нас заключается в следующем: мне придется рассказать о цели своего приезда на Озеро Маленького фавна. И мне придется давать свидетельские показания.
         - Плохо, - проворчал Кингсли. – Очень плохо. Каковы ваши дальнейшие планы?
         - По дороге домой заеду в отель «Прескотт» и попытаюсь что-нибудь узнать там. Ваша жена дружила с Мюриел Чесс?
         - Думаю, да. Кристель легко сходится с людьми. Но я миссис Чесс почти не знал.
         - Вам знакомо имя Милдред Хэвиленд?
         - Как?
         Я повторил.
         - Нет, - ответил босс. – А я должен ее знать?
         - Вы всегда отвечаете мне вопросом на вопрос, - заметил я. – Нет, вы не должны знать Милдред Хэвиленд. Особенно если вы почти не были знакомы с Мюриел Чесс. Позвоню вам утром.
         - Хорошо, - сказал Кингсли, поколебался и добавил: - Мне очень жаль, что вы попали в такую переделку.
         Он опять заколебался, наконец, пожелал мне хорошего вечера и повесил трубку.
Телефон мгновенно зазвонил, и строгий женский голос оператора сообщил, что я опустил в автомат на пять центов больше, чем требовалось. Я ответил, что я бросал бы и бросал  монеты в такую симпатичную щель. Девушке это не понравилось.
         Я вышел из будки и набрал в легкие воздуха. Знакомая олениха с собачьим ошейником стояла в проеме низкого заборчика и загораживала мне путь. Я попытался отогнать ее, но она лишь уклонилась от меня и с места не сдвинулась. Я перешагнул через заборчик, вернулся к Крайслеру и поехал обратно в поселок.
         В управлении Джима Паттона горел свет, но домик был пуст, а табличка «Вернусь через двадцать минут» так и оставалась прилепленной изнутри к стеклянной части двери. Я прошел к лодочной станции и дальше на пустынный пляж. Несколько моторных лодок и катеров все еще дурачились на водной глади. На противоположном берегу озера в окнах игрушечных домиков, прилепившихся к миниатюрным склонам, стали появляться желтые огоньки. Одинокая яркая звезда мерцала на северо-востоке над горной грядой. Малиновка села на острую верхушку стофутовой сосны и стала ждать темноты, чтобы спеть на ночь свою песенку.
         Совсем скоро стемнело. Птичка спела и скрылась в невидимых глубинах неба. Я бросил окурок на несколько футов в неподвижную воду, вернулся в свою машину и направился обратно к Озеру Маленького фавна.

                11.
         Ворота на частной дороге были заперты. Я припарковал Крайслер между двумя соснами, перелез через ворота и осторожно пошел по обочине, пока внизу под ногами внезапно не замерцала водная гладь маленького озера. Окна домика Билла Чесса были темными. Три других домика на противоположном берегу отбрасывали резкие тени на светлый гранитный склон. В том месте где вода переливалась через дамбу, она поблескивала белыми бликами и потом почти бесшумно неслась по покатой бетонной стене в текущий внизу ручей. Я прислушался и, кроме тихого шуршания воды, не услышал ни звука.
         Дверь домика Чесса была заперта. Я осторожно прокрался к заднему входу, обнаружил там массивный навесной замок и стал пробираться вдоль стен, ощупывая ставни. Все они были заперты. Небольшое двойное коттеджное окно, находившееся чуть выше остальных в центре северной стены, оказалось без ставней. Правда, оно тоже был заперто. Я остановился и снова прислушался. Ветра не было, и деревья оставались такими же безмолвными как их тени.
         Я попытался просунуть лезвие ножа между створками окна. Не вышло. Защелка отказывалась сдвигаться. Я прислонился к стене, задумался, затем быстро схватил приличный по размеру камень и ударил им в центр рамы, где сходились створки. Защелка со скрежетом выскочила из сухого дерева. Окно распахнулось в темноту. Я подтянулся к подоконнику, перекинул через него затекшую ногу, протиснулся сквозь щель между рамами, перекатился через подоконник и спрыгнул в комнату. Хрюкая от напряжения в разряженном горном воздухе, я повернулся и снова прислушался. Луч фонарика ударил мне прямо в глаза.   
         Очень спокойный голос произнес:
         - Я бы на твоем месте не двигался, сынок. Ты, наверное, притомился.
         Луч фонарика пригвоздил меня к стене, как раздавленную муху. Затем щелкнул выключатель, и зажглась настольная лампа. Фонарик погас. Джим Паттон сидел возле стола в старом коричневом кресле фирмы Морриса. Такой же коричневый шарф с бахромой свисал со столешницы и касался его толстого колена. Одет шериф был так же, как и днем. Добавилась только кожаная куртка, которая была новой, видимо, еще во времена первого срока правления Гровера Кливленда. В руках у Паттона за исключением фонарика ничего не было. И в глазах его ничего не было. Челюсти шерифа двигались в неторопливом темпе.
         - Что у тебя на уме, сынок... кроме того, как вломиться сюда?
         Я выудил из полутьмы стул, оседлал его, оперся о спинку и оглядел комнату.
         - У меня появилась идея, - заявил я. - Некоторое время она выглядела довольно интересной, но теперь, думаю, можно о ней забыть.
         Домик был больше, чем казался снаружи. Сейчас мы сидели в гостиной. Здесь находиласьт скромная мебель . На сосновых досках пола лежал мягкий коврик. Возле стены столяи круглый столи и пара стульев. Через открытую дверь виднелся угол большой черной кухонной плиты.
         Паттон кивнул. Он пристально смотрел на меня, но в его глазах не было злобы.
         - Я слышал, как подъехала машина, - сказал он. – А куда ей здесь еще было ехать? Но ты здорово прошел. Я вообще ничего не уловил. Ты все больше меня интересуешь, сынок.
         Я молчал.
         - Надеюсь, ты не в обиде, что я зову тебя «сынок»? Мне не надо бы так фамильярничать, но такая уж у меня привычка, и я никак не отвыкну. Все у кого нет длинной седой бороды и артрита для меня «сынки».
         Я сказал, что он может называть меня как угодно, поскольку никогда не был обидчивым. Паттон усмехнулся.
         - В телефонной книге Лос-Анджелеса уйма частных детективов, но только одного зовут Марлоу.
         - Зачем вам понадобилось узнавать это?
         - Можешь называть это обычным гнусным любопытством. К тому же Билл Чесс сказал мне, что ты вроде сыщик какой-то. А сам ты, видимо, сегодня забыл представиться.
         - Со временем сказал бы, - пробормотал я. – Извините, если это вас побеспокоило.
         - Это меня совсем не обеспокоило. Меня вообще нелегко побеспокоить по пустякам. У тебя есть документы?
         Я достал бумажник и показал шерифу свой целлулоидный чехольчик с лицензией.
         - Ладно, документы у тебя в порядке, - удовлетворенно произнес Паттон. – По лицу у тебя много не прочитаешь. Хотел порыться в доме?
         - Ага.
         - Я уже тут все тщательно обыскал. Вернулся из города и сразу сюда. Только на минутку к себе заскочил. Наверное, я не должен разрешать тебе рыться здесь, - шериф почесал ухо. – Хотя черт его знает, должен или нет. Так кто, говоришь, тебя нанял?
         - Деррис Кингсли. Нужно отыскать жену босса. Она смылась от него месяц назад прямо отсюда. Поэтому и я начал работу отсюда. Предположительно она уехала с одним парнем. Но тот это отрицает. Я надеялся, что здесь, в горах нападу на какой-нибудь след.
         - И как успехи?
         - Ничего. Путь жены босса можно проследить до Сан-Бердардино, а потом до Эль Пасо. Дальше след обрывается. Но я только начал работу.
         Паттон поднялся и отпер дверь домика. Пряный запах сосновой хвои хлынул в комнату. Шериф плюнул со ступенек, снова сел в кресло, снял шляпу и взъерошил свои каштановые с проседью волосы. Без шляпы его голова выглядела какой-то непристойно голой, как все головы, с которых редко снимают шляпы.
         - Значит, Билл Чесс тебя совсем не интересует?
         - Ни капли.
         - Наверное, вы, частные сыщики, часто занимаетесь делами о разводах, - проговорил Паттон. – Вонючая работка, на мой взгляд.
         Я пропустил последнюю фразу мимо ушей.
         - Кингсли не проще было попросить полицию помочь найти жену?
         - Вряд ли, - ответил я. – Он слишком хорошо знает свою женушку.
         - Ничего из того, что ты говоришь, не объясняет, зачем тебе понадобилось обыскивать дом Билла, - рассудительно проговорил шериф.
         - Профессиональная привычка везде совать свой нос.
         - Черт побери, мог бы придумать что-нибудь поинтереснее.
         - Тогда, скажем, Билл меня действительно интересует. Но только потому, что он попал в беду. Его случай довольно трогательный, хотя сам парень далеко не ангел. Если он убил свою жену, здесь должны быть какие-то улики. И наоборот, если он невиновен, здесь должны быть доказательства, подтверждающие это.
         Паттон наклонил голову, словно осторожная птица.
         - Например?
         - Одежда, украшения туалетные принадлежности. Одним словом, все, что женщина берет с собой, когда не собирается возвращаться
         Шериф медленно отклонился на спинку кресла.
         - Но она же не уехала, сынок.
         - Значит, вещи должны быть на месте. Но если бы они остались, Билл заметил бы, что жена не взяла их, и понял, что она никуда не уезжала.
         - Ей-богу, не нравится мне все это.
         - Но если бы Чесс убил жену, - продолжал я, - он должен был избавиться от всех вещей, которые она взяла бы с собой, как будто бы женщина действительно уехала.
         - И каким образом, по-твоему, он сделал бы это, сынок?
         Желтый свет от лапы придавал одной стороне лица Паттона бронзовый оттенок.
         - Насколько я понял, у Мюриел Чесс был собственный Форд. Остальное, думаю, Билл мог бы сжечь. А то, что не горит, закопать в лесу. Топить вещи в озере могло быть опасным.  Но машину он не смог бы ни сжечь, ни закопать. Билл мог водитьь ее?
         Шериф выглядел немного удивленным.
         - Конечно. Правая нога парня не гнется в олене, поэтому ему трудно пользоваться ножным тормозом. Но он спокойно управился бы и ручником. А машина Билла отличается тем, что педаль тормоза находится слева от  рулевой колонки, рядом со сцеплением. И он может нажимать на обе педали одной ногой. 
         Я стряхнул пепел с сигареты в маленькую голубую баночку, в которой, судя по крошечной золотой этикетке, когда-то находился фунт апельсинового меда, и сказал:
         - Избавиться от автомобиля – вот какая проблема была бы для Чесса самой большой. Куда бы он его ни отвез, ему все равно пришлось бы вернуться. Причем, незаметно. Если просто оставить Форд на улице, скажем, в Сан-Бернардино, его очень быстро нашли бы и установили имя владельца. Ни того, ни другого Биллу, конечно, не хотелось бы. Лучше всего было бы продать машину скупщику краденых тачек, но Чесс, скорее всего, никого из них не знает. Итак, весьма вероятно, что парень отогнал машину в лес на такое расстояние, чтобы можно было быстро вернуться пешком. А лично для него такое расстояние не должно быть очень большим.
         - Для человека, который абсолютно не интересуется происшедшими здесь событиями, ты проделал солидную умственную работу, - сухо прокомментировал мои слова Паттон. – Значит, ты отогнал машину в лес. Что дальше?
         - Чесс должен учитывать возможность, что ее найдут. Чащи вокруг глухие, но лесники и лесорубы шляются тут время от времени. Если автомобиль обнаружат, хорошо бы, чтобы в нем нашли и вещи Мюриел. Это даст Биллу пару отговорок - не очень убедительных, но, по крайней мере, возможных. Первая: женщину убил неизвестный, который все устроил так, чтобы подозрение падало на ее мужа. Вторая: Мюриел действительно покончила с собой, а машину отогнала в лес из тех же соображений свалить вину на Чесса. Самоубийство и месть одновременно.
         Шериф тщательно и спокойно обдумал мои версии, затем подошел к двери, опять отпер ее, вернулся в кресло и снова взъерошил свои волосы. Он посмотрел на меня с изрядной долей скептицизма.
         - Твое первое предположение, возможно, и верно, - сказал он. – Но только в принципе, и я ума не приложу, кто бы мог такое сотворить. И еще остается неясным вопрос с запиской.
         Я покачал головой.
         - Допустим, записка была у Билла уже давно, после первого отъезда Мюриел. Допустим, она сбежала, как думал Чесс, не оставив новой записки. После того, как прошел месяц, а парень так ничего и не услышал о жене, он мог просто сильно встревожится. Потому Билл и припрятал  записку. Ему показалось, что она могла бы стать для него своеобразной защитой, если с Мюриел действительно что-то случилось. Правда, он ничего такого нет сказал, но мог держать это в голове.
         Паттон отрицательно мотнул головой. Ему не понравились мои логические выкладки. Да и мне тоже. Он медленно произнес:
         - Что касается твоего второго предположения, по- моему, это бред. Покончить с собой и обставить все так, чтобы кого-то обвинили в убийстве – это никак не согласовывается с моими простыми представлениями о человеческой натуре.
         - Значит, ваши представления о человеческой натуре слишком просты, - заметил я. – Потому что такое вполне реально. А когда подобное происходит, это почти всегда сделано женщиной.
         - Не-а, - ответил Паттон. – Мне пятьдесят семь лет. Я на своем веку повидал много психов, но эта идея, по-моему, не стоит и выеденного яйца. Мне нравится вот что – Мюриел Чесс планировала сбежать, написала записку, но Билл застал жену до отъезда, пришел в ярость и пристукнул беднягу. Потом ему пришлось проделать все штуки, о которых мы сейчас с тобой говорили.
         - Я никогда ее не видел, поэтому не имею никакого представления, на что эта женщина способна. Билл сказал, что встретил Мюриел в Риверсайде около года назад. До этого у  нее могла быть длинная и сложная история. Что это была за дама?
         - Симпатичная маленькая блондинка. Особенно когда принарядится. Билла она, кажется, только терпела. Тихая девушка. По лицу ничего не прочитаешь. Билл говорит, она с характером, но я никогда ничего такого за ней не замечал. А вот у него самого и правда отвратительный характер.
         - Как вы думаете, Мюриел действительно была похожа на некую женщину по имени Милдред Хэвиленд?
         Челюсти Паттона замерли, губы плотно сжались. Потом очень медленно шериф снова начал жевать.
         - Ей-богу, сегодня перед сном я обязательно загляну под кровать, - сказал он. – Чтобы убедиться, что тебя там нет. Где раздобыл сведения?
         - Милая девушка Берди Кеппел все рассказала мне когда брала интервью для своей газетенки. В разговоре она упомянула о полицейском из Лос-Анджелеса Де Сото, который показывал тут всем фотографию.
         Паттон хлопнул по своему толстому колену и подался вперед.
         - Вот тут я ошибся, - огорченно пробормотал он. – Опростоволосился. Тот громила показал снимок чуть ли не каждому местному жителю прежде чем ко мне прийти. Это меня и разозлило. Женщина, которую разыскивал парень, действительно была немного похожа на Мюриел, но не настолько, чтобы делать какие-то выводы. Я спросил, зачем она ему понадобилась, и он ответил: «Это дело полиции». Я напомнил ему, что тоже имею кое-какое отношение к этому бизнесу. Хотя и в провинции. Парень  сказал, что у него инструкции только определить местонахождение леди. Остальное ему неизвестно. Наверное, он был неправ, не посвятив меня в суть дела. А я в свою очередь, думаю, тоже был неправ когда сказал, что не знаю никого, кто хоть немного напоминал женщину на снимке.
         Огромный и уравновешенный шериф рассеянно улыбнулся уголку потолка, потом опустил глаза и внимательно посмотрел на меня.
         - Буду очень вам признателен, если все останется между нами, Мистер Марлоу. А в своих догадках ты… вы были правы. Когда-нибудь приходилось ездить на Енотово озеро?
         - Никогда не слышал о таком.
         - Около мили отсюда, - пояснил Паттон указав большим пальцем через плечо. – Маленькая узкая дорожка в лесу сворачивает на запад. Деревья по краям так близко стоят, что стволы можно поцарапать. На протяжении следующей мили она поднимается футов на пятьсот  выходит к Енотовому озеру. Очень милое местечко. Местные иногда ездят туда на пикники. Правда, не так часто, потому что шины жалко. Там есть еще пара-тройка мелких заросших камышом озер. В тени, наверное, до сих пор снег лежит. Несколько старых рубленых бревенчатых хижин стоят. Сколько себя помню, они все никак не развалятся. И еще там стоит полуразрушенный каркасный дом, где лет десять назад Монклерский университет устраивал летний лагерь. Они уже давно им не пользуются. Дом это не на берегу стоит, а на отшибе, в чаще. Позади него есть душевая со старым ржавым котлом и большой дровяной сарай с дверью на роликах. Его строили под гараж, но стали хранить там дрова, а в межсезонье запирали. Местные тут не сильно воруют, но поленья украдут точно. Правда, замок ломать не станут. Думаю, ты понимаешь, что я нашел в том сарае.
         - А я-то решил, что вы поехали в Сан-Бернардино.
         - Передумал. Мне показалось неправильным отправлять Билла в долину в одной машине с телом жены, поэтому я попросил доктора отвезти труп в санитарном автомобиле, а Энди отправил с Чессом отдельно. Потом я решил оглядеть тут все вокруг повнимательней перед тем как передать дело окружному шерифу и следователю.
         - В сарае стояла машина Мюриел?
         - Ага. И в ней два незапертых чемодана с одеждой. Набиты, как мне показалось, в спешке. Женская одежда. А главное, сынок, никто из посторонних не мог знать об этом месте.
         Я согласился. Паттон сунул руку в карман куртки и достал крошечный сверточек из салфетки. Развернув, он протянул его мне на ладони.
         - Взгляни на это.
         Я подошел и взглянул. На кусочке салфетки лежала тонкая золотая цепочка с маленьким замком – едва ли больше чем звено. Она была разорвана, но застежка осталась целой. Длиной цепочка была дюймов семь. И на ней и на бумаге виднелись следы белого порошка.
         - Как думаешь, где я ее нашел? – спросил шериф.
         Я взял цепочку и попытался соединить разорванные концы. Они друг к другу не подходили. На это я ничего не сказал, потом послюнявил палец, прикоснулся к порошку и попробовал на вкус.
         - В коробке из-под сахарной пудры, - предположил я. – Такие цепочки носят  на лодыжке. Как браслет. Некоторые женщины никогда не снимают их, как и обручальные кольца. Кто бы ни сорвал ее, у него не было ключика от застежки.
         - Какой отсюда вывод?
         - Ничего особенного, - ответил я. – Биллу не было никакого смысла срывать цепочку с ноги Мюриел, а то зеленое ожерелье оставлять. И Мюриел не имело никакого смысла срывать ее с себя – даже если предположить, что она потеряла ключик – и прятать так, чтобы потом все равно кто-то нашел. Правда, тщательного обыска и не было бы, пока не обнаружили бы ее тело. Ну а если бы Билл сорвал цепочку, он выбросил бы ее в озеро. А вот если Мюриел хотела сохранить ее и спрятать от мужа, то место вполне подходящее.
         На этот раз Паттон посмотрел на меня в замешательстве.
         - Почему?
         - Потому что только женщина может хранить драгоценности в таком месте. Сахарной пудрой посыпают кексы. Мужчине никогда и в голову не придет заглянуть в коробочку с ней. Вы проявили большую находчивость, шериф.
         Паттон застенчиво улыбнулся.
         - Черт! Я постучал по коробке, и немного сахарной пудры высыпалось. Не случись этого, мне бы никогда не найти цепочку.
         Шериф свернул листок папиросной бумаги, убрал его обратно в карман и поднялся с видом, который означал конец нашего разговора. 
         - Остаетесь здесь или возвращаетесь в город, мистер Марлоу?
         - Вернусь в город, пока вы не вызовете меня для свидетельских показаний. Думаю, вы это сделаете.
         - Следователь сам решит, конечно. Будь любезен, закрой окно, которое ты выбил, а я погашу свет и запру дверь.
         Я выполнил просьбу Паттона, а он зажег фонарик и выключил лампу. Мы вышли из дома. Шериф подергал дверь, чтобы убедиться, что замок защелкнулся, потом осторожно задвинул сетку и посмотрел на освещенное луной озеро.
         - Не представляю. Что Билл хотел убить ее, - грустно произнес он. – Правда, парень мог придушить жену и нечаянно. Лапы то у него здоровые. Когда он сделал это, ему пришлось применить все мозги, которые бог дал ему, чтобы скрыть преступление. Мне в самом деле очень жаль, но это фактов не изменит.  Все просто и естественно, а простое и естественное обычно и есть правда.
         - Мне кажется, он сбежал бы отсюда, заметил я вскользь. – Не понимаю, как он мог здесь оставаться.
         Паттон сплюнул  в черную бархатную тень от куста мазнаниты и медленно проговорил:
         - Он получал пенсию. Если бы сбежал, то потерял бы ее. Когда прижмет, большинство и не такое выдерживают. Ну ладно, спокойной ночи. Пойду опять к тому причалу. Постою там при лунном свете и немного погорюю. Такая ночь, а нам приходится думать об убийствах.
         Шериф тихо пошел сквозь тени и сам стал одной из них. Я постоял, пока он не исчез, затем прошел к запертым воротам, перелез через них, забрался в машину и поехал обратно по дороге, выискивая место, где бы спрятаться.

                12.
         От ворот через триста ярдов узкая дорожка, усыпанная прошлогодними коричневыми листьями дуба, поворачивала за глыбу гранита и исчезала Я объехал глыбу, забрался по каменной осыпи футов на пятьдесят-шестьдесят, затем развернулся вокруг дерева и остановился. Выключив фары и заглушив мотор, я стал ждать.
Прошло полчаса. Без сигарет минуты тянулись очень медленно. Наконец, я услышал, как вдалеке завелся мотор машины. Урчание стало громче, и мимо меня внизу по дороге проскользнули белые лучи света от фар. Потом звук мотора затих. В воздухе еще некоторое время ощущался легкий запах сухой пыли.
         Я выбрался из машины, вернулся к воротам и прошел к дому Чесса. Чтобы открыть уже выбитое мной окно оказалось достаточно крепкого толчка. Я опять забрался  на подоконник, спрыгнул в комнату, достал прихваченный с собой фонарик и отыскал его лучом лампу. Затем я включил ее, прислушался, не услышал ни звука, прошел в кухню и щелкнул там выключателем висевшего над раковиной круглого светильника. Ящик для дров рядом с плитой был аккуратно заполнен поленьями. Кругом сияла чистота: ни грязных тарелок в раковине, ни забытых на конфорках кастрюлек с прокисшей едой. Билл Чесс, одинокий или нет, содержал свое жилище в полном порядке. Дверь из кухни вела в спальню, а там еще одна очень узенькая дверца открывалась в крошечную ванную, которая, очевидно, была пристроена к домику совсем недавно. Об этом свидетельствовали ее стены с совершенно чистой облицовкой. Ванная ничего интересного мне не сообщила.
         В спальне  стояли двуспальная кровать, туалетный столик из сосны с висящим над ним на стене круглым зеркалом, шкаф, два стула с прямыми спинками и маленькая корзинка для мусора. На полу с обеих сторон кровати лежали два овальных коврика. На стенах Билл Чесс развесил несколько военных карт, вырезанных из «Нэшнл Джеогрефик». На туалетном столике валялись какие-то глуповато выглядящие красно-белые оборки. Я обшарил его ящики. Отделанную кожзаменителем шкатулку с набором безвкусной бижутерии с собой не забрали. Здесь же находились обычные принадлежности, с помощью которых женщины работают над своими лицами, ногтями и бровями, и мне даже показалось, что этих штуковин тут лежало слишком много. Правда, это было лишь мое предположение. В шкафу в небольшом количестве висела мужская и женская одежда. Среди прочих вещей бросалась в глаза кричащего цвета рубашка Билла Чесса с накрахмаленным воротником. В одном углу под листом голубой оберточной бумаги я обнаружил то, что мне не очень понравилось. Новенький на вид лоскут шелка персикового цвета, отделанный по краям кружевами. В наше время шелковые лоскуты так просто не оставляют. Во всяком случае, ни одна женщина в здравом уме такого бы не себе не позволила.
         Дела Билла были плохи. Я представил, что подумал бы об этом Паттон.
         Я вернулся на кухню и обследовал открытые полки над и рядом с раковиной. Они были уставлены банками и вазочками с необходимыми в хозяйстве продуктами. Сахарная пудра хранилась в прямоугольной коричневой пачке с оторванным уголком. Шериф, похоже, пытался вытереть то, что просыпал. Рядом с сахаром стояли пачки с солью, бурой, пищевой содой, крахмалом, коричневым сахаром и прочими мелочами. В любой из них могло быть что-то спрятано.
         Что-то, что было оторвано от цепочки, концы которой не подходили друг к другу.
         Я зажмурился, ткнул пальцем наугад и попал в соду. Тогда я достал из-за ящика для дров старую газету, расстелил ее и высыпал белый порошок из пчки. Затем я стал ворошить его ложкой. На газете лежало неприлично много соды, и больше ничего. Я отправил ее обратно в пачку и провел такой же эксперимент с бурой. Ничего, кроме буры. Третий раз обычно удачный. Я разворошил крахмал. Ничего, кроме крахмала.
         Послышался отдаленный звук шагов, и по всему моему телу с головы до ног пробежал мороз. Я поднял руку, погасил свет, бросился обратно в гостиную и добрался до выключателя лампы. Слишком поздно, конечно. Шаги послышались снова, мягкие и крадущиеся. Волоски на моей шее встали дыбом.
         Я затаился в темноте, держа фонарик в левой руке. Проползли мучительно долгие две минуты. Дышать я, конечно, дышал, но только значительно меньшую часть этого времени.
Это не мог быть Паттон. Он прошел бы прямо к двери, открыл бы ее и велел мне выйти. А эти тихие осторожные шаги, казалось, направлялись то туда, то сюда: движение, длинная пауза, еще движение, еще одна длинная пауза. Я проскользнул к двери и бесшумно повернул ручку. Затем я распахнул дверь и выставил перед собой фонарик.
         Его луч выхватил из темноты два золотых глаза. Кто-то отпрыгнул в сторону, и среди деревьев послышался быстрый стук копыт. Это был всего лишь любопытный олень.
Я закрыл дверь и, освещая себе путь фонариком, вернулся на кухню. Маленький кружок света остановился на пачке с сахарной пудрой. Я снова зажег свет, взял пачку и высыпал ее содержимое на газету.
         Паттон не довел дело до конца. Случайно обнаружив одну вещь, он решил, что это все. Шериф и подумать не мог, что в пачке должно быть что-то еще.
В белоснежной сахарной пудре оказался еще один сверточек из салфетки. Я обчистил его и развернул. В нем лежало крошечное золотое сердечко не больше ногтя женского мизинца. Я ссыпал пудру ложкой обратно в пачку, поставил ее на полку, смял газету и запихнул в плиту. Вернувшись в гостиную, я включил лампу. При ярком свете тоненькая гравировка на обратной стороне золотого сердечка читалась и без лупы.
         Шрифт был рукописный. Надпись гласила: «Милдред от Эла. 28 июня 1938. С любовью».
Милдред от Эла. Милдред Хэвиленд от какого-то Эла. Милдред Хэвиленд была Мюриел Чесс. Мюриел Чесс умерла. Через две недели после того, как ее разыскивал полицейский по имени Де Сото.
Я стоял с сердечком в руке и размышлял, имело ли это  какое-то отношение к моему делу. Ни малейшей идеи в голову мне не пришло. Я снова завернул сердечко в салфетку, вышел из дома и поехал в поселок.
         Паттон сидел в своем кабинете и разговаривал по телефону, когда появился я. Дверь была заперта, и мне пришлось подождать, пока шериф закончит разговор. Через какое-то время он повесил трубку и впустил меня. Я прошел мимо шерифа, положил на стойку сверток из салфетки и развернул его.
         - Вы недостаточно глубоко порылись в пачке с сахарной пудрой.
         Паттон посмотрел на золотое сердечко, на меня, обошел вокруг стойки, взял со своего стола дешевую лупу, изучил с ее помощью обратную сторону медальона, положил оба предмета и хмуро взглянул на меня.
         - Можно было догадаться, что раз ты решил обыскать дом Чесса, то не отступишься, - грубовато проворчал он. – У меня же не будет с тобой неприятностей, сынок?
         - Вы должны были заметить, что оборванные концы цепочки не подходят друг к другу, - сказал я.
         Шериф скользнул по мне грустным взглядом.
         - Сынок, у меня уже не такие глаза, как у тебя.
         Он слегка подтолкнул сердечко своим грубым квадратным пальцем, снова посмотрел на меня, но ничего не сказал.
         - Если вы думали, что этот ножной браслет мог вызвать у Билла приступ ревности, то я тоже так считал бы, если бы убедился, что парень хоть раз видел его. Но теперь готов поспорить, правда в долг, что Чесс никогда его не видел и никогда не слышал о Милдред Хэвиленд.
         - Похоже, я должен извиниться перед этим Де Сото, верно? – медленно проговорил Паттон.
         - Если когда-нибудь увидитесь с ним, - ответил я.
         Шериф бросил на меня очередной ничего не выражающий взгляд, и я ответил ему точно таким же.
         - Только не говори ничего, сынок, - произнес Паттон. – Дай мне самому догадаться, что у тебя появилась новая идея насчет всего этого.
         - Да. Билл не убивал свою жену.
         - Нет?
         - Нет. Женщину ухлопал кто-то из ее старых знакомых. Кто-то, кто потерял ее след, потом опять нашел и обнаружил дамочку замужем за другим мужиком. И это ему сильно не понравилось. Кто-то, кто хорошо знал здешние места, знал, где удобно спрятать машину и одежду. Кстати, эту местность знают сотни людей, хотя даже и не живут здесь. Кто-то, кто ненавидел, но умел скрывать свою ненависть. Кто-то, кто уговорил женщину уехать с ним, а когда все было готово и записка написана, схватил ее за горло, сделал то, что, по его мнению, она заслужила, потом бросил тело в озеро и уехал. Нравится такая версия?
         - Ну да, - рассудительно промычал Паттон. – Только теперь вырисовывается довольно запутанная картина, как ты думаешь? Но в ней нет ничего невозможного. Ни капли.
         - Когда вам эта версия надоест, сообщите мне. Придумаю что-нибудь еще, - сказал я.
         - Будь я проклят, ты точно придумаешь.
         В первый раз с момента нашей встречи я увидел, как шериф рассмеялся.
         Пожелав доброй ночи, я вышел, оставив Паттона ворочать мозгами с упорством поселенца, выкорчевывающего на своем участке пень.

                13.
         Около одиннадцати часов вечера я спустился к подножию небольшого склона, припарковался на диагонально расчерченной площадке около отеля «Прескотт» в Сан-Бернардино, достал из багажника свой дежурный чемодан и сделал с ним всего три шага, как вдруг коридорный в брюках с лампасами и в белой рубашке с черной бабочкой услужливо выхватил его у меня. Сидевший за конторкой яйцеголовый портье в белом полотняном костюме не проявлял интереса ни ко мне, ни к чем-либо вокруг. Протянув в моем направлении ручку, он зевнул и мечтательно уставился в пространство, будто вспоминая свое детство.
         Вместе с коридорным мы поднялись в просторном лифте на второй этаж и обогнули пару блоков. Пока мы шли, становилось все жарче и жарче. Коридорный открыл дверь в игрушечных размеров комнатку с одним окном, выходящим в вентиляционную шахту. Входное отверстие кондиционера в углу потолка было размером не больше женского носового платка. Прикрепленный к нему кусочек ленточки слабо колыхался, словно с целью показать, что там хоть что-то движется.
         Коридорный был высоким, худым, желтолицым, немолодым и холодным, как кусочек заливного из цыпленка. Он переместил во рту по кругу свою жевательную резинку, поставил мой чемоданчик на стул, посмотрел водянистыми глазами на решетку кондиционера, а затем на меня.
         - Наверное, мне нужно было попросить номер подороже, - заметил я. – Этот тесноват.
         - Вам повезло, что хоть такой есть. Город буквально трещит по швам от наплыва публики.
         - Тогда принесите-ка нам имбирного пива, лед и стаканы, - попросил я.
         - Нам?
         - Ну да. Если вы, конечно, не трезвенник.
         - Сейчас уже поздно. Думаю, можно рискнуть.
         Коридорный ушел. Я снял пиджак, галстук, рубашку, майку и прошелся в горячем сквозняке, проникавшем в номер через приоткрытую дверь. Ветерок пах раскаленным железом. Я боком протиснулся в ванную – такой уж крошечной она была – и побрызгал на себя тепловатой водой. Дышать стало немного легче. В этот момент в номер вернулся высокий и апатичный коридорный с подносом в руках. Он закрыл за собой дверь, а я достал бутылку виски. Коридорный смешал напитки в двух стаканах, и мы, неискренне улыбнувшись друг другу, выпили. Испарина побежала от моего затылка по спине и была на полпути к носкам, когда я поставил стакан. Я сел на кровать и посмотрел на коридорного.
         - Сколько у вас времени?
          - Смотря для чего.
          - Чтобы повспоминать.
          - Я не очень хорош в этом деле.
          - А я люблю тратить деньги на всякие глупости, - сказал я, достал из заднего кармана брюк бумажник и разложил на кровати несколько потертых долларовых купюр.
          - Прошу прощения, - произнес коридорный. – Вы, наверное, полицейский?
          - Не говорите глупостей, - проворчал я. – Где вы видели полицейских, раскладывающих пасьянс из собственных купюр? Можете называть меня сыщиком.
          - Это интересно. Выпивка заставляет работать мой мозг лучше.
         Я протянул ему доллар.
         - Попробуйте теперь это средство для мозга. Могу я называть вас Большим Тексом из Хьюстона?
         - Я из Амарилло, - ответил коридорный. – Хотя это неважно. Как вам нравится мой техасский выговор? Я сам терпеть его не могу, но клиентам почему-то нравится.
         - Продолжайте так же, - сказал я. – Но за это плата не предполагается.
         Коридорный усмехнулся и аккуратно сунул сложенную купюру  в карман брюк.
         - Что вы делали в пятницу двенадцатого июня? – спросил я. – Днем или вечером. Это была пятница.
         Коридорный глотнул из своего стакана, задумался, осторожно встряхнул кубики льда и сделал еще глоток, придерживая языком жевательную резинку.
         - Я был здесь. Смена с шести до двенадцати.
         - Женщина, стройная симпатичная блондинка. Она поселилась здесь и оставалась до отхода вечернего поезда в Эль-Пасо. Думаю, она уехала на нем поскольку в воскресенье утром оказалась в Эль-Пасо. Ее Паккард зарегистрирован на имя Кристель Грейс Кингсли, 965 Карсон Драйв, Беверли Хиллз. Она могла зарегистрироваться под этим или любым другим именем, а могла и вообще не регистрироваться. Автомобиль все еще здесь, в гараже отеля. Я бы хотел поговорить с ребятами, которые встречали и провожали даму. Если задуматься об этом, можно выиграть еще доллар.
         Я выбрал из своей выставки еще одну купюру, и она с тихим шорохом исчезла в кармане коридорного.
         - Сделаем, - спокойно произнес он.
         Коридорный поставил бокал и вышел из номера, прикрыв за собой дверь. Я выпил, налил себе еще, отправился в ванную и вылил на свой торс еще немного тепловатой воды. В это время на стене звякнул телефон. Я протиснулся в крошечное пространство между ванной и кроватью, чтобы ответить.          Голос с техасским акцентом проговорил:
         - Это был Сонни. Его забрали в армию на прошлой неделе. Другой парень, которого мы зовем Лес, провожал женщину. Он здесь.
         - Отлично. Пришлите его сюда, хорошо?
         Я уже допивал свой второй стакан и подумывал о третьем, когда раздался стук в дверь. Я открыл маленькому зеленоглазому крысенышу  с узким девичьим ротиком. Он вошел, чуть ли не пританцовывая, остановился и посмотрел на меня с едва заметной усмешкой.
         - Выпьете?
         - Конечно, - холодно ответил парень. Он налил себе изрядную порцию виски, добавил чуть-чуть имбирного пива, осушил стакан одним большим глотком, засунул между своих маленьких губок сигарету и чиркнул спичкой чуть ли не у себя в кармане. Затем парень выпустил облачко дыма и снова уставился на меня. Не поворачивая головы, уголком глаза он зафиксировал лежащие на кровати деньги. На кармане его рубашки вместо номера были вышиты слова «Старший коридорный».
         - Вы Лес? – спросил я.
         - Нет, - он сделал паузу. -  Нам здесь сыщики не нужны. У нас своих нет, и мы не собираемся возиться с теми, кто работает на других.
         - Спасибо, - сказал я. – Тогда все.
         - Как это? – маленький ротик недовольно дернулся.
         - Свободны.
         - А я думал, вы хотели меня видеть, - парень усмехнулся.
         - Вы старший коридорный?
         - Ну да.
         - Я хотел угостить вас выпивкой. И подарить доллар. Вот, - я протянул парню купюру. – Спасибо, что зашли.
         Старший коридорный взял доллар и без единого слова благодарности убрал в карман. Затем он выпустил табачный дым из носа и уставился на меня прищуренными злыми глазами.
         - Здесь все делается по моему указанию, - заявил парень.
         - Ага, но только там, где положено по служебным обязанностям, - заметил я. – А они у вас не очень-то уж и широкие. В общем, выпивку и доллар вы получили. Теперь можете отваливать.
         Старший коридорный пожал плечами, развернулся и бесшумно выскользнул из номера. Прошло минуты четыре, и в дверь снова постучали. Очень тихо. На пороге появился долговязый коридорный с улыбкой на губах. Я отошел от него и опять сел на кровать.
         - Насколько я понял, Лес вам не понравился?
         - Не очень. А сам-то он доволен?
         - Думаю, да. Вы же знаете этих начальников. Им всегда надо свою долю получить. Пожалуй, лучше зовите Лесом меня, мистер Марлоу.
         - Значит, вы провожали ту женщину?
         - Нет, это я дурака валял. Она не регистрировалась. Но я хорошо запомнил ее Паккард. Дамочка дала мне доллар, чтобы  я загнал машину в гараж и присмотрел за ее вещами до отхода поезда. Потом она здесь пообедала. Когда в нашем городке получаешь доллар, это запоминается. К тому же, было много разговоров о том, что машину так долго никто не забирал.
         - Как та женщина выглядела?
         - Одета был в черно-белое. Но больше белое. На голове панама с черно-белой ленточкой. Симпатичная блондинка, как вы и сказали. Потом она взяла такси до вокзала. Я погрузил ее вещи. На чемоданах были инициалы, но, к сожалению, не помню, какие именно.
         - Я даже рад, что вы не помните, - сказал я. – А то все бы слишком удачно складывалось, что обычно вызывает сомнения. Выпейте еще. А сколько ей было на вид лет?
         Коридорный ополоснул стакан и смешал себе добрую порцию.
         - В наше время трудно определить возраст женщины, - проговорил он. – Думаю, лет около тридцати. Может, чуть больше или меньше.
         Я достал из кармана фотографию Кристель и Лэвери на пляже и протянул ему.
Коридорный стал внимательно изучать ее. Сначала он отвел снимок от глаз подальше, потом снова приблизил.
         - Вам не придется давать показания под присягой, - сказал я.
         Он кивнул.
         - Мне и не хотелось бы. Эти маленькие блондинки все однотипные. Стоит им только что-то изменить в одежде или макияже, как они сразу становятся или очень похожими или совсем непохожими.
         Коридорный еще раз нерешительно взглянул на фотографию.
         - Что вас тревожит?- поинтересовался я.
         - Я думаю о джентльмене на этом снимке. Он вас тоже интересует?
         - В общем, да.
         - Мне кажется, этот парень разговаривал с ней в вестибюле. А потом они вместе обедали. Высокий красивый мужик. Сложен как боксер полутяжелого веса. Он тоже уехал с ней в такси.
         - Вы уверены?
         Коридорный посмотрел на лежащие на кровати деньги.
         - Хорошо, сколько это стоит? – устало спросил я.
         Он вдруг напрягся, положил снимок, достал из кармана два сложенных доллара и бросил их на кровать.
         - Спасибо за выпивку. И идите к черту.
         Парень направился к выходу.
         - Ой, сядьте, и не надо быть таким обидчивым! - прорычал я.
         Коридорный сел и с прищуром взглянул на меня.
         - И оставьте эти свою чертовы техасские замашки, - добавил я. – Мне за мою жизнь попадалось много гостиничных коридорных. Если бы я встретил хотя бы одного без кляпа во рту, это была бы удача. Но кто же ожидал, что я встречу именно такого.
         Он улыбнулся, коротко кивнул, снова взял фотографию и взглянул на меня поверх нее.
         - Этого джентльмена легко запомнить. Гораздо легче, чем дамочку. Но есть еще одна причина, почему я его запомнил. Мне показалось, дамочке не очень понравилось, что он так открыто подошел к ней вы вестибюле.
         Я задумался и решил, что это ровным счетом ничего не значило. Парень мог просто опоздать или не прийти на какую-то более раннюю встречу.
         - Значит, у нее были причины для недовольства. Вы не заметили на ней какие-нибудь украшения? Кольца, серьги? В общем, драгоценности.
         Коридорный отрицательно покачал головой.
         - Волосы у нее были длинные или короткие? Прямые или вьющиеся? Она натуральная блондина или крашеная?
         Парень усмехнулся.
         - Черт, на последний вопрос и не ответишь, мистер Марлоу. Даже когда они натуральные, все равно норовят подкраситься посветлее. Что касается остального, то я помню, волосы были скорее длинные. Как сейчас модно. И немного завитые на концах. Хотя могу ошибаться.
         Он снова взглянул на фотографию.
         - Здесь они у нее завязаны сзади, поэтому трудно сравнить.
         - Верно, - сказал я. – Я спрашивал так подробно чтобы убедиться, что вы не слишком наблюдательны. Человек, замечающий чересчур много мелочей, такой же ненадежный свидетель, как и тот, кто вообще ничего не замечает. Почти всегда половину придумает. Учитывая обстоятельства, вы все здорово запомнили. Большое спасибо.
         Я вернул коридорному его два доллара и добавил к ним для компании еще пять. Он поблагодарил, допил свой стакан и мягкими шажками вышел. Я тоже выпил, еще раз облился водой и решил, что лучше будет вернуться домой, чем ночевать в этой дыре. Надев рубашку и пиджак, я спустился по лестнице с чемоданом в руке.
         Рыжий крысеныш с надписью «старший коридорный» на рубашке было в вестибюле один. Я донес свой чемодан до конторки. Крысеныш не сделал и шага, чтобы взять его у меня. Яйцеголовый портье, не подняв глаз, избавил меня от двух долларов.
         - Два бакса за ночь в этой дыре, - сказал я.-  когда можно было бесплатно переночевать в мусорном баке.
         Портье зевнул. Потом до него, наконец, дошел смысл моего замечания. Он любезно ответил:
         - Около трех утра здесь довольно холодно. Правда, потом до восьми, а то и до девяти очень приятно.
         Я вытер платком шею и направился к своему автомобилю. В полночь даже сиденье было раскаленным.
         Домой я приехал около двух сорока пяти. По сравнению с Эль-Пасо Голливуд показался холодильником. Даже в Пасадене было прохладно.

