Цепь событий продолжение

 Начало   http://proza.ru/2016/05/02/555

Легла и отвернулась к стене. Нет, дома я не валялась на кровати.
 Ира с Аней вышли из комнаты. Немного покрутившись около меня, исчез вслед за ними и Стёпка. Валя присела рядом.
 - Вставай, расскажу, как у нас жить. Ну, правила наши. А что у тебя, правда были и папа, и мама?
Я кивнула. Валя вздохнула.
 - А у меня был котёнок. Я нашла его в парке. Малюсенький такой, а Конь его выбросил.
 - А Конь это кто?
 - Да воспит у хабзайцев был.
 - А-а-а. А хабзайцы кто?
 - Ну, ты воще не врубаешься. Хабзайцы – это старшаки, которые из дедика выпускаются, а Конь у них воспит.
- А ему-то, какое дело до твоего котёнка? - искренне удивилась я.
- Конь - ещё тот козлина.
- А кто не козлина?
- Да Липучка наша ничего, только нудная, как привяжется. Да много ещё кто.
Мы сидели с Валей на диване. Валя рассматривала меня, перебирала и гладила мои пальцы. Мне не очень приятно, но не хотелось обижать эту  толстушку, поэтому руки не отняла.
 - Какие у тебя ручки гладенькие и лицо нежное, сразу видно - домашняя. Плохо, что ты красивая. - И, оглянувшись на дверь, шепнула: - Ты, главное - Фараону не покажись.
- А кто это? – тоже шёпотом спросила я, но Валя сделала вид, что не услышала.
Вошла Анна Ивановна. Девчонка подскочила с дивана.
 - Уже прилипла, - сказала она Вале, а затем и мне: - А ты уши тут не развешивай. Идите на ужин.
Анна Ивановна вышла.
По дороге в столовую осмотрелась. Всё казённое и немножко замызганное. Мешал жуткий запах мочи и пота, к такому можно привыкнуть только с детства.

В столовой за столиками сидели по семьям и торопливо ели.
На меня с интересом то с одного, то с другого поглядывали парни-детдомовцы моего возраста и постарше.
Неожиданно ко мне обратилась Ира:
 - А тебе, что масло не положили в кашу?
Голос и лицо выражали сочувствие. «Ирка, по-видимому, уже на автомате заботится обо всех в «своей семье»,  - подумала я.
Пожала плечами.
 - Да тебе и сыр на хлеб не дали. Ты подойди, разберись.
- Я не люблю сливочное масло, - сказала я и подумала: «Такой сыр тоже».
- А здесь не любят лохов.
Лохов нигде не любят, поэтому я после ужина подошла к раздаче.
- Извините, - окликнула женщину на кухне, которая что-то делала, нагнувшись. – Вы забыли положить мне на хлеб сыр и масло, - сказала я ей, как только она подняла голову.
- Игнатьевна, здесь какой-то сыр с маслом требуют, - крикнула она, обернувшись назад.
- Что-о-о? - из глубины кухни выдвигалась женская туша в колпаке и белом халате.
«Да сейчас из меня ни лоха, а курицу-гриль сделают», - подумала я, и сердце опустилось куда-то вниз. Я испугалась, что она начнёт кричать, а я с детства боюсь воплей и шума. И особенно разных толстых тёток.
Люди, ещё оставшиеся в столовой, с любопытством оборачивались. В дверях «умирали» от смеха Ирка и ещё несколько девчонок. К раздаче торопилась Анна Ивановна.
 - Извините, - сказала я и, как ни в чём не бывало, вышла.
Хотелось что-нибудь разбить или хотя бы швырнуть стулом об эти казённые стены. Невыносимо хотелось домой.

- Кеша, - подошёл ко мне в коридоре какой-то тощий пацан и подал руку для приветствия. - Мы с тобой в одной семье будем.
- Маша Гринёва, - ответила я и пожала протянутую руку.
- Где-то я это слыхал? - наморщил Кеша лоб. – Артистка такая, чё ли есть? – спросил он.
- Была.

