Секреты эволюции

     Самый первый и самый последний опыт плетения
женской косы у Никиты состоялся года в четыре,
в детском садике. Он сам. По какому-то прямому и
сладкому желанию. От себя лично… Обуреваемый са-
мим собой. Ещё не умеющий тормозить и останавли-
вать свои желания перед женщиной своего возраста.
Преодолевая проблемы с мелкой моторикой, бережно
разделил её волосы на два пучка и стал старательно
заворачивать их в короткий куцый хвост.
     Он рисовал ей домики и до семи лет звал замуж.
Она рисовала ему цветы и соглашалась… Осуществить
задуманное помешала школа… Но тут же как никогда
вовремя и кстати вмешалась судьба. И тогда они, ко-
торые так привыкли в дошкольный период сидеть на
соседних горшках, смогли заявить о своём желании
сидеть за одной партой… Оспорить обоюдное желание
такой силы оказалось невозможно. Настя с Никитой
легко проникали сквозь недружелюбных сверстни-
ков, дразнивших их стандартными и скабрезными
именами, и демонстрировали свою стойкость и нераз-
лучность.
     Более того, такая привязанность друг к другу рас-
пространялась и на каникулы… Их спаянность и не-
разлучность вызывала растерянность и полную бес-
помощность у родительских авторитетов.
     Дети в это время вели уже общее хозяйство, их
небольшие карманные или случайные деньги каж-
дый день объединялись, и не только согласованно, но
и эмоционально тратились… Делились домашние бу-
терброды и сладости, а также радости и слова, печали
и привычки, уроки, учебники и увлечения, знания и
повседневный опыт, одним словом, нафаршированное
всякой всячиной время.
     «Что-то тут не чисто»… Возникало одно и то же
недоумение в умах обеих семей и пища для «педа-
гогической» молвы во всей школе. Они были слов-
но пришиты друг к другу белыми нитками… самыми
белыми нитками. Их редкие или незаметные ссоры
оказывались совершенно не похожи на ссоры вообще.
Короче говоря, он по-прежнему рисовал ей «домики»,
а она ему «цветы».
     В шестом классе они согласились, что всё идёт по
плану… Они росли, видоизменялись и с привычной
самоотверженностью держали оборону против своего
способа сосуществования.
     В этом возрасте они были, как две играющие соба-
ки на берегу реки, как брат и сестра, как люди запу-
танные счастьем и интуицией будущего… красивого
будущего, сказочно красивого будущего… как всегда
кажется его авторам.
     Вся школьная жизнь – это десятилетний физиологи-
ческий трансформер, это психология жизненного чуда-
чества и учёбы, обязанной настроению, это реальность
иллюзий и тайные замыслы судеб. Школа – это про-
педевтика самостоятельной жизни, которая пока ещё
не потеряла своего обаяния. Это скопление мизансцен,
участники которых ставят голос и создают характер.
     К институту они повзрослели до такой степени,
что абсолютное совпадение мнений привело их к по-
знанию до сих пор табуированных занятий.
     Секс – это та пограничная полоса, которая отде-
ляет один статус жизни от другого. Секс – это виза во
всё пространство взрослых преимуществ. И посколь-
ку кажется, что это именно так, окрепшие и самовлю-
бленные организмы юношей и девушек переходили к
презрению надуманной очереди за наслаждением и
отбегали от прогорклых утопий. И всё ради несанк-
ционированного перехода границы, что, конечно же,
осуществляют тайно… и также тайно начинают счи-
тать себя принадлежащими к другой категории лю-
дей. Которые уже… Которые как и они … И теперь все
они вместе – уже…
     Никита с Настей шли к этим глубоко законспири-
рованным занятиям на протяжении всей своей жизни,
и поэтому восприняли собственный секс как любовь…
И потом – это показалось долгожданным аргументом
для самих себя и эволюционным достижением их от-
ношений. Наверно, такое положение дел никого бы
страшно не удивило, скорее удивило бы другое…
     «Что у вас ещё ничего не было? Ну вы и придурки?!»
Никита с Настей всё устроили так, что повода для
каких-либо разговоров особенно и не возникало… В
то же самое время они уже вовсю оттачивали секрет-
ные приёмы своих удовольствий, которые не могло
ни понять, ни испытать никакое другое существо на
курсе или в институте, или во Вселенной в целом.
     Во всяком случае – так им казалось… Да и что
только не кажется, когда соприкасаются под напря-
жением два голых провода?! И Слава Богу!
     Четыре года она училась в педагогическом ин-
ституте, а он четыре года учился там же, хотя из-
начально знал, что не о какой педагогической дея-
тельности не может быть и речи. Сила инерции и
полное неумение устроить жизнь как-то по-другому
– с одной стороны, и теперь ещё новые, захватыва-
ющие манипуляции эрогенными зонами – с другой
стороны, не только связывали эту историческую па-
рочку большими стежками белых суровых ниток, но
это их и сращивало. Сращивало уже не только и не
столько как платонических героев, а теперь скорее
даже как героев, стремящихся к высоким сексуаль-
ным достижениям, к высокому уровню сексуального
мастерства.