                14.
         Мне снилось, будто я плавал в ледяной зеленой глубине рядом с трупом, светлые волосы которого плавно колыхались перед моим лицом. Чудовищная рыба с выпученными глазами, раздутым телом и сверкающей чешуей со следами гниения  плавала вокруг, злобно поглядывая на меня, словно престарелая шлюха. Только я собрался лопнуть от недостатка воздуха, как мертвое тело под моей рукой вдруг ожило и отпрянуло в сторону. Потом я боролся с рыбой, а труп вертелся тут же, обкрученный своими длинными волосами.
         Я проснулся с простыней во рту. Обе мои руки вцепились в спинку кровати и сильно ее сжимали. Расслабившись, я почувствовал в мышцах боль, поднялся, вышел в гостиную и зажег сигарету. Мягкий ковер приятно щекотал мои голые ступни. Докурив, я вернулся в постель.
         Когда я снова проснулся, было девять часов. Солнце светило мне прямо в лицо. Спальня накалилась. Я принял душ, побрился, частично оделся, приготовил в своей маленькой кухоньке утренний тост, яйца и кофе. К концу завтрака в дверь постучали. Я пошел открывать, дожевывая тост, и увидел на пороге серьезного худощавого мужчину в строгом сером костюме.
         - Флойд Грир, лейтенант, центральное бюро расследований, - сказал он, прошел в гостиную и протянул мне сухую ладонь. Я пожал ее. Лейтенант присел на краешек стула, как все они делают, повертел в руках шляпу и посмотрел на меня спокойным, как у всех у них, взглядом.
         - Нам сообщили из Сан-Бернардино о происшествии на озере Пума. Утопленница. Кажется, вы были рядом, когда обнаружили тело?
         Я кивнул и спросил:
         - Хотите кофе?
         - Нет, спасибо. Я позавтракал два часа назад.
         Я налил себе чашку и сел напротив гостя.
         - Они попросили проверить вас, - пояснил лейтенант. – И передать им сведения.
         - Естественно.
         - Мы так и сделали. Насколько нам удалось выяснить, вы совершенно чисты. Похоже, простое совпадение, что  человек с вашей репутацией оказался на месте обнаружения трупа.
         - Да, такой уж я счастливчик.
         - Но я все равно решил зайти к вам познакомиться.
         - Прекрасно. Я тоже рад познакомиться с вами, лейтенант.
         - Совпадение, - повторил он. – Вы приехали туда, так сказать, по делу?
         - Если это и так, - ответил я, - то мое дело, насколько мне известно, не имело никакого отношения к утонувшей девушке.
         - Но вы не уверены?
         - Пока не закончишь дело, никогда нельзя быть уверенным, куда могут привести следы, не правда ли?
         - Верно.
         Лейтенант снова покрутил свою шляпу в пальцах, словно застенчивый ковбой, но в глазах его не было и тени застенчивости.
         - Я хотел бы быть уверенным, что если следы, о которых вы говорите, случайно приведут к утонувшей женщине, вы поставите нас в известность.
         - Надеюсь, в этом вы можете на меня положиться, - заверил я лейтенанта.
         В ответ он оттопырил нижнюю губу языком.
         - Нам хотелось бы иметь немного больше, чем просто надежду. А сейчас вам нечего сообщить?
         - Сейчас я знаю ровно столько же, сколько и Паттон.
         - Кто это?
         - Шериф в Пума-Пойнт.
         Серьезный худой мужчина терпеливо улыбнулся, щелкнул суставом пальца и после короткой паузы сказал:
         - В Сан-Бернардино окружной прокурор, похоже, захочет с вами побеседовать… перед дознанием. Но это будет еще не скоро. Пока они снимают отпечатки пальцев. Мы послали к ним на помощь эксперта.
         - Будет непросто. Тело здорово разложилось.
         - Сейчас это уже возможно, - сказал лейтенант. – В Нью-Йорке много утопленников, поэтому там разработали систему опознания. С подушечек пальцев срезают кусочки кожи, опускают в дубильный раствор и делают отпечатки. Как правило, это срабатывает.
         - Думаете, женщина фигурирует в ваших архивах?
         - Нет, но мы всегда снимаем отпечатки пальцев трупа. Вы это должны знать.
         - Я не был знаком с женщиной, - сказал я. – Если вы думаете, будто я ездил в горы из-за нее, то это совсем не так.
         - Но вы и не собираетесь объяснять, зачем ездили туда, - упорствовал лейтенант.
         - Так все-таки вы считаете, что я вас обманываю, - заметил я.
         Он повертел шляпу на костлявом указательном пальце.
         - Вы меня неправильно поняли, мистер Марлоу. Мы вообще ничего не считаем, а просто ведем следствие и выясняем факты. Обычная рутинная работа. Вы уже давно занимаетесь примерно этим же и должны бы знать
         Лейтенант встал и надел шляпу.
         - Дайте мне знать, если соберетесь уехать из города. Буду вам очень признателен.
         Я пообещал и прошел проводить его до двери. Он пригнул голову и с грустной полуулыбкой вышел. Я проследил за тем, как лейтенант устало пересек холл и нажал на кнопку лифта.
         Потом я вернулся на кухню посмотреть, не осталось ли еще кофе. Набралось две трети чашки. Я добавил сливок, сахара, отнес чашку к телефону, позвонил в городское управление полиции, связался меня с бюро расследований и попросил лейтенанта Флойда Грира.
         - Его нет на месте, - ответил голос. – Хотите поговорить с кем-нибудь еще?
         - Де Сото у себя?
         - Кто?
         - Я повторил имя.
         - Он в каком звании, и из какого отдела?
         - Что-то вроде агента.
         - Не кладите трубку.
         Я подождал. Через некоторое время тот же скрипучий голос сказал:
         - Что за шуточки? В нашем штате никакого Де Сото не числится. Кто это говорит?
         Я положил трубку, допил кофе и позвонил в офис Дерриса Кингсли. Спокойная и холодная мисс Фромсетт сообщила, что босс только-только появился, и без звука соединила меня.
         - Итак, - сказал Кингсли громким и бодрым в начале дня голосом, – что вы выяснили в отеле?
         - Она действительно была там, и Лэвери встретил ее. Коридорный, который поделился со мной информацией, сам упомянул Криса без моих подсказок. Они вдвоем пообедали, и Лэвери поехал вместе с ней на вокзал.
         - Да, я должен был догадаться, что он соврал, - медленно произнес Кингсли. – У меня было такое впечатление, будто его удивили мои слова о телеграмме из Эль-Пасо. Я просто слишком положился на свою интуицию. Что еще?
         - Там ничего. Только что ко мне приходил полицейский, задал традиционные вопросы и предупредил, чтобы я не покидал город, не поставив его в известность. Пытался выяснить, зачем я ездил в Пума-Пойнт. Я не сказал. Судя по тому, что он даже не подозревал о существовании Джима Паттона, шериф тоже никому ничего не говорил.
         - Джим очень порядочный человек, - сказал Кингсли. – Зачем вы спрашивали меня вчера вечером о каком-то имени… Милдред, кажется?
         Я вкратце объяснил ему суть дела, а также рассказал о найденной машине с одеждой Мюриел Чесс.
         - Плохи дела Билла, - заметил он. – Я знаю это Енотово озеро, но мне никогда не пришло бы в голову использовать старый дровяной сарай. Да я даже не подозревал, что там вообще был старый сарай. Все это выглядит не просто плохо. Все это похоже на преднамеренное убийство.
         - Не согласен. Если предположить, что Билл хорошо знал местность, ему не пришлось бы долго думать, где найти хорошее местечко, чтобы спрятать машину. Но его очень ограничивало расстояние. С такой ногой далеко не поедешь.
         - Возможно. Какие у вас дальнейшие планы? – спросил Кингсли.
         - Снова добраться до Лэвери, конечно.
         Босс согласился, что именно так и нужно было сейчас поступить, и добавил:
         - Несчастный случай, каким бы трагичным он ни был, вас не касается, понятно?
         - Если только ваша жена о нем ничего не знает.
         Голос Кингсли зазвучал строже.
         Послушайте, Марлоу, мне кажется, я могу понять вашу привычку детектива связывать все происходящие события в один тугой узел. Только не давайте этой привычке воли. Жизнь вообще совсем иная… Не такая, какой я ее себе представляю. Так что лучше оставьте дело семьи Чесс полиции и займитесь вплотную семьей Кингсли.
         - Хорошо, - ответил я.
         - Впрочем, не собираюсь вас учить, - сказал босс.
         Я искренне рассмеялся, попрощался с Кингсли, положил трубку, закончил процесс одевания, вышел на улицу к Крайслеру и опять направился в Бэй-сити.

                15.
         Я проехал перекресток у Альтаир-стрит и повернул на улицу, которая шла к краю каньона и заканчивалась полукруглой автомобильной стоянкой с тротуаром и белым деревянным заборчиком. Остановившись там, я немного посидел в машине, одновременно размышляя, глядя на волны и восхищаясь видом серо-голубых подножий гор, омываемых океаном. Передо мной была дилемма: как следовало сейчас обращаться с Лэвери? Мягко или резко? Действовать с помощью нежного перышка или продолжать использовать кулаки и остроту своего языка? В конце концов, я решил, что ничего не потеряю, выбрав мягкий стиль. Если он не принесет мне результат – а я на это и не рассчитывал – природа сможет взять свое, а мы сможем покрушить мебель. 
         Заасфальтированный переулок, половина которого спускалась под домами по склону горы, был пуст. Ниже на другой улице двое ребятишек запускали вверх бумеранг, а потом гонялись за ним с привычными  в таких случаях толчками локтями и взаимными обзывательствами. Еще ниже за деревьями виднелись дом и часть стены из красного кирпича. Во дворе на веревке сушилось белье. Два голубя расхаживали по покатой крыше, забавно покачивая головами. Автобус, покрашенный в синий и желтый цвета, проехал по улице перед кирпичным домом и остановился. Из него очень медленно вылез старик. Он остановился и постучал по асфальту тяжелой клюкой, после чего пополз вверх по склону.
         Воздух был свежее, чем вчера. Утро выдалось тихое. Я выбрался из машины и зашагал по Альтаир-стрит к дому под номером 623. Жалюзи на окнах были опущены, и жилище имело довольно сонный вид. Я вступил на корейский мох, ткнул пальцем в кнопку  звонка и заметил, что дверь была закрыта неплотно. Она немного просела, как большинство дверей в наших местах, и язычок замка оказался чуть ниже прорези. Помнится, вчера, когда я у ходил, мне пришлось  хлопнуть ею посильнее.
         Я слегка толкнул дверь, и она с легким щелчком открылась. Комната за ней тонула в полумраке. Только с западной стороны сквозь окна проникало немного света. Никто на мой звонок не ответил. Я не стал звонить снова. Просто открыл дверь пошире и переступил через порог.
         В комнате стоял приглушенный теплый запах. Запах позднего утра в  закрытом помещении. На круглом столике рядом с диваном стояла почти пустая бутылка виски "Vat 69", а рядом с ней полная. В медной корзинке на самом донышке осталось немного овды. В деле уже побывали две рюмки и половина сифона с газировкой.
         Я вернул дверь в прежнее положение, остановился и прислушался. Если Лэвери не было дома, стоило воспользоваться удобным случаем и обыскать его жилище. У меня не было против него ничего серьезного, но добытая информация выглядела вполне достаточной, чтобы заставить парня воздержаться от звонка в полицию.
         Время шло в тишине. Его движение проявлялось только в сухом жужжании электрических часов на камине, в отдаленных гудках клаксонов на Эстре-Драйв, в монотонном гуле пролетавшего над горами через каньон самолета и во внезапной дрожи и ворчании холодильника на кухне.
         Я прошел дальше в комнату, остановился, огляделся, прислушался, но не услышал ничего, кроме обычных для всех домов звуков, не имевших никакого отношения  к проживавшим в них людям. Я пошел по ковру к арке в конце комнаты. Там на белом металлическом периле уходящей вниз лестницы показалась рука в перчатке. Показалась и замерла. Потом она снова задвигалась, и появилась женская шляпка, а вслед за ней и голова. По лестнице тихо поднималась дама. Она добралась до верхней ступеньки и свернула в арку, все еще не замечая меня. Это была стройная женщина неопределенного возраста с не очень хорошо причесанными каштановыми волосами, массой ярко-красной помады на губах, слишком толстым слоем пудры на щеках и сильно подкрашенными глазами. Голубой твидовый костюм чертовски не подходил к ее лиловой шляпке, которая сбилась и теперь косо висела на голове.
Наконец, она увидела меня, но не остановилась и даже ничуть не удивилась. Женщина медленно вошла через арку в комнату, слегка выставив вперед правую руку. На левой руке была коричневая перчатка, которую я видел на периле лестницы. Правая в такой же перчатке держала рукоятку маленького пистолета.
         Дама остановилась, слегка отпрянула назад, и с ее губ сорвался испуганный крик. Затем она захихикала тонким нервным смешком. Направив оружие на меня, женщина снова пошла вперед.
         Я молча продолжал смотреть на пистолет.
         Дама подошла ближе. Оказавшись на расстоянии, пригодном для доверительного разговора, она направила дуло пистолета мне в живот и сказала:
         - Все, что мне нужно, это деньги за квартиру. Дом, кажется, содержится в порядке. Ничего не разбито. Он всегда был чистоплотным и аккуратным. Мне только не нравились слишком долгие задержки по квартирной плате.
         Стоявший перед ней парень с несколько напряженным и тревожным голосом вежливо спросил:
         - За сколько он задолжал?
         - За три месяца, - ответила женщина. – Двести сорок долларов. Восемьдесят долларов вполне умеренная цена за хорошо обставленную квартиру. Я и до этого с некоторым трудом получала от него деньги, но в итоге он всегда отдавал. А сегодня утром обещал дать мне чек. По телефону. Я имею в виду, обещал отдать деньги сегодня утром.
         - По телефону, - повторил я. – Сегодня утром.
         Тут я незаметно переместился. Идея заключалась в том, чтобы приблизиться на достаточное расстояние, отбить руку с оружием в сторону и быстро прыгнуть вперед, прежде чем женщина  сможет снова прицелиться. Я никогда не мог похвалиться техникой подобных приемов, но рано или поздно обязательно наступает момент, когда приходится их применять. Сейчас, похоже. Наступил как раз такой момент.
         Я приблизился на шесть дюймов, но для удара расстояние пока еще было великовато.
         - А вы хозяйка? – поинтересовался я, стараясь не смотреть на пистолет. У меня была слабая, очень слабая надежда, что женщина направила его дуло мне в живот неосознанно.
         - Конечно. Я миссис Фоллбрук. А вы что подумали?
         - Да я и подумал сразу, что вы хозяйка. Вы же заговорили про квартирную плату и про все такое. Но я не знал, как вас зовут.
         Еще восемь дюймов. Прекрасная работа. Жаль, если она пойдет коту под хвост.
         - Могу я спросить, кто вы?
         - Да я пришел по поводу платы за машину, - ответил я. – Дверь оказалась немного приоткрытой, вот я и вошел. Сам не знаю, почему.
         Я сделал лицо человека из финансовой компании, пришедшего узнать о плате за автомобиль: несколько натянутое, но готовое расплыться в солнечной улыбке.
         - Вы хотите сказать, мистер Лэвери задолжал и за машину? – с тревогой спросила женщина.
         - Немного. Совсем немного, - поспешил я ее утешить и, наконец, занял нужное положение.
         Расстояние было подходящим. Теперь требовалась скорость. Все, что было нужно сделать, это четко и резко ударить по руке с оружием и отвести ее в сторону. Я начал отрывать ногу от ковра.
         - Знаете, - сказала женщина, - так нелепо вышло с этим пистолетом. Я нашла его на лестнице. Мерзкая замасленная штука, правда? А ковер на лестнице из очень красивой серой синели. Дорогая вещь.
         И она протянула мне пистолет.
         Моя онемевшая от напряжения рука, какая-то ломкая, словно яичная скорлупа, потянулась к нему. Я взял оружие. Женщина брезгливо понюхала перчатку, которая прикасалась к рукоятке, и продолжила разговор все тем же тоном рассудительной шизофренички. Мои ноги расслабились и едва не подогнулись в коленях.
         - Вам, конечно, легче, - сказала дама. – Я имею в виду деньги за автомобиль. Если понадобиться, вы же можете просто забрать его у мистера Лэвери. А вот дом с хорошей обстановкой забрать труднее. Чтобы выселить жильца нужны время и деньги. К тому же некоторые обижаются и портят вещи, иногда даже специально. Вот ковер на полу, хоть и подержанный, а стоит двести долларов. Хотя он всего-навсего джутовый, но расцветка прекрасная, не правда ли? Никогда не подумаешь, что это просто джут. Да еще и подержанный. Но это тоже глупость, потому что ковер естественно подержанный, раз им пользуются. Знаете, я пришла сюда пешком. Берегу шины для правительства. Можно было бы подъехать на автобусе, но этот дрянной транспорт вечно идет не в том направлении.
         Я едва слышал, что она говорила. Ее голос напоминало шум прибоя, бьющегося о берег где-то за мысом. Гораздо больше меня интересовал пистолет. Я вытащил обойму. Она была пуста. Я заглянул в патронник, но там тоже ничего не увидел, и понюхал дуло. Из него пахло порохом. Я положил пистолет в свой карман. Шестизарядный, двадцать пятый калибр. Разряжен. Причем разряжен выстрелами и недавно. Но больше, чем полчаса назад.
         - Из него стреляли? – боязливо поинтересовалась миссис Фоллбрук. – Я надеюсь, что нет.
         - А почему из него должны были стрелять? – ответил я вопросом на вопрос.          Мой голос звучал уже ровно, но мозг еще до конца не прояснился.
         - Ну, он лежал на лестнице, - сказала женщина. – Да и вообще люди стреляют из таких вещей.
         - Очень верное замечание. У мистера Лэвери, видимо, была дырка в кармане. Его нет дома?
         - Нет, - миссис Фоллбрук разочарованно покачал головой. – Я думаю, это не очень красиво со стороны молодого человека. Он обещал мне чек. Я прошла пешком через…
         - Когда вы ему звонили?
         - Вчера вечером, - она нахмурилась, недовольная таким количество вопросов.
         - Наверное, его куда-то срочно вызвали, - предположил я.
         Женщина посмотрела мне прямо в переносицу.
         - Послушайте, миссис Фоллбрук… давайте перестанем ходить вокруг да около, миссис Фоллбрук. Не то чтобы мне это нравилось, и не то чтобы я очень хотел задать вам этот вопрос. Но случайно это не вы застрелили парня… из-за трехмесячной задолженности за квартиру?
         Она медленно присела на краешек стула, провела кончиком языка по ярко-красным губам и сердито проговорила:
         - Что за ужасное предположение! Какой вы неприятный человек! Разве вы не сказали, что из этого пистолета не стреляли?
         - Из любого пистолета когда-нибудь стреляют. Любые пистолет когда-нибудь заряжают. Этот сейчас не заряжен.
         - Хорошо, значит…
         Женщина нетерпеливо взмахнула рукой и понюхала испачканную маслом перчатку.
         - Хорошо, я был неправ. Неудачно пошутил. Мистера Лэвери не было дома, и вы вошли в дом. Поскольку вы хозяйка, у вас есть ключ. Все правильно?
         - Я не хотела входить без спросу, - сказала миссис Фоллбрук, покусывая палец. – Наверное, и не стоило так делать. Но, в конце концов, у меня есть право посмотреть, как обстоят дела в моем доме.
         - Итак, вы тут все осмотрели. Парня точно здесь нет?
         - Я не заглядывала под кровать и в холодильник, - холодно ответила женщина. – Просто позвала его с лестницы, когда он не ответил на мой звонок. Потом я спустилась в нижний холл и позвала еще раз. Пришлось даже в спальню заглянуть.
         Она застенчиво опустила глаза и сжала рукой колено.
         - Значит, та-ак? – промычал я.
         Женщина приветливо кивнула.
         - Да, именно так. Кстати, можно узнать ваше имя?
         - Вэнс, - ответил я. – Фило Вэнс.
         - А в какой компании вы работаете, мистер Вэнс?
         - Сейчас я не работаю. Жду, когда в полицейском управлении начнется очередная катавасия, и им понадобится помощь.
         На лице миссис Фоллбрук появился испуг.
         - Но вы же сказали, что пришли по поводу платы за машину.
         - Это внештатная работа, - не моргнув глазом, ответил я. – Временная.
         Женщина поднялась, пристально посмотрела на меня и холодным тоном произнесла:
         - В таком случае, я полагаю, вам лучше уйти.
         - Я подумал, что можно было бы осмотреть квартиру, если вы не возражаете. Возможно, вы чего-то не заметили.
         - В этом нет необходимости, - ответила миссис Фоллбрук. – Это мой дом. Буду вам очень признательна, если вы покинете его прямо сейчас, мистер Вэнс.
         - А если я не уйду, вы, конечно, позовете кого-нибудь на помощь, - предположил я. – Сядьте, миссис Фоллбрук. Я быстро осмотрю здесь все. Оружие, знаете ли, всегда наводит на подозрения.
         - Я же сказала вам, что нашла пистолет на лестнице, - возмутилась женщина. – Больше я о нем ничего не знаю. И вообще ничего не понимаю в оружии. Я… я никогда в жизни не стреляла.
         Она открыла большую синюю сумку, достала оттуда носовой платок и приложила его к носу.
         - Это ваша версия событий, - сказал я. – А с чего я должен вам верить?
Миссис Фоллбрук патетическим жестом воздела ко мне левую руку, как согрешившая жена в романе Вуд Эллен «Ист-Линн».
         - О, не нужно мне было заходить сюда, - воскликнула она. – Ужасная глупость с моей стороны! Я ведь понимала это! Мистер Лэвери будет очень расстроен.
         - Чего вы не должны были делать, сказал я, - так это позволять мне увидеть путую обойму. Тогда все бы и обошлось.
         Миссис Фоллбрук топнула ногой. Именно этого не хватало для полноты сцены. Теперь она была идеальна.
         - Вы отвратительный человек! – пронзительно вскрикнула миссис Фоллбрук.          – Не смейте прикасаться ко мне! Не смейте приближаться ко мне ни на шаг! Я не останусь больше ни минуты с вами в этом доме! Как вы смеете вести себя так оскорбительно…
         Она резко, словно перерезая резиновую ленту, оборвала свой монолог, опустила голову в своей лиловой шляпке и стремительно побежала к двери. Проносясь мимо меня, женщина выставила вперед руку как бы для защиты, хотя я стоял долвльно далеко от нее и не двинулся с места. Миссис Фоллбрук распахнула дверь, выскочила за порог и быстро пошла вверх по улице. Дверь с легким скрипом закрылась, и за этим звуком я услышал торопливо удаляющиеся шаги.
         Прислушавшись, я провел ногтем по зубам, пощелкал себя по подбородку. Оказалось, прислушиваться было абсолютно не к чему. Шестизарядный автоматический пистолет, полностью разряженный выстрелами.
         - Что-то здесь не так, - вслух произнес я.
         Дом казался теперь подозрительно безмолвным. Я прошел по абрикосовому ковру через арку к лестнице, остановился там и снова прислушался. Затем пожал плечами и стал спускаться вниз.

                16.
         В нижнем холле было четыре двери: две в каждом конце и две посередине, одна рядом с другой. За первой средней дверью находился бельевой шкаф, другая оказалась запертой. Я прошел через холл и заглянул в запасную спальню. Жалюзи там были опущены. Комнатой явно не пользовались. Я вернулся и вошел во вторую спальню с широкой кроватью, ковром цвета кофе с молоком, угловатой мебелью из светлого дерева, квадратным зеркалом над туалетным столиком и висевшей над ним длинной лампой дневного света. В углу на круглом столике со стеклянной столешницей стояла хрустальная фигурка борзой и тоже хрустальная шкатулка с сигаретами. На туалетном столике была рассыпана пудра. На корзинке для мусора висело полотенце со следами темной губной помады. На кровати лежали две подушки с вмятинами, которые могли остаться только от голов. Из-под одной из них выглядывал женский носовой платок. В ногах на кровати валялась абсолютно черная ночная рубашка. В воздухе отчетливо чувствовался запах сандала.
         Я представил, что миссис Фоллбрук подумала бы обо всем этом, потом повернулся и посмотрел на свое отражение в длинном зеркале на двери гардероба. Его дверца была белой и имела хрустальную ручку. Я накинул на эту ручку свой носовой платок, повернул ее и заглянул внутрь. Отделанное кедровой фанеровкой пространство оказалось заполненным мужской одеждой. Я почувствовал приятный, дружеский запах твида. Впрочем, здесь хранились не только мужские вещи.
Тут еще висел женский черно-белый костюм, в котором преобладал белый цвет. Под ним лежали тоже черно-белые туфли. На полке пристроилась панама с черно-белой крученой лентой. Там были еще какие-то предметы женской одежды, но я не стал их рассматривать, закрыл дверцу и вышел из спальни, держа наготове носовой платок для остальных ручек.
         Запертая дверь рядом с бельевым шкафом, должно быть, вела в ванную. Я подергал ее, но безуспешно. Тогда я нагнулся и увидел в центре ручки короткое щелевидное отверстие. Сразу стало понятно, что дверь закрывалась нажатием кнопки на ручке  изнутри, а прорезь предназначалась для металлического ключа без бороздок, которым можно было бы открыть замок, если кому-то в ванной станет плохо или там запрутся шаловливые дети. Ключ должен был бы храниться на верхней полке бельевого шкафа, но его там не оказалось. Я попытался воспользоваться своим ножом, но лезвие было слишком узким. Я вернулся в спальню и взял с туалетного столика плоскую пилку для ногтей. Сработало. Я открыл дверь ванной.
         На раскрашенной бельевой корзине валялась мужская пижама песочного цвета. На полу рядом - пара зеленых тапочек без задников. На краю раковины лежала безопасная бритва и тюбик крема с отвинченным колпачком. Окно ванной было закрыто, и в воздухе висел какой-то необычный едкий запах. На желто-зеленых плитках сверкали медными бочками три стреляные гильзы, а в матовом стекле окна виднелось аккуратное отверстие. Слева и чуть выше оконной рамы в штукатурке были два повреждения. Краска отлетела так, словно ее выбили пули. Душ загораживала бело-зеленая занавеска из прорезиненного шелка, висевшая на блестящих хромированных кольцах. Я отодвинул ее в сторону. Кольца издали тонкий царапающий звук, который вдруг прозвучал почему-то непристойно громко.
         Наклонившись, я почувствовал, как слегка хрустнула моя шея. Конечно, он был здесь. А где же еще? Он скорчился в углу под двумя сверкающими кранами, и вода из хромированного душа медленно капала ему на грудь.
         Колени Лэвери были задраны вверх, но как-то расслабленно. Два отверстия в обнаженной груди парня приобрели темно-синий цвет и были расположены достаточно близко к сердцу, чтобы убить его. Кровь, похоже, смыло водой.
         В глазах Лэвери застыл удивительно яркий, ожидающий взгляд, будто он принюхивался к утреннему кофе и предвкушал завтрак.
         На редкость умелая работа. Вы только что закончили бриться, разделись, чтобы принять душ, задернули занавеску, склонились за занавеску и стали регулировать температуру воды.
         Тут позади вас открывается дверь, и кто-то входит в ванную. Этот «кто-то», судя по всему, женщина. У нее в руках пистолет. Вы смотрите на него, а она стреляет.
         Женщина трижды промахивается. С такого расстояния это кажется невозможным, но это факт. А может, такое случается и часто. Откуда мне знать.
Деваться вам некуда. Вы могли бы броситься на нее и попробовать спастись. Если вы, конечно, мужественный парень и имеете кое-какие навыки. Но вы колдуете над кранами, да и занавеска за вами задернута, так что вас застали врасплох. А еще вы, скорее всего, в панике столбенеете, как любой обычный человек. Итак, дальше душа деваться вам некуда.
         Туда вы и заскакиваете. Забиваетесь, как можно дальше, но душ слишком мал, а кафельные стены встают неодолимой преградой. Вы пятитесь и прижимаетесь к этой последней в жизни опоре. Вы теряете ощущение пространства, теряете ощущение жизни. Наконец, два выстрела, возможно, три, и вы сползаете вниз по стене, и в ваших глазах уже больше нет страха. Это просто пустые глаза мертвеца.
         Женщина подходит ближе, выключает душ, фиксирует защелку замка                двери, захлопывает ее за собой и по дороге к выходу из дома бросает разряженный пистолет на лестнице. Зачем ей беспокоиться о нем. Это ведь, скорее всего, ваше оружие.
         Все верно? Лучше бы я оказался прав.
         Я наклонился и пощупал руку Лэвери. Лед вряд ли мог бы быть холоднее и тверже. Я вышел из ванной, оставив дверь незапертой. В этом теперь не было необходимости. Разве только чтобы добавить работы полицейским.
         Я прошел в спальню и вытащил из-под одной из подушек носовой платок. Это был маленький квадратик льняной ткани с фестончатыми краями, расшитыми красными нитями. В уголке такими же красными нитями были вышиты маленькие инициалы. А.Ф.
         - Адриенн Фромсетт, - вслух произнес я и рассмеялся. Получилось нечто вроде дьявольского смеха.
         Я потряс носовой платок, чтобы хоть немного выбить из него запах сандала, сложил и спрятал в карман. Затем я поднялся обратно в гостиную и порылся в столе около стены. Там не оказалось ни интересных писем, ни телефонных номеров, ни папок с бумагами пикантного содержания. Во всяком случае, если они там и лежали, я их не нашел.
         Мой взгляд упал на телефонный аппарат. Он стоял на маленькой тумбочке рядом с камином. У него был длинный шнур, чтобы мистер Лэвери мог лежать на диване с сигаретой во рту и вести долгую приятную беседу с очередной подружкой.  Легкую, томную, игривую, по-детски наивную, не очень утонченную, но и не слишком пошлую беседу, от которых он обычно получал удовольствие. И при этом рядом на столике стоял высокий бокал.
         Теперь и этому пришел конец. Я направился от телефона к двери, установил замок на предохранитель, чтобы можно было войти обратно, приподнял ее над порогом и плотно прикрыл. Затем я прошел по дорожке и остановился на солнце, глядя на дом доктора Элмора.
         Никто не поднял крик и не выскочил из-за двери. Никто не свистнул в полицейский свисток. Вокруг было тихо, солнечно и спокойно. Ни одной причины для беспокойства. Кроме Марлоу, обнаружившего еще один тело. Теперь у него это отлично получается. Скоро его станут звать «Марлоу-по трупу в день». И куда бы он ни направился, за ним будет следовать передвижной морг.
         Чудесный и простодушный парень.
         Я вернулся к перекрестку, сел в машину, завел мотор, развернулся и уехал.

