Вырос я в Кокчетавской области - 27

Производственная практика

24 декабря 1958 г. Верховный Совет СССР принял закон «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР», положивший начало реформе школы, продолжавшейся до середины 1960-х годов.

На основе этого закона вместо всеобщего обязательного 7-летнего образования было введено всеобщее обязательное 8-летнее образование, и школа стала одиннадцатилетней.

По окончании учебного года нас (мальчиков теперь уже девятого класса) направили на двухнедельную производственную практику в совхоз Якши-Янгистау для участия в посевной.

Приехали мы в Якщи-Янгистау во второй половине мая. Поселили нас в вагончике на совхозном стане, расположенном в шести километрах от станицы. В этом же вагончике разместились парни в возрасте от двадцати до тридцати лет, командированные от своих предприятий на посевную.

Разобравшись со своими местами, мы вышли наружу и присоединились к командированным, наблюдавшим за борьбой. Боролись грузин и немец. Грузин поспорил с немцем, что тот за пятнадцать минут не положит его на лопатки. Соответственно, они вычертили круг диаметром шесть метров и начали бороться.

Немец, обладавший немалой физической силой, обхватывая ловкого и вёрткого грузина за талию, пытался положить или бросить его на спину. Но грузин либо выскальзывал из объятий немца, либо, как кошка, падал на четвереньки и дотягивался до заветной черты.

В итоге, спор выиграл грузин. Я не помню, как звали грузина, немца звали Герберт.

Весна 1960 года выдалась холодная, ветреная и дождливая. Мы в основном сидели в вагончике и слушали сальные анекдоты, рассказываемые командированными. Мне анекдоты, которые крутились постоянно около одной и той же темы, вскоре изрядно приелись.

Не нравились мне и проявления дедовщины к школьникам со стороны командированных. Школьников гоняли за водой, соляркой и дровами, а если требовалось что-нибудь погрузить или разгрузить, то всё это также сваливалось на них.

Так, мне пришлось с Шуховцовым Анатолием грузить ЗИЛовские колёса в кузов грузовика. Анатолий был ростом повыше меня, и до верхнего края борта кузова он дотягивался свободно. Мне же для того чтобы перевалить свою половину колеса через борт приходилось подпрыгивать.

Погода установилась только к концу практики. Мне дали коробок спичек и послали на поле площадью около ста гектаров, где я поджигал просохшие валки пшеницы, ушедшие осенью под снег. Необходимо было подготовить поле для пахоты. Я ходил по полю и следил, чтобы огонь не перекинулся на траву.

Зёрна пшеницы были вызревшие, и, по моему разумению, валки можно было бы обмолотить. На мой соответствующий вопрос бригадиру тот ответил, что пшеница, пролежавшая под снегом, накапливает в себе вредные вещества, в частности соланин, и поэтому непригодна в пищу ни людям, ни скоту.

В соланин я не поверил, но формально ответ меня устроил. Позиция руководства совхоза мне была понятна. К чему создавать себе лишние проблемы?

Танцы

Выдался погожий воскресный день, и командированные решили сходить в Якши-Янгистау на танцы. Пошли с ними и мы. В итоге на стане не осталось никого.

В клуб мы пришли в сумерках. В полупустом танцевальном зале были почти одни девушки. Лампочки едва светились (темнота — друг молодёжи), и в полумраке всё выглядело серым. Большинство командированных пошло танцевать, а школьники, столпившись на сцене, слушали музыку и наблюдали за танцующими. В общем, ничего интересного.

Время тянулось медленно, до конца танцев, которые должны были закончиться в одиннадцать, было далековато. В одиннадцатом часу какой-то чёрт дёрнул меня пройтись по улицам Якши-Янгистау. Всё-таки я здесь когда-то был.

Выйдя на улицу, я понял, что вряд ли найду в темноте дом, в котором жил дядя Ваня. Да и дядя Ваня уже работал в Константиновке. К озеру мне идти расхотелось. Я решил выйти за околицу и посмотреть на село со стороны.

Не спеша я пошёл по дороге, ведущей к стану, и, отойдя метров на пятьдесят от околицы села, развернулся. И тут я заметил тень, мелькнувшую через дорогу и спрятавшуюся в тени высокой изгороди. Сомнений не было, медвежья тень принадлежала Герберту. Но ведь за мной вроде бы никто не шёл. Значит, Герберт сумел скрытно проследить за мной.

То, что Герберт с более удобной для слежки позиции перебежал на правую от меня сторону дороги, лишило меня всяких иллюзий. Герберт правша. По-видимому, он предположил, что я возвращусь в клуб, и, нападая с правой стороны, он лишал меня всяких шансов на спасение. А если утром найдут мой труп, то подозреваемых будет целое село.

Я глянул на село, кое-где светились окна. Дома были далековато, и мой крик вряд ли услышат.

Что делать? Возвращаться нельзя, оставаться на месте тоже опасно, Герберт может начать на меня охоту. Было полнолуние, но погода стояла облачная, и, когда на луну набегала тучка, становилось совсем темно.

И тут у меня возникла мысль, что если я доберусь до стана, то буду спасён. Круг подозреваемых в этом случае резко сузится, и Герберт рисковать не будет.

Я развернулся и уверенно пошёл на стан. С левой от меня стороны было чистое поля, с правой стороны на расстоянии метров пятьдесят от дороги перемежаясь с кустарником росли одиночные деревца.

Переход Герберта с левой стороны дороги на правую, я не заметил. Но пройдя с километр, я периодически стал наблюдать тень Герберта, мелькавшую в промежутках между деревцами. Значит, мне нужно было идти так, чтобы Герберт не сумел опередить меня.

В полукилометре от стана Герберт пропал. Я зашёл в вагончик, оборудованный под ленинскую комнату и сел на скамейку. Дверь я закрывать не стал.

Прошло десять минут, Герберт не появлялся. Я уже было решил, что он вернулся назад. Но туг проём двери загородила тёмная фигура, на голову и плечи которой была натянута вывернутая наизнанку меховая куртка.

Герберт сел на скамейку и обхватил меня. И тут я с ужасом обнаружил, что забыл его имя. Я упирался изо всех сил. Почувствовав, как его сильные пальцы заходили по дискам моего позвоночника, я понял, что он пытается меня обездвижить. В это мгновение память вытолкнула его имя, и я командным голосом произнёс: «Герберт, прекрати!».

Герберт тотчас же отпустил меня. Минут пять он сидел в полном оцепенении, и мне показалось, что фразу «Герберт, прекрати!» он не раз слышал от матери. Наконец Герберт поднялся со скамьи и ушёл. После этого случая он старался избегать меня.

Через полчаса пришли ребята, ходившие на танцы. Но я никому ничего так и не сказал. Да и кому говорить?

Через три дня наша практика закончилась. Уезжали мы из Якши-Янгистау в одном автобусе с командированными. В общем, производственная практика в этом году мне не понравилась.