А утром у меня украли одежду. Всю.
Правда, до утра был мой первый вечер в этом доме.
Когда мы пришли в комнату, оказалось, что у нас ещё двое в семье – близняшки Виталька и Вика. Не знаю, кто их так назвал: родители или в доме малютки оригинальничали от скуки, но было так.
Ещё оказалось, что книги с полок брать нельзя: они для красоты и проверяющих, об этом я тут же узнала от Ирки, как только вытянула томик стихов Ахматовой. Вечер начался неплохо.
Я села в кресло с книгой в руках, сосредоточиться на чтении, после всех тех слов, что я услышала от Ирки, никак не получалось. Подошёл Стёпка, поднял подол своей рубашки и достал банан, молча, протянул его мне. Я покачала головой, отрицательно.
Стёпка продолжал протягивать банан. Взяла, благодарно кивнув. Стёпка заулыбался довольный.
Время от времени в комнату заглядывала Липучка.
 - Анна Ивановна, - обратилась я к ней, как только она в очередной раз появилась на пороге, - мне нужно голову помыть. Дайте, пожалуйста, шампунь.
 - В тумбочке возле раковины.
 - Но там только хозяйственное мыло.
 - Вот что есть, тем и мой.
 - Но хозяйственным мылом голову не моют.
 - Моют. Это таким принцессам, как ты, – хлеб с маслом, а голову - шампунем.
 Беру полотенце, мыло и выхожу в коридор. Там меня догоняет Аня и протягивает шампунь.
 - Ой, спасибо, - говорю я.
 - Ты только при всех мне не отдавай и на видном месте не оставляй, а то сопрут, - как-то странно ответила на мою искреннюю благодарность Аня, - Поняла?
 - Поняла. Вы здесь все с приветом.
Иду в душ и слышу себе в след:
 - Зря ты  одна пошла.
Её что ли с собой взять?
Вот оно счастье. Да, зажрались те, кто может в любое время стоять под душем, а полежать в ванне – вообще нирвана. Напеваю. Мою голову, закрыв глаза, а когда открываю их - ору во всё горло: передо мной ржущая пацанячья рожа. Рожа тянется рукой и хватает меня за грудь.
С силой толкаю его, держу дверь обеими руками и стою так, затем, не поворачиваясь, закрываю краны, не сводя с двери глаз…
За дверью ржут.

В коридоре передо мной неожиданно появился долговязый Кеша.
-Помочь? – спросил он.
- Обойдусь!
Кеша лыбился довольный.

На ночь - и это очередное «оказывается», - мальчики из комнаты семьи № 8 переходят в комнату семьи № 7, которая напротив, а девочки из той комнаты переходят в нашу комнату.
Девочки расстилают постели, укладываются спать. Когда я уже разделась и собиралась лечь, подошла Валя и, косясь на Иру, прошептала:
«Ты ночью не раздевайся. У нас девчонки не раздеваются».
Натянула спортивные брюки и футболку.
 Вот это и осталась у меня, да ещё платье-балахон и комнатные тапочки, щедро выданные вчера. Жаль, никто не ложится в постель в крутых джинсах и свитере из натуральной шерсти.
«Плевать я хотела на всех. Они – не чета мне, - думала я тогда. – Значит неважно, что я делаю и что я ору, швыряя в них всё, что попадало под руку». А потом я увидела Стёпкины глаза. Вспомнила его улыбку и протянутый банан – стало жутко стыдно. Это как раз тот случай, когда уже невозможно избавиться от своих собственных поступков.
Сидела, обобрана до трусов, думала, как жить дальше. Время от времени, не стесняясь, ревела. В прежней жизни я не материлась. Принципиально. После того случая делаю это с удовольствием. Расслабляет. Если кому-то нужен хороший психотерапевт, могу дать адресок.