                17.
         Служащий в атлетическом клубе вернулся через три минуты и кивком пригласил меня следовать за ним. Мы поднялись на четвертый этаж, повернули за угол, и служащий указал на полуоткрытую дверь.
         - Там налево, сэр. И как можно тише. Некоторые члены спят.
         Я вошел в библиотеку клуба. В ней за стеклянными дверцами хранились книги. На длинном столе в центре лежали журналы. На стене висел подсвеченный портрет основателя клуба. Правда, казалось, что настоящее предназначение библиотеки - спальная комната. Выступающие книжные шкафы разделяли помещение на несколько небольших альковов. В этих альковах стояли огромные мягкие кожаные кресла с высокими спинками. В нескольких из них мирно похрапывали старички. Их лица были лиловатыми от гипертонии. Из тонких носов вырывались мучительные раскаты храпа.
         Я прокрался несколько футов и повернул налево. В самом последнем алькове в конце помещения сидел Деррис Кингсли. Два кресла стояли здесь спинками наружу, и над одной из них торчала его большая темная голова. Я проскользнул в свободное кресло и коротко кивнул боссу.
         - Говорите тише, - предупредил он. - В этой комнате обычно спят после ланча. Ну, что случилось? Я нанимал вас, чтобы вы избавили меня от проблем, а не добавили новых. Из-за вас мне пришлось отменить важную встречу.
         - Знаю, - я приблизился к нему вплотную. От босса приятно пахло виски. - Она его застрелила.
         Брови Кингсли взлетели вверх, а лицо приняло каменное выражение. Он стиснул зубы, тихо втянул в себя воздух и сжал ладонью колено.
         - Продолжайте, - произнес он сдавленным голосом.
         Я оглянулся через спинку своего кресла. Ближайший старикашка шумно сопл во не, и волосы в его носу колыхались в такт дыханию.
         - На звонок в доме Лэвери мне никто не ответил, - сказал я. - Дверь была приоткрыта. А вчера я заметил, что она просела и цеплялась за порог. Я толкнул ее. В комнате темно. Два стакана с остатками виски. В доме очень тихо. В этот момент по лестнице поднялась стройная темноволосая женщина и представилась как миссис Фоллбрук. В руке у нее был пистолет. Она сказала, что нашла его на лестнице. И еще сказала, что пришла взять плату за квартиру за три месяца. У нее был свой ключ. Логично, что хозяйка воспользовалась случаем осмотреть весь дом. Я взял у нее пистолет и обнаружил, что из него недавно стреляли, но ей говорить не стал. Женщина сказала, что Лэвери не было дома. Чтобы избавиться от нее, я ее разозлил, и она удалилась в сильнейшей обиде. Дама может, конечно, позвонить в полицию, но больше похоже, что как только она выйдет на улицу, так тут же займется ловлей бабочек и обо всем забудет. Кроме квартирной платы.
         Я умолк. Кингсли сидел, повернувшись ко мне. Он играл желваками и скрежетал зубами. Его глаза выглядели нездоровыми.
         - Я спустился в нижний холл. В спальне следы женщины, которая провела там ночь. Ночная рубашка, пудра, духи и все такое прочее. Ванная была заперта, но мне удалось туда проникнуть. Три стреляных гильзы на полу. Два выстрела в стену, один в окно. Лэвери  лежал под душем, голый и мертвый.
         - Боже мой! – прошептал Кингсли. – Вы хотите сказать, что он провел ночь с женщиной, а наутро она его застрелила?
         - А что же, по-вашему, я пытался вам рассказать? – ответил я вопросом на вопрос.
         - Тише! – простонал босс. – Кошмар. Настоящий кошмар. Почему в ванной?
         - Вы тоже потише, - ответил я. – А почему не ванной? Вы можете придумать место, где человек был бы более незащищенным?
         - Вы не знаете, что именно женщина застрелила парня, - произнес босс. – Я имею в виду, вы не уверены, не так ли?
         - Нет, - признал я. – Верно. Это мог быть человек, который специально воспользовался маленьким пистолетом и выпалил всю обойму так неумело, чтобы все подумали, будто стреляла женщина. Ванна расположена внизу окнами на каньон, и я не думаю, что кто-нибудь снаружи мог услышать выстрелы. Женщина, которая провела с Лэвери ночь, могла исчезнуть… или там вообще не было никакой женщины. Следы ее пребывания в доме могли быть подстроены специально, а парня, допустим, застрелили вы.
         - Интересно, за что бы мне его убивать? – почти проблеял Кингсли, вцепившись руками в  вои колени. – Я цивилизованный человек.
         Спорить с этим его заявлением не имело смысла.
         - У вашей жены был пистолет? – спросил я.
         Босс повернул ко мне осунувшееся, несчастное лицо и глухо пробормотал:
         - Боже, милостивый! Вы на самом деле думаете об этом?!
         -  Ну, как насчет пистолета?
         Кингсли вытолкнул из себя слова маленькими твердыми кусочками:
         - Да, у нее был… маленький автоматический.
         - Вы купили его здесь?
         - Я… я вообще ничего не покупал. Отобрал у одного пьяного на вечеринке в Сан-Франциско пару лет назад. Он размахивал им, думаю, что это очень смешно. Пистолет я ему не вернул, - босс так крепко сжал челюсть ладонью, что побелели пальцы. – Он, наверное, даже и не помнит, где и как потерял его. Пьяный был в стельку.
         - Ловко получается, - заметил я. – Вы могли бы узнать тот пистолет?
Кингсли крепко задумался, выставив вперед челюсть и прикрыв глаза. Я снова оглянулся через спинку кресла. Один из старичков разбудил себя собственным всхрапом, который едва не швырнул его на пол. Он закашлялся, почесал тонкой высохшей рукой нос, достал из жилетки золотые часики, безрадостно взглянул на них, убрал обратно и снова заснул.
         Я вынул из кармана пистолет и положил его на ладонь Кингсли. Босс с жалким видом уставился на него.
         - Не знаю, - медленно проговорил он. – Похож, но утверждать точно не могу.
         - Там сбоку есть серийный номер, - подсказал я.
         - Кто же помнит номера своих пистолетов?
         - Хорошо, что вы не помните. А то бы я сильно встревожился.
         Кингсли сжал пальцы на пистолете, положил его рядом с собой на кресло и тихо прошипел:
         - Грязная крыса! Он сам вынудил ее.
         - Не понял, - сказал я. – Сами вы не смогли бы его застрелить, поскольку вы цивилизованный человек. А она смогла?
         - Это не одно и то же, - огрызнулся босс. – Женщины больше склонны к вспышкам гнева, чем мужчины.
         - Так же как кошки импульсивнее собак.
         - Как это?
         - Некоторые женщины действительно импульсивнее некоторых мужчин. Вот и все. Если хотите обвинить жену в убийстве, нам придется подыскать более веские основания.
         Кингсли повернул голову ровно настолько, чтобы бросить на меня пристальный взгляд, в котором не было ни капли юмора. Уголки его губ сползли вниз и побелели.
         - Мне кажется, это не очень подходящее место для шуток, - сказал он. – Мы не можем позволить полиции получить этот пистолет. У Кристель имелось на разрешение на оружие, а пистолет был зарегистрирован, поэтому они узнают серийный номер, даже если я его не помню. Пистолет не должен попасть к ним.
         - Но миссис Фоллбрук знает, что пистолет у меня.
         Босс упрямо покачал головой.
         - Мы должны будем постараться. Да, я понимаю, как вы рискуете, и намерен выплатить вам компенсацию. Если бы хоть одна зацепка, что там было самоубийство, я лично попросил бы вас отвезти пистолет в полицию. Но, судя по вашему рассказу, ничего похожего.
         - Нет. Тогда парень должен был бы промахнуться в самого себя три раза. Но я не могу покрывать убийство даже за десятидолларовую премию. Пистолет нужно вернуть.
         - Я имел в виду сумму побольше, чем эта, - тихо произнес Кингсли. – Я думал о пятистах долларах.
         - И что вы хотите купить за эти деньги?
         Босс наклонился ко мне поближе. Его глаза были серьезными, грустными, но не злыми.
         - В доме Лэвери осталось что-нибудь, кроме пистолета, что впоследствии может  выдать присутствие там Кристель?
         - Черно-белый костюм и панама, точно такие, как описал мне коридорный отеля в Бернардино. Возможно, там есть еще дюжина улик, о которых я просто не знаю. Почти наверняка обнаружатся отпечатки пальцев. Вы сказали, что у вашей жены никогда не брали отпечатки пальцев, но это не значит, что полиция не раздобудет их, чтобы сравнить. В ее спальне дома будет их полно. А также в доме на Озере Маленького олененка, в ее машине.
         - Машину мы должны забрать, - начал Кингсли, но я перебил его:
         - Бесполезно. Очень много других мест, где найдутся отпечатки. Какими духами пользуется ваша жена?
         Босс на мгновение задумался.
         - Гм… «Гиллерлейн-Регаль»,  Шампанское от парфюмерии», - ответил он деревянным голосом. – Иногда «Шанель №1».
         - На что похож запах ваших?
         - Из группы шипров. Сандаловый шипр.
         - Спальня благоухает им, - сообщил я. – На мой взгляд, духи пахнут как дешевые. Впрочем, я не знаток.
         - Дешевые?! – возмутился Кингсли. – Господи, дешевые! Мы берем тридцать долларов за унцию!
         - Н-да, а пахнут они примерно на три доллара за галлон.
         Кингсли сжал руками свои колени и покачал головой.
         - Так я говорю о деньгах. Пятьсот долларов. Чек прямо сейчас.
         Я подождал, пока его последняя фраза, кружась, словно одинокое перышко, упадет на пол. Один из старичков позади нас поднялся на ноги и поплелся к выходу.
Кингсли с очень серьезным видом сказал:
         - Я нанял вас для того, чтобы вы защитили меня от скандала. И мою жену тоже, если понадобится. Хотя вины вашей тут нет, но шансы избежать скандала очень малы. Теперь речь идет о жизни моей жены. Я не верю, что она застрелила Лэвери. У меня просто нет ни одной причины верить этому. Ни одной. Я убежден. Она даже могла быть там прошлой ночью. И даже этот пистолет может принадлежать ей. Но это не доказывает, что она убила парня. Жена обращалась с пистолетом так же небрежно, как и с другими вещами. Любой мог взять его.
         - Местная полиция вряд ли будет стараться поверить этому, - сказал я. – Если тот, которого я встретил, является образцом их сотрудников, они схватят первого попавшегося и начнут размахивать своими дубинками. А ваша жена определенно окажется первой после того, как полиция оценит ситуацию.
         Босс сложил ладони. Его горе имело несколько театральный привкус, как часто бывает с настоящими несчастьями.
         - Кое в чем я с вами соглашусь, - сказал я. – На первый взгляд, улик против нее даже слишком много. Ваша жена оставляет одежду, в которой ее видели и с помощью которой ее можно опознать. Она бросает пистолет на лестнице. Трудно представит не настолько глупой.
         -  И на том спасибо, - устало произнес Кингсли.
         -  Но мои слова ничего не значат, - сказал я, - поскольку мы смотрим на случившееся с точки зрения логики, а люди, совершающие преступления в пылу страсти или из ненависти, просто совершают их и уходят. Судя по имеющейся у меня информации, ваша жена легкомысленная и глуповатая женщина. В доме Лэвери нет ни одного следа заранее спланированных действий. Более того, каждая мелочь указывает на отсутствие какого-либо плана. Но даже если бы там не осталось ни одной вещи, указывающей на миссис Кингсли, полиция все равно связала бы ее с Лэвери. Они бы порылись в прошлом парня, в его друзьях, в женщинах. Имя вашей жены обязательно всплывет где-нибудь. А когда это произойдет, тот факт, что она уже месяц как пропала, заставит их вскочить и с ликованием потереть свои натруженные руки. Полиция, конечно, выяснит, чей это пистолет, и если он…
         Рука босса быстро потянулась к лежавшему на кресле рядом с ним пистолету.
         - Нет,- сказал я.- Они должны будут получить пистолет. Возможно, Марлоу очень хитрый парень и лично к вам относится с большим уважением, но он не может рисковать, скрывая такое важное вещественное доказательство, как оружие, из которого застрелили человека. Что бы мне ни пришлось предпринять дальше во время следствия, ваша жена всегда будет подозреваемой номер один. Но я буду помнить, что ее могли и просто подставить.
         Кингсли тяжело вздохнул и протянул мне пистолет. Я взял его, убрал, затем достал снова и сказал:
         - Одолжите-ка носовой платок. Не хочу использовать свой. Меня могут обыскать.
         Босс дал мне белый накрахмаленный платок. Я тщательно вытер пистолет, убрал его в карман и вернул платок хозяину.
         - Мои отпечатки пальцев не имеют значения, - пояснил я. – Не хочу, чтобы на рукоятке остались ваши. Теперь я могу сделать только одно: вернуться в дом Лэвери, положить пистолет на место, вызвать полицию, благополучно обнаружить оружие вместе с ними, а дальше будь что будет. Следствие пойдет по традиционному сценарию: что я делал в доме и зачем здесь появился. В худшем случае полиция разыщет вашу жену и докажет, что она застрелила Лэвери. В лучшем они отыщут ее чуть раньше меня, дав мне возможность использовать мою энергию на то, чтобы доказать невиновность женщины и, следовательно, вину кого-то другого. Вас это устраивает?
         Кингсли медленно кивнул и сказал:
         - Да… и пятьсот долларов остаются. За доказательство, что Кристель не убивала его.
         - Заработать их я не надеюсь. Вы, наверное, сами понимаете почему. Кстати, а мисс Фромсетт хорошо знала Лэвери? Меня интересуют их отношения вне вашей фирмы.
         Лицо босса окаменело, будто его свело судорогой. Руки на коленях сжались в кулаки. Он ничего не ответил.
         - Она несколько странно выглядела, когда я вчера утром узнавал у нее адрес Парня.
         Кингсли медленно выдохнул.
         - Как будто во рту у нее появился неприятный привкус, - пояснил я, - или нахлынули воспоминания о неудачно завершившемся романе. Я слишком бесцеремонен?
         Ноздри босса слегка дрогнули. Несколько секунд из них с легким шумом вырывалось дыхание. Потом он успокоился и тихо ответил:
         - Она… она знала его неплохо… одно время. Мисс Фромсетт девушка, которая поступает всегда так, как ей нравится. А Лэвери, полагаю, был очаровательной птичкой… для дам.
         - Мне нужно поговорить с ней, - сказал я.
         - Зачем? – спросил Кингсли. – На его щеках появились красные пятна.
         - Неважно зачем. Мое дело задавать разные вопросы разным людям.
         - Тогда поговорите с ней, - сухо сказал он. – Кстати, она была знакома с Элморами, знала жену доктора. Ту самую, которая покончила с собой. Лэвери тоже хорошо ее знал. Может тут быть какая-то связь с нашим делом?
         - Не знаю. Вы влюблены в мисс Фромсетт, не так ли?
         - Если бы я мог, я бы завтра женился на ней, - сухо ответил босс.
         Я кивнул, поднялся и оглядел библиотеку. Сейчас она была почти пустой. В дальнем конце несколько старичков все еще пускали носом пузыри. Остальные любители мягких кресел отправились по каким-то своим делам, которыми они занимались, когда бодрствовали.
         - И еще одно, - сказал я, глядя на Кингсли. – Полиция всегда очень недовольна, когда после убийства их вызывают с некоторой задержкой. В нашем случае задержка уже есть и некоторое время будет продолжаться. Я собираюсь поехать к Лэвери и сделать вид, будто появился там сегодня впервые. Думаю, у меня это получится, если не упоминать про миссис Фоллбрук.
         - Фоллбрук? – босс с трудом понял, о чем я говорю. – Какая к черту… ах да, вспомнил.
         - Лучше не помните. Я почти уверен, что они не услышат от нее ни звука. Она не из тех, кто связывается с полицией по своей воле.
         - Понятно.
         - Только держите ухо востро. Вам будут задавать вопросы до того, как сообщат о смерти Лэвери и до того, как мне будет позволено встретиться с вами. Не угодите в какую-нибудь ловушку. Если это случится, я не смогу ничего выяснить. И окажусь в каталажке.
         - Вы могли позвонить мне из того дома… перед тем, как вызвать полицию, - разумно заметил Кингсли.
         - Верно, но тот факт, что я не звонил, пойдет мне на пользу. К тому же, первое, что они сделают, это проверят телефонные разговоры из дома убитого. А если сказать, что я звонил вам из какого-то другого места, так уж лучше признаться, что мы виделись с вами в этом клубе.
         - Я все понял. Можете на меня положиться.
         Мы пожали друг другу руки, и я ушел.

                19.
         Мисс Фромсетт взглянул на платок, затем на меня, взяла карандаш и покрутила кусочек ткани на столе концом, на котором был укреплен ластик.
         - Чем это он опрыскан? - спросила она. - Средство от мух?
         - По-моему, похоже на сандал.
         - Дешевая синтетика. Омерзительная это еще слабо сказано. А почему вы хотели, чтобы я взглянула на этот платок, мистер Марлоу?
         Мисс Фромсетт снова откинулась на спинку стула и посмотрела на меня спокойными холодными глазами.
         - Я нашел его в доме Криса Лжэвери. Под подушкой на его кровати. На нем вышиты иницалы.
         Она развернула платок резиновым кончиком карандаша, и на ее лице появилась мрачная натянутая улыбка.
         - Здесь вышиты две буквы, - произнесла мисс Фромсетт холодным злобным голосом. - Они совпадают с моими инициалами. Вы это имеете в виду?
         - Верно, - ответил я. - У него, видимо, полдюжины знакомых дам с такими инициалами.
         - Все-таки вы не можете обойтись без гадостей в мой адрес? - тихо сказала она.
         - Это ваш платок... или нет?
         Мисс Фромсетт молчала в нерешительности. Она протянула руку к столу, почти бесшумно взяла еще одну сигарету и, чиркнув спичкой, закурила. Затем она стала медленно помахивать спичкой, наблюдая, как пламя неторопливо ползло по ней.
         - Да, мой, - призналась мисс Фромсетт. - Должно быть, я обронила его там. Уже давно. И уверяю вас, это не я положила его под подушку Лэвери. Вы ведь именно это хотели узнать?
         Я ничего не ответил, и она добавила:
         - Видимо, он дал его попользоваться какой-то даме, которой... которой нравится такой запах духов.
         - Представляю такую женщину, - сказал я. - Но ее образ как-то не вяжется с образом Криса Лэвери.
         Ее верхняя губа слегка изогнулась. Это была изящная верхняя губа. Люблю изящные верхние губы.
         - Думаю, вам придется пересмотреть свои представления обо образе Криса Лэвери. Любой признак утонченности в нем чистое совпадение.
         - О мертвых плохо не говорят, - заметил я.
         Несколько мгновений мисс Фромсетт просто сидела, глядя на меня так, словно я ничего не сказал, а она ждала от меня каких-то слов. Затем легкая дрожь пробежала от ее горла и по всему телу. Мисс Фромсетт сжала пальцы, и сигарета в них согнулась крючком. Она посмотрела на нее и резким движением руки бросила в пепельницу.
         - Его застрелили в душе, - продолжил я. - И выглядит все так, что сделала это женщина, которая провела там ночь. Он только что побрился. Женщина оставила пистолет на лестнице, а носовой платок на кровати.
         Мисс Фромсетт слегка пошевелилась на стуле. Ее глаза сейчас абсолютно ничего не выражал. Лицо было холодным, словно вырезанное из мрамора.
         - Уж не ожидали ли вы, что я могу дать вам какую-то информацию об этом? - злобно спросила она.
         - Послушайте, мисс Фромсетт, - сказал я. - Мне бы тоже хотелось быть учтивым, сдержанным и тонким в этом деле. Я с удовольствием вел бы следствие так, как нравится вам и вам подобным. Но этого мне никто не позволит: ни клиенты, ни полицейские, ни мои противники. Как бы сильно я не старался быть милым, всегда вляпаюсь в какую-нибудь грязь, да еще сделаю кому-то больно.
         Мисс Фромсеттт кинула, словно едва слышала меня.
         - Когда его застрелили? - спросила она и снова слегка поежилась.
         - Думаю, сегодня утром. Вскоре после того, как он встал с постели. Как я уже сказал, Лэвери только что побрился и собирался принять душ.
         - Наверное, гораздо позже, - проговорила мисс Фромсетт. - Я здесь с половины восьмого.
         - А я и не думаю, что вы застрелили его.
         - Невероятно любезно с вашей стороны, - ехидно произнесла она. - Но ведь платок мой, не правда ли? Хотя и опрыскан не моими духами. Думаю, что полицейские не особенно разбираются в парфюмерии... как и во всем другом.
         - Нет. И частные детективы тоже, - сказал я. - Ну что, вы получили удовольствие?
         - Боже, - вздохнула мисс Фромсет и крепко прижала к губам тыльной стороной ладонь.
         - В него стреляли пять или шесть раз, - сообщил я. - Но попали только дважды. Ему некуда было бежать в этом душе. Думаю, это была довольно мрачная цена. Со стороны одного ее участника было очень много ненависти. А может, просто холодного расчета.
         - Его было легко ненавидеть, - произнесла мисс Фромсетт с опустошенным видом. - И страшно легко любить. Женщины, даже вполне добропорядочные, так ужасно ошибаются в мужчинах.
         - Вы хотите сказать мне, что когда-то были влюблены в Лэвери, но потом разлюбили. И что стреляли в него не вы.
         - Да, - ее голос теперь звучал легко и строго. Совсем как духи, которыми она не любила пользоваться в офисе. - Я уверена, наш разговор останется между нами.
         Она коротко и злобно усмехнулась.
         - Мертв... Бедный, самодовольный, пустой и ненадежный красавчик. Мертвый, холодный, распростившийся с жизнью. Нет, мистер Марлоу, я в него не стреляла.
         Я подождал, пока мисс Фромсетт успокоится. Через мгновение она тих спросила:
         - Мистер Кингсли знает?
         Я кивнул.
         - И полиция, конечно.
         - Еще нет. По крайней мере, я им не сообщал. Но я нашел его. Дверь в доме была не закрыта. Я вошел и обнаружил его.
         Мисс Фромсетт подняла карандаш и снова ткнула им в носовой платок.
         - А мистер Кингсли знает об этой надушенной тряпочке?
         - Никто не знает, кроме нас с вами и того, кто положил его на кровать.
         - Очень любезно с вашей стороны, - сухо произнесла она. - И еще спасибо, что вы подумали обо мне то, что подумали.
         - В вашем характере есть определенные сдержанность и достоинство, которые мне нравятся, - сказал я. - Но зачем же закапывать эти качества в землю? Что я по-вашему, должен был подумать? Вытаскиваю платок из-под подушки, нюхаю, прячу его и сам себе говорю: "Ну и ну, инициалы мисс Адриенн Фромсетт и все такое! Значит, мисс Фромсетт знает Лэвери. Возможно, даже близко. Скажем так, по-книжному: настолько близко, насколько может представить мое грязное воображение. То есть очень-очень близко. Но платок пахнет дешевым синтетическим сандалом, а мисс Фромсетт не стала бы пользоваться дешевыми духами. К тому же, платок лежал под подушкой Лэвери, а мисс Фромсетт никогда не хранит свои носовые платки под подушками мужчин. Следовательно, этот не имеет никакого отношения к мисс Фромсетт. Это просто обман зрения.
         - Да замолчите вы, - сказала мисс Фромсетт.
         Я усмехнулся.
         - За кого вы меня вообще принимаете? - огрызнулась она.
         - Я бы сказал, но, увы, пришел сюда слишком поздно, чтобы рассчитывать на взаимность.
          Мисс Фромсетт вспыхнула, но на это раз как-то мило. Теперь покраснело все ее  лицо.
         - У вас есть предположение, кто это седлал?
         - Предположения и не более того. Боюсь, полиция пойдет по простому пути. В гардеробе Лэвери висит одежда миссис Кингсли. Когда история станет известна им целиком, включая то, что случилось вчера на Озере Маленького Олененка, думаю, они тут же потянутся за наручниками. Правда, они должны будут сначала отыскать женщину. Но это не составит для них особого труда.
         - Кристель Кингсли, - безжизненным тоном произнесла мисс Фромсетт. - Значит, эта чаша и его не миновала.
         - Не обязательно, - сказал я. - Тут мог быть совсем иной мотив, о котором мы даже не подозреваем. Это мог быть кто-то вроде доктора Элмора.
         Она быстро взглянула на меня, затем покачала головой.
         - Мог, - настойчиво повторил я. - У нас нет фактов, опровергающих эту версию. Доктор вчера слишком сильно нервничал для человека, которому нечего бояться. Но, конечно, боятся не только виновные.
         Я встал и постучал по столу, глядя на мисс Фромсетт. У нее была очаровательная шея.
         - А что делать с этим? - уныло спросила она, указав на носовой платок.
         - Если бы он был моим, я бы его хорошенько простирнул, чтобы избавиться от запаха дешевых духов.
         - Но он же имеет большое значение, да? Платок может очень много значить в этом деле.
         Я рассмеялся.
         - Не думаю, что он вообще что-то значит. Женщины вечно разбрасывают свои носовые платки где попало. Парень типа Лэвери мог коллекционировать их и хранить в шкафу рядом с ароматизатором для белья, который пах сандалом. Кто-то нашел один из них и взял попользоваться. А может, парень сам дал его своей подружке, чтобы полюбоваться ее реакцией на незнакомые инициалы. Я бы сказал, он был изрядным мерзавцем. До свидания, мисс Фромсетт. И спасибо за беседу.
         Я пошел к выходу, но остановился и спросил:
         - Вы не знаете имя репортера, который слил информацию Браунвеллу?
         Она покачала головой.
         - А имена родителей миссис Элмор?
         - Тоже нет. Но я, наверное, смогу для вас выяснить. Буду рада помочь.
         - Как?
         - Их печатают обычно в некрологах. А в газетах Лос-Анджелеса наверняка были некрологи.
         - Это было бы очень любезно с вашей стороны, - сказал я, провел пальцем по краю стола и украдкой взглянул на мисс Фромсетт. Бледная цвета слоновой кости кожа, темные милые глаза, удивительно пушистые волосы, темные, как ночь.
         Я вышел из кабинета. Маленькая блондинка за коммутатором выжидающе посмотрела на меня. Ее маленькие красные губки приоткрылись в ожидании следующей шутки.
         Но они у меня закончились. Я просто вышел из приемной.

                20.
         Около дома Лэвери  не было полицейских машин, никто не ходил рядом по тротуару, и когда я толкнул входную дверь, внутри не оказалось запахи ни сигарет, ни сигар. Солнце уже не светило в окна, а над одним из стаканов с остатками виски тихо мужала муха. Я прошел в дальний конец комнаты и свесился через перила лестницы, которая вела в нижний холл. В дме мистера Лэвери не было ни малейшего движения. Ни звука. Только из ванной внизу едва слышно доносился стук капель, падавших на плечо мертвеца.
         Я подошел к телефону, отыскал в справочнике номер полицейского отделения, набрал его и стал дожидаться ответа. Одновременно я вытащил из кармана  маленький пистолет и подложил его на столик рядом с телефонным аппаратом. Когда мужской голос произнес в трубке «Полиция Бэй-сити. Говорит Смут», я сказал:
         - Стрельба на Альтаир-стрит, 623. Здесь живет человек по фамилии Лэвери. Он мертв.
         - Шесть, два, три, Альтаир. Кто вы?
         - Меня зовут Марлоу.
         - Вы прямо в доме сейчас?
         - Прямо в доме.
         - Ничего не трогайте.
         Я повесил трубку, сел на диван и стал ждать.
         Не очень долго. Вдалеке завыла сирена. Ее вой волнами постепенно нарастал. На углу улицы послышался визг шин, громкое завывание сирены упало до металлического ворчания, а потом и до полной тишины. Снова взвизгнули шины. Теперь уже перед домом. Полиция Бэй-сити берегла резину. На дорожке послышались шаги. Я подошел к двери и открыл ее.
         В комнату ввалились два патрульных полисмена в форме. Как обычно, это были двое верзил с обветренными лицами и недоверчивыми глазами. У одного из них под фуражкой за правым ухом торчала гвоздика. Второй был старше, седоватый и мрачный. Они стояли и с подозрением смотрели на меня. Потом старший сказал:
         - Ну ладно, где?
         - Внизу в ванной, за душевой занавеской.
         - Останься с ним, Эдди.
         Полисмен быстро прошел через комнату и исчез. Другой пристально посмотрел на меня и процедил сквозь зубы:
         - Никаких лишних движений, дружище.
         Я снова уселся на диван. Полисмен обвел комнату глазами. Снизу донеслись звуки шагов. Полисмен вдруг увидел лежавший на столике рядом с телефоном пистолет. Он бросился к нему, как лайнмен, блокирующий защитников соперника.
         - Это орудие убийства? – почти прокричал полисмен.
         - Думаю, да. Во всяком случае, из него стреляли.
         - Ха!
         Он склонился над пистолетом, оскалил на меня зубы, положил руку на свою кобуру, отстегнул клапан и схватил рукоятку револьвера.
         - Так что вы там думаете? – рявкнул полисмен.
         - Думаю, это орудие убийства.
         - Очень хорошо, - усмехнулся он. – Правда, очень хорошо.
         - Ничего хорошего, - заметил я.
         Он отступил немного назад, пристально глядя на меня.
         - За что вы его застрелили? – прорычал полисмен.
         - Вот и я все думаю, за что?
         - Еще один умник.
         - Давайте лучше просто посидим и подождем ребят из убойного отдела, - предложил я. – Берегу силы для защиты.
         - Не пудрите мне мозги, - сказал полисмен.
         - Ничего я вам не пудрю. Если бы я застрелил его, меня бы уже здесь не было. И я не стал бы вызывать вас. А вы не нашли бы пистолет. Не надо так рьяно браться за это дело. Вести вам его осталось вряд ли больше десяти минут.
         В глазах полисмена мелькнула обида. Он снял фуражку, и гвоздика упала на пол. Он наклонился, поднял ее, повертел в пальцах и бросил за экран камина.
         - Лучше этого не делать, - сказал я ему. – Они могут подумать, будто это улика, и зря потратят уйму времени.
         - Черт.
         Полисмен перегнулся через экран, достал гвоздику и спрятал ее в карман.
         - Знаете ответы на все вопросы, дружище?
         Второй полисмен с очень серьезным видом поднялся по лестнице. Он остановился в центре комнаты, взглянул на свои наручные часы, что-то черкнул в блокноте, затем поочередно посмотрел в окна, отодвигая жалюзи в сторону.
         Мой сторож спросил:
         - Можно теперь мне посмотреть?
         - Оставь его, Эдди. Это нас не касается. Ты коронеру звонил?
         - Я думал, люди из убойного отдела это сделают.
         - Да, правильно. Делом займется капитан Веббер, а он любит все делать сам.
         Старший полисмен взглянул на меня.
         - Это вы Марлоу?
         Я ответил, что я Марлоу.
         - Он у нас очень умный парень. Знает ответы на все вопросы, - сказал Эдди.
         Старший окинул отсутствующим взглядом меня, потом Эдди, заметил пистолет на телефонном столике и посмотрел на него уже не таким отсутствующим взглядом.
         - Да, это орудие убийства, пояснил Эдди. – Я его не трогал.
         Старший кивнул.
         - Ребята сегодня не торопятся. А вы кто, мистер? Его приятель? – он указал большим пальцем вниз.
         - Видел его вчера впервые. Я частный детектив из Лос-Анджелеса.
         - Вот как, - старший полисмен посмотрел на меня внимательно, а Эдди с серьезным подозрением.
         - Вот те на! Значит, будет полный бардак, - сказал Эдди.
         Это было первое разумное замечание, которое он сделал. Я нежно ему улыбнулся.
         Старший полисмен снова посмотрел в окно.
         - Это же дом доктора Элмора напротив, Эдди, - сказал он.
         Эдди подошел и тоже посмотрел в окно.
         - Точно. Даже табличку видно. Слушай, а этот парень внизу может быть тот самый…
         - Заткнись, - сказал старший полисмен и опустил жалюзи. Оба повернулись и посмотрели на меня с непроницаемыми лицами.
         По улице проехала машина и остановилась. Хлопнула дверца. На дорожке снова послышались шаги. Старший патрульный открыл дверь двум людям в штатском. Один из них был мне уже знаком.

