Хищный рай

У меня было полчаса. Почему-то именно они всплывают перед немигающим взглядом. Все остальное-  титры моей несуразной жизни. И самое начало, когда мамаша, породив меня, налегке двинулась дальше покорять порочные глубины большого города, и детдом, где между строк учебников, меж кроватей в чирканиях  рядов и меж бровей любого встреченного  существа  читалось: « Ты- волчонок », и так называемая взрослая жизнь, где мне так преднамеренно всучивалось полное освобождение от ока близких- где шляться по ночам, где работать и кого любить. Жаль только, когда этот билет мнимой независимости в кулаке, его меньше всего хочется. Изорвать, к чертям, до невесомых лоскутков… Вся эта канитель, словно нажатием быстрой перемотки CD- жизни, быстро улетучилась, издавая повизгивание и шорох бесполезности, и остановилась на том самом получасе. Словно, наконец, зритель  заинтересовался, убрал палец с перемотки, затаил дыхание и откинулся на спинку кресла, пытливо, с мольбой, вглядываясь в экран. Этот зритель- я сама. И пока еще бьется сердце, я прокручиваю в голове снова и снова те первые полчаса.

Сначала они были шагами. Мои сутулые плечи, ослабленные голодом и любовью, бомбил дождь. Лужи казались горячими. Я была выброшенной батарейкой, без толку теряющей энергию. Кеды шлепали сами, не выбирая холмистости захлебывающегося асфальта. Мобильный молчал. Проклятый мобильный, зажатый в кармане онемевшей рукой, молчал.  Кто-то крикнул- эй, девушка, который час? Я знала, плюс- минус минута, без нужды циферблат. Опоздать- значит, отказаться. Буркнув две цифры, завернула в арку. Стоп. Здесь я оступилась… Когда мы становимся суеверными? Потом. Попавший под кеды мокрый камень становится отсчетом неловкого падения. И только потом ты вспоминаешь, что он своей жесткой поверхностью буквально швырнул тебя на сырой асфальт. Раны на ладонях я подставила горячему дождю. А мобильник, как отсчет случайной потери и отсчет новый жизни, остался где-то на месте падения. На грязной, выщербленной лестнице в тусклом свете редких лампочек я мельком видела истертые до дыр перила, торчащие куски ткани из полувековых недр  дверей, вырастающих на площадках, и то самое пятно луны в грязных окнах над головой, которое я ждала весь день, слоняясь по опостылевшей комнате. Дождь, значит, утихал. Как отсчет для начала сырой ночи, как отсчет скоропостижного успокоения. Звонок с торчащими проводами издал надрывный визг, а рука, скользнувшая в карман, наконец, обнаружила потерю мобильника.

Его лицо похоже на раздавленный банан. Оно темнеет с каждым разом. На рваной майке -выцветший флаг, пятна крови и дробь мелких дыр. Зубов нет. Едва разбираю сквозь шамканье- никто не видел? Мотаю головой, ощущая приступы равнодушия. Дверь захлопывается. Штукатурка, как просыпавшаяся соль. А впереди длинный и темный коридор, ведущий к пятну света. Там «хищный рай». Так я назвала это место, побывав … Находясь здесь сегодня. Находясь в будущем того первого получаса. Но я возвращаюсь назад…

Идти за ним мерзко. Флаг на майке гнется влево. В ауре бьющего из комнаты света я замечаю, как это ковыляющее  впереди тело, похожее на иссушенную корягу, источает зловоние. Под ногами шуршит мусор, а внутри снова возникают приступы равнодушия.

Афка здесь. Заломив руки, глядит куда-то на потолок. Худые коленки по- детски разъехались на грязном полу.  Рукава в платье слишком широкие. Они плотно застегнуты и перетянуты шнурками на  прозрачных кистях. Афка в любом состоянии стесняется исколотых ран с зачинающимися язвами на предплечьях. Она криво улыбается, увидев меня. Ты знаешь, что здесь все сдохнут! Бросает фразу всем телом. Грудной кашель душит ее, вытрясывая  из тонкого тела душу. Так она говорит. Афка эмоциональна. В любом состоянии. А я верю, что наше знакомство было не случайным и с новым порывом равнодушия, на фоне Афки- холодным и спокойным,  задираю рукав. Он- профессионал в сотворении «крокодила».  Он несет шприц, спешит, завиваясь корявым телом. На приближающемся флаге я замечаю новые серые капли кислоты. Скоро они превратятся в зияющие дыры. Это как подтверждение химических законов, это как  печать  хищного рая…

Мои глаза открыты, но они не видят потолок. Они видят смерть, прежде чем погрузиться в хищный рай. Боль потихоньку уходит, оставляя немного места для мыслей. Тогда на мгновения возвращается инстинкт. Ведь он отключается не только от великой любви или великой человечности, но и когда падаешь ниже этого инстинкта. Ниже, еще ниже… Ты и не заметишь, как сломал его. 

Мои глаза открыты, но не видят потолок. Они спрашивают о том первом проклятом получасе. А сердце пока еще бьется. И, черт возьми, оно бы ушло от меня, будь это в его власти……….02-05-2016.