В тот день у меня вместо завтрака был кабинет директрисы. За столом -  Зоя Викторовна. Злющее лицо. Я у двери кабинета.
 - Государство для вас ничего не жалеет. Дети шахтёров не имеют того, что вы имеете, твари неблагодарные, - шипит она. – Истерики закатываешь, масло ей, видите ли, подавай. А ананасов не желаете?
 - Причём здесь масло? У меня вся одежда пропала, - пыталась я объяснить ей, что у меня украли фирменные вещи, которые стоят больше, чем их сыр и хлеб, и масло вместе взятые.
 - Что-о-о? Хочешь сказать, у нас воруют? Да ты сама, паршивка, продала свои тряпки. Обкурилась и устроила истерику. За психушкой соскучилась?
Почему соскучилась? Да я никогда в жизни в ней и не была. Беззащитность парализовала меня.
- На два дня лишаешься ужина. Это на первый раз, надеюсь, что последний. Всё. Иди! – проорала она мне в лицо.
Я развернулась и молча вышла. Боялась не сдержать слёз.
Как смериться с беспомощностью? Заползти куда-нибудь и переждать? Где бы ещё найти такое место.

Как-то так я себе всё и представляла, когда представляла. Но когда это я представляла детский дом?

Оказалось, ужина лишиться не страшно, а даже наоборот: ребята два дня приносили мне хлеб, сыр, печенье – сиди и жуй в игровой. Здесь же, развалившись на ковре, старшаки весь день смотрят телевизор.
Вообще детдомовские не любят бывать на чужой территории. Днями сидят в комнатах, как в
консервной банке, мне же хотелось выть от замкнутости пространства. Если бы я однажды решила составить список того, что сделает меня счастливой, то первыми в нём  значились бы путешествия.
Что же ещё сотворить, чтобы и завтрака лишили: очень уж не хотелось тащиться утром в столовую? Каждое утро перед подъёмом я лежала и думала: «Хочу проснуться в своей родной постели. Хочу пить кофе в уютной кухне с чистыми окнами» и, чтобы не сойти с ума, говорила себе, что рано или поздно всё закончится – ничто всю жизнь не продолжается.

Возвращалась в обед из столовой в комнату, а навстречу мне Кеша и Пашка.
Пашка был одним из самых авторитетных старшаков, но он не ходил вразвалочку, не сплёвывал через плечо, не говорил «вау» или «ты чё не понял?». Всё это за него делал Кеша. На Пашке всегда чистые одежда и обувь. И ещё - у него волосы слегка с рыжинкой. А я рыжих не люблю.

Когда мы поравнялись, Пашка протянул мне руку, на открытой ладони лежала бабочка с серебристыми крылышками – брошь, подаренная мне одноклассником в далёкой прошлой жизни. Брошь была на когда-то моей блузке.
- Ну, ты, Робин Гуд, в натуре, - сказала я Пашке, опешив от неожиданности.
- Кто это? – спросил у него Кеша.
- Благородный разбойник, - ответила я ему.
- А-а, ну тогда это мы.
- Да, такие как те, что спёрли у меня всю одежду.
- Хочешь сказать, что твоя одёжка на меня бы налезла? – спросил Пашка.
- На тебя нет, а вот ему так в самый раз, - кивнула я на Кешу.
- Ты чё, хочешь сказать, что я такой же прыщ, как ты? Обижаешь, девочка.
- Ладно, пошли, - хлопнул Пашка Кешу по плечу, и они пошли дальше по коридору. Крепкий и уверенный Пашка, а рядом - тощий и дёрганый Кеша.

Пашка и Кеша были неразлучными друзьями. Это удивляло, потому, как мне было достаточно прожитых в детском доме дней, чтобы понять: дружеские связи здесь очень и очень условные и нечёткие.

Что мне с ней делать? - вертела я бабочку в руках. - Зачем она мне со своими тоненькими крылышками.