                21.
         Первый вошедший казался мелковатым для полицейского. Это был мужчина средних лет с узким лицом, на котором навсегда застыло выражение усталости. Его тонкий нос был свернут в сторону, словно кто-то врезал по нему, когда он куда-то сунулся. Мягкая голубая фетровая шляпа сидела на голове полицейского очень прямо. Под ней виднелись белые, как мел, волосы. Мужчина засунул руки в карманы унылого коричневого костюма, выставив большие пальцы наружу.
         Следом за ним шел Дегамо – тот  самый верзила-полицейский с блеклыми светлыми волосами, металлическими глазами и злым морщинистым лицом, который не очень дружелюбно воспринял мое появление у дома доктора Элмора.
         Двое патрульных при виде невысокого полицейского отдали ему честь.
         - Тело внизу, капитан Уэббер. Похоже, убит двумя выстрелами после пары промахов. Мертв уже довольно давно. Этого человека зовут Марлоу. Он частный сыщик из Лос-Анджелеса. Я его не допрашивал.
         - Хорошо, - резко сказал Уэббер. В его голосе звучало недоверие. Он с подозрением посмотрел на меня и коротко кивнул. – Я капитан Уэббер. Это лейтенант Дегамо. Сначала мы взглянем на тело.
         Капитан направился в дальний конец комнаты. Дегамо скользнул по мне взглядом, словно никогда раньше не видел, и последовал за ним. Они спустились по лестнице. Старший из патрульных их сопровождал. Мы с полисменом по имени Эдди уставились друг на друга.
         - Так значит, на той стороне улицы дом доктора Элмора, не так ли? – спросил я.
         Лицо Эдди стало непроницаемым. Видимо, надеяться на разговор с ним особо не следовало.
         - Да. А что?
         - Так, ничего, - ответил я.
         Он молчал. Снизу доносились приглушенные голоса. Слов было не разобрать. Полисмен насторожился, но потом спросил уже более дружелюбным тоном:
         - А вы помните то дело?
         - Немного.
         Эдди рассмеялся.
         - Ловко они  тогда его замяли. Свернули и спрятали на верхней полке шкафа в ванной. Там, куда вам не добраться без стула.
         - Это точно, - сказал я. – Интересно, почему.
         Полисмен сурово посмотрел на меня.
         - У них были серьезные причины, дружище. Не думайте, будто тут все так просто. Вы хорошо знаете этого Лэвери?
         - Не очень.
         - Какое-то общее дело?
         - Так, работал на него немного, - сказал я. – А вы знали его?
         Полисмен Эдди покачал головой.
         - Нет. Просто вспомнил, что парень из этого дома нашел в тот вечер жену Элмора в гараже.
         - Лэвери мог тогда еще не жить здесь, - заметил я.
         - А давно он живет в этом доме?
         - Не знаю.
         - Должно быть, прошло года полтора, - задумчиво произнес полисмен. – В газетах Лос-Анджелеса писали об этом деле?
         - Один абзац на странице о происшествиях в местных округах, - ответил я только  чтобы поддержать разговор.
         Эдди почесал ухо и прислушался. На лестнице послышались шаги. Лицо полисмена снова стало непроницаемым. Оно отошел от меня и вытянулся в струнку.
Капитан Уэббер торопливо прошел к телефону, набрал номер, что-то сказал в трубку, затем немного отвел ее от уха и оглянулся через плечо.
         - Эл, кто на этой неделе помощник коронера?
         - Эд Гарланд, - безо всякого выражения ответил лейтенант.
         - Позвоните Эду Гарланду, - сказал Уэббер в трубку. – Скажите, чтобы он приехал сюда прямо сейчас. И фотографов поторопите.
         Капитан положил трубку телефона и рявкнул:
         - Кто трогал пистолет?
         - Я трогал, - признался я.
         Он подошел и стал покачиваться передо мной на каблуках, выставив вперед свой остренький подбородок. В руке Уэббер держал аккуратно завернутый в носовой платок пистолет.
         - Вы разве не знаете, что нельзя прикасаться к оружию, найденному на месте преступления?
         - Конечно, знаю, - ответил я. – Но когда я подобрал его, я еще не знал, что здесь произошло убийство. Я даже не знал, что из него стреляли. Пистолет лежал на лестнице, и я подумал, что его просто уронили.
         - Правдоподобно, - ядовито произнес Уэббер. – И часто в вашей работе такое случается?
         - Какое «такое»?
         Капитан пристально посмотрел на меня и ничего не сказал в ответ.
         - Может, мне рассказать вам все по порядку? – предложил я.
         Уэббер наскочил на меня, как бойцовый петух.
         - Когда я решу задавать вопросы, тогда вы и будете отвечать на них.
         Я промолчал.
         Уэббер резко повернулся и сказал двоим патрульным:
         - Вы, ребята, можете возвращаться в свою машину. И доложите диспетчеру.
         Полисмены отдали честь и вышли, попытавшись тихо закрыть за собой дверь, но она по своему обыкновению застряла. Тогда они с грохотом ее захлопнули. Уэббер прислушался к звуку отъезжающей машины, затем снова перевел на меня свои мрачные холодные глаза.
         - Предъявите документы.
         Я протянул капитану бумажник, и он начал в нем рыться. Дегамо сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и безучастно смотрел в потолок. Потом он достал из кармана спичку и стал жевать ее кончик. Уэббер вернул мне бумажник. Я убрал его.
         - Люди вашей профессии причиняют массу неприятностей, - сказал он.
         - Не обязательно, - парировал я.
         Капитан повысил и без того громкий голос.
         - Если я сказал, много неприятностей, значит, много неприятностей. Но зарубите себе на носу. В Бэй-сити это у вас не получится.
         Я ничего не ответил. Он ткнул в меня указательным пальцем.
         - Все вы умники из большого города считаете себя крутыми парнями. Не беспокойтесь. Мы поставим вас здесь на место. Городок наш маленький, но очень дружный. У нас не бывает никаких политических свар. Работаем четко и быстро. Так что не беспокойтесь за нас, мистер.
         - Да я и не беспокоюсь, - сказал я. – Мне беспокоиться не о чем. Просто стараюсь честно заработать доллар-другой.
         - И хватит болтать, - сказал Уэббер. - Я этого не люблю.
         Дегамо отвел взгляд от потолка, согнул указательный палец, чтобы внимательно рассмотреть свой ноготь, и произнес низким безразличным голосом:
         - Послушайте, шеф, парня внизу звали Лэвери. Он убит. Я немного знал его. Обычный бабник.
         - Ну и что с того? - огрызнулся капитан, не сводя с меня глаз.
         - Все указывает на то, что здесь замешана дама, - сказал Дегамо. - Вы же знаете, на чем обычно специализируются частные сыщики. Разводы. Может, дадим ему рассказать все, что знает? Не будем его очень уж запугивать.
         - Если я его запугиваю, хотелось бы это видеть, - сказал Уэббер. - Пока не заметно ни одного признака страха.
         Он подошел к окну и рывком поднял жалюзи. После длительного полумрака хлынувший в комнату свет был ослепительным. Капитан развернулся на каблуках, ткнул в меня тонким твердым пальцем и скомандовал:
         - Рассказывайте.
         - Я работаю на одного бизнесмена из Лос-Анджелеса, который не хочет лишнего шума. Поэтому он обратился ко мне. Месяц назад его жена сбежала. Потом пришла телеграмма, в которой сообщалось, что она уехала с Лэвери. Однако мой клиент встретил Лэвери в городе пару дней назад, и тот стал все отрицать. Клиент поверил ему и сильно встревожился. Похоже, дамочка весьма бесшабашная. Она вполне могла связаться с дурной компанией и попасть в переделку. Я приехал сюда встретиться с Лэвери, но парень тоже сказал мне, что никуда с ней не ездил. Я почти поверил ему, а потом получил другое доказательство. В тот самый вечер, когда дамочка уехала из своего коттеджа в горах, Лэвери виделся с ней в отеле в Сан-Бернардино. С этой новой информацией я вернулся сюда, чтобы снова прижать Лэвери. На мой звонок в дверь никто не ответил. Сама дверь оказалась слегка приоткрытой. Я вошел, огляделся, нашел пистолет, стал обыскивать дом и обнаружил парня. Именно в таком положении, в каком он сейчас и находится.
         - Вы не имели права обыскивать дом, - холодно произнес Уэббер.
         - Конечно, нет, - согласился я. - Но и упускать такую возможность не хотелось.
         - Имя человека, на которого вы работаете?
         - Кингсли, - я дал ему адрес босса в Беверли Хиллз. - Он управляет косметической компанией в "Трелор Хаус" на Олив-стрит. Компания "Гиллерлейн".
Уэббер взглянул на Дегамо. Тот лениво записал адрес на конверте. Капитан снова повернулся ко мне.
         - Что еще?
         - Я съездил в горы, в домик, где жила женщина. Это на берегу Озера Маленького Олененка неподалеку от Пума-Пойнт. Сорок шесть миль в горы от Сан-Бернардино.
         Я посмотрел на Дегамо. Он медленно записывал. Его рука на мгновение замерла и, казалось, повисла в воздухе. Затем лейтенант опустил ее и снова стал записывать. Я продолжил:
         - Около месяца назад жена сторожа на участке Кингсли поругалась с мужем и, как все подумали, уехала. Вчера ее нашли утонувшей в озере.
         Качаясь на каблуках, Уэббер прикрыл глаза и почти мягко спросил:
         - Зачем вы мне это рассказываете? Намекаете на связь?
         - Связь по времени. И Лэвери бывал там в горах. Другой связи я не вижу, но подумал, что лучше рассказать вам.
         Дегамо сидел очень тихо, уставившись в пол перед собой. Его лицо было напряженным и казалось даже более свирепым, чем обычно.
         - А эта утопленница, - поинтересовался Уэббер. - Самоубийство?
         - Самоубийство или убийство. Она оставила прощальную записку, но ее мужа все равно арестовали. Его зовут Чесс. Билл и Мюриел Чесс, его жена.
         - Не хочу в это впутываться, - резко сказал капитан. - Давайте ограничимся тем, что происходило здесь.
         - А ничего и не происходило, - сказал я, глядя на Дегамо. - Я побывал здесь дважды. В первый раз поговорил с Лэвери и ничего не добился. Во второй раз не поговорил с ним и тоже ничего не добился.
         - Я собираюсь задать вам вопрос и хочу получить прямой ответ, - медленно проговорил Уэббер. - Вы не захотите отвечать, но рано или поздно все равно придется. Вы же понимаете, что я все равно получу ответ. А вопрос такой. Вы осмотрели дом, как я понимаю, достаточно тщательно. Не заметили ничего, что указывало бы на присутствие жены этого Кингсли?
         - Вопрос некорректный, - сказал я. - Тут требуется подтверждение со стороны свидетелей.
         - Мне нужен ответ, - мрачно произнес капитан. - Мы не в суде.
         - Тогда ответ утвердительный. Внизу в гардеробе висит женская одежда. Точно в такой, как мне описали, миссис Кингсли была в Сан-Беранрдино в тот вечер, когда встретилась с Лэвери. Правда, описание было не особенно точным. Черно-белый костюм, большей частью белый, и панама с крученой черно-белой лентой.
         Дегамо щелкнул пальцем по конверту.
         - Хорошую услугу вы оказали своему клиенту, - сказал он. - Женщина была в доме, где произошло убийство. И с ней же Лэвери предполагал уехать. Не думаю, что нам придется долго искать убийцу, шеф.
         Уэббер смотрел на меня внимательно, почти безо всякого выражения, кроме разве что настороженного недоверия. После слов Дегамо он рассеянно кивнул.
         - Полагаю, вы далеко не простачки, - сказал я. - Одежда пошита на заказ, и ее легко проследить. Я сэкономил вам примерно час времени, рассказав обо всем, хотя на самом деле и телефонного звонка было бы достаточно.
         - Что еще? - тихо спросил капитан.
         До того, как я успел ответить, перед домом затормозила машина, за ней вторая. Уэббер торопливо прошел к двери. В комнату вошли трое. Сначала коротышка с курчавыми волосами и здоровый, как бык, верзила. Оба несли в руках тяжелые кожаные чемоданы. За ними шел высокий худой мужчина в темно-сером костюме и черном галстуке. У него были очень яркие глаза и непроницаемое лицо.
         Уэббер указал пальцем на курчавого и сказал:
         - Внизу в ванной, Бузони. Мне нужны отпечатки пальцев со всего дома. Особенно похожие на женские. Работа будет долгой.
         - И все на меня, - проворчал Бузони. Они с быком прошли через комнату и спустились вниз по лестнице.
         - У нас есть для вас труп, Гарленд, - сообщил капитан третьему мужчине. - Давайте пройдем вниз и взглянем на него. Вы заказали перевозку?
Человек с яркими глазами коротко кивнул, и они с Уэббером направились по лестнице вслед за первыми двумя сотрудниками.
         Дегамо отложил конверт и карандаш и бесстрастно уставился на меня.
         - Мне можно упоминать  о нашем вчерашнем разговоре? - поинтересовался я.          - Или это наше личное дело?
         - Говорите о чем хотите, - ответил лейтенант. - Наша работа защищать граждан.
         - А может, вы расскажете? - спросил я. - Мне бы хотелось узнать поподробнее о деле Элмора.
         Дегамо медленно побагровел, а глаза его стали колючими.
         - Вы же сказали, что не знали Элмора.
         - Вчера ничего не знал. Н теперь мне стало известно, что Лэвери был знаком с миссис Элмор, что она покончила с собой, что Лэвери нашел ее мертвой, и что парня, по меньшей мере, подозревали в шантаже. А еще оба ваших патрульных, похоже, очень заинтересовал тот факт, что дом доктора Элмора оказался прямо напротив этого дома. И один из них заметил, что дело замяли или что-то в этом роде.
         - Понижу сукиного сына, - медленно и со злобой произнес Дегамо. - Все они только языками треплют. Тупорылые ублюдки.
         - Значит, тут один треп? - спросил я.
         Лейтенант посмотрел на свою сигарету.
         - Треп о чем?
         - О том, что Элмор убил свою жену, а потом воспользовался связями и все замял.
         Дегамо поднялся, подошел и склонился надо мной.
         - Повтори, - мягко произнес он.
         Я повторил.
         Он ударил меня ладонью по лицу. Моя голова сильно дернулась, а лицо сделалось большим и горячим.
         - Повтори, - снова мягко произнес Дегамо.
         Я повторил еще раз. Он размахнулся, и моя голова опять дернулась в сторону.
         - Повтори.
         - Нет уж. Третий раз счастливый. В можете промазать, - я поднял руку и потер щеку.
         Дегамо стоял, склонившись надо мной. Он оскалил зубы и смотрел на меня жестким звериным взглядом своих металлических глаз.
         - Теперь будешь знать, как разговаривать с полицейским, - сказал лейтенант. - Попробуй еще раз, и я двину тебе уже не ладонью.
         Я крепко сжал губы и потер щеку.
         - И только сунь нос в наши дела. Очнешься на помойке среди кошек.
         Я ничего не ответил. Тяжело дыша, Дегамо отошел и снова сел на стул. Я перестал тереть лицо, вытянул руку и слегка пошевелил пальцами чтобы снять напряжение.
         - Запомню, - сказал я. - И первое, и второе.


                22.
         Вечер только начинался, когда я вернулся в Голливуд и поднялся в свой офис. Здание уже опустело, в и коридорах царила тишина. За открытыми дверями в комнатах орудовали уборщицы с пылесосами, швабрами и тряпками.
         Я открыл дверь своего офиса, подобрал конверт, который валялся под прорезью для почты и бросил на стол, даже не взглянув на него. Потом я открыл окно, высунулся наружу, стал наблюдать за тем, как зажигались первые неоновые огни, и вдыхать теплый пахнущий едой воздух, который поднимался из вентиляции соседнего кафе.
         Сняв пиджак и галстук, я сел за стол, достал из ящика дежурную офисную бутылку виски,  налил себе немного и выпил. Облегчение не пришло. Я повторил процедуру с тем же результатом.
         Сейчас Уэббер, очевидно, беседовал с Кингсли. Его жену уже объявили в розыск или вот-вот объявят. Полиции дело представляется проще пареной репы. Скверная история между скверными людишками, слишком много любящими, слишком много пьющими и слишком много кувыркающимися в постели. В результате дикая ненависть, импульсивная жестокость и смерть.
         Мне же казалось, что все это выглядело слишком просто.
         Я взял конверт и надорвал его. Марки на нем не было. Записка внутри гласила: «Мистер Марлоу, родители Флоренс Элмор мистер и миссис Юстас Грейсон в настоящее время проживают в «Россмор Армс», Саус-Оксфорд Авеню, 640. Я проверила это по телефону, набрав номер из справочника. Ваша Адриенн Фромсетт». Почерк столь же элегантный, сколь элегантна выводившая эти строки рука. Я отложил записку в сторону и налил еще виски. Злость начала проходить. Я стал бесцельно двигать предметы на столе. Руки мои казались мне опухшими, горячими и неловкими. Я обвел пальцем угол стола и посмотрел на прочерченную в пыли полоску. Затем полюбовался самой пылью на кончике пальца, наконец, вытер его, взглянул на часы, на стену и уставился в никуда.
         Убрав бутылку, я прошел к раковине ополоснуть стакан, вымыл руки,  побрызгал холодной водой в лицо и посмотрел в зеркало. Краснота с левой стороны исчезла, но щека выглядела припухшей. Не очень сильно, но достаточно, чтобы снова меня разозлить. Я причесал волосы и стал разглядывать в них седину.  Ее становилось все больше. Лицо под волосами казалось нездоровым. Оно мне совсем не понравилось. Я вернулся к столу и еще раз прочитал записку мисс Фромсетт. Затем я расправил записку на стекле, понюхал, еще немного расправил, свернул и убрал в карман.
         Я сидел неподвижно и прислушивался к тому, как утихал вечер за открытым окном. Вместе с ним очень медленно успокаивался и я.

                23.
         «Россмор Армс» представлял собой мрачную груду темно-красного кирпича, сложенного в здание вокруг огромного двора. В нем был обитый плюшем коридор, содержавший тишину, растения в кадках, скучающую канарейку в клетке размерами с собачью будку, запах старых пыльных коров и давно увядших гортензий.
         Грейсоны жили на пятом этаже в северном крыле. Они оба сидели в комнате, которую, казалось, намеренно сохранили в стиле двадцатилетней давности. Здесь были пузатая мебель, бронзовые дверные ручки в форме яйца, огромное настенное зеркало в золоченой раме, стол с мраморной крышкой у окна и красные плюшевые шторы. В воздухе пахло табачным дымом. За ним угадывался легкий запах, который подсказал мне, что хозяева ели сегодня на обед отбивные из ягненка и брокколи.
Жена Грейсона оказалась пухлой пожилой дамой, у которой когда-то могли быть огромные голубые глаза. Сейчас они выцвели, затуманились и за очками казались слегка вылезающими из орбит. Волосы у нее были кудрявые и седые. Она сидела, скрестив толстые лодыжки и едва доставая ногами до пола. Женщина штопала носки, а на коленях у нее примостилась большая плетеная корзинка с пряжей.
Грейсон был высоким сутулым мужчиной с высоко поднятыми плечами. На его желтом лице, почти лишенном подбородка выделялись колючие брови. Верхняя часть лица выражал решительность. Нижняя как будто с ней прощалась. Грейсон сидел в бифокальных очках и с недовольным видом читал вечернюю газету. Я просмотрел информацию о нем в справочнике. Он был дипломированным бухгалтером, и это подтверждалось в каждом дюйме его внешности. У него даже пальцы были в чернилах, а из кармана жилетки торчали четыре карандаша.
         Грейсон в седьмой раз внимательно прочитал мо визитную карточку, оглядел меня с ног до головы и медленно произнес:
         - По какому делу вы хотели встретиться с нами, мистер Марлоу?
         - Меня интересует человек по имени Лэвери. Он живет напортив дома доктора Элмора. Ваша дочь  была замужем за доктором Элмором. Лэвери это тот человек, который нашел вашу дочь в ту самую ночь, когда она умерла.
         Супруги уставились на меня, словно гончие собаки, услышав, как я запнулся на последнем слове. Грейсон взглянул на жену, и та покачала головой.
         - Мы не хотим говорить об этом, - быстро проговорил он. – Нам слишком больно.
         Несколько секунд я мрачно смотрел на Грейсонов, потом сказал:
         - Я вас не виню. И не хочу заставлять вас говорить. Хотя мне хотелось бы связаться с человеком, которого вы наняли, чтобы расследовать это дело.
         Супруги снова переглянулись. На этот раз миссис Грейсон не стала качать головой.
         - Зачем? – спросил ее  муж.
         - Расскажу-ка я вам вкратце свою историю.
         И я рассказал им, не упоминая имени Кингсли, для чего меня наняли, а также о вчерашнем инциденте с Дегамо перед домом доктора Элмора. При этом они снова, как гончие, встали в стойку.
         Грейсон отрывисто спросил:
         - Насколько я понял, вы не знали доктора Элмора ,не обращались к нему ни по какому вопросу, и он, тем не менее, вызвал офицера полиции потому, что вы находились около его дома?
         - Верно, - подтвердил я. – Стоял там около часа. Вернее, машина моя стояла.
         - Очень странно, - сказал Грейсон.
         - Я бы сказал, этот человек очень нервничал. А Дегамо спросил, не ее ли родственники – имея в виду родственников вашей дочери – наняли меня. Выглядит, как будто доктор все еще не чувствует себя в безопасности. Вам так не кажется?
         - В безопасности от чего?
         Грейсон задал этот вопрос, не поднимая на меня глаз. Он медленно разжег потухшую трубку, утрамбовал табак кончиком металлического карандаша и снова разжег.
         Я пожал плечами и ничего не ответил. Грейсон быстро посмотрел на меня и тут же отвел взгляд. Миссис Грейсон вообще на меня не смотрела, но ее ноздри слегка дрожали.
         - Как он узнал, кто вы? – вдруг спросил меня ее муж.
         - Записал номер машины, позвонил в автоклуб, потом нашел имя в справочнике. По крайней мере, я бы сделал именно так. К тому же через окно мне были видны некоторые его телодвижения.
         - Так значит, у него есть полицейские, которые на него работают, - сказал Грейсон.
         -  Необязательно. Если они в тот раз совершили ошибку, им совсем не хочется, чтобы сейчас она выплыла наружу.
         - Ошибка!
         Грейсон рассмеялся, и смех этот слегка походил на визг.
         - Ну, хорошо, - сказал я. – Тема разговора мучительна, и добавить свежего воздуха тут не помешает. Вы ведь всегда считали, что он убил вашу дочь, не правда ли? Вот почему вы наняли того частного сыщика.
         Миссис Грейсон быстро подняла на меня глаза, но тут же снова опустила голову и сложила еще одну пару заштопанных носков. Грейсон молчал.
         - У вас были какие-то доказательства? – спросил я. – Или вы так считали просто потому, что недолюбливали доктора?
         - Были доказательства, - злобно ответил Грейсон с внезапной четкостью в голосе, словно наконец-то решился поговорить начистоту. – Должны были быть. Нам сказали, что они были. Но мы их так и не получили. Полиция об этом позаботилась.
         - Я слышал они арестовали и посадили того парня за вождение в нетрезвом виде.
         - Вы правильно слышали.
         - И он так и не сказал вам, до чего смог докопаться?
         - Нет.
         - Мне это не нравится, - сказал я. – Немного похоже на то, что парень так и не решил, использовать ли свою информацию в вашу пользу или придержать ее, чтобы потом прижать доктора.
         Грейсон снова посмотрел на жену. Она тихо произнесла:
         - Мистер Талли не произвел на меня такого впечатления. Он был тихим, скромным маленьким человеком. Впрочем, я знаю, что могла и ошибиться.
         - Значит, его звали Талли, - заметил я. – Среди прочего я надеялся узнать у вас его имя.
         - Что еще? – спросил Грейсон.
         - Как мне найти Талли? И что стало основой для ваших подозрений? Эта основа должна была быть, иначе вы не наняли бы Талли. Вы не могли не сказать ему о причинах расследования.
         На губах Грейсона появилась тонкая и чопорная улыбка. Он потер подбородок длинным желтым пальцем.
         - Наркотики,  – сказала миссис Грейсон.
         - Она выразилась буквально, - тут же быстро добавил ее муж, как будто всего лишь одно это слово дало ему зеленый свет. – Элмор специализировался, да и сейчас, вне всякого сомнения, продолжает специализироваться на наркотиках. Наша дочь рассказала нам об этом. В его присутствии. И ему это не понравилось.
         - Что вы имеете в виду под специализацией на наркотиках, мистер Грейсон?
         - Я имею в виду врача, практикующего. В основном, среди пациентов, которые живут на грани нервного срыва от алкоголизма и беспутного образа жизни. Этим людям постоянно требуются успокаивающие средства и наркотики. Момент истины наступает, когда соблюдающие нормы этики и морали медики отказываются снабжать их лекарствами за пределами клиники. Но только не доктор Элмор. У него люди будут получать медикаменты до тех пор, пока платят деньги, до тех пор, пока пациент остается живым и в относительно здравом уме, даже если он или она при этом становятся безнадежными наркоманами. Прибыльное дело, - торжественно произнес Грейсон. – И, насколько я понимаю, для доктора весьма опасное.
         - Безусловно, - заметил я. – Но тут огромные деньги. Вы знали человека по имени Конди?
         - Нет, но мы знаем, кем он был. Флоренс подозревала, что этот человек поставлял наркотики Элмору.
         - Может быть, - сказал я. – Сам он вряд ли хотел бы выписывать слишком много рецептов. А Лэвери вы знали?
         - Никогда его не видели. Но тоже знали, кем он был.
         - Вам не приходило в голову, что Лэвери мог шантажировать Элмора?
         Эта идея оказалась для Грейсона свежей. Он провел рукой по макушке, по лицу и опустил ее на свое костлявое колено. После чего покачал головой.
         - Нет. С чего бы мне так думать?
         - Он был первым, кто нашел тело, - сказал я. – То, что показалось подозрительным Талли, должен бы увидеть и Лэвери.
         - Лэвери способен на шантаж?
         - Не знаю. У него нет ни реального источника дохода, ни работы. Но он ведет роскошную жизнь, ублажает женщин.
         - Хорошая идея, - сказал Грейсон. – Такие дела можно проворачивать тонко.
         Он сухо улыбнулся.
         - В моей работе подобные вещи тоже случаются. Необеспеченные и давно просроченные займы. Нелепые инвестиции со стороны людей, совсем не похожих на тех, кто мог бы совершить такую глупость. Долги, которые совершенно очевидно должны быть получены по суду, однако никто туда не обращается из страха привлечь внимание налоговых инспекторов. Да, такие штуки можно легко устроить.
         Я посмотрел на миссис Грейсон. Ее руки ни на секунду не останавливались. Она уже заштопала дюжину пар носков. Видимо, длинные костлявые ноги Грейсона наносили им большой урон.
         - А что случилось с Талли? Его подставили?
         - Не сомневаюсь. Его жена была вне себя от возмущения. Она сказала, что в баре ему что-то подмешали в стакан. А выпивал он с полицейским. Еще она сказала, что на противоположной стороне улицы Талли ждала полицейская машина. Как только он сел за руль, его и взяли. А еще в отделении экспертиза была проведена очень поверхностно.
         - Это еще ничего не значит. Талли рассказал все жене после того, как был арестован. Он бы рассказал нечто подобное просто автоматически.
         - Вообще противно думать, что полиция ведет нечестную игру, - сказал Грейсон. – Но именно так все было, и все знают об этом.
         - Если они просто ошиблись в отношении смерти  вашей дочери, им нельзя было допустить, чтобы Талли вскрыл этот факт, - предположил я. – Некоторые из них могли лишиться работы. Если же полицейские  решили, что единственной целью Талли был шантаж, они не стали бы придумывать сложные комбинации, чтобы убрать его с дороги. А где он сейчас? Все сводится к следующему: если в деле были какие-то важные улики, сумел ли их Талли раздобыть или только подозревал об их существовании7 А также знал ли он, что именно ищет? 
         - Мы не знаем, где он, - сказал Грейсон. – Ему дали полгода, но срок давно прошел.
         - А его жена?
         Грейсон взглянул на собственную супругу, и та коротко ответила:
         - 1618/2, Вестмор-стрит. Бэй-сити. Мы с Юстасом послали ей немного денег. Она осталась ни с чем.
         Я записал адрес, откинулся на спинку стула и сказал:
         - Кто-то сегодня утром застрелил Лэвери в его ванной.
         Пухлые ручки миссис Грейсон замерли на крае плетеной корзинки. Ее муж сидел с открытым ртом, держа перед ним трубку. Он откашлялся мягко и тихо, словно находился в комнате с покойником. Трудно себе представить, что могло бы двигаться медленнее, чем старая черная трубка в его руке. Наконец, он зажал ее в зубах.
         - Было бы, конечно, слишком ожидать… -  произнес Грейсон. Фраза повисла в воздухе, и он выпустил в нее струйку дыма,
         - … что Элмор имел к этому какое-то отношение, - закончил он.
         - Лично мне хотелось бы так думать, - заявил я. – Живет доктор в двух шагах от дома убитого. Полиция же считает, что Лэвери застрелила жена моего клиента. Когда они ее найдут, дело им можно будет с блеском закрыть. Но если тут есть какая-то связь с доктором Элмором, тогда наверняка снова должна всплыть история смерти вашей дочери. Вот почему я пытаюсь выяснить подробности.
         - Человек, который совершил убийство, не будет колебаться больше чем на двадцать пять процентов перед тем, как пойти на второе, - проговорил Грейсон таким тоном, будто долго и тщательно изучал это вопрос.
         - Возможно, - согласился я. – И каковы, по вашему мнению, мотивы первого убийства?
         - Флоренс была очень вспыльчивой, - грустно ответил он. – Вспыльчивой и с трудным характером. Она была нерасчетливой, экстравагантной, вечно заводила новых и очень сомнительных друзей. Слишком много и слишком громко болтала. Часто делала глупости. Такая жена очень опасна для мужчины типа доктора Элмора. Но я не думаю, что это был главный мотив, не правда ли, Летти?
         Грейсон посмотрел на жену, но она, не поднимая глаз, воткнула штопальную иглу в клубок шерсти и ничего не ответила.
         Грейсон вздохнул и продолжил:
         - У нас были основания подозревать, что Элмор завел интрижку со своей медсестрой, и что Флоренс угрожала ему публичным скандалом. А он ведь не мог ничего такого позволить, правда же? Один скандал мог тут же привести к другому.
         - Как он совершил убийство? – спросил я.
         - С помощью морфия, конечно. Он у Элмора есть всегда. И он всегда им пользовался. Был просто специалистом по морфию. Когда Флоренс впала в глубокую кому, Элмор отнес ее в гараж и завел мотор машины. Знаете, вскрытие ведь не проводили. Хотя и без него известно, что в тот вечер Флоренс делали инъекцию.
         Я кивнул, а Грейсон с удовлетворением откинулся на спинку кресла, снова провел рукой по макушке, по лицу и опустил ее на свое костлявое колено. Казалось, и над способом убийства он раздумывал долго и тщательно.
         Я посмотрел на супругов. Пара пожилых людей тихо сидящих дома и вот уже полтора года после случившегося несчастья отравляющих свои мозги ненавистью. Им бы понравилось, если бы Элмор застрелил Лэвери. Они были бы просто счастливы. Эта новость согрела бы их души. После небольшой паузы я сказал:
         - Вы верите в свою версию просто потому что хотите, чтобы все именно так и было. На самом деле вполне возможно, что она просто покончила с собой. А попытка замять дело была предпринята отчасти чтобы прикрыть игорный клуб Конди, а отчасти чтобы избавить Элмлра от допроса на публичном слушании.
         - Чушь, - резко ответил Грейсон. – Он точно убил ее. Флоренс была в постели, спала.
         - Но вы этого не знаете. Она могла сама принять наркотик. У нее могло выработаться привыкание. В этом случае действие препарата длится коротче обычного. Она могла встать посреди ночи, посмотреть в зеркало и увидеть, что на нее смотрит сам дьявол. Такое случается.
         - Думаю, вы отняли у нас достаточно времени, - произнес Грейсон.
         Я поднялся, поблагодарил хозяев прошел к двери, обернулся и спросил:
         - После ареста Талли вы больше ничего не предпринимали?
         - Обращались к помощнику окружного прокурора Личу, - проворчал Грейсон. – Совершенно безрезультатно. Он не увидел ничего, за что могла бы зацепиться его служба. Даже наркотиками не заинтересовался. А заведение Конди примерно через месяц закрыли. Может, и из-за нашего дела.
         - Тут, скорее всего, полицейские прикрыли клуб для отвода глаз. Если бы вы знали, где искать, то наверняка нашли бы Конди в каком-нибудь другом местечке. Со всем его оборудованием, целым и невредимым.
         Я снова направился к двери. Грейсон поднялся из кресла и поплелся вслед за мной. На его желтом лице появился румянец.
         - Простите, если был с вами груб, - сказал он. – Наверное, нам с Летти не стоило бы так долго размышлять о случившемся.
         - Нет, нет, вы были со мной очень терпеливы, - успокоил я хозяина. – А больше в этом деле никто не замешан? Вы никого не забыли?
         Грейсон покачал головой, потом оглянулся на жену. Ее неподвижные руки сжимали очередной носок, натянутый на грибок для штопки. Голова женщины немного склонилась в сторону. Она как будто бы слушала, но не нас.
         - Мне рассказали, что в тот вечер медсестра из приемной доктора Элмора уложила миссис Элмор  в постель, - сказал я. – Это с ней доктор предположительно завел интрижку?
         - Подождите минуту, - вдруг резко произнесла миссис Грейсон. – Мы никогда эту девушку не видели. Но у нее было очень милое имя. Сейчас, дайте мне минуту вспомнить.
         Мы дали ей минуту.
         - Милдред… как-то… - в раздумье она стиснула зубы.
         Я глубоко вздохнул.
         - Может быть, Милдред Хэвиленд, миссис Грейсон?
         Женщина улыбнулась и кивнула.
         - Конечно, Милдред Хэвиленд. Ты не помнишь, Юстас?
         Ее муж не помнил. Он смотрел на нас словно лошадь, которую завели в чужое стойло. Затем Грейсон открыл дверь и спросил:
         - Какая разница?
         - А еще вы сказали, что Талли был маленьким человеком, - продолжал надоедать я хозяевам. – Значит, он не был верзилой с наглыми манерами и громким голосом?
         - Нет, нет, - ответила миссис Грейсон. – Мистер Талли не выше среднего роста, в возрасте, с каштановыми волосами и очень тихим голосом. Лицо у него всегда было встревоженное. Я хочу сказать, он выглядел так, словно постоянно тревожился из-за чего-то.
         - Как видно, не напрасно, - заметил я.
         Грейсон протянул свою костлявую руку, и я поджал ее. По ощущениям это было рукопожатие с вешалкой для полотенец.
         - Если вы доберетесь до него, - проговорил Грейсон, сжимая в зубах конец трубки, - возвращайтесь со счетом. Если доберетесь до Элмора, я имею в виду.
         Я сказал, что понял, кого он имел в виду, но никакого счета представлять не буду.
Затем я пошел по безмолвному коридору. Автоматический лифт был отделан красным плюшем. От него попахивало стариной, как от трех вдовушек, собравшихся за чаем.

                24.
         Дом на Вестмор-стрит оказался каркасным бунгало и стоял за зданием размерами побольше. Номера на нем видно не было, но в двери большого дома были вырезаны цифры 1618. Из-за прорезей струился тусклый свет. Под окнами к бунгало бежала узкая бетонная дорожка. Я поднялся на крошечную веранду, где в одиночестве скучал единственный стул, и нажал на кнопку звонка.
Он прозвенел совсем недалеко. Парадная дверь за сетчатым экраном была приоткрыта, но свет за ней не горел. Недовольный голос произнес из темноты:
         - В чем дело?
         - Мистер Талли дома? – вопрос я задал тоже в темноту.
         Голос сразу зазвучал ровно и монотонно.
         - Кто его спрашивает?
         - Приятель.
         Находившаяся в темноте женщина издала неясный звук, который мог обозначать и легкий смешок. А может, она просто слегка откашлялась.
         - Ладно. Сколько на этот раз?
         - Это не счет, миссис Талли. Ведь вы миссис Талли?
         - Убирайтесь и оставьте меня в покое, - произнес голос. – Мистера Талли здесь нет. Он здесь не бывает и не будет.
         Я прижался носом к сетке и попытался заглянуть в комнату. Разглядеть удалось только смутные очертания мебели. Там, откуда доносился голос, угадывались очертания дивана. На нем лежала женщина. Причем, совершенно неподвижно. Лежала на спине и смотрела в потолок.
         - Я плохо себя чувствую, - послышался ее голос. – Хватит с меня неприятностей. Убирайтесь и оставьте меня.
         - Я только что разговаривал с Грейсонами.
         Очень короткая пауза, но никакого движения. Затем легкий вздох.
         - Никогда о таких не слышала.
         Я прислонился к раме, на которую была натянута сетка, и оглянулся на узкую дорожку, которая вела к улице. На противоположной стороне стояла машина с включенными габаритными огнями. Правда, там же стояли и другие автомобили.
         - Вы о них слышали, миссис Талли, - настаивал я. – Я на них работаю. Они все еще не успокоились. А вы? Не хотите добиться справедливости?
         - Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
         - Мне нужна информация, - твердо произнес я. – И я ее получу. Если смогу, то тихо. Если это невозможно, то со скандалом.
         - Еще одна полицейская ищейка? – спросил голос.
         - Вы же знаете, что я не из полиции, миссис Талли. Грейсоны не стали бы разговаривать с полицейским. Позвоните им и спросите.
         - Я никогда о них не слышала, - ответил голос. – И даже если бы я их знала, у меня нет телефона. Убирайся, фараон. Я больна. Уже месяц болею.
         - Меня зовут Марлоу, - сказал я. – Филипп Марлоу. Частный детектив из Лос-Анджелеса. Я совсем недавно разговаривал с Грейсонами, кое-что узнал и теперь хочу поговорить с вашим мужем.
         Женщина на диване рассмеялась так тихо, что ее смех едва донеся до меня из комнаты.
         - Вы кое-что узнали, - сказала она. – Звучит знакомо. Боже, как знакомо! Вы кое-что узнали! Джордж Талли тоже кое-что узнал… однажды.
         - Он может вернуть все назад, если правильно разыграет свои карты.
         - Ну, раз дело обстоит так, - произнесла миссис Талли, - можете его вычеркнуть прямо сейчас.
         Вместо того, чтобы «вычеркнуть» ее мужа, я оперся о косяк двери и потер подбородок. На улице кто-то щелкнул фонариком. Я не понял, зачем. Фонарик погас. Кажется, все это происходило около моей машины.
         Расплывчатое бледное пятно, которое я видел вместо лица женщины, шевельнулось и исчезло. Его место заняли волосы. Миссис Тали отвернулась к стене.
         - Я устала, - пробормотала она приглушенным стеной голосом. – Чертовски устала. Хватит, мистер. Будьте так любезны, уходите.
         - Может быть, небольшая сумма денег поможет?
         - Вы не чувствуете запах дыма от сигары?
         Я принюхался, ничего не почувствовал и ответил «нет».
         - Они были здесь. Целых два часа. Боже, как я от всего этого устала. Уходите.
         - Послушайте, миссис Талли…
         Она повернулась на диване, и светлое пятно ее лица появилось вновь. Мне почти удалось разглядеть глаза женщины.
         - Ну, посудите сами, - сказала она. – Я вас не знаю. И не хочу знать. Мне нечего вам сказать. Да даже если бы и было, я все равно не стала бы говорить с вами. Я живу здесь, мистер, если, конечно, это можно назвать жизнью. Но все равно ничего другого у меня нет. Я хочу только немного покоя и тишины. Так что теперь убирайтесь и оставьте меня.
         - Пустите меня в дом, - попросил я. – Мы можем все обговорить. Думаю, я могу показать вам…
         Миссис Талли вдруг опять повернулась на диване, а затем послышались звуки ее шагов. В ее голосе зазвучали злобные нотки.
         - Если вы не уберетесь, я закричу. Прямо сейчас. Сейчас!
         - Ладно, - быстро произнес я. – Я оставлю свою карточку в двери. Чтобы вы не забыли мое имя. Ведь вы же можете передумать.
         Я достал карточку и воткнул ее в щель между костяком и рамой с натянутой стекой.
         - Доброй ночи, миссис Талли.
         Ответа не последовало. Ее глаза, слегка поблескивая в темноте, смотрели на меня из комнаты. Я спустился с веранды и пошел по узкой дорожке обратно к улице.
         Мотор машины с включенными габаритными огнями тихо урчал. Впрочем, моторы тысяч машин тихо урчат на тысячах улиц по всему миру.
         Я сел в Крайслер и повернул ключ зажигания.