     И вот она – вершина человеческого существова-
ния, готовность человека к самому главному, к созда-
нию семьи. К созданию правовых, экономических и
других удобных, в том числе постельных отношений,
предназначенных преимущественно для сна и непо-
средственно для размножения.
     Годы, потраченные на все виды учёбы, включая
сюда и регулярные практические занятия, позади.
Перманентно влюблённые особи – Никита и Настя,
живое и достаточно незаурядное доказательство того,
как почти не бывает… заслужили всё-таки свою олим-
пийскую медаль.
     Столы – сколько угодно. На столах – всё что угод-
но. Вокруг столов восседало полторы сотни возбуж-
денных участников свадьбы, испытывающих одно и
то же миролюбивое ощущение…
     – Ну, наконец-то, они женились, несчастные…
     Народ на свадьбе подобрался голодный. Ел с усер-
дием. Пил профессионально. Танцевал честно, как
мог. Тосты были похожи на тостующих, слова не
всегда похожи на мысли, а мысли, там где они обна-
руживались, сначала пробирались сквозь эмоции и
только потом обращали на себя какое-то внимание.
     Всякая свадьба, а эта не исключение, имеет два
«незамерзающих» ни при каких условиях плана.
     Первый – это всё то, что может поместиться в не-
обозримое будущее молодой семьи… и тут фантазии
распекают кого как, лишь бы хорошо получилось, всё
сойдет.
     Второй план – это совершенно конкретный, объ-
явленный заранее, можно сказать, ритуальный поло-
вой акт.
     Как обычно, по ходу праздничного мероприятия
«первый план» возглавляет главную колонну и рас-
поряжается больше первой половиной торжества, но
после того, как уже «цепануло» массовку, «второй
план» становится безоговорочным авторитетом и те-
мой для перегрузок устного народного творчества.
     Постепенно «величие» заранее подготовленного и
широко одобряемого полового акта становится прямо-
таки квинтэссенцией, главным событием всех преду-
смотренных и непредусмотренных событий. Хотя в
последнее время – это, конечно же, имеет условно-
художественное значение, как бы такое местечковое
Боккаччо.
     Таким образом, если человек попал на свадьбу во
второй половине, то у него может сложиться пред-
ставление, что всё это массовое действие живёт пред-
вкушением сексуального события, с участием специ-
ально выбранных для этой цели людей. Жениха и
невесты…
     Люди поглощали жареных животных, сырые или
кислые плоды растений, в основном пили всё то, что
можно поджечь, ну а вино в красивых бутылках – это
для гурманов, в числе которых попадались, исключи-
тельно женщины.
     Только что закончился церемониал подношения да-
ров для обреченной на большое семейное счастье пары.
     Поставленный под контроль государства муж Ни-
кита, распухший от конвертов до решительного от-
каза своих карманов, теперь делился «добычей» с
Настей, отправляя «финансовый улов» в полиэтиле-
новый пакет, зажатый нарядными коленями.
     Когда кричали горько, «молодые» послушно вста-
вали и покорно целовались… Никита – с заметно
оттопырившимся богатством, изменившим фигуру
(естественно в лучшую сторону), и Настя – незаметно
перемещающая драгоценный пакет вниз и заковывая
его щиколотками.
     Когда поток даров иссяк, они уединились на тех-
нический перерыв и с наслажденьем и визгом объеди-
нили все свои накопления. Мать Насти, сияя и пере-
ливаясь примерно так же, как и сама Настя, сказала:
     – Я приберу, а то мало ли что, свадьба всё-таки…
как подарят, так и свистнут… – забрала всю финансо-
вую радость и унесла её куда-то недалеко, но опреде-
ленно в их будущую жизнь.
     Потом организовалась ещё одна небольшая «ша-
башка» – «кто больше даст за право на танец с неве-
стой»? Первым такое право купил Марк.
     Дело в том, что он был особый гость, тем более, что
приехал издалека специально на это биографическое
событие. Они были с Никитой не совсем пропорцио-
нальными друзьями, потому что Марк был на самом
деле до зависти умён и хорош, независим и притяга-
телен… Короче говоря, у него было столько всего, что
ему нередко приходилось себя скрывать или «играть в
поддавки» с людьми самозначительными или недалё-
кими. Была ещё одна тайная «особенность» этого че-
ловека, которую знала Настя, но не знал Никита…
     На последнем курсе института им, бывшим детса-
довцам, четыре месяца удалось снимать маленькую
квартирку. Об этом мало кто ведал … мало, но тот
кто знал, тот иногда захаживал… Марк тоже пару раз
заходил…
Последнее время он часто бывал то в Москве, то в
Скандинавии и привозил целые чемоданы впечатле-
ний и рассказов, не говоря уже о разной снеди.
     Однажды получилось так, что Марк с Никитой не
совпали, один не застал другого. Никита ещё не вер-
нулся из того города, в котором они жили, и Настя
ждала его по обещанию.