Из подсобки появился завхоз, в нетрезвом виде, увидел меня, радостно оскалился. Я оглянулась – никого. Прижалась к подоконнику, а мужик, расставив руки, пошёл на меня. Схватил, навалился. Мне мерзко, я вырывалась и кричала. Это ещё больше его подзадорило, он пьяно заржал и больно ущипнул меня. Я стала плакать, толкать его в лицо. Изо рта у него воняло, как из детдомовского унитаза. Он сунул свою руку мне между ног. Бессилие и ужас. И никто на свете не мог мне помочь. Но тут вижу: из-за угла коридора показалась девушка, взрослая, в очках. Она, по-видимому, не сразу поверила своим глазам. «Оставьте её», - набросилась девушка на пьяного урода, как только поняла, в чём дело. И принялась оттаскивать его. Мужик не испугался, но отвлёкся, а это позволило вырваться.
Я с трудом вывернулась из-под него и отбежала.
Я бы, не оглядываясь, бежала отсюда, но, пересилив себя, остановилась в стороне: вдруг этот негодяй позволит какую-нибудь гадость с девушкой. Завхоз отвернулся и, отходя, таким матом обложил нас.
 - Эй ты, скотина, - крикнула я ему в спину, осмелев на расстоянии.
 - Не тронь его, пожалуйста, - сказала девушка. Сквозь очки было видно, как она часто моргает. Ненормально часто.
 - Спасибо вам, – поблагодарила я эту отчаянную.
И тебе спасибо, - сказала она.
А мне-то за что? За то, что не убежала?
 - Алла, - протянула она мне руку, но, спохватившись, добавила: - Михайловна.
Валюха мне потом сказала, что это была Очкарик. Кем она здесь работает, толком не объяснила, но сказала, что клёвая. Это я и без неё поняла.

На следующий день с утра душно. После некоторых раздумий я решила: нужно отсюда бежать. Куда? В свой родной город. И добираться автостопом. Я встречала ребят, которые так путешествовали. Правда, им уже было не пятнадцать, и они не передвигались в одиночку. Я вышла из городка в полдень по какой-то очень уж неглавной дороге.
 Где-то на краю неба, над горизонтом, зарождались тучи, но они не торопились приближаться, и я надеялась, что дождь меня не догонит.
Я была уже далеко за городом, когда на дорогу упали первые капли дождя, большие и тяжёлые. Они быстро и сильно застучали по земле, по листьям кустов и деревьев. Через секунду дождь хлынул сплошной волной. Потемнело.
 Я натянула куртку на голову и спряталась под огромный куст у дороги. Прямо над головой загрохотало, а затем где-то в отдалении со всей силы громыхнуло. Следом полоснула молния. Я заплакала: «Чёрт, чёрт. Что же мне делать?»
Кто-то же должен мне подсказать, как быть дальше. Не могла же я быть совсем одна в этом мире? Это не честно.
На дороге, с той стороны, куда я шла, показалась машина. Она медленно приближалась, сопротивляясь водяной завесе. Я стала вдоль дороги, даже не поднимая руки. И так всё понятно.
Машина остановилась. Дверцу открыл водитель лет на пять старше меня.
Я забралась на заднее сиденье и начала клацать зубами от холода. Парнишка подал мне что-то полосатое, похожее на плед.
 - Боишься?
 - Тебя? А что надо?
 - Нет, грозы. Испугалась?
 - Я грозы не боюсь.
 - Да? А что так?
 - Долго рассказывать, - немного помолчав, ответила я.
Мне случалось встречать грозу и в лесу, и в поле. Отец предпочитал сельский домик пятизвёздочным отелям с пляжем и морем. Мы проводили папин отпуск на Урале, в Подмосковье, на Балхаше. Последний раз в Горно-Алтайске.
Поэтому в рассказах одноклассников на тему «Как я классно провёл лето в Сан Тропе» я не участвовала. В Сан Тропе и на Майами летали мачеха с Наташей.
Наконец-то дождь прошёл: ушёл дальше, за город, вслед за грозой, туда, где всё ещё сверкало и громыхало. Над нами появилось солнце, раздвинув посветлевшие тучи, а за ним на небе пестрой лентой повисла радуга.
 - Смотри, классно. Сто лет не видела радугу, - сказала я парню, когда вышла из машины возле ворот детского дома.
 - И я, - высунулся он из окна и посмотрел в небо.
- Ну, давай, - махнула я ему  на прощанье, поёжившись от холода. Одежда на мне всё-таки оставалась мокрой.
      -  Ты, это, слышь, не говори никому, что убегала. Скажи, хотела погулять, заблудилась. Вот под дождь попала.
 - Спасибо. Пока.
Парень посигналил мне, отъезжая. Я так и не спросила, как его зовут, и он тоже.