                25.
         Вестмор-стрит тянулась с юга на север по самым бедным районам города. Я поехал на север. За первым же углом машину сильно тряхнуло на рельсах заброшенной ветки железной дороги. Дальше  я двинулся вдоль городской свалки. За деревянными заборами искореженные остовы старых машин создавали гротескную картину, этакое современное поле боя. Штабеля ржавых кузовов и дверей с проходами между ними возвышались в лунном свете.
         В моем зеркале заднего вида появились огни фар. И их свет становился все ярче. Я нажал на педаль газа, достал из кармана ключи, открыл бардачок, достал свой пистолет тридцать восьмого калибра и положил его на пассажирское сиденье.
За свалкой находился кирпичный завод. В дальнем конце за пустырем виднелась высокая труба печи для обжига. Дым из нее сейчас не шел. Кучи темных кирпичей, одноэтажный деревянный дом с какой-то вывеской, пустота, никакого движения, ни одного огонька.
         Машина позади меня приближалась. Низкий вой сирены прорезал ночь. Правда, полицейские не включили ее на полную мощь. Звук пронесся над заброшенным полем для гольфа на восток и над территорией кирпичного завода на запад. Я чуть прибавил скорости, но это было бесполезно. Преследователи мчались быстрее, и огромный прожектор вдруг залил всю дорогу кранным светом.
         Машина полиции вырвалась вперед и начала прижимать меня к обочине. Я резко затормозил. Она проскочила вперед. Я повернул прямо перед ней, сделал крутой разворот всего в дюйме от ее заднего бампера и понесся в противоположном направлении. Сзади до меня донеслись громкий скрежет шестеренок в коробке передач и вой взбешенного мотора. Красный прожектор осветил еще несколько миль за кирпичным заводом.
         Мой маневр результата не принес. Полицейские висели у меня на хвосте и постепенно опять начали догонять. Больше никаких способов оторваться от них мне в голову не приходило. Я хотел вернуться в жилой район, где люди могли выйти из домов посмотреть, что происходит, и, возможно, что-нибудь запомнить.
         Этого мне не удалось. Полицейская машина снова поравнялась со мной, и грубый голос рявкнул:
         - Прижаться к обочине! Или мы тебя продырявим!
         Я подкатился к краю дороги, нажал на тормоз, убрал пистолет в бардачок и запер его. Машина полиции подпрыгнула на рессорах прямо перед моим левым передним крылом. Из нее выскочил толстый мужчина и закричал:
         - Вы что, не можете различить полицейскую сирену! Выйдите из машины!
         Я послушно выполнил приказ и замер в лунном свете рядом со своим Крайслером. Толстяк держал в руке пистолет.
         - Права! – рявкнул он голосом жестким, как штык лопаты.
         Я достал документы и протянул ему. Второй полицейский вылез из-за руля, подошел ко мне и взял мои права. Он осветил их фонариком и прочитал:
         - Марлоу. Черт, а парень-то ищейка. Подумать только, Куни.
         - Всего-то? Тогда мне это не понадобится, - Куни убрал свой пистолет в кобуру и застегнул ее. – Справлюсь одними голыми руками. Думаю, что справлюсь.
         - Гонит со скоростью пятьдесят миль в час, - сказал второй полицейский.          – Не удивлюсь, если под мухой.
         - А ты понюхай, чем несет от этого ублюдка, - посоветовал Куни.
         Его напарник наклонился вперед с вежливой ухмылкой.
         - Будьте любезны дыхнуть, ищейка.
         Я дыхнул.
         - Ну, по крайней мере, не шатается, - рассудительно заметил полицейский. – Это я должен признать.
         - Какой холодный вечерок сегодня для лета. Дай парню немного выпить, офицер Доббс.
         - Отличная мысль, - согласился Доббс.
         Он прошел к машине, достал из нее бутылку в полпинты и поднял ее вверх. Виски в ней осталось на треть.
         - Тут и пить-то нечего, - сказал Доббс и протянул мне бутылку. – На здоровье, притяель.
         - А если я не хочу? – поинтересовался я.
         - Не говори так, - заныл Куни. – А то ведь мы можем подумать, что ты хотел, чтобы на твоем пузе остались следы ботинок.
         Я взял бутылку, отвинтил крышку и понюхал горлышко. Спиртное пахло как виски. Обыкновенный виски.
         - Не можете же вы все время проделывать один и тот же трюк, - сказал я.
         - Время восемь двадцать семь, - сообщил Куни. – Запиши это, офицер Доббс.
         Доббс вернулся к машине и наклонился, чтобы сделать запись в рапорте. Я поднял бутылку и спросил Куни:
         - Так значит, вы настаиваете, чтобы я выпил это?
         - Не-а. Но тогда я спляшу у тебя на пузе.
         Я поднял бутылку, замкнул свое горло и наполнил рот виски. Куни нырнул вперед и ударил меня кулаком в живот. Виски брызнул у меня изо рта, и я, задыхаясь, согнулся пополам. Бутылка упала.
         Я наклонился, чтобы поднять ее, и увидел, как толстое колено Куни приближается к моему лицу. Отступив в сторону и выпрямившись, я изо всех сил врезал ему в нос. С диким воем он закрыл лицо левой рукой, а правой потянулся к кобуре. Доббс подбежал ко мне сбоку и махнул рукой куда-то вниз. Дубинка ударила под мое левое колено. Нога мгновенно онемела, и я тяжело опустился на землю, скрежеща зубами и отплевываясь виски.
         Куни отнял от лица окровавленную руку.
         - Господи, - произнес он ужасным надтреснутым голосом, - это кровь. Моя кровь.
         Куни издал дикий вопль и ударил меня ногой в лицо.
         Я успел откатиться достаточно далеко, чтобы подставить под удар плечо. Это тоже оказалось не очень приятным.
         Доббс встал между нами и сказал:
         - Хватит, Чарли. Только испортишь все.
         Куни, шаркая, отступил на три шага и сел на подножку полицейской машины. Он держался за лицо. Потом достал носовой платок и начал осторожно вытирать нос.
         - Дай мне только минуту, - проворчал Куни сквозь платок. – Только минуту, приятель. Коротенькую минутку.
         - Уймись, – сказал Доббс. – Хватит. Все получилось.
         Он медленно покачивал дубинкой возле своей ноги. Куни поднялся с подножки и, пошатываясь, двинулся вперед. Доббс поднял руку и слегка толкнул его в грудь. Куни попытался отмахнуться от руки напарника.
         - Я хочу крови, - прохрипел он. – Я хочу еще крови.
         - Нет, этот номер не пройдет, - резко сказал Доббс. – Угомонись. Мы получили все, что хотели.
         Куни повернулся, тяжело прошагал к противоположной стороне машины и оперся о нее, что-то бормоча через носовой платок.
         - Вставай, приятель, - сказал мне Доббс.
         Я поднялся и потер место под коленом. Нерв там дергался, словно злая макака.
         - Садись в машину, - приказал Доббс. - В нашу.
         Я подошел к полицейской машине и забрался в нее.
         - Ты поедешь на его колымаге, Чарли, - заявил Доббс.
         - Я все крылья ей поотшибаю, - проревел Куни.
         Доббс поднял с земли бутылку виски, бросил ее через забор, сел в машину рядом со мной и завел мотор.
         - Это тебе дорого обойдется, - предупредил он. – Тебе не стоило бить его.
         - Почему нет? – спросил я.
         - Он хороший парень, - ответил Доббс. – Немного шумный, правда.
         - И без чувства юмора, - заметил я. – Вообще без чувства юмора.
         - Не говори ему этого, - сказал Доббс и тронулся с места. – Обидишь человека.
         Куни грохнулся на сидение моего Крайслера, повернул ключ зажигания и с такой силой рванул ручку коробки передач, словно хотел сорвать все шестеренки. Доббс ловко и плавно развернул полицейскую машину и поехал снова на север вдоль кирпичного завода.
         - Тебе понравится наше новое тюремное отделение, - сказал он.
         - И какое будет обвинение?
         Доббс на минуту задумался. Он очень аккуратно вел машину наблюдал в зеркало заднего вида, едет ли за нами Куни.
         - Превышение скорости, - наконец, ответил Доббс.- Сопротивление полиции. И ВНВ. Это на полицейском жаргоне означает «вождение в нетрезвом виде».
         - А как насчет удара под дых и в плечо? И как насчет вливания виски под угрозой физической расправы? А еще угроза пистолетом и использование дубинки против безоружного. Что со всем этим?
         - Ой, забудь, - устало произнес Доббс. – Думаешь, мне самому нравятся такие развлечения?
         - А я-то думал, полиция почистила этот город. Решил, что они, наконец, добились того, что приличный человек может ходить здесь вечером по улицам без пуленепробиваемого жилета.
         - Немного почистили, - сказал Доббс. – Но слишком уж чистить тоже не надо. Где тогда разживешься парой левых баксов?
         - Лучше не говорите так, - посоветовал я. – Можете с работы вылететь.
         Он рассмеялся.
         - Да и черт с ним. Все равно через две недели в армию ухожу.
         Для него инцидент был исчерпан и ничего не значил. Обычная работа, и переживать тут было нечего.

                26.
         Тюремное отделение оказалось почти новым. Серая краска на стальных стенах и двери сохраняла свежий блеск новизны, нарушенный в двух или трех местах потеками табачной слюны. Лампа была утоплена в потолке за тяжелой матовой панелью. В камере возле одной из стен стояли две койки. На верхней, завернувшись в темно-серое одеяло, похрапывал мужчина. Судя по тому, что он так рано лег спать, выбрав верхнюю койку, чтобы его не беспокоили, и от него не пахло ни виски ни джином, я рассудил, что человек был здесь старинным квартирантом.
         Я сел на нижнюю койку. Полицейские обстучали мои карманы  на предмет оружия, но выворачивать их не стали. Я вытащил из пачки сигарету и потер горячую опухоль под своим коленом. Боль пронзила ногу до самой лодыжки. От пиджака, на который я выплюнул виски, несло кислым. Я снял его и стал окуривать. Табачный дым поплыл вверх к плоскому стеклянному квадрату в потолке, за которым горела лампа. В тюремном отделении было очень тихо. Только где-то очень далеко, видимо, в другом крыле, скандалила женщина. В моем же крыле тишина стояла, как в церкви.
         В общем, женщина где-то кричала, и ее крик был невероятно острым и тонким. Приблизительно так койоты воют на луну. Правда, в голосе женщины все-таки не было взлетающего ввысь завывания, как у койота. Через некоторое время крик прекратился.
         Тем временем я выкурил две сигареты и выбросил окурки в небольшой унитаз в углу камеры. Мужчина на верхней полке продолжал храпеть. Со своего места я мог разглядеть только влажные сальные волосы, торчавшие из-под одеяла. Он спал, лежа на животе. И спал крепко. Просто красавец.
         Я снова сел на койку. Она была сварена из плоских стальных пластин. На них лежал тонкий и жесткий матрас. Два темно-серых одеяла были аккуратно сложены. Тюрьма производила очень приличное впечатление. Располагалась она на двенадцатом этаже нового городского муниципалитета. Да и сам Бэй-Сити был весьма милым городком. Местные жители так и считали. И я бы так считал, если бы жил здесь. Я видел бы чудесную голубую лагуну, скалы, причал для яхт, тихие улочки, старые дома, дремавшие пол такими же старыми деревьями, новые домики с постриженными зелеными лужайками, заборами из проволочной сетки и аллеями саженцев. Знавал я одну девушку, которая жила на Двадцать пятой улице. Это была очень милая улица. И девушка был милая. Она любила Бэй-Сити.
         Она, правда, никого не задумывалась о мексиканских и негритянских трущобах, раскинувшихся мрачных низинах к югу от старой заброшенной железнодорожной колеи. Не думала о прибрежных притонах на пологом берегу, о маленьких душных танцевальных зальчиках, поставленных на счетчик, о косяках с марихуаной, об узких лисьих мордочках, посматривающих поверх газет в невероятно тихих вестибюлях отелей, о карманниках, кидалах, жуликах, пьяницах, сутенерах и ночных бабочках.
         Я подошел к двери и остановился. Коридор был пуст. Только тусклый свет и тишина. Дела в тюрьме видно шли не очень.
         Я взглянул на часы. Девять пятьдесят четыре. Время пойти домой, влезть в тапочки и сыграть партийку в шахматы. Время выпить чего-нибудь холодненького и, не спеша,  выкурить трубку. Время посидеть, закинув ноги на стол, и не думать ни о чем. Время начать зевать над каким-нибудь журналом. Время быть просто человеком, хозяином дома, которому нечего делать, кроме как отдыхать, дышать свежим вечерним воздухом и настраивать мозги на завтрашний день.
         В коридоре появился человек  в сине-серой форме тюремщика. Он шел между камерами и смотрел на их номера. Перед моей тюремщик остановился, отпер дверь и окинул меня суровым взглядом. Они думают, что такой взгляд должен застыть в их глазах навечно. Я полицейский, словно говорит он, я крутой парень, братец, так что поосторожнее. Иначе мы тебя так приведем в порядок, что ты будешь ползать на карачках. И давай-ка все выкладывай, братец, и не забывай, что мы крутые парни, мы полицейские и можем сделать с такими подонками, как ты, все что захотим.
         - На выход, - сказал тюремщик.
         Я вышел из камеры. Он снова запер дверь, указал пальцем вперед, и мы направились к широким стальным воротам. Полицейский открыл замок, и мы прошли в ворота. Когда он запирал их, его ключи на большом железном кольце приятно позвякивали. Через какое-то время мы вошли в дверь, которая снаружи была окрашена под дерево. Другую ее сторону покрывала все та же привычная здесь серая краска.
         У стойки Дегамо разговаривал с дежурным сержантом. Он поднял на меня свои металлические глаза и спросил:
         - Как дела?
         - Прекрасно.
         - Понравилась наша тюрьма?
         - Прекрасная тюрьма.
         - С вами хочет поговорить капитан Уэббер.
         - И это прекрасно, - сказал я.
         - А другие слова мы не знаем?
         - Не сейчас, - ответил я. – И не здесь.
         - Вы немного прихрамываете, - заметил Дегамо. – Споткнулись обо что-то?
         - Ага. О дубинку. А она подпрыгнула и ударила меня под левое колено.
         - Плохо дело, - равнодушно произнес лейтенант. – Возьмите свои вещи у дежурного.
         - У меня все при себе. При задержании ничего не отобрали.
         - Прекрасно, - сказал Дегамо.
         - Абсолютно, - согласился я. – Прекраснее не бывает.
         Дежурный сержант поднял лохматую голову и пристально посмотрел на нас.
         - Вы бы видели маленький ирландский носик Куни, - сказал он. – Вот что такое «прекрасно». Расплылся, как сироп по вафле.
         - А что случилось? – с отсутствующим видом поинтересовался Дегамо.- Подрался с кем-то?
         - Откуда я знаю, -ответил дежурный. – Может, это все та же дубинка, которая подпрыгнула и его ударила.
         - Для дежурного сержанта ты слишком много болтаешь, - сказал Дегамо.
         - Дежурный сержант всегда слишком много болтает. Может, поэтому он не дослужился до лейтенанта убойного отдела.
         - Видите, вот так мы и живем, - Дегамо вздохнул. – Одной большой счастливой семьей.
         - С лучезарными улыбками на лицах, - сказал дежурный сержант, - с распростертыми объятиями и с камнем в каждой руке.
         Дегамо кивком позвал меня, и мы вышли.

                27.
         Сержант Уэббер наставил на меня через стол свой острый кривой нос и сказал:
         - Садитесь.
         Я сел на деревянный стул с круглой спинкой и вытянул левую ногу, чтобы она не опиралась об острый край сидения. Кабинет был угловой, просторный и чистый. Дегамо сел в конце стола, скрестил ноги и задумчиво почесал лодыжку, глядя в окно.
         - Вы напрашивались не неприятности, вы их и получили, - продолжил Уэббер. – Неслись со скоростью пятьдесят пять миль в час в жилой зоне и пытались скрыться от полицейской машины, которая сиреной и мигалкой сигнализировала вам остановиться. Потом вы вели себя оскорбительно и ударили полицейского в лицо.
         Я молчал. Уэббер взял со стола спичку, разломил ее пополам и бросил остатки себе через плечо.
         - Или патрульные врут… как обычно? – спросил он.
         - Я не видел их отчета. Возможно, я и ехал со скоростью пятдесят пять миль в час в жилой зоне. Во всяком случае, в черте города точно. Полицейская машина стояла около дома, в который я приезжал. Когда я отъехал от него, она стала меня преследовать. И в тот момент я еще не знал, что это полиция. Причин для преследования не было никаких. Так что мне все это не понравилось. Да, я немного превысил скорость, но только для того, чтобы быстрее добраться до более освещенной части города.
         Дегамо бросил на меня вялый, ничего не выражающий взгляд. Уэббер нетерпеливо клацнул зубами и сказал:
         - После того, как вам стало ясно, что машина полицейская, вы сделали резкий разворот в центре квартала и все равно попытались скрыться. Верно?
         - Да. Но чтобы объяснить это, мне придется поговорить с вами начистоту.
         - А я совсем не боюсь разговоров на чистоту, - заметил Уэббер. – В некотором смысле я даже на них специализируюсь.
         - Полицейские, которые меня арестовали, сидели в машине около дома жены Джорджа Талли, - сказал я. – Они уже были там, когда я подъехал. Джордж Талли работал здесь частным детективом. Я хотел с ним поговорить. Дегамо знает, по какому поводу.
         Лейтенант достал из кармана спичку и стал молча жевать ее кончик. Потом он абсолютно равнодушно кивнул. Уэббер даже не взглянул на него.
         - Вы неразумный человек, Дегамо, - продолжил я. – И делаете все по-дурацки. Вчера перед домом доктора Элмора вы накинулись на меня с яростью, хотя причин для этого не было никаких. И тем самым возбудили мое любопытство на пустом месте. Вы даже намекнули мне, как в случае необходимости я могу удовлетворить вое любопытство. А для того, чтобы обезопасит своих приятелей вам всего-то надо было просто не лезть ко мне, пока я не сделаю какого-нибудь движения. А я бы его не сделал, и вам удалось бы оставить все в секрете.
         - Какое отношение, черт побери, все это имеет к вашему аресту на Вестмор-стрит? – спросил Уэббер.
         - Это имеет отношение к делу Элмора, - ответил я. – Джордж Талли работал над ним, пока его не посадили за вождение в нетрезвом виде.
         - Но я никогда не работал по делу Элмора, - рявкнул Уэббер. – А также я не знаю, кто первым воткнул нож в Юлия Цезаря. Вы можете не отвлекаться?
         - Я не отвлекаюсь. Дегамо в курсе дела Элмора, и ему не хотелось бы вспоминать о нем. Даже ваши патрульные о нем знают. У Куни и Доббса не было причин гнаться за мной. Кроме одной. Я приезжал к жене человека, который работал над делом Элмора. Когда они начали меня преследовать, я еще не ехал со скоростью пятьдесят пять миль в час. И оторваться от них я решил потому, что прекрасно понимал, как сильно они могли меня отдубасить. Дегамо сам мне пригрозил.
         Уэббер быстро взглянул на лейтенанта. Суровым взглядом своих голубых глаз Дегамо уперся в стену напротив.
         - А нос Куни я сломал только после того, как он заставил меня выпить виски и ударил в живот. Я выплюнул виски на пиджак, и от меня стало разить спиртным. Должно быть, вы не в первый раз слышите о таком трюке, капитан.
         Уэббер сломал еще одну спичку, откинулся на спинку кресла и посмотрел на свои маленькие стиснутые кулачки. Затем он снова взглянул на Дегамо и сказал:
         - Если вас сегодня назначили шефом полиции, могли бы и меня поставить в известность.
         - Черт, да эта ищейка получила только пару тычков, - проворчал Дегамо. – Просто подурачились. Если он шуток не понимает…
         - Вы послали туда Куни и Доббса? – спросил Уэббер.
         - Ну… да, я, - ответил лейтенант. – Не пойму, почему мы должны терпеть здесь всяких шпиков. Приезжают сюда, роются в дерьме, чтобы сделать себе имя да вытребовать у двух стариков гонорар побольше.  Таких ребят надо учить хорошенько.
         - Вот значит, как, по-вашему, выглядит  работа лейтенанта полиции? – спросил Уэббер.
         - Именно так, - ответил Дегамо.
         - Я вот все думаю, чего таким ребятам, как вы, в жизни не хватает, - проговорил Уэббер. – Сейчас, я думаю, вам не хватает немного свежего воздуха. Не будете так любезны, лейтенант?
         Дегамо медленно открыл рот.
         - Вы хотите, чтобы я вышел?
         Капитан Уэббер внезапно подался вперед, и его маленький острый подбородок рассек воздух, словно нос морского крейсера воду.
         - Не будете ли так любезны?
         Дегамо медленно встал. На его щеках играли яркие красные пятна. Твердой рукой он оперся о стол и посмотрел на Уэббера. В воздухе повисла напряженная тишина.
         - Ладно, капитан. Но вы неправильно разыгрывает карту.
         Уэббер ничего не ответил. Дегамо прошел к двери и скрылся за ней.          Капитан подождал, пока она закроется.
         - Вы действительно можете связать дело Элмора полуторагодично давности со стрельбой в доме Лэвери? Или это просто дымовая завеса, которую вы устраиваете, потому что прекрасно знаете, что Лэвери застрелила жена Кингсли?
         - Это дело было связано с Лэвери еще до того, как его застрелили, - сказал я. – Правда, грубовато. Может быть, всего лишь «бабушкиным» узлом. Но достаточно, чтобы задуматься.
         - Вообще-то я в курсе этого дела немного больше, чем вы можете подумать, - сказал Уэббер. – Хотя никогда лично не занимался смертью жены Элмора и тогда еще не был шефом убойного отдела. Если вы вчера утром не знали доктора, то теперь наверняка много о нем наслышаны.
         Я передал ему в точности все, что мне рассказали мисс Фромсетт и Грейсоны.
         - Значит, ваша версия состоит в том, что Лэвери шантажировал Элмора? – спросил в конце моего рассказа капитан. - И это может иметь какое-то отношение к убийству?
         - Это не версия. Это не больше, чем предположение. Вряд ли у меня в моем расследовании что-то вышло, если бы я его проигнорировал. Отношения между Лэвери и Элмором, если таковые вообще существовали, могли быть скрытыми, запутанными  или поверхностными. А может они и знакомы-то не были. Из всего, что мне известно, эти двое могли вообще даже не здороваться. Но если в деле Элмора не было ничего подозрительного, зачем так круто поступать с тем, кто проявляет к нему интерес? Возможно, это простое совпадение, что Джорджа Талли посадили за пьяную езду как раз, когда он работал над этим делом. Может быть совпадением и то, что Элмор позвонил в полицию потому, что я смотрел на его дом. И что Лэвери застрелили перед тем, как я смог поговорить с ним второй раз. Но вряд ли можно назвать совпадением то, что два ваших парня наблюдали сегодня вечером за домом Талли, готовые устроить мне хорошую взбучку, если я там появлюсь.
         - Согласен, - сказал Уэббер. – И я еще разберусь с этим. Хотите написать заявление?
         - Жизнь слишком коротка, чтобы писать заявления на полицейских, - ответил я.
         Капитан слегка поморщился.
         - Тогда забудем все. Насколько я понимаю, ваш арест даже не зарегистрирован, поэтому можете идти домой когда захотите. И на вашем месте я бы предоставил капитану Уэбберу разбираться с убийством Лэвери и его связью с делом Элмора, которая может рано или поздно появиться.
         - И даже возможной связью с женщиной по имени Мюриел Чесс, найденной вчера в горном озере неподалеку от Пума-Пойнт?
         Капитан слегка поднял свои маленькие бровки.
         - Вы думаете, тут тоже есть связь?
         - Только вы могли не знать даму как Мюриел Чесс. Если вы вообще ее знали, то она могла  быть известна вам под именем Милдред Хэвиленд. Медсестра в кабинете Элмора. Та самая, которая вечером уложила в постель миссис Элмор, после чего жену доктора нашли мертвой в гараже. И которая, в случае если тут дело нечисто, могла знать, что к чему. И тогда ее подкупили или напугали так, что она очень быстро сбежала из города.
         Уэббер взял уже две спички и переломил их пополам. Он мрачно посмотрел на меня своими маленькими глазками, но ничего не сказал.
         - И вот тут мы сталкиваемся с главным и настоящим совпадением, - продолжил я. – Единственное совпадение, которое я готов признать во всей общей картине. Эта Милдред Хэвиленд встретила парня по имени Билл Чесс в пивном баре в Риверсайде, по каким-то своим причинам вышла за него замуж и уехала жить с ним на Озеро Маленького Олененка. Именно там находился и дом человека, любовником жены которого был Лэвери. Тот самый Лэвери, который нашел тело миссис Элмор. Вот что я называю настоящим совпадением. Тут не может быть ничего другого. Оно главное, основное. Все остальное лишь его последствия.
         Уэббер встал из-за стола, прошел к кулеру с водой, вылил в себя два бумажных стаканчика, медленно смял их, сжал в круглый комок и бросил в коричневую металлическую корзинку для мусора. Затем капитан подошел к окну и остановился, глядя на лагуну. Время светомаскировки еще не наступило, и на причале для яхт горело множество огоньков.
         Уэббер неторопливо вернулся к столу, сел и стал щипать себя за нос. Он о чем-то размышлял.
         - Не могу взять в толк, какой смысл, черт побери, пытаться смешивать все с тем, что случилось полтора года назад, - медленно проговорил он.
         - Ладно, - произнес я. – И спасибо за то время, которое вы мне уделили.
         Я поднялся.
         - Нога сильно болит? – спросил капитан, когда я наклонился потереть ее.
         - Сильно, но уже немного лучше.
         - В полиции масса проблем, - почти мягко сказал Уэббер. – Совсем как в политике. Требуются люди высочайшего класса, и нет ничего, что бы таких людей сюда привлекало. Приходится работать с теми, кто есть. И вот такие случаи происходят.
         - Знаю. Всегда знал, поэтому и не обижаюсь. Доброй ночи, капитан Уэббер.
         - Подождите минутку, - остановил он меня. – Присядьте. Если уж нам придется снова заняться делом миссис Элмор, давайте вытащим его  на свет и хорошенько перетряхнем.
         - Самое время этим заняться, - согласился я и снова сел.

                28.
         - Некоторые считают, что у нас в полиции работают одни жулики, - тихо проговорил Уэббер. – По-моему, они думают, что когда какой-то парень грохнет свою благоверную, он звонит мне и говорит: «Привет, капитан, я тут нечаянно ухлопал кое-кого. Тело в комнате. Но  у меня есть баксов пятьсот лишних». А я отвечаю: « Отлично. Ничего там не трогай. Я сейчас буду с одеялом».
         - Ну уж не так все плохо, - заметил я.
         - Зачем вы хотели встретиться с Талли и когда ездили к нему домой?
         - У него была какая-то версия по поводу смерти Флоренс Элмор. Ее родители наняли парня, чтобы он во всем разобрался. Но Талли так ничего им и не рассказал.
         - И вы решили, что он расскажет вам? - с сарказмом поинтересовался Уэббер.
         - Попытка не пытка.
         - Или вы решили отомстить Дегамо за его хамское поведение по отношению к вам?
         - Есть немного, - признался я.
         - Талли был мелочным шантажистом, - с презрением сказал капитан. – Не один раз занимался этим. В общем, поэтому годился любой способ избавиться от него. Я сажу вам, что за улика у него была. Туфелька, которую он стащил с ноги Флоренс Элмор.
         - Туфелька?
         - Да, просто туфелька, - Уэббер едва заметно улыбнулся. – Потом ее нашли спрятанной у него дома. Зеленая бархатная туфля-лодочка для танцев, расшитая бисером. Ее сделал на заказ один мастер из Голливуда, специализирующийся на изготовлении обуви и всего такого для актеров. Теперь спросите меня, что особенного было в этой туфельке?
         - Что в ней было особенного, капитан?
         - У миссис Элмор было таких две пары. Сшитые по одному заказу. Вроде бы ничего странного. На случай, если одна потрется, или какой-нибудь пьяный бык наступит даме на ножку, - Уэббер сделал паузу и снова еле заметно улыбнулся. – Кажется, одну пару никогда не надевали.
         - По-моему, я начинаю понимать, - произнес я.
         Капитан откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по подлокотникам. Он ждал.
         - Дорожка от боковой двери дома к гаражу сделана из грубого бетона, - сказал я. – Весьма грубого. Допустим, женщина не шла по ней, а ее несли. И допустим, что тот, кто ее нес, надел на нее туфли. А одну из них взял совершенно новенькую.
         - Так.
         - Допустим, Талли заметил это, когда Лэвери звонил доктору, который был на вызове. Он припрятал туфельку, посчитав ее доказательством того, что Флоренс Элмор была убита.
         Уэббер кивнул.
         - Она была бы доказательством, если бы он оставил туфельку на ноге женщины, чтобы полиция ее там и обнаружила. После того, как Талли снял ее, она стала лишь доказательством, что парень обычный крысеныш.
         - Анализ ее крови делали?
         Капитан положил ладони на стол и посмотрел на них.
         - Да. Окись углерода там была. А еще следователей удовлетворил внешний вид трупа. Никаких признаков насилия. Они были довольны, что доктор Элмор не убивал свою жену. Может, и ошибались. По мне, так следствие они провели не очень тщательно.
         - А кто его вел? – поинтересовался я.
         - Думаю, вы сами знаете ответ.
         - Полицейские приехали и не заметили, что одной туфельки нет?
         - Когда они приехали, туфля еще не пропала. Не забывайте, доктор Элмор вернулся домой после звонка Лэвери, но до того, как вызвали полицию. О пропавшей туфле мы знаем только от самого Талли. Он мог взять ее в доме. Боковая дверь была не заперта. Прислуга спала. Правда, на это можно возразить, что Талли вряд ли знал, где там искать новенькую туфлю.  Но я бы не стал его недооценивать. Это хитрый, изворотливый меленький дьявол. Хотя у меня о нем недостаточно информации.
         Мы сидели и смотрели друг на друга, обдумывая все вышесказанное.
         - Если только не предположить, что та медсестра Элмора вступила в сговор с Талли, чтобы шантажировать доктора, - медленно проговорил Уэббер. – Это возможно. Кое-что подтверждает такой ход событий. Но кое-что и опровергает. А с чего вы взяли, что утонувшая в горном озере девушка была той самой медсестрой?
         - По двум причинам. По отдельности они неубедительные, но если сложить их вместе, довольно веские. Грубиян, который и по внешнему виду и по поведению очень похож на Дегамо, болтался там пару недель назад, показывая всем фотографию Милдред Хэвиленд,. Девушка на ней очень напоминала Мюриел Чесс. Другая прическа, не совсем такие брови, но в целом сходство сильное.  Никто ему ничем особенно не помог. Человек представлялся как Де Сото и говорил, что он полицейский из Лос-Анджелеса. Но в Лос-Анджелесе нет полицейских с таким именем. Когда Мюриел Чесс услышала об этом, она испугалась. Если там был Дегамо, это легко установить. А вторая  причина - золотая цепочка с сердечком на ней. Ее спрятали в коробке с сахарной пудрой в доме Чесса. И найдена она была после смерти хозяйки и после ареста ее мужа. На обратной стороне сердечка была выгравирована надпись «Милдред от Эла. 28 июня 1938. С любовью».
         - Это могут быть какой-то другой Эл и какая-то другая Милдред, - сказал Уэбер.
         - Но вы же сами в это не верите, капитан.
         Он наклонился вперед и продырявил воздух указательным пальцем.
         - Что вы хотите всем этим сказать?
         - Я хочу сказать, что Лэвери застрелила не жена Кингсли. Его смерть как-то связана с делом Элмора. И с Милдред Хэвиленд. И. возможно, с самим доктором. Я хочу сказать, что жена Кингсли сбежала, потому что чего-то сильно испугалась. Она могла знать что-то важное, но сама никого не убивала. Если мне удастся это доказать, я заработаю пятьсот долларов. Вполне законное желание.
         - Конечно, - Уэббер кивнул. – А я первый, кто стал бы помогать вам, если бы имел на это хоть какие-то основания. Женщину, мы правда, пока не нашли, но у нас и времени почти не было. А помогать вам прессовать одного из моих парней я не могу.
         - Я слышал, как вы назвали Дегамо Элом. Вообще-то я имел в виду Элмора. Его зовут Алберт. Тоже Эл, если сокращенно.
         Уэббер посмотрел на свой большой палец и тихо сказал:
         - Но доктор не был женат на той девке. А Дегамо был. Веселенькую жизнь она ему устроила, скажу я вам. Вся дрянь в нем результат этого.
         Я сидел, не шевелясь. Потом тихо проговорил:
         - Я даже не подозревал. Что это была за девушка?
         - Умная симпатичная стерва. Мужиками крутила как хотела. Могла заставить любого заставить валяться у нее в ногах. Но если скажешь о ней что-то нелицеприятное, это здоровый болван сразу оторвет тебе голову. Хотя она с ним и развелась, он все никак не может ее забыть.
         - Он знает, что она умерла?
         Уэббер с минуту сидел молча.
         - Сам Дегамо ничего такого не говорил. Но что он может поделать, если это та самая девка? 
         - В горах он ее не нашел… насколько мы знаем, - я поднялся и оперся о стол. – Слушайте , капитан, а вы меня не дурачите?
         - Нет. Ни капли. Некоторым мужикам нравится, когда из них веревки вьют. И не подумайте, будто Дегамо искал ее в горах, потому что хотел убить.
         - Никогда так не думал, - сказал я. – Хотя такое вполне возможно. Интересно, Дегамо хорошо знает местность там в горах? Тот, кто утопил девушку, знал.
         - Все это между нами, - предупредил Уэббер. – Хочется вам доверять.
         Я кивнул, но никакого обещания не дал. Мы попрощались, и я направился к двери. Капитан проводил меня взглядом. Вид у него был недовольный и грустный.

                ***
         Мой Крайслер стоял на стоянке полицейского отделения около здания. Ключи торчали в зажигании. Ни оно крыло помято не было. Куни свою угрозу не выполнил. Я вернулся в Голливуд и поднялся в свою квартиру в «Бристоле». Было уже очень поздно. Поти полночь.
         В коридоре, выдержанном в двух тонах – зеленом и цвета слоновой кости – царила тишина. Только в одной из квартир звонил телефон. Звонок настойчиво повторялся и становился все громче по мере того, как я подходил к своей двери. Я открыл ее. Именно мой телефон и звонил.
         В темноте я пробрался через комнату к аппарату, стоявшему на дубовом столике у стены. За это время он звякнул раз десять.
         Я взял трубку. Звонил Деррис Кингсли.
         Голос его казался сдавленным, натянутым и хрупким.
         - Где вас, черт побери, носит? – выпалил он. – Я звоню вам уже несколько часов.
         - Все в порядке. Я уже дома. А в чем дело?
         - Она объявилась.
         Я очень крепко сжал трубку телефона, медленно вдохнул и так же медленно выдохнул.
         - Продолжайте.
         - Я недалеко. Буду у вас через пять-шесть минут. Будьте готовы к выходу.
         Он дал отбой.
         Я простоял несколько секунд, держа телефонную трубку на полпути от уха к аппарату, затем очень аккуратно положил ее и посмотрел на свою руку. Пальцы были слегка сжаты, словно еще держали что-то.

                29.
         В дверь постучали очень осторожно, как всегда и бывает в полночь. Я открыл. На пороге стоял Кингсли, здоровый, как конь. На нем был кремовый спортивный жакет из шетландской шерсти. Под поднятым воротником виднелся желто-зеленый шарф. Коричневая фетровая шляпа с загнутыми вниз передними полями была низко надвинута на лоб. Из-под нее смотрели глаза раненого животного.
         Рядом с Кингсли стояла мисс Фромсетт в брюках, сандалиях, темно-зеленом плаще и без шляпки. Ее волосы зловеще поблескивали. В ушах мисс Фромсетт висели сережки в виде крошечных искусственных цветков гардении – по два под каждой мочкой. Вместе с ней в мою квартиру ворвался аромат «Гиллелейн-Регаль, Шампанского от парфюмерии».
         Я закрыл дверь, кивнул на кресла и сказал:
         - Наверное, выпить нам сейчас не помешает.
         Мисс Фромсетт опустилась в кресло, положив ногу на ногу, и огляделась в поисках сигарет. Найдя пачку, она закурила, небрежным размашистым движением потушила спичку и холодно улыбнулась уголку потолка.
         Кингсли стоял в центре комнаты, закусив нижнюю губу. Я прошел на кухню, смешал три коктейля, вернулся, протянул их гостям, а сам со своим стаканом сел у шахматного столика.
         - Чем вы занимались, и что с вашей ногой? – спросил Кингсли.
         - Полицейский ударил, - ответил я. – Подарочек от их департамента Бэй-Сити. Там такие подарки раздают регулярно. А что касается того, где я был, так меня арестовали за вождение в нетрезвом виде. И, судя по вашему лицу, я рискую снова скоро оказаться в камере за такое же нарушение. 
         - Не понимаю, о чем вы говорите, - сказал босс. – Ни черта не понимаю. И сейчас не время валять дурака.
         - Хорошо, не буду, - согласился я. – Итак, что ваша жена вам сказала и где она?
         Кингсли со своим стаканом сел, согнул пальцы правой руки, засунул ее под жакет и вытащил длинный конверт.
         - Вы должны передать ей это, - заявил он. – Пятьсот долларов. Она просила больше, но сейчас негде взять. Я обналичил чек в ночном клубе. Это было нелегко. Ей нужно выбраться из города.
         - Из какого? – спросил я.
         - Она где-то в Бэй-Сити. Точно не знаю. Вы встретитесь с ней в заведении под названием «Ленивый павлин»  на бульваре Аргуэлло рядом с Восьмой улицей. Или около этого заведения.
         Я взглянул на мисс Фромсетт. Она по-прежнему смотрела в потолок, словно приехала сюда просто за компанию.
         Кингсли бросил конверт, и он  упал на шахматный столик. Я заглянул внутрь. В нем действительно лежали деньги. Смысл его истории становился все более понятным. Я оставил конверт лежать на полированной крышке столика, расчерченной на коричневые и золотистые квадратики.
         - А почему она не сняла  деньги с собственного счета? В любом отеле у нее взяли бы чек. А в большинстве и обналичили бы его. Неужели ее счет заблокировали?
         - Ни к чему сейчас все эти разговоры, - ответил Кингсли. – Она в беде. Уж не знаю, где она об этом услышала. Ведь о розыске еще не сообщали?
         Я сказал, что не знаю. У меня не было особо времени слушать по радио объявления полиции. Я был слишком занят, слушая полицейского лично.   
         - В общем, она не будет рисковать обналичивать сейчас свой чек, - сказал босс. – Раньше было можно, а теперь нельзя.
         Он медленно поднял на меня глаза. Такого пустого взгляда я не видел никогда в жизни.
         - Ладно. Мы не сможем отыскать смысл там, где его нет, - заключил я. – Итак, она в Бэй-Сити. Вы с ней говорили?
         - Нет. С ней разговаривала мисс Фромсетт. Кристель позвонила в офис. В самом конце рабочего дня. Но у меня сидел этот полицейский из Бэй-Сити, капитан Уэббер. Естественно, мисс Фромсетт не стала с ней разговаривать и попросила перезвонить. Никакого номера Кристель не оставила.
         Я посмотрел на мисс Фромсетт. Она перевела свой взгляд с потолка на мою макушку. Ее глаза абсолютно ничего не выражали. Они были словно задернуты занавесками.
         - Я не хотел разговаривать с Кристель, - продолжил Кингсли. – И не хотел ее видеть. Кажется, уже нет сомнений, что она застрелила Лэвери. В всяком случае, Уэббер в этом практически уверен.
         - Это ничего не значит, - сказал я. – Ему совершенно не обязательно говорить то, о чем он думает на самом деле. И мне очень не нравится то, что она знает о том, что ее разыскивает полиция.  Их переговоры по рации ради развлечения уже давно никто не слушает. Значит, она перезвонила позже. И что потом?
         - Было уже почти полседьмого, - ответил Кингсли. – Нам пришлось задержаться в офисе и дождаться ее звонка. Расскажите вы.
         Он повернулся к девушке.
         - Я приняла звонок в кабинете мистера Кингсли, - сказала мисс Фромсетт.          – Он сидел рядом ос мной и молчал. Мисис Кингсли сказала, что деньги нужно привезти в «Павлин» и спросила, кто это сделает.
         - Голос звучал испуганно?
         - Ничуть. Абсолютное спокойствие. Можно сказать даже, ледяное спокойствие. Она все продумала. Сразу поняла, что деньги может привезти незнакомый ей человек. Что это будет не Дерри… То есть, не мистер Кингсли.
         - Зовите его Дерри, - сказал я. – Я пойму, кого вы имеете в виду.
         Мисс Фромсетт чуть улыбнулась и продолжила:
         - Она будет заходить в «Ленивый павлин» каждый час на первые десять-пятнадцать минут. Я… я подумала, что поедете именно вы, и описала ей вас. Вам нужно надеть шарф Дерри. Про него я ей тоже сказала. Он хранит кое-что из одежды в офисе, и шарф был там. Очень приметная вещь.
         Это точно. Как будто жирные зеленые стручки фасоли в яичный желток воткнули. Я был бы почти таким же приметным если бы приперся туда с красно-белой с голубым тачкой.
         - А для круглой дуры она действует вполне разумно, - заметил я.
         - Сейчас не время валять дурака, - резко вмешался Кингсли.
         - Вы это уже говорили, - напомнил я. – И вообще в вас чувствуется такая чертовская уверенность, что я поеду туда передавать деньги для побега кому-то, кого разыскивает полиция.
         Босс помял колено, и его лицо свернулось в кривой улыбке.
         - Согласен, это рискованно. Ну, так вы поедете?
         - Исходя из того, что нас в этом деле трое, мы становимся сообщниками. Для мужа и его личной секретарши, может, все и обойдется. А вот куда полиция отправит отдыхать меня, никому не пожелаешь
         - Я готов заплатить вам за риск, - сказал босс. – И если Кристель никого не убивала, то никакие мы не сообщники.
         - Хотелось бы верить, - я вздохнул. – В противном случае я и говорить бы с вами не стал. Да, и еще. Если я решу, что она все же кого-то убила, тут же сдам ее полиции.
         - Она не станет с вами говорить, - сказал Кингсли.
         Я взял конверт и убрал его в карман.
         - Станет, если хочет деньги получить, - Я взглянул на свои наручные часы. – Если поеду прямо сейчас, могу успеть к часу пятнадцати. В заведении ее уж за это время хорошо запомнили. И это тоже мне на руку.
         - Она покрасила волосы в темно-каштановый цвет, - сказала мисс Фромсетт.          – Это должно вам немного помочь.
         - Но это совсем не помогает мне считать ее просто невинной путешественницей, - заметил я, прикончил свой коктейль и встал. Кингсли проглотил содержимое своего стакана, тоже поднялся, снял с себя шарф и протянул мне. 
         - За что на вас в Бэй-Сити набросилась полиция? – спросил он.
         - Я использовал некую информацию, любезно предоставленную мне мисс Фромсетт. Это привело к тому, что я стал разыскивать человека по фамилии Талли, который работал по делу Элмора. А это в свою очередь привело уже к тюремной камере. За домом Талли следили. Он был частным детективом, которого наняли Грейсоны, - я посмотрел на высокую темноволосую девушку. – Вероятно, вы сможете объяснить ему, что к чему. В любом случае, это не имеет никакого значения. Сейчас у меня нет времени на рассказы. Хотите подождать здесь?
         Кингсли покачал головой.
         - Мы поедем ко мне и будем ждать вашего звонка.
         Мисс Фромсетт поднялась и зевнула.
         - Нет. Я устала, Дерри. Поеду домой и лягу спать.
         - Поедем ко мне, - резко произнес босс. – Иначе я с ума сойду.
         - Где вы живете, мисс Фромсетт? – спросил я.
         - Брайзон Тауэр в Сансет-плейс, квартира семьсот сорок шесть. А что?
         Мисс Фромсетт пристально посмотрела на меня.
         - Мало ли что.
         Лицо Кингсли выглядело безрадостным и раздраженным, но глаза по-прежнему были как у раненого животного. Я намотал шарф на шею и прошел на кухню выключить свет. Кода я вернулся, они оба стояли у двери. Кингсли обнимал мисс Фромсетт за плечи. Она выглядела очень  усталой. И еще, похоже, ей было очень скучно.
         - Ну, я очень надеюсь… - начал босс, но потом вдруг быстро шагнул вперед и протянул мне руку. – Вы отличный парень, Марлоу.
         - Да бросьте вы, - сказал я.- И катитесь отсюда. Куда подальше.
         Босс бросил на меня странный взгляд, и они с мисс Фромсетт ушли.
         Я подождал, пока поднимется и остановится лифт, откроются и закроются его двери, а затем лифт снова отправится вниз.  После этого я спустился по лестнице в подвальный гараж и снова разбудил свой Крайслер. 
    
