Оглянись...

Ираида Петровна вошла в свой подъезд со сладостным предвкушением горячей ванны, ароматного чая и отдыха в чистой постели. Трехдневная командировка в «деревню Гадюкино» и полуторадневная тряска в холодном плацкартном вагоне вымоталили ее. Квартира встретила орущим телевизором и сложным ароматом грязного кошачьего туалета, немытой посуды и перегара. Поставив сумку на пол, не снимая ни пальто, ни обуви, прошла в комнату: муж храпел, на полу пустая бутылка, на журнальном столике остатки еды и грязная посуда.
Глядя с ненавистью на мужа, решила.
- Все! С меня хватит! Развод! И пусть убирается из моей жизни и квартиры.
Энергичная от природы, она не стала откладывать дело с визитом к его дочери в долгий ящик.
Входя в подъезд, подумала:
- Давно я тут не была. А были времена, когда приходилось здесь часами просиживать в засаде. Гневную речь обрушила на голову Ольги сразу, как только та появилась в открывшихся дверях.
- Сейчас же забери своего отца-алкаша.
- У меня нет отца!
- Как?! А Борис?
- Он мне – не отец!
- Да как ты смеешь! Вспомни….
- Помню! Хорошо помню, как смеялись надо мной подружки во дворе: «Смотри, твой папка опять к Веркиной мамке пошел»! - перебила Ольга. – Помню, что из-за так называемой вашей любви мама моя ушла, не дожив до 50 лет! А поэтому смею! Это у Вас провал в памяти, раз осмелились прийти и еще чего-то требовать!
Резко хлопнувшая дверь едва не  ударила по лицу, но Ираида успела отскочить.
Обессиленная, опустилась на грязную ступеньку и заплакала:
- Господи, за что? За что мне все это? Ведь я любила! До безумия любила!
Плакала долго. Злость уходила со слезами. Вспомнила о муже с отвращением:
- Неужели я когда-то любила его?
Все ее называли Иркой, несмотря на звучное имя Ираида. Может, потому что она всегда умела урвать чужой кусок масла на свой кусок хлеба. Техник-наладчик по образованию, Ирка работала среди мужчин, кокетничала с ними, но ничего лишнего, никаких глупостей не позволяла, несмотря на то, что уже 4 года была «разведенкой» и у нее, конечно, были проблемы и материальные, и физиологические.
Ирка влюбилась в Бориса Ильича с первого взгляда. Своей близкой подруге Венере сказала:
- Он будет мой!
- Дура! Он женат, двое детей таких же, как твои Верка и Димка.
Но Ирку это не волновало. Поставив цель, она сконцентрировала силы для ее достижения.
Караулила его везде: в столовой, в цеху, в «красном уголке», у подъезда  дома. Пару раз пригласила домой отремонтировать кран, телевизор, еще что-то. Он был с ней развязанно-галантным.  Подшучивал грубо, а часто и просто оскорбительно, но женщина делала вид, что не замечает этого. Уложить в постель удалось далеко не сразу.
Ирка любила и поэтому прощала его пристрастие к выпивке. Прощала, ведь пьяный он приходил к жене, а к ней – «белый и пушистый». И она была уверена, что в его пьянстве виновата жена: живет с ней без любви, потому и пьет.  А с ней, Ираидой, он пить не будет. Она его перевоспитает. Только бы перешел к ней  совсем. Но Борис Ильич не торопился уходить из семьи.

Шли годы. Однажды Борис отсутствовал три дня: и на работе, и у нее. Решилась позвонить домой:
- Алло!
Жена. Ирка молча замерла. Вдруг с того конца провода спросили:
- Это, наверное, ты – мой пятнадцатилетний кошмар? А почему молчим? А… не меня хотела услышать, Бориса. Но, к сожалению, он подойти не сможет.
- Почему? С ним что-то случилось?
- Да, случилось.
- Что? Что с Борей?
- Не волнуйся. Ничего особенного. Это с ним случается все чаще и чаще: он невменяемо пьян.
Пауза.
- А ты настойчивая и бесстрашная: звонить любовнику домой. А может, просто наглая?- первой прервала молчание жена.
- Он любит меня.
-Думаю, что ты даже не догадываешься, как сильно. Так трава повитель любит свою опору и   крепко-крепко обвивает-обнимает.  Аж  до смерти.
- Это Вы от злости так говорите. Но знайте: он все равно будет моим!
- Конечно. Конечно, он будет твоим. Пусть он будет твоим. Пусть он будет твоим …наказанием.
Он так и не ушел от жены, до самой ее смерти. Теперь не было препятствий для совместной жизни.

Пять лет прошло в ссорах, драках и перемириях. И, видимо, в потоках взаимных оскорблений и сквернословия растворилась любовь, а на смену ей пришли ненависть и отвращение.
Ираида Петровна плакала на чужой лестничной площадке то ли от  обиды, то ли от раскаяния: ох, не надо было лезть в чужую семью.
Она вернулась домой, где по-прежнему воняло, муж храпел, а телевизор надрывался голосом Градского:
- Оглянись, незнакомый прохожий…