 - Я просто хотела погулять и заблудилась,- твердила я, как попугай, нашей Липучке.
 Липучка угрожала мне психбольницей. Далась им эта психушка!

- Что? Хочешь диагноз получить? – спросил Пашка.
- Двадцать минут и ты - дебилка, - весело добавил Кеша.
Я попыталась улыбнуться, и не смогла. Да, было бы круто: к своим проблемам добавить ещё и диагноз.

- Ты Матильду из себя не выводи, - шептала мне в комнате Валя, - она, знаешь, какая злопамятная.
- А кто это?
- Ну, директриса же наша, - пояснила Валюха.
- А-а-а.

Несмотря на запрет, я на следующий же день пошла гулять. Гуляя по городу, увидела автобус номер тринадцать. Никогда в жизни не встречала общественный транспорт за таким номером. Я была уверена, что его и не существует: ну кому охота по собственной воле ежедневно садиться в тринадцатый автобус? Я села в него и доехала до окраины. Заводской окраины, так как прямо напротив остановки, за высоким кирпичным забором, утопал в зелени старых деревьев какой-то завод.
Я вышла и, перейдя улицу, вошла во двор. Села на лавочку под молодым клёном. Кленовые листья уже с багряной окантовочкой. Рядом по-осеннему яркая рябина полыхала оранжево-красными кистями маленьких ягод. Двор, как ковром, покрывала какая-то травка. Посередине разбросалась детская площадка, того же возраста, что и сам двор, но все качели, домик, песочница и беседка были свежевыкрашенными. Лавочки слегка косыми, но целыми и невредимыми. На них кое-где сидели люди. В песочнице играли дети. Дружно играли, как с детства знакомые. В беседке сидели три девушки и парень широковатый в талии и тяжеловатый в попе, в цветных шортах. «Валера. Валера», - постоянно было слышно там.
Я сидела и слушала двор.
 - Что-то случилось? – спросил плотный широкоплечий парень, я и не заметила, как он подошёл.
 - Михаил, - сказал он, – Москов. Живу в шестнадцатой квартире, вот в этом доме, -  указал на пятиэтажку за своей спиной Михаил.
 - Маша, - ответила я. - Ничего не случилось. Просто сижу.
 - А в своём дворе, что не сидишь? Проблемы?
Михаилу явно хотелось уладить чьи-нибудь проблемы. Своих что ли мало?
- Проблем нет. Но и двора нет, - ответила я, предчувствуя ещё кучу вопросов, но Михаил сразу догадался:
- Детдомовская?
Я молча кивнула.
На соседнюю лавочку села девчушка с яблоками в обеих руках. Две косички её торчали в стороны.
 - Маринка, привет, - тут же переключился на девочку Миха.
Маринка охотно кивнула, без слов. Рот  у неё был набит яблоками.
- С дачи приехали?
- Ага, - наконец прожевала девчонка.
- Угости Машу, - предложил ей Миша.
Маринка радостно подскочила и протянула мне яблоко.
- Спасибо, - сказала я и подумала, что в этом дворе все готовы сделать что-нибудь кому-нибудь хорошее, как пионеры – внучата Ильича. Мне Нюша про них все уши прожужжала.
Не-е, ты принеси и нормально нас угости, - сказал Михаил Москов.
Девчонка опять подскочила и куда-то унеслась. Вскоре вернулась с пакетом яблок и, шмыгнув носом, протянула мне.
Мы ели Маринкины яблоки и молчали. К счастью, Михаил не придумал, что бы ещё у меня спросить.
- Если что – приходи, - сказал, прощаясь, пионер Миша Москов. – Квартира шестнадцать.
- Угу, - сказала я.
 Откуда такая уверенность, что обязательно что-то должно случиться?

Ночью шёл дождь. Холодный и долгий.
Итак, кончалось лето, начиналось время дождей и промозглой сырости.


Заключение   http://proza.ru/2016/05/02/572