                30.
         Узкий фасад «Ленивого павлина» находился рядом с магазином подарков, в витрине которого в уличном свете поблескивали маленькие  хрустальные фигурки животных. Он был сложен из стеклоблоков. Мягкий свет подсвечивал вставленный в нишу витраж с изображением павлина. Я вошел внутрь, обогнул китайскую ширму, посмотрел на стойку бара и сел на край скамьи в маленькой кабинке. Янтарный свет, красная китайская кожа, полированные пластиковые столики. В одной из кабинок четыре солдата угрюмо пили пиво. Их глаза выглядели немного стеклянными и явно скучающими даже за таким приятным занятием. Напортив них сидела шумная компания из двух девиц и двоих разодетых ребят. Я не увидел никого, кто по моим представлениям был бы похож на Кристель Кингсли.
         Иссохший официант со злыми глазами и лицом как обглоданная кость положил на столик передо мной салфетку с вышитым павлином и поставил бокал с коктейлем «Бакарди». Я сделал маленький глоток и посмотрел на янтарный циферблат часов на стене. Стрелка только что перевалила за четверть второго.
         Один из разодетых парней вдруг встал, быстро прошагал к двери и вышел.
         - Зачем ты его обидела? – послышался голос другого парня.
         - Обидела? – произнес тонки девичий голос. – Это мне нравится! А знаешь, что он мне предложил?
         - Ну, все равно  можно было бы и не обижать, - жалобно проговорил парень.
         Один из солдат вдруг от души расхохотался, но тут же загорелой рукой стер с лица улыбку и отхлебнул еще пива. Я потер ушибленное место под коленом. Оно еще было горячим и опухшим, но нога уже не чувствовалась онемевшей.
         Крошечный  мальчишка-мексиканец с огромными черными глазами на бледном личике вошел с утренними газетами и побежал вдоль кабинок в надежде продать несколько номеров, пока бармен не выгонит  его вон. Я купил газету и посмотрел, не было в ней новостей о каких-нибудь интересных убийствах. Таких новостей не оказалось.
         Я сложил газету и поднял глаза как раз в тот момент, когда стройная девушка с каштановыми волосами, в черных брюках, желтой блузке и длинном сером плаще появилась откуда-то и прошла мимо моей кабинки, даже не взглянув на меня. Я попытался сообразить, знакомо ли мне ее лицо, или это была просто стандартная худощавая грубовато-симпатичная мордашка, какие приходилось видеть на улицах уже десять тысяч раз. Девушка обошла ширму и вышла на улицу. Пару минут спустя мальчишка-мексиканец вернулся, бросил быстрый взгляд на бармена и подбежал ко мне.
         - Мистер, - сказал он, и глаза его озорно заблестели. Потом мальчишка поманил меня пальцем и снова убежал.
         Я допил коктейль и вышел вслед на мальчиком. Девушка в сером плаще, желтой блузке и черных брюках стояла перед магазином подарков и разглядывала витрину. Когда я появился в дверях, она скосила глаза в мою строну. Я подошел и встал рядом.
         Она снова посмотрела на меня. Ее лицо было бледным и усталым. Волосы казались уже темно-каштановыми. Девушка повернулась к витрине и сказала:
         - Отдайте мне, пожалуйста, деньги.
         На стекле от ее дыхания появилось маленькое мутное пятнышко.
         - Я должен знать, кто вы, - сказал я.
         - Вы знаете, кто я, - тихо проговорила она. – Сколько вы принесли?
         - Пятьсот.
         - Этого мало, - сказала девушка. – Очень мало. Давайте быстрее. Я прождала целую вечность, пока сюда кто-нибудь придет.
         - Где мы можем поговорить?
         - Нам не нужно говорить. Просто отдайте мне деньги и идите своей дорогой.
         - И вовсе это не просто. Я очень сильно рискую. И собираюсь, по крайней мере, получить компенсацию, узнав, что здесь происходит.
         - Черт вас побери, - прошипела девушка. – Почему он не мог сам прийти? Я не хочу с вами разговаривать. Я хочу убраться отсюда как можно быстрее.
         - Вы сами не хотели, чтобы он приходил. И он понял это, поскольку вы не стали говорить с ним даже по телефону.
         - Верно, - быстро сказала она и тряхнула волосами.
         - Но со мной поговорить придется, - сказал я. – Я не отстану так просто, как он. Говорить придется или со мной или с полицией. Другого выхода нет. Я частный детектив, и некоторая предосторожность мне тоже не помешает.
         - Как он мил, - воскликнула девушка. – Нанял частного сыщика.
         В ее голосе звучала издевка.
         - Он хотел как лучше. Ему было трудно решить, что делать.
         - О чем вы хотите поговорить?
         - О вас, о том, что вы делали, где были, чем собираетесь заняться. Что-то вроде этого. Мелочи, но важные мелочи.
         Девушка дыхнула на стекло витрины и подождала, пока след от ее дыхания растает.
         - Думаю, для вас было бы лучше, если бы вы отдали деньги и предоставили мне самой разбираться со своими проблемами, - проговорила она все тем же холодным голосом, лишенным каких-либо интонаций.
         - Нет.
         Девушка снова искоса взглянула на меня и нетерпеливо пожала плечами.
         - Ну что же, как хотите. Я живу в «Гранаде». Два квартала на север от Восьмой улицы. Номер шестьсот восемнадцать. Дайте мне десять минут. Хочу пойти одна.
         - У меня машина.
         - Лучше пойду одна.
         Девушка быстро повернулась и зашагала прочь.
         Она дошла до угла, пересекла бульвар и исчезла в тени перцовых деревьев.          Я вернулся к Крайслеру, сел в него, дал ей десять минут и завел мотор.
         Безобразное серое здание «Гранады» стояло на углу улицы. Входная дверь из зеркального стекла находилась на одном уровне с тротуаром. Я завернул за угол и увидел круглый фонарик молочного цвета с надписью «Гараж». Съехав по пандусу вниз, я оказался в пропахшем резиной помещении, в котором рядами стояли машины.          Долговязый негр вышел из застекленной будки и оглядел мой Крайслер.
         - Сколько стоит ненадолго оставить машину? Я только наверх поднимусь.
         Негр с хитрецой взглянул на меня.
         - Поздновато, босс. Да и пыль с нее смахнуть не мешает. Доллар будет.
         - Ничего себе.
         - Доллар, - невозмутимо повторил он.
         Я вышел из машины. Негр выдал мне квитанцию, а я протянул ему доллар. Не дожидаясь вопроса, он сообщил, что лифт находится в конце гаража около мужского туалета.
         Я поднялся на шестой этаж и двинулся по коридору, разглядывая номера на дверях, прислушиваясь к тишине и принюхиваясь к проникавшему сюда морскому воздуху. Заведение выглядело довольно приличным. Как и везде, здесь, видимо, тоже проживало несколько счастливых дам. Это и объясняло расценки долговязого негра. Великий психолог этот парень.
         Я подошел к двери с номером 618, несколько секунд постоял перед ней, затем осторожно постучал.
    
                31.
         На ней все еще был серый жакет. Она отступила от двери, и я прошел мимо нее в квадратную комнату с двумя вделанными в стену кроватями. Другая мебель была тут скудной и весьма непривлекательной. Маленькая лампа на столике у открытого окна отбрасывала тусклый желтый свет.
         - Ну, садитесь и спрашивайте, - предложила девушка.
         Она закрыла дверь, прошла в другой конец комнаты и опустилась в темное кресло качалку. Я сел на мягкий диван в углу. Рядом с ним на двери, ведущей, видимо, в гардеробную и ванную висела выцветшая зеленая портьера. Напротив нее была закрытая дверь. Там, очевидно, находилась кухня. Вот и вся обстановка.
Девушка скрестила ноги, положила голову на спинку кресла и взглянула на меня из-под длинных накрашенных ресниц. У нее были тонкие изогнутые брови такого же цвета, как и волосы. Это было спокойное, скрытное лицо. Лицо женщины, которая не станет суетиться по мелочам.
         - Со слов Кингсли я представлял вас другой, - сказал я.
         Ее губы слегка искривились, но она промолчала.
         - Со слов Лэвери тоже, - продолжил я. – Это свидетельствует о том, что с разными людьми мы и говорим по-разному.
         - У меня нет времени для болтовни, - сказала девушка. – Что вы хотите узнать?
         - Кингсли нанял меня, чтобы я вас нашел. Над этим я и работал. Да вы, наверное, знаете.
         - Да, его подружка из офиса сказала мне по телефону. Еще она сказала, что придет человек по фамилии Марлоу. И о шарфе тоже.
         Я стянул шарф с шеи, свернул его и убрал в карман.
         - Ну, и я знаю о ваших перемещениях. Немного, правда. Знаю, что вы оставили машину в гараже отеля "Прескотт" в Сан-Бернардино, встретили там Лэвери и отправили телеграмму из Эль-Пасо. Что вы делали потом?
         - Мне от вас нужны только деньги, которые он передал. Не понимаю, почему вас должны интересовать мои перемещения.
         - Не стоит спорить, - заметил я. - Вопрос ведь только в том, насколько сильно вы хотите получить эти деньги.
         - Ладно, мы ездили в Эль-Пасо, - усталым голосом сказала девушка. - Я собиралась выйти за него замуж, поэтому отправила телеграмму. Вы ее читали?
         - Да.
         - Ну, я передумала, попросила его вернуться домой и оставить меня в покое. А он устроил скандал.
         - И потом поехал домой и оставил вас в покое?
         - Да. А почему нет?
         - Что вы делали потом?
         - Поехала в Санта-Барбару и остановилась там на несколько дней. Хотя на самом деле, я прожила там больше недели. Потом в Пасадену. То же самое. Потом в Голливуд. И, наконец, приехала сюда. Все.
         - Вы одна путешествовали?
         Она на мгновение задумалась, затем сказала:
         - Да.
         - Без Лэвери?
         - Конечно, если он вернулся домой.
         - И в чем был смысл?
         - Смысл чего? - ее голос зазвучал немного резко.
         - Мотаться по всем этим местам, не сообщив никому ни слова. Разве вы не понимали, что он будет волноваться?
         - Ах, вы имеете в виду моего мужа, - холодно произнесла девушка. - Не очень-то я о нем и беспокоюсь. Он же думал, что я уехала в Мексику. Разве нет? А что касается смысла в целом... Мне нужно было кое-что обдумать. Моя жизнь превратилась в безнадежно запутанный клубок. Мне нужно было где-нибудь побыть одной и привести свои мысли в порядок.
         - А до этого вы провели целый месяц на берегу Озера Маленького Олененка, пытаясь разобраться в себе, но ничего не вышло. Так?
         Девушка посмотрела на свои туфли, потом на меня и с серьезным видом кивнула. Волнистые каштановые волосы упали ей на щеки. Она подняла левую руку и откинула их назад, затем потерла пальцем висок.
         - Я хотела перемен. Хотелось увидеть новые места. Не обязательно интересные. Просто незнакомые. Без каких-либо воспоминаний о прошлом. Мне было нужно место, где я оказалась бы совершенно одна. Как в отеле.
         - Ну как, получилось?
         - Не очень. Но к Деррису Кингсли я не вернусь. А что, он этого хочет?
         - Понятия не имею. Почему вы приехали сюда, в город, где жил Лэвери?
         Она прикусила костяшку пальца и посмотрела на меня поверх руки.
         - Мне захотелось снова увидеться с ним. Он не выходит у меня из головы. Я не влюблена в него, но... вроде бы и влюблена. Но я не хочу выходить за него. В этом для вас есть смысл?
         - В этом есть. А вот в том, чтобы торчать вдали от дома в захудалых отелях, нет. Насколько я понимаю, вы и так уже много лет жили своей жизнью.
         - Мне нужно было побыть одной... все обдумать, - проговорила девушка с легким отчаянием в голосе и снова сильно прикусила костяшку пальца. - Не будете ли вы так любезны отдать мне деньги и уйти?
         - Конечно. Сейчас отдам. А не было ли какой другой причины, по которой вы уехали из дома на Озере Маленького Олененка? Чего-то связанного с Мюриел Чесс, например?
         Девушка удивленно посмотрела на меня. Впрочем, удивляться никому не запрещается.
         - Боже мой! Какое это маленькое ничтожество с отмороженной физиономией может иметь ко мне отношение?
         - Я подумал, что вы могли поссориться... из-за Билла.
         - Из-за Билла? Билла Чесса?
         Она еще сильнее удивилась. Пожалуй, даже пришла в чрезмерное недоумение.
         - Билл утверждает, что вы хотели его соблазнить.
         Она откинула голову назад, и с ее губ сорвался тоненький неестественный смешок.
         - Господи, этого неумытого пьяницу? - ее лицо вдруг стало серьезным. - А что случилось? К чему все эти ваши вопросы и намеки?
         - Он, может быть, и неумытый пьяница, - сказал я. - Но полиция считает его еще и убийцей. Собственной жены. Ее нашли утонувшей в озере. Месяц пробыла под водой.
         Девушка провела кончиком языка по губам, склонила голову набок и посмотрела на меня. Наступила короткая тишина. Влажное дыхание Тихого океана проникало в комнату.
         - Неудивительно,  - медленно проговорила девушка. - Так вот чем все кончилось. Временами они ужасно ссорились. И вы думаете, что это как-то связано с моим отъездом?
         Я кивнул.
         - Возможно.
         - Но здесь нет совершенно никакой связи, - с серьезным видом сказала она и покачала головой назад и вперед. - Все было так, как я вам рассказала. Ничего больше.
         - Мюриел мертва, - произнес я. - Утонула в озере. А вас совсем не трогает ее смерть?
         - Да я ее едва знала. Правда. Она была необщительной. Кроме того...
         - И я полагаю, вы также не знали, что она когда-то работала в приемной доктора Элмора?
         Девушка выглядела теперь совершенно сбитой с толку.
         - Я никогда не бывала в приемной доктора Элмора, - очень медленно сказала она. - Он как-то приходил к нам домой. Но это было давно. Я... я ничего не могу понять.
         - Мюриел Чесс на самом деле звали Милдред Хэвиленд. И она работала медсестрой у доктора Элмора.
         - Странное совпадение, - озадаченно произнесла девушка. - Я знала, что Билл познакомился с ней в Риверсайде. Но мне неизвестно, при каких обстоятельствах, и откуда она туда приехала. Приемная доктора Элмора, да? Ну и что? Что это значит?
         - Ничего. Думаю, поростое совпадение. Такие иногда случаются. Но теперь вы понимаете, зачем мне понадобилось поговорить с вами? Мюриел находят утонувшей. Вы уезжаете. Мюриел оказывается Милдред Хэвтленд, которая когда-то была связана с доктором Элмором. Как и Лэвери, кстати. Правда, по-другому.  И конечно, Лэвери живет напротив доктора. Он мог знать Мюриел откуда-то еще?
         Девушка задумалась, слегка прикусив нижнюю губу.
         - Видел ее там, в горах, - наконец, сказала она. -  Но вел себя так, будто встретил ее впервые.
         - Неудивительно, - заметил я. - Если учесть, что за человек он был.
         - Я не думаю, что Крис общался с доктором Элмором. Он был знаком с его женой. Скорее всего, доктора он вообще не знал. А, следовательно, и медсестру из его приемной.
         - Да, кажется, из всего этого мне не удастся выудить ничего полезного для себя, - сказал я. – Но теперь вы понимаете, почему я должен был поговорить с вами. Теперь можно и деньги вам отдать.
         Я достал конверт, поднялся и бросил его ей на колени. Она к нему не притронулась. Я снова сел.
         - Вы отлично справились с ролью, - заявил я. – Этакая смущенная невинность в совокупности с легким налетом твердости и злости. Люди в вас сильно ошибались. Они считали вас беспечной маленькой идиоткой, безмозглой и не контролирующей себя. И  очень сильно ошибались.
         Девушка смотрела на меня, приподняв брови. Она молчала. Затем легкая улыбка приподняла уголки ее губ. Девушка взяла конверт, постучал им по колену и положила его на столик, не сводя с меня глаз ни на секунду.
         - И роль Фоллбрук вам тоже очень хорошо удалась, - продолжил я. – Правда, теперь, когда я вспоминаю ту сцену, мне кажется, вы в ней несколько переиграли. Но тогда все прошло просто отлично. Лиловая шляпка, которая так мило смотрелась бы на светлых волосах, но выглядела ужасно на каштановых, беспорядочный макияж, как будто его наносил кто-то с вывихнутым запястьем и в темноте, нервная, эксцентричная манера поведения. Все очень здорово. А когда вы протянули мне пистолет… я вообще почувствовал себя бревном.
         Девушка хихикнула и засунула руки в глубокие карманы жакета. Каблучки ее туфель постукивали по полу.
         - Но зачем вы тогда вернулись? – спросил я. – Зачем было рисковать среди бела дня?
         - Так вы думаете, что я застрелила Криса Лэвери? – медленно проговорила на.
         - Я не думаю. Я уверен в этом.
         - И хотите теперь узнать, зачем я вернулась?
         - На самом деле, не очень, - ответил я.
         Девушка рассмеялась. Резким ледяным смехом.
         - У него были все мои деньги. Он опустошил мой кошелек. Все забрал, даже мелочь. Вот почему я вернулась. А риска вовсе никакого не было. Я прекрасно знала, какой образ жизни он вел. Вернуться было совершенно безопасно. Пришла, например, занести газету или бутылку молока. Люди обычно в таких ситуациях теряют голову. Но только не я. Не вижу для этого причин. И это настолько безопаснее.
         - Понятно, - произнес я. – Значит, вы застрелили его накануне вечером. Я должен был догадаться. Хотя это не имеет особого значения. Он брился. А ребята с темной щетиной иногда бреются на ночь, когда у них подружка, верно?
         - Бывает, - почти весело ответила девушка. – Ну и что вы собираетесь делать?
         - Никогда не видел таких хладнокровных маленьких стерв, - сказал я. – Что я собираюсь делать? Сдать вас полиции, естественно. С большим удовольствием.
         - Не думаю, что это у вас получится, - отрывисто, почти с торжеством проговорила она. – Вы удивлялись, почему я отдала вам незаряженный пистолет? А почему нет? У меня в сумочке был другой. Вот такой.
         Девушка вынула из кармана правую руку и наставила на меня пистолет.
         Я улыбнулся. Возможно, это была не самая сердечная улыбка в мире. Но все же это была улыбка.
         - Никогда мне не нравились подобные сцены, - сказал я. – Детектив против убийцы. Убийца достает оружие, направляет на детектива и рассказывает ему всю грустную историю с мыслью в конце его застрелить. Так напрасно тратится драгоценное время, даже если убийца потом действительно стреляет в детектива. Только этого никогда не случается. Всегда происходит что-то, что мешает нажать на курок.  Богам тоже такие сцены не нравятся. Они всегда их портят.
         - Но в этот раз предположим, что мы поступим немного по-другому, - тихо сказала девушка, встала и мягко пошла ко мне по ковру. – Допустим, я вам больше ничего не говорю, ничто мне не мешает, и я стреляю.
         - Такая сцена мне тем более не понравится.
         - Вы, кажется, не боитесь, - проговорила она, медленно проведя языком по губам и приближаясь ко мне совершенно бесшумно.
         - Не боюсь, - соврал я. – Уже поздняя ночь, слишком тихо, а окна открыты. Пистолет произведет очень много шума. Вниз на улицу бежать довольно далеко. А оружием вы владеете не очень здорово. Скорее всего, в меня вы не попадете. Промазали же вы в Лэвери целых три раза.   
         - Встать! – скомандовала девушка.
         Я подчинился.
         - Я подойду поближе, чтобы не промахнуться, - она ткнула дулом мне в грудь. – Вот так. Теперь же смогу попасть, да? Стойте спокойно. Поднимите руки вверх и не двигайтесь. Одно движение, и я стреляю.
         Я поднял руки и посмотрел вниз на пистолет. Язык мой, казалось, немного разбух, но шевелиться еще мог.
         Левой рукой девушка ощупала меня, но оружия не нашла. Она прикусила губу и уставилась на меня. Ее пистолет по-прежнему скучал у меня на груди.
         - Теперь вам нужно будет повернуться, - сказала девушка вежливо, как портной заказчику на примерке.
         - Вы делаете все как-то не умело, - заметил я. – С оружием не в ладах. Подошли ко мне слишком близко. Мне неловко говорить… но еще одна стандартная ошибка: пистолет не снят с предохранителя. Ее вы тоже допустили.
         Она стала делать два дела сразу: отступать назад и нащупывать пальцем предохранитель, не сводя с меня глаз. Два простых дела, на которые требовалась всего секунда. Но ей не нравилось, как я с ней разговаривал. Ей не нравилось, что мои замечания путали ее мысли. Это минутное замешательство и сбило ее с толку.
Девушка издал приглушенный звук. Я выбросил вперед правую руки и прижал ее лицо к своей груди. Затем ребром левой ладони я ударил по ее правому запястью. Пистолет упал на пол. Лицо соперницы было по-прежнему прижато к моей груди, и похоже девушка пыталась кричать.
         Затем она предприняла попытку ударить меня и окончательно потеряла равновесие. Ее руки вцепились в меня. Я поймал ее за запястье и начал выкручивать руку за спину. Девушка оказалась очень сильной, но я был все-таки намного  сильнее. Тогда она решила повиснуть всем телом на руке, которой я прижимал к груди ее голову. Удержать такой вес мне не удалось. Девушка стала выскальзывать, и мне пришлось согнуться.
         Тяжело дыша, мы топтались около дивана. Если пол под нами и скрипел, то я этого не слышал. Вдруг мне показалось, что кольца, на которых висела портьера, резко щелкнули. Впрочем, я не был уверен, да и размышлять над этим у меня времени не осталось. Слева от меня совсем рядом вдруг выросла расплывчатая фигура.  Я понял, что это мужчина. И довольно крупный.
         Но это было все, что я успел понять. Перед глазами у меня все вспыхнуло и погрузилось в темноту. Я даже не почувствовал, как меня ударили. Вспышка и мрак. А за мгновение до мрака острый приступ тошноты.

                32.
         От меня пахло джином. Не слегка, будто я выпил четыре-пять рюмочек зимним утром, чтобы было полегче встать с кровати, а так словно я прыгнул с палубы яхты в Тихий океан, наполненный чистым джином. Джин пропитал мои волосы и брови. Он сох на подбородке и под ним. Рубашка тоже была залита джином. В общем, от мня несло, как от старого забулдыги.
         Пиджака на мне не было. Я лежал на спине рядом с диваном на каком-то ковре и смотрел на картину в раме. Рама была сделана из дешевого лакированного дерева, а на картине был изображен невероятно высокий желтоватый виадук, по которому блестящий черный локомотив тащил голубые прусские вагоны. Сквозь одну величественную арку виадука виднелся широкий песчаный пляж, усеянный загорающими людьми и полосатыми зонтиками. На переднем пане шли три девушки с бумажными зонтиками от солнца. Одна девушка была в светло-вишневом платье, вторая в бледно-голубом, а третья в зеленом. За пляжем раскинулась чересчур яркого лазурного цвета бухта. Она была пронизана солнечным светом. По морской глади были разбросаны крошечные белые паруса. Над бухтой вздымались три звена горной цепи совершено разных цветов: золотистого, терракотового и бледно-лилового.
         Внизу картины большими печатными буквами было написано: ПРИЕЗЖАЙТЕ НА ФРАНЦУЗСКУЮ РИВЬЕРУ ГОЛУБЫМ ПОЕЗДОМ.
         Сейчас для этого было самое время.
         Я с трудом поднял руку и пощупал затылок. На нем образовалась шишка. Боль от прикосновения пронзила меня до самых пяток. Я застонал, но тут же превратил стон в ворчание. Все из-за профессиональной гордости. Вернее, из того, что от нее осталось. Я медленно и осторожно перевернулся на живот. Передо мной оказалась ножка убирающейся в стену кровати. Если быть точным двуспальной кровати. Вторая была убрана в стену. Разводы на лакированном дереве показались мне знакомыми. А картина, видимо, висела над диваном. Только я ее раньше не заметил.
         Когда я перекатывался на живот,  с моей груди на пол упала квадратная бутылка джина. Прозрачная и пустая. Удивительно, как в ней уместилось так много джина.
         Я подтянул под себя колени, встал на четвереньки и некоторое время принюхивался, как собака, которая уже наелась, но отойти просто так от миски с едой не может. Затем я покрутил головой. Больно. Я покрутил еще раз. Снова больно. Тогда я встал ни ноги и обнаружил, что на мне не было ботинок. Они валялись у плинтуса и выглядели какими-то совсем беспутными. С трудом я натянул их. Сейчас я был вылитый старик. Старик, спускавшийся по длинному горному склону. Правда, у меня еще сохранились зубы. Я ощупал их языком. Вкуса джина не чувствовалось.
         - Все это еще тебе вспомнится, - сказал я. – Когда-нибудь ты все это вспомнишь, и тебе станет стыдно.
         На столике у открытого окна стояла лампа. Тут же был пухлый зеленый диван. Рядом дверь за зеленой портьерой. Нельзя садиться спиной к зеленой портьере. Это всегда плохо заканчивается. Всегда что-то происходит. А кому я это сказал? Ах да, девушке с пистолетом. Девушке с совершенно равнодушным лицом и каштановыми волосами, которые были когда-то светлыми.
         Я огляделся. Она все еще была здесь. Лежала на откидной двуспальной кровати.
На ней была только пара чулок, и больше ничего. Волосы спутаны. Темные синяки на горле. Рот был открыт, и из него торчал раздувшийся язык. Глаза вылезли из орбит. Их белки были совсем не белые. Поперек обнаженного белого живота аллели четыре свирепые царапины. Глубокие свирепые царапины, оставленные в гневе четырьмя ногтями.
         На диване валялась скомканная одежда. В основном, ее. Мой пиджак тоже был там. Я вытащил его из кучи и надел.  Когда я доставал его, под моей рукой что-то хрустнуло. Я выудил из-под одежды на диване длинный конверт. Деньги все еще лежали в нем. Я убрал конверт в карман. Марлоу – пятьсот баксов. Я надеялся, все они были целы. А что мне еще оставалась?
         На цыпочках я сделал пару шагов, будто ступая по тонкому льду, наклонился потереть ушибленное место под коленом и задумался, что болело сильнее, нога или голова.
         В коридоре послышались тяжелые шаги и глухой гул голосов. У двери шаги затихли, и раздался сильный удар кулаком.
         Я стоял, оскалившись и злобно глядя на дверь. Ждал, когда кто-то откроет ее и войдет. Ручка повернулась, но никто не вошел. Снова громкий стук и гул голосов. Шаги удалились. Интересно, сколько потребуется времени, чтобы найти хозяина дома с запасным ключом? Не очень много.
         Во всяком случае, Марлоу добраться домой с Французской Ривьеры не успеет.
         Я подошел к зеленой портьере, отдернул ее, заглянул через короткий темный коридорчик в ванну, вошел туда и зажег свет. Два коврика на полу. Третий, резиновый, висел на краю ванны. В углу окно с матовым стеклом. Я закрыл дверь, встал на край ванны и открыл окно. Это был шестой этаж. Сетки на окне не оказалось. Я высунул голову и посмотрел в темноту на узенькую улицу с деревьями. Примерно в трех футах находилось окно ванной соседней квартиры. Хорошо откормленный горный козел преодолел бы это расстояние с легкостью.
         Вопрос состоял в том, мог ли сделать то же самое частный сыщик, и если да, то к чему это могло привести. Где-то позади приглушенный голос, кажется, произнес традиционное полицейское предупреждение: «Откройте, или мы выбьем дверь». Я ухмыльнулся. Они не станут выбивать дверь, потому что ногам при этом сильно достается. А полицейские очень берегут ноги. Ничем больше они так не дорожат, как своими ногами.
         Я сорвал с крючка полотенце, открыл обе половинки окна и забрался на подоконник Затем я, держась за раму,  потянулся к окну соседней ванной. Если бы оно оказалось не запертым, его можно было бы открыть. Но оно было заперто. Я вытянул ногу и ударил по стеклу примерно в том месте, где был шпингалет. Звон раздался такой, что его могли услышать в Рино. Я обернул левую руку полотенцем и потянулся к шпингалету. Внизу по улице проехала машина, но никто меня не заметил.
Я толкнул разбитое окно и перебрался на соседний подоконник. Полотенце соскочило с моей руки и упорхнуло в темноту на газон между двумя крыльями дома.
         Я забрался в чью-то ванную.

                33.
         Спустившись с подоконника в темноту и подкравшись к двери, я открыл ее и прислушался. Лунный свет, струившийся сквозь северные окна, освещал спальню с двумя застеленными кроватями. Они в стену не убирались. Эта квартира была попросторнее. Я пробрался мимо кроватей к двери и вошел  в гостиную. В обеих комнатах окна были закрыты, и сильно отдавало затхлостью. Я на ощупь прокрался к лампе, включил ее и провел пальцем по краю деревянного столика. На нем оказался легкий налет пыли. Такой собирается в даже в самых чистых помещениях, когда их оставляют без присмотра.
         В гостиной были большой обеденный стол, кабинетный радиоприемник, подставка для книг, напоминавшая лоток, большой книжный шкаф, набитый романами в суперобложках, темный высокий деревянный комод  с сифоном и хрустальный графин с виски и четыре стакана в полоску, стоявшие верх дном на медном индийском подносе. Рядом стояла серебряная рамка, в которую были вставлены две фотографии мужчины и женщины среднего возраста, но моложавых на вид со здоровыми круглыми лицами и приветливыми глазами. Они смотрели на меня так, словно мое присутствие здесь совершенно их не волновало.
         Я понюхал виски в графине. Это был шотландский. Я сделал небольшой глоток. Голова заболела сильнее, но в остальном самочувствие стало лучше. Я включил свет  в спальне и осмотрел шкафы. В одном из них висела мужская одежда. Пошитые на заказ костюмы. Целая куча. Ярлык на внутреннем кармане одного пиджака подсказал, что владельца, видимо, звали Х.Г. Тальбот. Я залез в комод и нашел мягкую голубую рубашку. Она которая казалась для меня слегка маловатой. Я отнес ее в ванную, разделся, ополоснул лицо и грудь, вытер волосы влажным полотенцем и натянул голубую рубашку. Потом я позаимствовал у мистера Тальбота душистый тоник для волос и тщательно причесался его щеткой и расческой. Теперь джином от меня почти совсем не пахло.
         Ворот рубашки не застегивался, поэтому я еще раз слазил в  комод, нашел там темно-серый шелковый галстук и повязал его на шею. Снова надев свой пиджак, я посмотрел на себя в зеркало. Вид у меня был слишком изящный для столь позднего времени. И даже, судя по его одежде, для такого аккуратного человека, как мистер Тальбот. Слишком изящный и слишком трезвый.
         Я немного взъерошил волосы, распустил галстук, вернулся к графину с виски и постарался сделать все, чтобы не выглядеть слишком трезвым. Затем я закурил сигарету мистера Тальбота, надеясь, что хозяин и хозяйка квартиры, где бы они сейчас ни были, проводили время гораздо лучше, чем их незваный гость. Хотелось верить, что я проживу достаточно, чтобы когда-нибудь попозже нанести им благодарный визит.
         Я подошел к двери гостиной, той, которая выходила в коридор, открыл ее и, не вынимая сигарету изо рта, прислонился к косяку. Я не думал, что моя тактика сработает. Но  я точно так же не думал, что было бы лучше сидеть и ждать, когда полиция проследит мой путь через окно в ванной.
         Где-то в коридоре кашлянул человек. Я выглянул из двери и поймал на себе взгляд полицейского. Он быстро направился ко мне. Это был маленький ладный человечек в тщательно отутюженной полицейской форме, с рыжеватыми волосами и рыжевато-золотистыми глазами.
         Я зевнул и томно спросил:
         - Что-то случилось?
         Полицейский задумчиво посмотрел на меня.
         - Небольшое происшествие в соседней квартире. Ничего не слышали?
         - Кажется, стук какой-то. Но я пришел домой совсем недавно.
         - Поздновато, - заметил он.
         - Для кого как, - сказал я. – Так говорите, небольшое происшествие?
         - Там жила одна дама. Знаете ее?
         - Да вроде бы видел.
         - Ага, - сказал полицейский. – Видели бы вы ее сейчас…
         Он взял себя руками за горло, выпучил глаза и мерзко захрипел.
         - Вот так-то. Значит, вы ничего не слышали?
         - Кроме стука ничего.
         - Ладно. Ваше имя?
         - Тальбот.
         - Одну минуту, мистер Тальбот. Подождите здесь минуточку.
         Он прошел по коридору и заглянул в открытую дверь, из которой падал          свет.
         - Лейтенант, - сказал полицейский. – Сосед дома оказался.
         Из-за двери вышел высокий мужчина. Он остановился, глядя через коридор прямо на меня. Высокий мужчина с блеклыми волосами и очень-очень голубыми глазами. Дегамо. Отличная сцена.
         - Этот парень живет в соседней квартире, - пояснил маленький полицейский. – Его зовут Тальбот.
         Дегамо продолжал смотреть на меня в упор, но ничто в его иссиня голубых глазах не выдавало, что он меня когда-то уже видел. Он медленно прошел по коридору, вытянул твердую руку и толкнул меня обратно в комнату. Когда я отошел футов на шесть от порога, лейтенант сказал через плечо:
         - Входи и закрой дверь, Малыш.
         Маленький полицейский вошел и закрыл за собой дверь.
         - Удрать хотел, - вяло процедил сквозь зубы Дегамо. – Возьми-ка его на мушку, Малыш.
         Маленький полицейский легким щелчком открыл черную кобуру, быстро выхватил пистолет тридцать восьмого калибра и облизнул губы.
         - Вот это да, - сказал он. – Вот это да! Как вы догадались, лейтенант?
         - О чем? – спросил Дегамо, не сводя с меня глаз. – А ты что собрался делать, дружище? Спуститься вниз за газетой… чтобы прочитать о ее смерти?
         - Вот это да! – снова воскликнул Малыш. – Сексуальный маньяк. Сорвал с девчонки одежду и задушил. Как же вы догадались, лейтенант?
         Дегамо не ответил. Он просто стоял с пустым, тяжелым как гранит лицом, покачиваясь на каблуках.
         - Да, он точно убийца, - вдруг сказал Малыш. – Принюхайтесь, лейтенант. Комнату не проветривали несколько дней. И посмотрите, книжные полки в пыли. А часы на камине стоят, лейтенант. Он пробрался сюда через… Минутку… Лейтенант, можно я гляну?
         Полицейский выбежал из гостиной в спальню. Я слышал, как он там топтался. Дегамо стоял словно дерево.
         Малыш вернулся.
         - Пролез через окно в ванной. Там разбитое стекло в ванне валяется. И  кое-что ужасно воняет джином. Помните, как пахло джином в той квартире, когда мы вошли? Вот рубашка, лейтенант. Воняет так, как будто ее постирали в джине.
         Он поднял мою рубашку. Аромат от нее быстро распространился по комнате. Дегамо вскользь взглянул на нее, шагнул вперед, распахнул мой пиджак и посмотрел на рубашку, которую я надел совсем недавно.
         - Знаю, что он сделал, - сказал Малыш. – Украл одну из рубашек у хозяина этой квартиры. Верно, лейтенант?
         - Да, - Дегамо ткнул меня в грудь и опустил руку.
         Они говорили обо мне словно о деревяшке.
         - Обыщи его, Малыш.
         Маленький полицейский ощупал меня в поисках оружия.
         - Ничего нет, - сообщил он.
         - Давай-ка выведем его через запасный выход, - сказал Дегамо. – Если мы сделаем это до прихода Уэббера, арест будет на нашем счету. Этот придурок Рид даже моли в шкафу найти не может.
         - Но вас же даже не назначили на это дело, - с сомнением в голосе произнес Малыш.  Вас, я слышал, вроде бы отстранили?
         - Ну и что мне может грозить, если я  отстранен? – спросил Дегамо.
         - Зато мне может грозить потеря работы, - ответил  Малыш.
         Дегамо устало посмотрел на него. Маленький полицейский покраснел, и в его ярких рыжевато-золотистых глазах блеснула тревога.
         - Ладно, Малыш. Иди и доложи Риду.
         Полицейский облизнул губу.
         - Одно ваше слово, лейтенант, и я с вами. Я же не должен знать о вашем отстранении.
         - Тогда возьмем его сами. Ты и я, - сказал Дегамо.
         - Конечно.
         Дегамо ткнул пальцем мне в подбородок.
         - Сексуальный маньяк, - тихо произнес он. – Ладно, черт побери.
         Он едва заметно улыбнулся мне. При этом лишь слегка приподнялись уголки его широкого грубого рта.

