Любовный треугольник

Любовный треугольник.

В семидесятых годах прошлого столетия на центральной усадьбе колхоза им В.И.Чапаева Борисовского района жила была одна супружеская пара. Мужика, как водится, звали просто Иваном, а женщина носила редкое для тех мест имя Мальвина. Были они уже не молоды. Мальвина, отработав положенный срок дояркой на ферме, вышла на пенсию, а Иван дотягивал свой срок конюхом на колхозной конюшне.  Дети их разъехались по городам и вспоминали о родителях только, когда те закалывали кабана или продавали излишки сельхозпродукции государству и у них появлялись деньги. В общем, жили они, можно сказать, счастливо до тех пор, пока не произошло следующее. Мальвина, как это часто случается с женщинами постклимактерического возраста, стала небрежно относиться к своим супружеским обязанностям, иногда просто ими манкировала. Иван же, как бы это сказать, в сексуальном отношении становился все активнее и злее. Как вы сами понимаете, на этой почве у них стали случаться, так сказать, разногласия. Буквально по соседству с нашей супружеской парой скучно вдовствовала некая Маня, тоже постклимактеричка, но женщина еще о-го-го. Любой врач сексопатолог объяснит вам, что это отнюдь не феномен, а индивидуальные особенности женского организма. Женские организмы намного сложнее мужских и различий между ними – женскими организмами – значительно больше, чем различий между организмами мужскими. Нетрудно представить, что произошло в дальнейшем. Маня положила глаз на Ивана, а Иван положил глаз на Маню, и они, что называется, слились в любовном экстазе. Слились, как им казалось,  втайне от окружающих. Однако в деревне, где каждый житель смотрит за соседский забор всепроникающим взором майора Пронина, разве тайна возможна? Случается, что у иного охотника за соседскими тайнами крыша горит, а он того не знает и не чувствует. Но вот, если у соседа ложка со стола упала, то тонким слухом своим он сразу же уловит это событие и донесет до односельчан в такой драматической интерпретации, что оба режиссера Тодоровских губы искусают от зависти. Должен ли я здесь вдаваться в подробности того, как Мальвина вскоре узнала о преступной связи своего законного мужа с мерзавкой соседкой, тем более, что мне они неизвестны. Достаточно сказать, что она, таки, об этом узнала. В каком пассионарном окрылении примчалась она домой. Мое перо бессильно это описать. Иван в это время ужинал. Так она не дала ему спокойно покушать. Орала так, что куда там какому-то Отелло. Такой монолог закатила и под конец сказала следующее: «Кали табе Манькина звязда болей да спадобы, як мая, дык идзи ты прэч з вачэй маих да сваёй Маньки». Только зря она так сказала, потому что Иван так и сделал: оделся и ушел к Маньке. Мальвина же одновременно свирепствовала и торжествовала до самого утра. Утром она обнаружила, что доить корову, топить печь, носить воду, готовить еду свиньям и себе и прочее, прочее и еще сто раз прочее без мужика не то, что затруднительно, а просто-таки невозможно. А тут еще, как в насмешку притащился агроном, стал уговаривать выйти на полевые работы: шло жниво. Ну, просто, застрелиться и не встать. Два дня Мальвина сражалась, как под Перекопом, на третий пошла жаловаться на мужа председателю колхоза. Председатель, у которого голова лопалась от неосуществленных проблем, послал ее на фуй. Пошла Мальвина к председателю сельсовета. Председатель сельсовета в деревне фигура представительская. Для какого рожна он нужен, вам никто не ответит, потому что никто не знает и я тоже. Но он ласково побеседовал с Мальвиной, пообещал принять меры, посоветовал обратиться к участковому милиционеру. Участковый милиционер, намекнув Мальвине, что, в принципе, это дело семейное и они с мужем, как вполне совершеннолетние, могли бы и сами не тревожить органы, тем не менее, обещал поговорить. Он сдержал свое слово. С Иваном и Манькой они проговорили до глубокой ночи. Участковый даже заночевал до утра у «молодых», потому что на троих они выпили трехлитровый баллон первача, и «молодые» его не отпустили, вполне резонно опасаясь за его жизнь и судьбу. Утром участковый опохмелился, в сотый раз пожелал счастья «молодым» и ушел на свою такую нелегкую службу. Не добившись своих прав по закону, Мальвина решилась на отчаянный шаг и, когда Ивана с Манькой не было дома, перебила сопернице все окна. Но и это ни к чему хорошему не привело. Через день, когда Мальвина пошла на полевые работы, Иван, оставшись дома, вынул стекла из мальвининых рам и вставил их вместо, разбитых ею, в манькины рамы. Начинался сентябрь. Пришла Мальвина домой, а там хоть волков гоняй. До утра печь топила и возле нее кое-как спала, как возле костра. Наутро опять жаловаться пошла по кругу. На этот раз все по кругу дружно послали ее, не спрашивай куда. Поняла Мальвина, что правды в этом мире нет, наняла мужика стекольщика, и он за червонец застеклил ей рамы. После этого сознание у нее начало как бы проясняться. Здесь я должен сделать пояснение. Дело в том, что о белорусскую бабу можно изломать оглоблю, объясняя ей суть дела, но она при этом все равно ничего не поймет. Но стоит только «приподнять» ее хотя бы на трешку, как к ней возвратиться способность ясно мыслить. А здесь – червонец. Как только вернулась к Мальвине эта самая ясность сознания, стала Мальвина ходить вокруг Манькиной хатки, встречи с мужем искать. Встетились они. Мальвина и говорит: «Ванечка, дараженьки, а кали ж ты вЕрнешся да мяне?»
-А, як паразумнееш, тады и пагавОрым. - отвечает ей Ванечка.
-Дык я ужо паразумнела.
-А, як паразумнела, тады чакай.
Надо сказать, что у Ивана с Манькой к этому времени стала развиваться конфликтная ситуация. Ну, не умеет белорусская баба  синицу счастья в руке удержать. Страуса ей подавай. А какой, спрашивается, из Ивана страус? Короче не стал Иван доводить ситуацию с Манькой до состояния кризиса, взял да и вернулся к Мальвине. Прошла неделя. Смотрят люди, уже Манька вокруг Мальвининого дома круги нарезает.
-Ванечка, дараженьки, а ци вернешся ты да мяне, ци не?
-Як паразумнееш, тады паглЯдзим.
-Дык я ужо паразумнела.
-Чакай тады.
И пошла Ванькина жизнь форменно по спирали: то он у Маньки живет, то у Мальвины. Совсем мужик обнаглел. Стоит одной только голос на него повысить, он – к другой. Другая не успеет пасть раскрыть, он – к первой.  Сам из себя ни кожи, ни рожи, а, поди ты, двух баб обротал. А укротить белорусскую бабу – это, скажу я вам… Это, как бегемота в плуг запрячь. Заманчиво, но практически невозможно. Другие, глядя на него, тоже пробовали, но не вышло ничего. Что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Вот, говорят, на востоке мужчины все многоженцы и умеют своими женщинами управлять. Никогда я не был на востоке. И на холеру он мне дался тот восток, если и у нас можно устроиться не хуже. Нужно только волю иметь к победе. И еще уметь на все положить вдоль и поперек, когда это нужно. Вот он водевиль, господа. А прочее – все гиль.