Знакомство

               
                Слово к слову тянется            

Собачонка наша  радостно носилась по бывшему футбольному полю, теперь заброшенному, порядком облысевшему и бугристому, соседствующему с территорией общеобразовательной школы, иногда забегая и на волейбольную площадку, постепенно зарастающую от краев к центру травой. Но школа ещё функционировала, в ней ещё учились.
Я присел на доску, которая одним концом лежала на каком-то обветшалом, растрескавшемся бетонном блоке, по-видимому, не одну зиму перезимовавшему на этом месте, а другим концом – на пеньке. Я уже знал, что к ночи эту доску куда-то припрячут, но днем она всегда здесь. На ней одновременно могут уместиться трое, если не очень габаритные и согласны сидеть впритирку друг к другу.

На этот раз там сидел какой-то неплохо одетый, хорошо выбритый гражданин лет эдак 35. Он был в легком подпитии, но такое соседство, решил я, по-видимому, терпеть можно, и присел на доску.
– Закурим, отец, – он доброжелательно протянул мне пачку сигарет.
– Спасибо, не курю.
– Что, здоровье не позволяет? – спрашивает он, пряча сигареты.
– Да нет, не в этом дело, – отвечаю.
– Может, и не пьете?
Он меня начинает раздражать, кажется, пора уходить.
– Может, и не пью.
– А я вот, – примирительно говорит  он, – и курю, и пью, и от прочего не отказываюсь.
Я только пожал плечами, мне-то какое дело.
– Вроде бы, как я заметил, – продолжает он, – мужики, выйдя на пенсию, ещё сильнее уважать начинают, – и он щёлкнул себя по горлу.

Тут Кора подошла к нам поближе, склонила голову набок и уставилась на него вопросительно, однако не залаяла, что исправно делала, когда оказывалась в непосредственной близости от сильно выпившего субъекта. Видно, пристально оценивает степень его поддатости.
– Так это ваша, – говорит сосед по доске, присматриваясь к Коре, – теперь мне понятно, вы вон из того подъезда. Видно, я ей не понравился, ишь как уставилась, – добавляет он.
– Не в этом дело, – отвечаю.
– Или вас от меня охранять пришла? – спрашивает он.
– Не в этом дело.
– Ну вы, конечно, меня извините, вы прямо отвечаете, как «звезда Израиля», когда тот по телевизору на все довольно толковые вопросы журналиста заявлял: «Не  в том дело», «Не в том суть», чем того беднягу очень смутил. Однако от этого очень уж умным, как хотел показаться, не показался, но явно раздражал псевдозначимостью своих замечаний.

– Так вы это об экс-премьере ельцинских времен, – заметил я.
– Да, о том маленьком, аккуратном человечке, которого кураж президента возвёл в премьеры.  А кем вы были в прошлой жизни? – перевел он разговор.
«Очередной поклонник кришнаитов и последователь Рерихов и Блаватской? Может, пытается соединить христианство с буддизмом?» – успел подумать я. Этой идеей был, к сожалению, заражён в начале прошлого века священнослужитель и большой ученый П. Флоренский, сын русского инженера и армянки.
 Но он тут же развеял мои предположения, оказалось, он просто спрашивал о том, кем я работал, чем занимался до пенсии.
– Да, сказал я, – мел уже вытравился из моих ладоней, хотя я немало лет стоял у доски, преподавая в высшей школе. Но голосовые связки я успел повредить – это профессиональная болезнь.
– И объясняли студентам, что понятия добра и зла витают в воздухе и у всех народов одинаковы?
– Я преподавал технические предметы, – заметил я.

– Прекрасно, но задумывались ли вы над тем, что понятия добра и зла разными сообществами людей понимаются по-разному? Вот, к примеру, племя, обитающее в горах или пустыне, всё время из последних сил борется за своё выживание, а неподалеку, на богатых землях, проживает другой народ, живёт себе припеваючи сытой,  спокойной жизнью. Разве не добра мысль накормить свой полуголодный народ с помощью таких соседей? Но ведь те просто так не войдут в положение, не поделятся. Они же хотят жить всё лучше и лучше. Значит, начинаются набеги, и если хватает сил, то первые захватывают эту «землю обетованную», уничтожая или вытесняя соседей, что часто в истории человечества и происходило. Поэтому то, что у первых считается доблестью и  добром, у вторых понимается как зло, а добром у них считается защита своих земель, жилищ, семей.

– Всё это так и понимается, только сейчас нападающие прямо как в басне И. Крылова «Волк и ягненок»: «...чтоб придать законный вид и толк», заявляют, что это нападение производится в защиту и развитие демократии, но это только словесное прикрытие. Всем понятна позиция волка из басни: «ты виноват уж тем, что хочется мне кушать», как видите, он перестает её скрывать. Вот и вся философия, только нападающие в наше время это не те, кто спасается от голодной жизни, а те, кто хочет жить всё лучше и лучше за чужой счёт.

– Самое печальное, что теперешними волками эта демагогия распространена по всему свету, и далеко не все страны находят в себе мужество противостоять им.
Тем временем к нам подошел огромный кобель. Кора завиляла хвостиком, но на всякий случай прижалась к моим ногам. Тот даже не взглянул в её сторону, а посмотрев на моего собеседника, один раз гавкнул и затрусил от нас.
– Это за мной, – сказал мой собеседник и поднялся. Мы распрощались.

В это время я заметил внуков, направляющихся в мою сторону. Кора, визжа от восторга, бросилась им навстречу. Внучка присела, лаская собачку, а внук тем временем подошёл ко мне.
– Что, познакомился с Василием? – спросил он.
– Да мы друг другу не представились, так, поболтали немного, – ответил я.
– Он теперь работает в охране, в какой-то фирме, а до этого успел окончить философский факультет и был хорошим спортсменом, мастером спорта, – это его мама рассказала нашей маме, когда они вместе выгуливали собак.
 И мы,  ведомые Корой, не спеша направились к подъезду нашего дома.