                34.
         Мы вышли в коридор и пошли в противоположном направлении от квартиры с номером 618. Свет там все еще падал сквозь открытую дверь. Сейчас перед ней стояли два человека в штатском и курили, пряча сигареты в кулаках, словно дул сильный ветер. Из квартиры доносились спорящие голоса.
         Мы завернули за угол и подошли к лифту. Дегамо открыл дверь рядом с шахтой и мы стали спускаться по гулким бетонным ступеням. Этаж за этажом. На первом лейтенант остановился, взялся за ручку двери, прислушался и оглянулся через плечо.
         - Машина есть? – спросил он меня.
         - Внизу в гараже.
         - Отлично.
         Мы спустились по ступеням и оказались в темном гараже. Долговязый негр вышел из своей маленькой будки, и я протянул ему свою квитанцию. Он украдкой взглянул на полицейскую форму на Малыше, но ничего не сказал, а просто указал на Крайслер.
         Дегамо сел за руль, я рядом с ним, а Малыш забрался на заднее сидение. По пандусу мы выехали в сырую прохладную ночь. В двух два кварталах от нас впереди появился большой автомобиль с двумя красными мигалками.
         Дегамо сплюнул в окно и повернул Крайслер в другую сторону.
         - Уэббер, - сказал он. – Опять опаздывает на похороны. Тут мы ему утерли нос, Малыш.
         - Не очень мне все это нравится, лейтенант. Честно, не очень.
         - Не вешай нос, сынок. Глядишь, тебя вернут в убойный отдел.
         - Мне важнее просто на работе остаться, - сказал малыш. Его отвага быстро улетучивалась.
         Дегамо мчался на приличной скорости кварталов десять, потом немного притормозил.
         - Вам лучше знать, что вы делаете, лейтенант, - нервно проговорил Малыш. – Но к муниципалитету мы так не попадем.
         - Верно, - ответил Дегамо. – А мы совсем и не туда.
         Он поехал совсем медленно и свернул на улочку с маленьким аккуратными домиками, уютно устроившимися за такими же аккуратными лужайками. Примерно в середине квартала Дегамо затормозил и остановился у бордюра. Перекинув руку через спинку сидения, лейтенант повернул голову к Малышу.
         - Значит, ты считаешь, этот  парень убил ее?
         - Я только выполняю свою работу, - сдавленным голосом ответил маленький полицейский.
         - Есть фонарик?
         - Нет.
         - В кармане у левой дверцы, - подсказал я.
         Малыш пощупал около себя, затем раздался металлический щелчок, и фонарик зажегся.
         - Посмотри-ка на его затылок, - сказал Дегамо.
         Луч фонарика переместился и замер. Позади я услышал дыхание маленького полицейского, ощутил его на своей шее. Что-то прикоснулось к шишке на моей голове. Я зарычал. Свет погас, и темнота улицы снова хлынула в машину.
         - Кажется, его оглушили, лейтенант, - сказал Малыш. – Ничего не понимаю.
         - Девушку тоже, - произнес Дегамо. – На ней не особенно видно, но след от удара есть. Перед тем как убить, ее оглушили. Чтобы раздеть и расцарапать. Иначе кровь из царапин не пошла бы. Потом задушили. И все это без единого звука. Как так вышло? И телефона в квартире нет. Кто же тогда вызвал полицию, Малыш?
         - Откуда, черт побери, мне знать? Позвонил какой-то парень и сказал, что в квартире шестьсот восемнадцать в «Гранаде» на Восьмой улице убитая женщина. Рид все еще искал фотографа, когда приехали вы. Дежурный сказал, что звонивший говорил хриплым голосом. Похоже, нарочно. Имени своего не назвал.
         - В этом все и дело, - сказал Дегамо. – Если бы ты убил ту девушку, как бы ты убрался оттуда?
         - Просто ушел бы. А что? – пробормотал Малыш и вдруг рявкнул на меня.- Эй! Действительно, а почему вы-то не ушли?
         Я ничего не ответил.
         - Ты бы стал выбираться через окно в ванной на высоте шестого этаже и ломиться в соседнее окно в квартире, где хозяева, скорее всего, спокойно спят? – равнодушным тоном продолжил Дегамо. – Ты стал бы претворяться человеком, который там живет, и тратить время, чтобы позвонить в полицию? Черт, эта девка могла пролежать там неделю. Иди потом найди убийцу. И ты бы упустил такой шанс, Малыш?
         - Вряд ли, - осторожно ответил маленький полицейский. – Да я вообще вряд ли стал звонить. Но вы же знаете, лейтенант, эти сексуальные маньяки иногда вытворяют непонятные штуки. Они же не нормальные, как мы. А потом у этого типа мог быть помощник, который и дал ему по башке, чтобы снять подозрения.
         - Только не говори, что последнее ты сам придумал, - проворчал Дегамо. – Итак, мы сидим здесь. И парень, который знает ответы на все вопросы, сидит с нами и не проронил ни слова.
         Он повернул свою большую голову и взглянул на меня.
         - Что ты там делал?
         - Не помню, - ответил я. – Удар по голове всю память отшиб.
         - А мы тебе поможем, - сказал Дегамо. – Отвезем тебя на несколько миль в горы, где ты сможешь посидеть в тишине, поглазеть на звезды и повспоминать. Все вспомнишь.
         - Так не делается, лейтенант, - вмешался Малыш. – Почему бы нам не вернуться в муниципалитет и не оформить все согласно уставу?
         - Да черт с ним, с уставом, - огрызнулся Дегамо. – Мне этот парень  нравится. Хочу с ним по-дружески поболтать. Его просто надо немного уговорить, Малыш. Парень очень скромный.
         - Я не хочу в этом участвовать, - заявил маленький полицейский.
         - А чего же ты хочешь, Малыш?
         - Вернуться в муниципалитет.
         - Никто тебя не держит. Пешком пойдешь?
         Маленький полицейский несколько секунд молчал.
         - Да, - тихо произнес он, наконец. – Пойду пешком.
         Он открыл дверцу машины и выбрался на тротуар.
         - Вы же понимаете, что мне придется написать рапорт, лейтенант?
         - Конечно, - ответил Дегамо. – Передай привет Уэбберу. Скажи, что когда он в следующий раз будет заказывать гамбургер, пусть и для меня поставит пустую тарелку.
         - Ничего не пойму, - пробормотал маленький полицейский и хлопнул дверцей. Дегамо нажал на газ, отпустил педаль сцепления и в первом же квартале разогнался до сорока миль в час. У бульвара он притормозил, повернул на восток и поехал уже с нормальной скоростью. Некоторые припозднившиеся машины ехали нам навстречу, некоторые в одном направлении с нами, но в целом мир вокруг лежал в прохладной тишине раннего утра.
         Через какое-то время мы выехали из города, и Дегамо, наконец, заговорил.
         - Давай послушаем твой рассказ, - тихо произнес он. – Может, вместе разберемся.
         Машина преодолела длинный подъем и покатилась вниз, туда, где бульвар шел через парк при доме престарелых. Над высокими уличными фонарями с тремя лампами висели ореолы от сгустившегося за ночь тумана. Я начал рассказывать.
         - Сегодня вечером ко мне пришел Кингсли и сказал, что ему позвонила жена. Ей срочно требовались деньги. Он хотел, чтобы я отвез их и вытащил ее из передряги, в которую она вляпалась. У меня же идея была несколько другая. Ей сказали, как меня узнать. Я должен был приехать в «Ленивый павлин» на пересечении Восьмой и Аргуэлло в первую четверть часа. Любого часа.
         - Значит, ей нужно было убежать, - медленно проговорил Дегамо. – И значит, на то у нее была серьезная причина. Убийство, например.
         Он слегка поднял руки, но тут же снова опустил их на руль.
         - Я приехал туда через несколько часов после ее звонка. Мне сказали, что она перекрасила волосы в каштановый цвет. Но когда в баре мимо меня прошла шатенка, я ее не узнал. Я же ее никогда в жизни не видел. Мне показали только фотографию. Но даже на хорошем снимке не всегда разглядишь сходство. Она подослала мальчишку-мексиканца, и он позвал меня. Ей хотелось быстро и без разговоров получить деньги. Мне же нужна был ее история. Наконец, она поняла, что поговорить со мной придется, и сказала, что живет в «Гранаде». И еще попросила пойти за ней не сразу, а через десять минут.
         - Время, чтобы устроить засаду, - сказал Дегамо.
         - Засада там была, но я не уверен, что ее устроила она. Ей не хотелось, чтобы я приходил. Не хотелось говорить со мной. Правда, она понимала, что без объяснений деньги от меня не получить. Поэтому все эти ее отнекивания могли быть просто игрой, чтобы я поверил будто контролирую ситуацию. А играть она умела здорово. Я это оценил. В общем, я пришел, и мы поговорили. Во всем ее рассказе не было особого смысла, пока мы не перешли к убийству Лэвери.  Тут она подозрительно быстро раскололась. Я сказал, что собираюсь сдать ее полиции.
         К северу от нас промелькнул Уэствуд Вилладж, темный, за исключением станции круглосуточного обслуживания и нескольких окон в отдаленных жилых домах.
         - Тогда она достала пистолет, - продолжил я. – Кажется, она действительно собиралась выстрелить, но подошла слишком близко, и я скрутил ее. Пока мы боролись, кто-то вышел из-за зеленой портьеры и оглушил меня. Когда я пришел в себя, убийство уже произошло.
         - Есть какие-то мысли по поводу того, кто дал тебе по башке? – медленно проговорил Дегамо.
         - Нет. Я скорее почувствовал, чем увидел, что это был мужчина. Крупный. А вот это валялось на диване среди ее одежды.
         Я вытащил из кармана желто-зеленый шарф и бросил на колени лейтенанту.
         - Вечером я видел его на Кингсли.
         Дегамо посмотрел на шарф и поднес его к светящееся приборному щитку.
         - Такой не перепутаешь, - сказал он. – Прямо в глазах рябит. Кингсли, говоришь? Надо же, черт возьми. Ну и что было потом?
         - В дверь постучали. В моей башке все еще шумело. Ничего не соображал. Просто в панике был. От меня джином воняло. Ботинки валялись в стороне. Пиджак тоже. Наверное, я в самом деле был очень похож на того, кто содрал с женщины одежду и задушил. Поэтому я вылез через окно в ванной, привел себя в порядок, насколько это было возможно, а остальное вы знаете.
         - А чего ж ты не затаился в той квартире? – спросил Дегамо.
         - Какой смысл? Даже полицейский из Бэй-Сити в состоянии быстро обнаружить, как я выбрался. Если и был мизерный шанс, то нужно было уходить раньше. И не попадись мне знакомый, я бы спокойно вышел из дома.
         - Это вряд ли, - сказал лейтенант. – Но я понимаю, к чему ты клонишь. Какой, по-твоему, у него мотив?
         - Почему Кингсли убил ее… если это он? Понять несложно. Она ему изменяла, причиняла массу неприятностей, подвергала опасности его работу, а теперь еще и человека застрелила. К тому же, у нее были деньги, а Кингсли хотел жениться на другой. Он мог бояться, что с такими деньжищами она избежит наказания и поднимет его на смех. А если бы жену посадили, ее денег ему бы все равно не получить. Чтобы избавиться от нее, ему пришлось бы разводиться. Да мало ли тут мотивов для убийства. Еще Кингсли надеялся сделать козлом отпущения меня. Это не сработало бы, но внесло бы путаницу и затормозило на некоторое время следствие. Если бы убийцы не надеялись, что смогут выкрутиться, преступлений совершалось бы гораздо меньше.
         - И все-таки это мог быть кто-то другой, - сказал Дегамо. – Кто-то, кого мы не знаем. Даже если Кингсли и приезжал к ней, это еще ни о чем не говорит. И Лэвери мог застрелить кто-то другой.
         - Ну, если вам нравится такой вариант…
         Лейтенант повернул голову.
         - Мне вообще все это не нравится. Но если я раскрою дело, отделаюсь простым взысканием. Если не раскрою, придется убираться из города. Так ты сказал, что я все по-дурацки делаю? Ладно, пусть по-дурацки. Где живет Кингсли? Уж если что я умею, так это заставлять людей говорить.
         - Девятьсот шестьдесят пять, Карсон Драйв, Беверли Хиллз. Около пяти кварталов по левой стороне после поворота на север к горам. Сразу после Сансет. Никогда там не был, но нумерацию домов знаю.
         Дегамо протянул мне желто-зеленый шарф.
         - Запихни обратно в карман. Понадобится, чтобы предъявить ему.

                35.
         Дом был белым, двухэтажным, с темной крышей. Лунный свет лежал на его стене словно свежая краска. Кованые решетки загораживали нижние части окон фронтона. Дверь располагалась под углом в выступе стены. Перед ней был постриженный зеленый газон. Свет в окнах не горел.
         Дегамо вылез из машины, прошел по дорожке и посмотрел на гараж. Затем он направился к нему и скрылся за углом дома. Я услышал звук поднимающейся двери гаража. Через несколько секунд она со стуком снова опустилась. Дегамо появился из-за угла, отрицательно покачал головой и направился по газону к парадной двери.          Он нажал на кнопку звонка, достал из пачки сигарету и сунул ее в зубы.
         Когда лейтенант отвернулся от двери, чтобы прикурить, огонек спички осветил грубые складки на его лице. Через некоторое время за решеткой вентилятора над дверью появился свет. Открылся глазок, и Дегамо поднес к нему свой полицейский жетон. Медленно, словно нехотя, дверь открылась. Лейтенант вошел в дом.
         Его не было четыре-пять минут. В некоторых окнах появился свет, затем снова погас. Потом Дегамо вышел и направился к машине. Свет за решеткой вентилятора потух, и дом снова погрузился в темноту, как перед нашим приездом.
Дегамо стоял рядом с Крайслером, курил и смотрел вдоль улицы.
         - Одна маленькая машина в гараже, - сказал он. - Кухарка говорит, это ее. Кингсли дома нет. Прислуга с утра его не видела. Я заглянул во все комнаты. Похоже, они не врут. Уэббер с помощником были здесь утром. Снимали отпечатки пальцев. Тальк все еще рассыпан по всей спальне. Уэббер собирался сравнить отпечатки с теми, что мы нашли в доме Лэвери. О результатах мне не сказали. Где сейчас может быть Кингсли?
         - Где угодно, - ответил я. - В дороге, в отеле. Может нервы успокаивать в турецких банях. Но нам стоит сначала поискать у его подружки. Зовут Фромсетт. Живет в Брайзон Тауэр в Сансет-плейс. Это далеко от центра. Около Баллок Уилшир.
         - Чем она занимается? - спросил Дегамо, садясь за руль.
         - Охраняет пост у его приемной, а после рабочего дня держит шефа за ручку, успокаивает. Это не дешевая офисная куколка. У нее и с мозгами и со стилем все в порядке.
         - Ситуация такая, что ей понадобится и то и другое, - заметил Дегамо. Он взял направление на Уилшир, и мы снова повернули на восток.
         Через двадцать пять минут мы были возле Брайзон Тауэр, белого дворца с лепниной, вычурными фонарями и высокими финиковыми пальмами во дворе. К парадному входу в форме буквы "L" через мавританскую арку вела лестница из белого мрамора. Вестибюль был, на мой взгляд, слишком большим, а ковер в нем слишком голубым. Тут же были расставлены голубые кувшины из сказок про Али-Бабу. Судя по их размерам, в каждый легко поместилось бы по тигру. За конторкой сидел ночной консьерж с усиками размером с ноготок.
         Дегамо ринулся вперед мимо конторки к открытым дверям лифта, рядом с которым на табуретке сидел усталый старик-лифтер.
         - Секундочку, пожалуйста. Вы к кому? – тявкнул консьерж вслед лейтенанту, словно терьер.
         Дегамо развернулся на каблуках и с удивлением взглянул на меня.
         - Он сказал «к кому»?
         - Да, только не бейте его сразу, - ответил я. – Это же не ругательство.
Дегамо облизнул губы.
         - Понимаю, что не ругательство. Только эти типы всегда одинаково выражаются. Слушай, старик, нам надо в семьдесят шестую квартиру. Есть возражения?
         - Конечно, - холодно произнес консьерж. – Мы не докладываем о гостях в…
         Он поднял руку и аккуратно повернул, чтобы посмотреть на продолговатые часы на внутренней стороне запястья.
         -…В пятом часу утра.
         - Я так и думал, - сказал Дегамо.- Поэтому и не стал тебя беспокоить. Понял?
         Он достал из кармана жетон и повернул его так, чтобы на золотистой с голубым эмали блеснул лучик света.
         - Я лейтенант полиции.
         Консьерж пожал плечами.
         - Очень хорошо. Надеюсь, все обойдется без лишнего шума. Лучше я все-таки доложу о вас. Как вас представить?
         - Лейтенант Дегамо и мистер Марлоу.
         - Квартира семьсот шестнадцать. Значит, вы к мисс Фромсетт. Одну минуту.
Консьерж скрылся за зеленой стеклянной перегородкой, и мы услышали, как он после долгой паузы что-то пробормотал в телефонную трубку. Затем он вернулся и кивнул нам.
         - Мисс Фромсетт у себя. Она вас примет.
         - Прямо гора с плеч свалилась, - ехидно заметил Дегамо. – И не надо звонить и вызывать  своего штатного детектива. У меня на них аллергия.
Консьерж холодно улыбнулся, и мы вошли в лифт.
         На седьмом этаже было тихо и прохладно. Коридор казался длиной не меньше мили. Наконец, мы подошли к двери с позолоченными цифрами 716 в круглом венчике из таких же позолоченных листьев. Рядом находилась кнопка цвета слоновой кости. Дегамо нажал на нее, за дверью зазвенел звонок, и она открылась.
         Мисс Фромсетт накинула поверх пижамы голубой стеганый халат. На ногах у нее были домашние туфли с высокими каблуками и кисточками. Темные волосы очаровательно падали ей на плечи. Ночной крем с лица она стерла и успела нанести легкий макияж.
         Мы прошли мимо хозяйки в узковатую комнатку с несколькими симпатичными овальными зеркалами и старой мебелью, обитой голубой дамасковой тканью. Похоже, обстановку мисс Фромсетт приобретала сама. Она села в изящное кресло для двоих, откинулась на спинку и стала спокойно ждать, когда кто-нибудь заговорит.
Заговорил я.
         - Это лейтенант Дегамо из полиции Бэй-Сити. Мы разыскиваем Кингсли. Дома его нет. Мы подумали, может, вы подскажете, где его найти.
         - Это так срочно? – спросила мисс Фромсетт, не глядя на меня.
         - Да. Кое-что случилось.
         - Что же?
         - Мы просто хотим знать, где сейчас Кингсли, сестричка, - резко вмешался в разговор Дегамо. – Времени на светские беседы у нас нет.
         Девушка совершенно равнодушно посмотрела на него, потом повернулась ко мне.
         - Лучше все-таки вам рассказать, мистер Марлоу.
         - Я поехал туда с деньгами, - сказал я. – Встретился с ней, как договаривались. Поднялся в ее квартиру, чтобы поговорить. Там меня оглушил спрятавшийся за портьерой человек. Я его не видел, а когда пришел в себя, она была убита.
         - Убита?
         - Убита, - повторил я.
         Мисс Фромсетт закрыла свои  прекрасные глаза. Уголки его милого рта поползли вниз. Затем она резко встала, подошла к маленькому столику с мраморной крышкой и тонкими ножками, взяла сигарету из небольшой резной серебряной шкатулки и прикурила. Глядя отсутствующим взглядом на столик, мисс Фромсетт несколько раз медленно махнула спичкой. Наконец, ее рука замерла. Спичка продолжала гореть. Мисс Фромсетт бросила ее  в пепельницу и повернулась к нам.
         - Наверное, я должна была вскрикнуть или что-то в этом духе, - сказала она. – Но мне абсолютно все равно.
         - Нас сейчас совершенно не интересуют ваши чувства, - проворчал Дегамо. – Мы только хотим знать, где Кингсли. Вы можете сказать нам это, можете не говорить. Свое отношение можете оставить при себе. Решать вам.
         - Этот лейтенант действительно из полиции Бэй-Сити? -  тихо спросила меня мисс Фромсетт.
         Я кивнул.
         Она медленно, с очаровательным высокомерием  повернулась к Дегамо.
         - В таком случае, по какому праву этот хам ввалился в мою квартиру?
         Лейтенант мрачно посмотрел на нее, усмехнулся, прошелся по комнате и уселся в глубокое мягкое кресло, вытянув ноги. Он махнул мне рукой.
         - Ладно, работай с ней сам. Я могу попросить помощи у ребят из отделения Лос-Анджелеса, но пока им все объяснишь, неделя пройдет.
         - Мисс Фромсетт, - произнес я, - если вы знаете, где он, или куда поехал, пожалуйста, скажите нам. Вы же понимаете, что его необходимо найти.
         - Зачем? – спокойно спросила она.
         Дегамо закинул руки за голову и расхохотался.
         - Она мне нравится, - сказал он. – Может, она считает, что мы должны скрыть от него, что его женушку прикончили?
         - Она умнее, чем вы думаете, - заверил я его.
         Лицо лейтенанта стало серьезным. Он прикусил большой палец и пренебрежительно оглядел мисс Фромсетт с головы до ног.
         - Все это только для того, чтобы рассказать ему? – спросила она.
         Я достал из кармана желто-зеленый шарф, расправил его и показал мисс Фромсетт.
         - Это нашли в квартире, где ее убили. Полагаю, он вам знаком.
         Она посмотрела на шарф, потом на меня. И в первом и во втором случае ее глаза оставались совершенно равнодушными.
         - Вы просите о доверии, мистер Марлоу. Но ведь вы оказались не таким уж ловким сыщиком.
         - Я прошу о нем и надеюсь его добиться. А насчет моей квалификации, так вы о ней вообще ничего не знаете.
         - Как все это мило, - вмешался Дегамо. – Вы отличная парочка. Цирк. Вам только акробатов для номера не хватает. Но сейчас…
         Мисс Фромсетт перебила лейтенанта так, словно его вообще не существовало:
         - Как она была убита?
         - Ее задушили, раздели и расцарапали.
         - Дерри на такое не способен, - тихо произнесла мисс Фромсетт.
         Дегамо чмокнул губами.
         - Никто не знает, на что человек может быть способен, сестричка. И полиции это отлично известно.
         Мисс Фромсетт по-прежнему даже не смотрела в его сторону. Все тем же ровным голосом она спросила:
         - Вы хотите узнать, куда мы поехали от вас, и отвез ли он меня домой? Ведь если он проводил меня, у него не было бы времени вернуться в Бэй-Сити и убить ее, верно?
         - Что-то в этом роде, - согласился я.
         - Так вот, он не отвозил меня домой. Я взяла такси на бульваре Голливуд минут через пять после, того, как мы ушли от вас. С тех пор я его не видела. Я думала, он вернулся домой.
         - Обычно подружка гораздо больше помогает приятелю с алиби, - заметил Дегамо. – Правда, по-разному бывает.
         - Он хотел проводить меня, - сказала мисс Фромсетт мне, - но пришлось бы делать большой крюк, а мы очень устали. Я рассказываю вам все, поскольку уверена, что это не имеет никакого значения. В противном случае я бы ничего не рассказала.
         - Значит, у него было время, - пробормотал я.
         - Не знаю, - мисс Фромсетт покачала головой. – Не знаю, сколько нужно было времени. И откуда он мог знать, куда ехать. Точно не от меня и не от нее. Она же мне не сказала адреса.
         Ее темные глаза пристально вглядывались в мои. В них застыл немой вопрос.
         - Вы о таком доверии просили, мистер Марлоу?
         Я сложил шарф и запихнул обратно в карман.
         - Нам необходимо узнать, где он сейчас.
         - Не могу вам сказать поскольку сама понятия не имею.
         Мисс Фромсетт проследила взглядом за тем, как я убрал шарф.
         - Вы сказали, вас оглушили. Вы потеряли сознание?
         - Да. Ударил меня человек, спрятавшийся за портьерой. Дурацкая ошибка. Она тыкала в меня пистолетом, а я был занят тем, что пытался его у нее отобрать. Не сомневаюсь, именно она застрелила Лэвери.
         Дегамо вдруг встал.
         - Ты здесь прямо идиллию устроил, - сказал он. – Только не добился ничего. Пошли отсюда.
         - Подождите минуту. Я не закончил. Предположим, Кингсли что-то мучило, мисс Фромсетт, что-то грызло его изнутри. Так, по крайней мере, он вечером выглядел. Предположим, он знал несколько больше обо всем этом, чем нам казалось… или чем мне казалось. Знал, что назревает что-то серьезное. Мог ли он куда-то тихо скрыться, чтобы обдумать, что делать дальше. Как по-вашему?
         Я замолчал в ожидании. Краем глаза я видел, как Дегамо в нетерпении переминался с ноги на ногу. Через минуту девушка монотонно проговорила:
         - Он не стал бы убегать или прятаться, потому что убегать и прятаться ему не от чего. Но время подумать ему могло понадобиться.
         - В каком-нибудь незнакомом месте? В отеле? – предположил я, вспомнив историю, которую мне рассказали в «Гранаде». – Или в каком-то месте, где еще тише.
         Я огляделся в поисках телефона.
         - Он в моей спальне, - подсказала мисс Фромсетт, сразу догадавшись, что я искал.
         Я направился к двери в конце комнаты. Дегамо не отставал ни на шаг. Спальня была оформлена в двух цветах: бледно-розовом и слоновой кости. Здесь стояла огромная кровать без изножья. Подушка на ней еще сохранила круглый отпечаток головы хозяйки. На строенном туалетном столике под прикрепленными к стене зеркальными панелями поблескивала косметика. За приоткрытой дверью виднелась вишневая облицовка ванной. Телефон находился на ночном столике около кровати.
         Я присел на ее краешек, погладил подушку, на которой совсем недавно лежала голова мисс Фромсетт, взял трубку и набрал номер междугородной станции. Когда оператор ответил, я попросил его связать меня в шерифом Джимми Паттоном в Пума-Пойнт. Лично и срочно. Затем я положил трубку на рычаг и закурил. Сильный, неутомимый и опасный Дегамо стоял, широко расставив ноги. Он сверлил меня взглядом.
         - Ну и что теперь?
         - Подождите и увидите.
         - И кто здесь командует?
         - Вы же сами попросили меня взять инициативу на себя. Вот я и командую, если вы, конечно, не хотите, чтобы за дело взялась полиция Лос-Анджееса.
         Лейтенант зажег спичку о ноготь, посмотрел, как она горит, и дунул на нее. Но пламя лишь заколыхалось. Он выбросил спичку, сунул вторую в зубы и пожевал. Через мгновение зазвонил телефон.
         - Пума-Пойнт, – произнес оператор. Затем в трубке послышался сонный голос Паттона.
         - Да. Пума-Пойнт, Паттон слушает.
         - Это Марлоу из Лос-Анджелеса, - сказал я. – Помните меня?
         - Конечно, помню, сынок. Хотя еще до конца не проснулся.
         - Окажите мне услугу, - попросил я. – Хотя не знаю, с какой стати вам это делать. Но заскочите сами или пошлите кого-нибудь на озеро Маленького Олененка и посмотрите, не там ли Кингсли. Только чтобы он вас не заметил. Вы же можете глянуть, нет ли перед домом его машины, и не горит ли свет в окнах? Убедитесь, что он на месте и сразу же перезвоните мне. Я приеду. Вам же не сложно?
         - Но у меня нет причины задерживать его, если он захочет уехать, - сказал Паттон.
         - Со мной будет полицейский из Бэй-Сити, который хочет допросить его по поводу убийства. Не вашего на озере, а другого.
         Несколько секунд на линии слышался лишь гул проводов.
         - Ты же не валяешь дурака, сынок, верно? – спросил Паттон.
         - Нет. Позвоните мне. Танбридж, двадцать семь, двадцать два.
         - Мне понадобится полчаса.
         Я положил трубку. Дегамо с усмешкой смотрел на меня.
         - Красотка подала тебе сигнал, который я не заметил?
         Я встал с кровати.
         - Нет. Я просто пытаюсь поставить себя на место Кингсли. Он же не хладнокровный убийца. Весь его запал сейчас уже прошел. Я подумал, что он мог поехать в самое тихое и отдаленное из всех известных ему местечко, чтобы собраться с мыслями. Через несколько часов он, скорее всего, придет в себя. Для вас же лучше, если вы возьмете его до этого.
         - Если только он еще не пустил себе пулю в голову, - холодно заметил Дегамо. – Такие ребята на это ой как горазды.
         - Вы же все равно не сможете остановить его, пока не найдете.
         - Это точно.
         Мы вернулись в гостиную. Мисс Фромсетт выглянула из кухни и спросила, не сделать ли нам кофе. Потом мы втроем сидели и пили кофе, словно провожая на вокзале друзей.
         Через двадцать пять минут позвонил Паттон. В домике Кингсли горел свет, а перед ним была припаркована машина.

                36.
         В Алхамбре мы наспех позавтракали и заправили машину, а затем выехали на трассу 70. Я был за рулем. Мы начали обгонять грузовики и помчались по сельской местности. Дегамо сидел с мрачным видом, засунув руки в карманы.
         Я смотрел, как длинные ряды пышных апельсиновых деревьев мелькали на обочинах, словно спицы в велосипедном колесе, и прислушивался к завыванию шин. От недосыпа и нервного перенапряжения я чувствовал себя старым и усталым.
         Мы добрались до длинного склона к югу от Сан-Димаса, который поднимается к перевалу и затем спускается к Помоне. Здесь уже не бывает туманов, и начинается полупустыня, где по утрам солнце легкое и сухое, как старый херес, днем пылающее, как доменная печь, а на закате оно падает за горизонт, словно раскаленный кирпич.
         Дегамо сунул в угол рта спичку и сказал почти с насмешкой:
         - Уэббер вчера вечером устроил мне головомойку. И рассказал, о чем вы с ним говорили.
         Я молчал. Лейтенант посмотрел на меня и снова отвел взгляд.
         - Ни стал бы жить в этих проклятых местах, даже если бы мне их подарили, - он махнул рукой в сторону окна. – Еще утро, а уже дышать нечем.
         - Мы скоро будем в Онтарио, повернем на другое шоссе, и вы пять миль будете любоваться самыми прекрасными кипарисами в мире.
         - Да я не отличу кипарис от гидранта, - сказал Дегамо.
         Мы миновали центр города, повернули на север к Эвклиду и поехали вдоль прекрасной аллеи. Лейтенант насмешливо разглядывал кипарисы.
         Через некоторое время он сказал:
         - Это моя девушка утонула в том озере. С тех пор я никак в себя прийти не могу. Красные круги перед глазами. Если бы я только мог добраться до этого Чесса…
         - Вы и так уже наломали дров, когда позволили ей сбежать после убийства жены Элмора.
         Я смотрел вперед через лобовое стекло, но чувствовал, что Дегамо повернул голову и уставился на меня. Я не знал, чем были заняты его руки. Не видел, какое выражение застыло у него на лице. После очень долгой паузы, наконец, послышался его голос. Слова со скрипом прорывались сквозь стиснутые зубы.
         - Ты спятил что ли?
         - Нет, - спокойно ответил я. – И мы оба с вами в здравом уме. Вы лучше других знаете, что Флоренс Элмор не вставала сама с кровати и не спускалась в гараж. Вы знаете, что ее туда отнесли. Вы прекрасно знаете, зачем Талли украл ее туфлю. Туфлю, в которой никогда не ходили по бетонной дорожке. И еще вы знаете, что в заведении Конди Элмор сделал жене в вену обычный укол с нормальной дозой морфия. Он умеет их делать так же профессионально, как вы хватать на улицах тех, у кого нет ни жилья, ни денег. Вы отлично знаете, что Элмор не убивал свою жену морфием, что если бы у него и было бы желание прикончить ее, то этим средством он уж точно никогда бы не воспользовался. Но вам известно, что кто-то сделал это, а Элмор отнес Флоренс в гараж и оставил ее там. В принципе, она еще была достаточно жива, чтобы вдохнуть немого окиси углерода. Но с медицинской точки зрения женщина была уже мертва, без дыхания. И все это вы знаете.
         - Братец, как тебе удалось так долго прожить? – мягко поинтересовался Дегамо.
         - Не позволяя вешать себе слишком много лапши на уши и не сильно боясь крутых парней. Даже если они профессионалы своего дела. Только мерзавец мог поступить так, как поступил Элмор. Мерзавец и трус, боящийся ответственности за свои темные делишки. С точки зрения закона, он даже может быть виновным в убийстве. Хотя не думаю, что подобные случаи встречались в истории. Элмору пришлось бы чертовски потрудиться  чтобы доказать следствию, что его жена находилась в такой глубокой коме, что ей ничем уже нельзя было помочь. Ну, а фактически ее убила известная вам девушка.
         Дегамо рассмеялся. Это был неприятный скрипучий смех, безрадостный и бессмысленный.
         Мы выехали на бульвар Футхилл и снова повернули на восток. По-моему, было все еще прохладно, но Дегамо сильно вспотел. Пиджак он снять не мог из-за пистолета под мышкой.
         - Та девушка, Милдред Хэвиленд, - продолжил я, - завела интрижку с Элмором, а его жена узнала и стала ему угрожать. Это мне рассказали ее родители. Милдред Хэвиленд знала все о морфии: где его взять и в каких дозах использовать. Она уложила Флоренс Элмор в постель. Кроме них в доме больше никого не было. У нее появился великолепный шанс набрать в шприц четыре-пять гран морфия и вколоть их спящей женщине в то же место, куда сделал укол Элмор. Вероятно, Флоренс умерла еще до возвращения доктора домой. Должно быть, он приехал и нашел ее мертвой. И теперь это стало уже его проблемой. Ему было необходимо ее  решить. Кто бы поверил, что его жену накачал морфием кто-то другой? Да ни один человек, не знавший обстоятельств дела. Но вы-то их знали. Полагаю, вы все же не настолько глупы, чтобы думать, будто я поверю, что вам ничего не было известно? И вы прикрыли девушку. Ведь вы все еще ее любили. Правда, прогнали в страхе из города, подальше от опасности, чтобы никто не мог до нее добраться. Но все равно вы ее прикрыли, позволили убийце скрыться. Вот как она вами вертела. Кстати, зачем вы ездили в горы ее разыскивать?
         - Откуда я мог знать, где искать? – хрипло спросил лейтенант. – Может, соизволишь объяснить?
         - Легко, - сказал я. – Ей осточертели Билл Чесс, его пьянство, мерзкий характер и нищенская жизнь. Но для побега требовались деньги. Теперь она считала себя в безопасности. И у нее было кое-что на Элмора. Решив использовать это, она написала доктору и потребовала денег. Он отправил вас поговорить с ней. Но ваша подружка не сказала Элмору ни своего нового имени, ни адреса. Письмо, мол, адресованное Милдред Хэвиленд в Пума-Пойнт, обязательно до нее дойдет. Стоит только спросить на почте. Но оно не пришло, и никто не связал эти два имени – Мюриел Чесс и Милдред Хэвиленд. Все, что было у вас на руках, это ее старая фотография и обычные для вас хамские манеры, но они не помогли вам установить контакт с местными.
         - Кто тебе сказал, что она пыталась вытянуть из Элмора деньги? – раздраженно спросил Дегамо.
         - Да никто. Догадался когда восстанавливал общую картину. Если бы Лэвери или миссис Кингсли знали, кто такая на самом деле Мюриел Чесс, они бы проболтались. Тогда бы и вам стало известно, где ее искать и под каким именем. Но вы этого не знали. Следовательно, управлял всем этим только один человек, который знал, кто она – это она сама. Вот я и догадался, что ваша подружка написала Элмору.
         - Ладно,- наконец, произнес лейтенант. – Забыли. Теперь это больше не имеет никакого значения. Если я угодил в переплет, мне самому и выбираться. Но и в другой раз я поступил бы так же.
         - Ну и славно, - сказал я. – Не собираюсь лезть не в свое дело и ни на кого не держу зла. Даже на вас. А говорю я вам все это в основном для того, чтобы вы не пытались повесить  на Кингсли убийства, которые он не совершал. А что его, то его.
         - Только поэтому? – спросил Дегамо.
         - Ага.
         - А я думал, потому что ты меня ненавидишь.
         - Это прошло уже, - сказал я. – Вся ненависть из меня вылилась. Я ненавижу людей сильно, но не очень долго.
         За окнами машины мелькали виноградники, песчаные поля, окаймленные изрезанными склонами предгорья. Через некоторое время мы добрались до Сан-Бернардино и проехали его без остановки.

                37.
         В Крестлайне на высоте пять тысяч футов еще сохранялась прохлада. Мы остановились выпить пива, а когда вернулись в машину, Дегамо достал из кобуры пистолет и осмотрел его. Это был «Смит-Вессон» тридцать восьмого калибра на широком ложе. Грозное оружие с убойной силой, как у сорок пятого калибра, но с гораздо большей дальностью действия.
         - Это вам не понадобится, - сказал я. – Кингсли крупный и сильный, но он не из крутых парней.
         Лейтенант убрал пистолет обратно в кобуру и что-то неразборчиво проворчал. Больше мы не разговаривали. Говорить нам было не о чем. Крайслер катил по серпантину над острыми обрывами, огороженными то побеленными рельсами, то каменными стенками, то тяжелыми металлическими цепями. Мы проехали через пышную дубовую рощу и забрались на высоту, где дубы уже заметно помельчали. Зато сосны здесь становились все выше и выше. Наконец, мы приехали к дамбе в конце озера Пума.
         Я остановил машину. Часовой поправил висящую на нем винтовку, подошел и наклонился  к окну.
         - Перед въездом на дамбу поднимите все стекла, пожалуйста.
         Я начал крутить ручку стеклоподъемника. Дегамо поднял свой полицейский жетон.
         - Забудь, приятель. Я офицер полиции, - сказал он с присущим ему тактом.
         Часовой окинул его твердым, ничего не выражающим взглядом.
         - Закройте все окна, пожалуйста, - повторил он спокойным тоном.
         - Отстань, - сказал Дегамо. – Отвяжись, солдатик.
         - Это приказ, - произнес часовой. Желваки на его скулах едва заметно заходили. Тусклые серые глаза не отрывались от лейтенанта. – И не я его написал, мистер. Поднимите стекла.
         - А если я прикажу тебе прыгнуть в озеро? – с усмешкой поинтересовался Дегамо.
         - Прямо так и сделаю. Со страху, - часовой похлопал твердой рукой по затвору винтовки.
         Дегамо повернулся и закрыл свое окно. Мы поехали по дамбе. В середине и в дальнем ее конце тоже стояли часовые. Первый, видимо, подал им какой-то сигнал, и они проводили нас недружелюбными настороженными взглядами.
         Я проехал мимо гранитных глыб, затем вдоль некошеных лугов. Все те же яркие летние брюки, короткие шорты, косынки, как и позавчера. Все тот же легкий ветерок, золотистое солнце и ясное голубое небо. Тот же сосновый запах и мягкая прохлада горного лета. Но после позавчерашних событий, казалось, прошло уже несколько сотен лет. Сейчас они выглядели, словно древняя муха, застывшая в куске янтаря.
         Я свернул с дороги к Озеру Маленького Олененка, обогнул огромные скалы и проехал мимо маленького журчащего водопадика. Ворота перед участком Кингсли были открыты. На дороге стола машина Паттона. Он поставил ее передом к озеру, которого сейчас от ворот видно не было. В машине никого не было. Прикрепленная к лобовому стеклу табличка по-прежнему призывала: «ОСТАВЬТЕ ДЖИМА ПАТТОНА НА ДОЛЖНОСТИ ШЕРИФА. ОН СЛИШКОМ СТАР, ЧТОБЫ ПЕРЕХОДИТЬ НА ДРУГУЮ РАБОТУ». Рядом, но передом в другую сторону стоял маленький потрепанный двухместный автомобильчик, внутри которого виднелась охотничья шляпа. Я остановил Крайслер около машины Паттона, заглушил мотор и вышел. Из автомобильчика вылез Энди и туповато уставился на нас.
         - Это лейтенант Дегамо из полиции Бэй-Сити, - сказал я.
         - Джим там, сразу за горкой, - сообщил Энди. – Он вас ждет. Даже не завтракал еще.
         Мы пошли вверх по дороге, а Энди полез обратно в свой автомобильчик. За горой начинался спуск к крошечному голубому озеру. Домик Кингсли на противоположном берегу выглядел безжизненным.
         - Вот это озеро, - сказал я.
         Дегамо молча посмотрел вниз на воду и тяжело пожал плечами.
         - Пойдем возьмем ублюдка.
         Это было все, что он смог из себя выдавить.
         Мы пошли дальше, и тут из-за скалы появился Паттон. На нем были все та же шляпа, брюки и рубашка цвета хаки, застегнутая на все пуговицы. Звезда шерифа слева на груди висела все так же криво. Челюсти все так же медленно перемалывали табак.
         - Рад вас видеть, - произнес он, глядя не на меня, а на Дегамо.
         Затем шериф протянул руку и пожал твердую лапу лейтенанта.
         - Когда я видел вас последний раз, офицер, у вас вроде бы другое имя было. Секретное задание, как я понимаю. Кажется, я не очень хорошо тогда с вами обошелся. Извиняюсь. А я ведь знал, кто на той фотографии.
         Дегамо кивнул, но промолчал.
         - Похоже, если бы я не стал тогда валять дурака, много неприятностей можно было бы избежать, - сказал Паттон. – Даже жизнь кому-то спасти. Конечно, я расстроен. Хотя я не из тех, кто долго о чем-то горюет. Может, присядем, и вы расскажете, что мы собираемся делать?
         - Вчера вечером в Бэй-Сити убили жену Кингсли, - заявил Дегамо. – И мне нужно с ним поговорить.
         - То есть вы его подозреваете? – спросил шериф.
         - Еще как, - прорычал Дегамо.
         Паттон потер шею и посмотрел на озеро.
         - Он вообще из дома не выходит. Все еще спит, наверное. Рано утром я прокрался туда. Там радио играло. И по звукам было похоже, что кто-то возится с бутылкой и стаканом. Я  уж не стал беспокоить хозяина. Правильно сделал?
         - Теперь идем туда, - сказал Дегамо.
         - У вас есть оружие, лейтенант?
         Дегамо похлопал по своему левому боку. Паттон взглянул на меня. Я отрицательно покачал головой.
         - У Кингсли тоже может быть пистолет, - предупредил шериф. – Я не хотел бы здесь никакой пальбы, лейтенант. Ничего хорошего она мне не сулит. У нас здесь жизнь тихая. А вы, похоже, из тех, кто сразу хватается за пистолет, если что.
         - Если вы про скорость, то я быстро его достаю, - ответил Дегамо. – Но мне надо только потолковать с тем парнем.
         Паттон взглянул на лейтенанта, на меня, снова на лейтенанта и сплюнул длинной слюной табачного сока.
         - Пока я не услышал от вас ни одной причины, чтобы даже просто зайти к нему, - упрямо проговорил он.
         Мы присели на траве, и я все рассказал шерифу. Он выслушал молча, не моргнув глазом, а в конце сказал:
         - Мне кажется, у тебя какая-то странная манера работать на заказчика. Лично мне кажется, ребята, что вы что-то напутали. Ну, все равно пойдем, посмотрим. Я войду первым. Если вы правы насчет Кингсли, то он с пистолетом и вряд ли в состоянии отвечать за себя. Брюхо у меня приличное. Прекрасная мишень.
         Мы поднялись и пошли по берегу озера. Путь предстоял неблизкий. Когда мы подошли к маленькому причалу, я спросил:
         - Вскрытие еще не делали, шериф?
         Паттон кивнул в ответ.
         - Утопленница. Там сказали, что вопросов по поводу ее смерти нет. На теле ни ножевых ран, ни пулевых. Голова тоже не проломлена. Царапины и ссадины есть, но их слишком много, чтобы придавать им какое-то значение. И тело уже в не очень хорошем состоянии.
         Дегамо выглядел бледным и злым.
         - Наверное, мне не следовало говорить этого, лейтенант, - мягко добавил Паттон. – Такое тяжело слышать. Вы же хорошо знали ту женщину.
         - Ладно, хватит, - сказал Дегамо. – Сейчас у нас другие заботы.
         По берегу озера мы подошли к домику Кингсли и поднялись по массивным ступеням. Паттон бесшумно прокрался через веранду к двери и слегка толкнул сетчатый экран. Тот подался вперед. Шериф дотронулся до двери. Она тоже оказалась незапертой. Паттон взялся за ручку, а Дегамо отодвинул подальше сетчатый экран.          Шериф толкнул дверь, и мы вошли в комнату.
         Деррис Кингсли с закрытыми глазами полулежал в глубоком кресле у камина. На столике рядом с ним стояли пустой стакан и почти пустая бутылка виски. В воздухе стоял густой аромат спиртного. На блюдце около бутылки лежала куча окурков, а поверх нее две пустые смятые пачки от сигарет.
Все окна были закрыты. В комнате уже становилось душно. Кингсли лежал в свитере и храпел. Его лицо было красным и опухшим. Руки свисали с кресла, и кончики пальцев касались пола.
         Паттон подошел к нему. Он несколько секунд молча смотрел на хозяина дома.
         - Мистер Кингсли, - наконец, произнес шериф спокойным уверенным голосом, - нам нужно с вами поговорить. 

                38.
         Кингсли вздрогнул и открыл глаза. Не поворачивая головы, он посмотрел сначала на Паттона, потом на Дегамо и, наконец, на меня. Взгляд его был мутным, но вовсе не бессмысленным. Кингсли подался вперед и потер руками щеки.
         - Я заснул, - сказал он. – Кажется, поспал часа два. Напился, как свинья. В общем, выпил гораздо больше, чем обычно.
         Кингсли снова уронил руки вниз.
         - Это лейтенант Дегамо из полиции Бэй-Сити, - сказал Паттон. - Он хочет с вами поговрить.
         Босс коротко взглянул на лейтенанта, потом на меня. Когда он снова заговорил, его голос стал абсолютно трезвым, тихим и чертовски усталым.
         - Так значит, вы позволили им арестовать ее?
         - Я и хотел бы, но не получилось, - ответил я.
         Кингсли задумался над моими словами, глядя на Дегамо. Паттон оставил входную дверь открытой. Сейчас он поднял жалюзи на двух окнах, открыл их и сел в кресло, сцепив руки на животе. Дегамо стоял и исподлобья смотрел на Кингсли.
         - Ваша жена мертва, - жестко проговорил он. – Если это, конечно, для вас новость.
         Продолжая глядеть на лейтенанта, Кингсли провел языком по губам.
         - Спокойно воспринял, правда? – сказал Дегамо. – Покажи-ка ему шарф.
         Я достал желто-зеленый шарф и развернул его. Через плечо лейтенант указал на него большим пальцем.
         - Ваш?
         Кингсли кивнул и снова облизнул губы.
         - С вашей стороны было неосторожно оставлять его там, - сказал Дегамо. Дышал он сейчас тяжеловато. Нос его заострился, а глубокие складки от ноздрей к углам губ стали еще резче.
         - Оставлять где? – очень тихо спросил Кингсли. На шарф он едва взглянул. На меня же не посмотрел вовсе.
         - В «Гранаде» на Восьмой улице в Бэй-Сити. Квартира семьсот шестнадцать. Это вам о чем-то говорит?
         Кингсли очень медленно поднял глаза и взглянул на меня.
         - Она там жила? – выдохнул он.
         Я кивнул.
         - Она не хотела, чтобы я пошел туда поговорить с ней. Но тогда я не отдал бы ей деньги. Она призналась, что застрелила Лэвери. Потом достала пистолет и хотела повторить тот же номер со мной. Но кто-то вышел из-за портьеры и оглушил меня. Я этого человека так и не увидел, а когда очнулся, она уже была мертва.
         Я рассказал боссу, как ее убили, и как выглядел труп. Рассказал, что делал потом, и что делали со мной.
         Пока он слушал, на его лице не дрогнул ни один мускул. Когда я закончил, босс указал на шарф.
         - А причем тут это?
         - Лейтенант считает шарф доказательством того, что вы прятались в той квартире.
         Кингсли задумался. Похоже, смысл моих слов дошел до него не очень быстро. Он снова откинулся на спинку кресла.
         - Продолжайте, - сказал босс. – Надеюсь, вы понимаете о чем говорите. Я-то точно нет.
         - Ладно. Решили валять дурака, - сказал Дегамо. – Посмотрим, что вам это даст. Расскажите-ка, что вы делали со вчерашнего вечера, когда бросили свою подружку около ее дома.
         - Если вы имеете в виду мисс Фромсетт, то я ее не провожал, - спокойно ответил Кингсли. – Она уехала на такси. Я же собирался к себе домой, но вместо этого приехал сюда. Решил, что поездка, ночной воздух и тишина смогут помочь мне прийти в себя.
         - Подумать только,- съязвил Дегамо. – Могу я поинтересоваться, прийти в себя от чего?
         - От всех волнений, которые на меня обрушились.
         - Черт побери, - прорычал Дегамо. – А такой пустяк, как удушить свою жену и расцарапать ей живот, не очень-то сильно вас взволновал?
         - Сынок, ты не должен так говорить, - вмешался Паттон. – Так не делается. Ты еще ни одной улики не предъявил.
         - Не предъявил? – лейтенант резко повернул к нему голову. – А что ты скажешь об этом шарфе, толстяк? Это что, не улика?
         - Пока ты толком ничего не объяснил. По крайней мере, я не слышал, - миролюбиво проговорил Паттон. – И я не толстяк, а просто плотного телосложения.
         Дегамо с отвращением отвернулся от шерифа и ткнул пальцем в сторону Кингсли.
         - Сейчас вы скажете, что вообще не были в Бэй-Сити? – хрипло спросил он.
         - Нет. А зачем мне туда было ехать? Все взял на себя Марлоу. И я вообще не понимаю, почему вы все время говорите об этом шарфе. Его Марлоу надел.
         Дегамо замер и начал закипать от злости. Он очень медленно повернулся ко мне и бросил на меня мрачный взгляд.
         - Не понял, - произнес лейтенант. – Честное слово, не понял. Вы из меня дурака что ли сделать хотите? Ты хочешь?
         - Я сказал только, что этот шарф был в квартире, и что я видел его вечером на Кингсли, - ответил я. -  Вам этого оказалось достаточно. Я мог бы добавить, что потом надел этот шарф сам, чтобы при встрече девушка легко смогла по нему меня узнать.
         Дегамо попятился от Кингсли и прислонился к стене рядом с камином. Большим и указательным пальцем левой руки он ухватился за нижнюю губу. Правая рука безвольно повисла, а ее пальцы слегка скрючились.
         - Я же говорил вам, что видел миссис Кингсли только на фотографии, - сказал я. – Поэтому один из нас должен был быть уверен, что узнает другого. Шарф показался для этого вполне подходящим. На самом деле  я однажды уже встречал эту девушку, хотя когда шел на встречу с ней, еще об этом не догадывался. Да я ее сразу и не узнал.
         Я повернулся к Кингсли.
         - Это миссис Фоллбрук.
         - Вы, кажется, говорили, что миссис Фоллбрук была хозяйкой квартиры, - медленно проговорил босс.
         - Так она тогда сказала. И я ей поверил. А из-за чего мне было сомневаться?
         В горле у Дегамо заклокотало. В глазах мелькнуло бешенство. Я рассказал ему о миссис Фоллбрук, о ее лиловой шляпке, суетливых манерах и о разряженном пистолете, который она мне отдала. Когда я замолчал, лейтенант вкрадчиво произнес:
         - Что-то я не слышал, чтобы ты рассказывал это Уэбберу.
         - А я и не рассказывал. Мне не хотелось признаваться, что я уже побывал в том доме три часа назад. И что мы с Кингсли все обговорили перед тем, как позвонить в полицию.
         - Уэббер придет в дикий восторг, - с холодной усмешкой сказал Дегамо. – Господи, какой же я болван. И сколько вы платите этой ищейке, чтобы она покрывала ваши убийства, Кингсли?
         - Обычный гонорар, - равнодушно ответил босс. – И пятьсот долларов премиальных если он сможет доказать, что моя жена не убивала Лэвери.
         - Жаль, но премиальные он не получит, - усмехнулся Дегамо.
         - Не говорите ерунды, - сказал я. – Я уже их заработал.
         В комнате воцарилось молчание. Такая тишина обычно разряжается мощным ударом грома. Правда, сейчас этого не произошло. Тишина осталась висеть в воздухе, тяжелая и массивная, как стена. Кингсли слегка поерзал кресле и после длинной паузы кивнул.
         - И никто не знает этого лучше вас, Дегамо, - заявил я.
На лице Паттона выражения было не больше, чем у деревянного чурбана. Шериф молча смотрел на лейтенанта. Кингсли, казалось, он вообще не замечал. Дегамо же уставился на точку между моих глаз, но так, словно я был не рядом с ним в комнате, а где-то далеко: например, на горе у самого горизонта.
         После паузы, длившейся вечность, лейтенант тихо проговорил:
         - Не понял, почему. О жене Кингсли я вообще ничего не знаю. Я и не видел-то ее ни разу… до вчерашнего вечера.
         Дегамо слегка прищурился и задумчиво посмотрел на меня. Он прекрасно знал, что я собирался сказать. Но я все равно это сказал.
         - Вы и вчера вечером ее не видели. Потому что она уже больше месяца как мертва. Потому что она утонула в Озере Маленького Олененка. Потому что женщиной, которую вы видели в «Гранаде», была Милдред Хэвиленд. Она же Мюриел Чесс. И поскольку миссис Кингсли не было в живых задолго до убийства Лэвери, она в него не стреляла.
         Кингсли крепко сжал подлокотники кресла, но не издал ни звука. Ни одного.

                39.
         Снова наступила тяжелая тишина. Нарушил ее Паттон. Он очень неторопливо поинтересовался:
         - А тебе не кажется, что твое заявление звучит как-то диковато? По-твоему, Билл Чесс собственную жену не узнал?
         - После того, как тело месяц в воде пробыло? – ответил я вопросом на вопрос. – В одежде его жены и с ее побрякушками?  С намокшими светлыми волосами, опять же как у его жены? С распухшим до неузнаваемости лицом? С чего бы ему сомневаться? Она оставила записку, которую вполне можно было принять за предсмертную, и исчезла. Они поссорились. Ее одежда и машина тоже исчезли. Месяц от нее не было ни слуху, ни духу. Билл не имел понятия, куда она делась. А потом из воды всплывает труп в одежде Мюриел. Блондинка с такой же фигурой, как у его жены. Конечно, отличия были, и если бы кто-то заподозрил подмену, их легко бы обнаружили. Но ни у кого не было ни единой причины что-то подозревать. Кристель Кингсли жива-здорова. Она уехала с Лэвери, оставила свой автомобиль в Сан-Бернардино, отправила из Эль-Пасо мужу телеграмму. С ней все было в полном порядке, и потому Билл Чесс о ней вообще не думал. Ему даже мысль о миссис Кинглси в голову не приходила. С какой стати?
         - Эта мысль должна была прийти в голову мне, - сказал Паттон. – Правда, даже если бы она и пришла, я бы ее все равно сразу отогнал. Слишком уж все выглядит притянутым за уши.
         - На первый взгляд, да, - согласился я. – Но только на первый. Представьте, что тело не всплыло бы еще год, а то и вообще никогда. Специально тралить дно ведь не собирались. Мюриел Чесс исчезла, и никто не хотел тратить время на ее поиски. Мы вообще могли больше о ней никогда не услышать. Другое дело миссис Кингсли. У нее были деньги, связи и встревоженный муж. Рано или поздно ее стали бы искать. Как, собственно, и вышло. Но если бы не возникшие подозрения, поиски начались бы не так скоро. Перед тем, как что-то обнаружилось бы, могли пройти месяцы. В конце концов, задумались бы, не протралить ли озеро. Но поскольку следы женщины указывали на то, что она действительно уехала из домика в горах, добралась до Сан-Бернардино и села там на поезд, отправлявшийся на восток, от этой затеи скорее всего бы отказались. Впрочем, даже если бы тело нашли, опознать его было бы уже нереально. Итак, Билла Чесса арестовали по подозрению в убийстве собственной жены. Насколько я понимаю, его могли бы даже и осудить на основании обнаруженного в озере тела. Кристель Кингсли считалась бы пропавшей, и ее тайна осталась бы неразгаданной. В конце концов, полиция решила бы, что с ней что-то случилось, и ее уже нет в живых. И никто бы не узнал, где, когда и при каких обстоятельствах это произошло. Не появись на сцене Лэвери, мы бы сейчас здесь все это не обсуждали. Он ключ ко всему. Лэвери оказался в отеле «Прескотт» в Сан-Бернардино в тот вечер, когда Кристель Кингсли предположительно уехала отсюда, из этого дома. Он увидел женщину, которая вышла из машины Кристель Кингсли, на которой была одежда Кристель Кингсли. И, конечно, парень узнал ее. Но он и предположить не мог, что тут что-то было нечисто. Лэвери, скорее всего, и не догадался, что одежда женщины и машина, которую она поставила в гараж, принадлежали  Кристель. Он просто считал, что встретил Мюриел Чесс. Об остальном она позаботилась сама.
         Я замолчал и подождал, что скажут другие. Никто не произнес ни слова. Паттон сидел неподвижно, сцепив пухлые безволосые руки на животе. Кинсгли откинулся на спинку кресла и слегка опустил веки. Он тоже не двигался. Дегамо прислонился к стене рядом с камином - высокий, мрачный, умело скрывающий свои мысли, но напряженный и бледный.
         Я продолжил:
         - Если Мюрил Чесс выдавала себя за Кристель Кингсли, значит, она ее и убила. Это элементарно. Но давайте разберемся. Мы знаем, что это была за женщина. До того как встретиться с Биллом Чессом и выйти за него замуж, она уже убивала. Именно она была медсестрой в приемной доктора Элмора и одновременно его подружкой. Эта женщина так хитроумно убила жену доктора, что Элмору пришлось все спустить на тормозах. А еще раньше она была замужем за полицейским из Бэй-Сити. Он оказался слабаком и тоже стал прикрывать ее. Вот так она вертела мужиками. Легко могла заставить их плясать под свою дудку. Я не настолько хорошо знал ее, чтобы понять, чем она брала. Но послужной список дамочки четко указывает на эти ее уникальные способности. Их подтверждает и случай с Лэвери. В общем, она убивала людей, оказывавшихся на ее пути. И жена Кингсли тоже оказалась у нее на пути. Я не хотел говорить об этом, но теперь это уже не важно. У Кристель Кингсли тоже были небольшие способности заставлять мужиков плясать под ее дудку. Так она подцепила Билла Чесса, а его женушка Мюриел вовсе не относилась к женщинам, которые восприняли бы это с добродушной улыбкой. Вдобавок эта самая женушка уже была готова повеситься от тоскливой жизни в горах и мечтала убраться оттуда  как можно скорее. Но ей требовались деньги. Она попыталась вытянуть их из Элмора, но это привело к тому, что Дегамо стал ее разыскивать. Женщина немного струхнула. От Дегамо же не знаешь, чего ожидать. И в этом она была права, верно, лейтенант?
         Он слегка топнул ногой и с мрачным видом сказал:
         - Время сейчас не на тебя работает, приятель. Договаривай, пока есть возможность.
         - Милдред совершенно не обязательно было брать машину, одежду и документы Кристель Кингсли, но они все же могли помочь. А особенно должны были помочь ее деньги. Кингсли говорит, что его жена любила таскать с собой приличные суммы. Еще у нее должны были быть ювелирные украшения, которые со временем можно превратить в деньги. В общем, для Милдред убийство Кристель Кингсли выглядело делом вполне разумным и стоящим. Это мотивы. Теперь переходим к способам и возможностям.
         Возможность представилась, как по заказу. Супруги поссорились, и Билл поехал пьянствовать. Жена прекрасно знала своего мужа. Знала, как он может напиться, и сколько просидит в баре. А время ей было необходимо. Время являлось ключевым фактором. И оно у нее появилось. В противном случае вся затея лопнула бы, как мыльный пузырь. Нужно было успеть упаковать одежду, отвезти ее в своей машине на Енотово озеро, все там спрятать и вернуться пешком назад. Затем она должна была убить Кристель Кингсли, одеть ее как Мюриел и сбросить в озеро. Все это заняло определенное время. Что касается способа убийства, думаю, женщина напоила жертву или оглушила ударом по голове, а затем утопила в ванне в этом доме. Это было бы и просто и логично. Она работала медсестрой и прекрасно умела управляться с телами. По словам Билла, его жена прекрасно плавала. А тело утопленника идет на дно само. Ей оставалось только затащить свою жертву на глубокое место. Для прекрасно плавающего человека задача совсем несложная. Женщина с успехом все это проделала, надела одежду Кристель, захватила с собой еще кое-что из ее вещей, села в ее машину и уехала. Первая загвоздка случилась в Сан-Бернардино. Это был Лэвери.
         Парень знал ее как Мюриел Чесс. У нас нет ни доказательств, ни причин предполагать, что она была известна ему как кто-то еще. Он видел ее здесь, в горах и, возможно, снова ехал сюда, когда встретил ее в Сан-Бернардино. А вот этого женщине не хотелось бы. Конечно, Лэвери нашел бы здесь только закрытый дом. Но он мог пойти к Биллу. Согласно же ее плану, Биллу нельзя было знать, что она уехала с Озера Маленького Олененка. В случае если утопленницу потом нашли бы, муж должен был опознать тело. Поэтому женщина стала строить Лэвери глазки и сразу его очаровывала. Благо, это было нетрудно. Одно об этом парне мы знаем точно: он не мог пропустить ни одной юбки. Чем их больше, тем лучше. Для такой сообразительной женщины, как Милдерд Хэвиленд парень оказался легкой добычей. Она забрала его с собой в Эль-Пасо, отправила оттуда телеграмму, о которой он ничего не знал, и, в конце концов, вернулась с ним в Бэй-Сити. Вероятно, у нее  не было другого выхода. Лэвери рвался домой, а она не могла отпустить его далеко от себя. Парень представлял для нее серьезную опасность. Он один легко мог расстроить легенду, будто Кристель Кингсли уехала из дома на Озере Маленького Олененка. Ведь он-то знал, что никуда она с ним не уезжала. Когда Кингсли, наконец, стал разыскивать свою жену, подозрения, должно быть, закрались в голову Лэвери. С этого момента его жизнь не стала стоить и цента. Сначала ему, конечно, не поверили бы, как, собственно, и случилось. Но расскажи он всю правду целиком, к нему бы прислушались. А слова его проверить было очень легко. Как только начались поиски Кристель, Лэвери тут же застрелили в собственной ванной после того, как я приходил к нему. Вот и все. Непонятно только, зачем она вернулась в квартиру Лэвери на следующее утро. Может, действительно убийц тянет на место преступления. Женщина сказала мне, будто Лэвери обчистил ее кошелек, но я не поверил. Скорее всего, она думала, что у самого парня были где-то спрятаны денежки. Или захотела в спокойной обстановке убедиться, что все было в порядке, и никакая деталь, которая могла бы выдать ее, не была упущена. А может, она вообще сказала правду про газету и бутылку молока. Все может быть. Так или иначе, но женщина вернулась в квартиру Лэвери. Я ее там застал, и она очень ловко обвела меня вокруг пальца.
         - Так кто все-таки убил ее, сынок? – спросил Паттон. – Я так понимаю, что не Кингсли.
         Я посмотрел на босса.
         - Вы сказали, что не разговаривали с ней по телефону. А мисс Фромсетт? Она думала, что говорила с вашей женой?
         Кингсли покачал головой.
         - Сомневаюсь. В таких вещах ее трудно обмануть. Мисс Фромсетт сказала, что голос в трубке звучал как-то необычно и приглушенно. Никаких подозрений у меня тогда не возникло. Они только здесь появились. Когда я вчера вечером вошел сюда, сразу почувствовал, что что-то не так. Вокруг было слишком чисто. Полный порядок. Кристель никогда не оставляла так дом. У нее по всей спальне тряпки были разбросаны. Окурки повсюду. На кухне всегда было полно бутылок и грязных стаканов. Тарелки немытые, рой мух. Я сначала подумал, уж не жена ли Билла тут все вымыла, но потом вспомнил, что в тот день она вряд ли могла это сделать. Она была занята ссорой с мужем. А потом ее то ли убили, то ли она покончила с собой. Мысли у меня, правда, путались, и так я ничего и не решил.
         Паттон встал с кресла, вышел на веранду, вернулся, вытирая губы желтым платком, и снова сел. Он чуть откинулся на левую сторону, потому что справа ему мешала кобура, и пристально взглянул на Дегамо. Лейтенант стоял у стены, неподвижный, как каменное изваяние. Его правая рука все так же безвольно висела, а пальцы были слегка скрючены.
         - Ну, я так и не услышал, кто же убил Мюриел, - сказал Паттон. – Это часть нашего шоу? Или просто на этот счет еще ничего не известно?
         - Это сделал тот, кто посчитал, что ее необходимо убить, - ответил я. – Тот, кто любил ее и ненавидел. Тот, кто все же был полицейским и потому не мог позволить ей и дальше убивать. И в то же время тот, кто не мог ее арестовать и позволить всей правде выплыть наружу. В общем, кто-то очень похожий на Дегамо.

                40.
         Дегамо оторвался от стены и вяло улыбнулся. В его правой руке вдруг оказался револьвер. Лейтенант держал его свободно, направив дулом в пол перед собой. Не глядя на меня, он сказал:
         - Кажется, у тебя оружия нет. У Паттона есть, но он вряд ли сможет достать его достаточно быстро. Может, у тебя какие доказательства к последнему предположению есть? Или ты такими пустяками не заморачивался?
         - Есть немного, - ответил я. – Но со временем их будет все больше. Кто-то же стоял целых полчаса за той зеленой портьерой в «Гранаде». И стоял так тихо, как умеют только полицейские в засаде.  Кто-то, у кого была дубинка. Кто-то, кто, даже не взглянув на мой затылок, заранее знал, что меня ударили ею по голове. Вы сказали об этом Малышу, помните?  Кто-то, кто знал, что убитую девушку тоже оглушили дубинкой, хотя следа от удара на голове заметно не было. А он вряд ли имел возможность внимательно осмотреть тело. Кто-то, кто раздел ее и расцарапал живот в приступе ненависти, которую вполне может испытывать такой мужчина как вы  к женщине, превратившей его жизнь в ад. Кто-то, у кого сейчас под ногтями частицы кожи и кровь. Их вполне достаточно для заключения эксперта. Могу поспорить, вы не покажете Паттону ногти на своей правой руке, Дегамо.
         Лейтенант слегка приподнял револьвер и широко улыбнулся побелевшими губами.
         - Интересно, а как я узнал, где ее найти? – спросил он.
         - Элмор видел ее выходящей или входящей в дом, где жил Лэвери. Вот что его встревожило. Вот почему он позвонил вам, когда увидел меня. А что касается того, как вы ее выследили, то я не знаю. Хотя не вижу в этом ничего сложного. Вы могли зайти к Элмору, увидеть ее через окно, а потом поехать за ней. Или проследить за Лэвери. Все это привычное дело для полицейского.
         Дегамо кивнул и задумался. Его лицо было мрачным, но в металлических глазах блестел почти веселый огонек. В комнате было жарко. Попахивало бедой. Причем, непоправимой. И лейтенант, похоже, осознавал это меньше нас троих.
         - Я хочу убраться отсюда, - сказал он, наконец. – Может, не очень далеко, но деревенскому шерифу прикоснуться к себе не дам. Есть возражения?
         - Не получается, - тихо ответил Паттон. – Ты же знаешь, я должен задержать тебя. Доказательств никаких нет, но не могу же я дать тебе так просто уйти.
         - У тебя красивое пузо, Паттон. А я хороший стрелок. Как же ты меня задержишь?
         - Да вот сейчас прикидываю, - сказал шериф, взъерошив волосы под сдвинутой на затылок шляпой. – Пока не придумал. Дырку в животе получить не хочу. Но и позволить тебе делать из меня идиота да еще на собственной территории не могу.
         - Пусть уходит, - сказал я. – Ему все равно не выбраться из этих гор. Поэтому я его сюда и привез.
         - При аресте кто-то может пострадать, - резонно заметил Паттон. – А это неправильно. Уж если кому подставляться, так это мне.
         Дегамо усмехнулся.
         -Благородный ты человек, Паттон, - сказал он. – Давай так поступим. Я уберу револьвер обратно в кобуру, и мы начнем на равных. Стреляю я неплохо и проиграть не боюсь.
         Лейтенант убрал оружие. Он стоял, опустив руки, немного выставив  вперед подбородок, и следил за шерифом. Паттон продолжал медленно жевать, в свою очередь тоже не сводя своих выцветших глаз с Дегамо.
         - Я сижу, - пожаловался он. – Поэтому у тебя преимущество в скорости. А я не хочу на тот свет.
         Шериф посмотрел на меня.
         - И зачем ты только приперся сюда? Это вообще не мои проблемы. Видишь теперь, в какую переделку я попал.
         В его голосе прозвучали нотки обиды, смущения и даже слабости.
         Дегамо откинул голову назад и расхохотался. Его правая рука снова быстро скользнула к револьверу.
         Движения Паттона я вообще не заметил. Комната содрогнулась от грохота его Кольта. Рука Дегамо дернулась в сторону. Выстрелом тяжелый «Смит-Вессон» вырвало из нее и швырнуло в стену из сосновых досок позади лейтенанта. Дегамо потряс онемевшей правой рукой и в изумлении посмотрел на нее.
         Паттон медленно поднялся, подошел к упавшему револьверу и ногой толкнул его под кресло. Затем он грустно взглянул на Дегамо. Лейтенант слизывал кровь с пальцев.
         - Ты дал мне шанс, - Патоон печально вздохнул. – А таким, как я, нельзя давать шансов. Я научился стрелять, когда тебя еще и на свете-то не было, сынок.
         Дегамо кивнул, выпрямился и направился к двери.
         - Не надо, - спокойно сказал ему шериф.
         Дегамо продолжал идти к выходу. На пороге он толкнул сетчатый экран и оглянулся на Паттона. Его лицо было очень бледным.
         - Я ухожу. И есть только один способ остановить меня. Давай, толстяк.
         Шериф даже не пошевелился.
         Дегамо вышел за дверь. Его шаги послышались на веранде, потом на ступенях. Я выглянул в окно. Паттон по-прежнему не двигался. Дегамо сбежал со ступенек и направился через горку к маленькой дамбе.
         - Он идет к плотине, - сообщил я. – У Энди есть оружие?
         - Даже если и есть, он вряд ли пустит его в ход, - невозмутимо ответил Паттон. – Зачем ему вдруг в кого-то стрелять.
         - Вы правы, черт побери, - согласился я.
         Шериф вздохнул.
         - Зря это он… Не надо было давать мне такой шанс.  Теперь за мной должок. Хотя это и неважно. Все равно ничего ему не светит.
         - Он убийца, - сказал я.
         - Убийца, но немного другой, - возразил шериф. – Ты запер свою машину?
         Я кивнул и сообщил:
         - Энди подходит к тому концу дамбы. Дегамо его останавливает. Разговаривает с ним.
         - Наверное, возьмет машину Энди, - грустно произнес Паттон.
         - Вы правы, черт побери, - повторил я и оглянулся на Кингсли. Он сидел, подперев голову руками и уставившись в пол. Я снова выглянул в окно. Дегамо скрылся за горкой. Энди медленно шел по дамбе, то и дело оглядываясь через плечо. Вдалеке послышался звук мотора. Энди посмотрел на домик Кингсли, развернулся и побежал обратно. Звук мотора стал затихать вдали. Когда он окончательно растаял, Паттон сказал:
         - Ладно. Нам лучше вернуться в мой кабинет и кое-куда позвонить.
         Кингсли внезапно встал, прошел на кухню и вернулся с бутылкой виски. Он налил себе приличную порцию, выпил стоя, махнул рукой и тяжелой походкой зашагал прочь из комнаты. Затем я услышал скрип кроватных пружин.
         Мы с Паттоном тихо вышли из домика.

                41.
         Как только Паттон закончил обзванивать всех и сообщать, чтобы в округе перекрыли дороги, позвонил сержант со сторожевого поста на дамбе Пума-Лейк. Мы вышли, сели в машину шерифа, и Энди очень быстро погнал ее по дороге через поселок, а потом вдоль берега озера. С противоположного конца дамбы нам помахали. Там рядом со сторожевой будкой в джипе нас ждал сержант.
         Он еще раз махнул рукой и тронулся  с места. Мы проследовали за ним по шоссе пару сотен футов к месту, где несколько солдат стояли на краю каньона и смотрели вниз. Там же остановились несколько машин, и около солдат начинала собираться кучка зевак. Сержант выбрался из джипа. Паттон, Энди и я вылезли из своей машины и пошли вслед за ним.
         - Парень не остановился около часового, - сказал сержант со злобой в голосе. – Чуть не сбил его. Второму часовому в центре пришлось даже в сторону отпрыгнуть. Третий в конце дамбы все это видел и крикнул парню, чтобы он остановился. Но тот продолжал ехать.
         Сержант, перемалывая челюстями жевательную резинку, посмотрел с обрыва вниз.
         - В таких случаях у нас приказ стрелять, - сказал он. – Вот часовой и выстрелил.
         Сержант показал на глубокую борозду на откосе каньона.
         - Здесь парень и сорвался.
         Футах в ста внизу маленький автомобильчик врезался в огромную гранитную глыбу. Он наклонился и едва не перевернулся. Сейчас около него возились три человека. Они выровняли машину, чтобы что-то вытащить из нее.
         Что-то, что когда-то было человеком.


Перевод с английского И. Сотникова