     Несколько порывов Марка уйти были остановле-
ны, и они вдвоём долго общались на кухне, попивая
вино из дальних странствий, пока в конце концов не
стало ясно, что уже час ночи и никто больше так и
не появится. Ситуация складывалась тупиковая – это
были те времена, когда такси относилось к разряду
дефицита, тем паче ночью, а мобильную связь только
придумали себе американцы, не более того…
     И тут ещё пошёл снег, причём не просто снег –
скорее исключительное явление, такой оказался у
него размер. Через небольшое время, он мог легко
уже заблокировать дорожное движение, любое дви-
жение вообще, кроме него самого. Потом он стал ва-
лить, что на его собственном языке соответствовало
повелительной форме.
     Настя понимала, что так нельзя, но именно это
«нельзя» её и растаскивало. И потом, такая неожи-
данная уединённость, и недоступность, и желание, и
воображение, и запретность, и неизвестность… И ну
и что? И будь что будет… И мужчина, о котором бре-
дят и который рассказывает так, что это возбуждает
лучше лучшего вина.
     – Существуют два варианта, – сказал Марк.
     – Существует один вариант, – сказала Настя. – А
то я как будто обречена от рождения, – засмеялась она.
     – Насть. Давай не будем углубляться в тему…
     – Конечно. Не суетись. Ты заметил, что у нас два
дивана, так что распределяйся…
     – Мне всё равно, но действительно не в кайф изо-
бражать из себя странника или беспризорника… Снег –
сволочуга… Просто засада.
     – Снежище… Завтра расскажем Никите, как мы с
тобой переспали…
     – Думаешь? Хотя… Как хочешь… Позволь, я под
душем ополоснусь, а ты мне брось чем укрыться…
     – Я тебе полотенце дам…
     – Спасибо.
     – Минут через десять он вышел сухим от воды.
Пристроил джинсы, рубашку и свитер на стул. Бы-
стро занял своё спальное место и произнес:
     – Спокойной ночи.
     Без каких-либо намёков накрылся простынёй и
отвернулся к стене.
     Настя мылась долго, сладко, с предвкушением.
Она понимала, что есть возможность сорвать стоп-
кран и всё… Но в то же время она чувствовала, как
становится другой… И эта удивительная метаморфоза
ей жутко нравилась…
     Едва себя промакнув, она почувствовала, как в
ней удивительным образом что-то соединилось, и она
легко легла к Марку. Размазывая своё тело по его
телу и испытывая такое наслаждение, что ничему
другому не осталось ни малейшего места.
     – Подумала?
     – И думать не хочу! Так всё прекрасно… И больше
у меня ничего нет… Только это… Я! Я!
     – Вижу… А я чувствую себя идиотом или даже
сложнее… когда даже идиот чувствует себя идиотом.
     – Марк! Гад! Ты прелесть! – как рывки телеграф-
ной ленты пролетали в её сознании спонтанные фра-
зы. – Ты! Чудо… Чудо… Чудо… Пречудо… Какое сча-
стье… Длин н н н н н н ное… блаженство.
     Он вышел из подъезда на нетронутый снег. Угры-
зения повесил на пустые деревья и пропал на полго-
да. В общем, как раз до свадьбы…
     Музыка была самая настоящая, свадебная:
«Не сыпь мне соль на рану…» – умолял Добрынин.
     – Господи, как я тебя хочу! – прошептала невеста.
     – Это пройдет… Я же держусь… – ответил Марк.
     – Ужас! – вздохнула Настя.
     А Никита, смотри какой ортодокс, всю жизнь
тебя сопровождал … Молодец, пацан! Насть – тебе не
стыдно?
     – Нисколько… Что ты?! Такое удовольствие!
     – И мне почему-то тоже… Может, потому, что
когда уходил, угрызения на деревья забросил… А ты
хороша… на самом деле хороша, просто превосходна
     – во всех отношениях…
     – Оооо… – потихоньку, для него, заскулила Настя. –
Мне бы хоть немного тебя съесть…
     – Нет. У вас сегодня ночью событие мифологиче-
ского масштаба – у тебя будет другое блюдо, дорогая.
Всё. Пошли к Никите.
     Свадьба запела… Минут за пятнадцать образова-
лось три очага свадебной песни. Причём песни не
совпадали… Но соревновались между собой по гром-
кости, лихости, метались между традицией и совре-
менностью. Побеждало горло.
     Постепенно отношения становились вязкими, но
откровенными, дружественными, но аморальными,
ровно настолько, насколько положено на большин-
стве подобных мероприятий. Всё это было похоже на
пьяный кадрёж, который по мере кратковременного
исчезновения некоторых пар начинал оправдывать
своё назначение.
     Потом постучалась ночь, намекнула, что пора бы
и честь знать… Кое-кто сразу на это отреагировал и
через «посошок» отчалил…
     Никита был доволен, у него как-то окончательно
всё заполнилось и окончательно устаканилось. Он ви-
дел, что гости были довольны и не сомневался, что
больше всех довольна его жена.
     – Ты довольна? – то и дело спрашивал он Настю.
     – Очень! – то и дело отвечала супруга.
     Потом ночь, кстати, абсолютно не заинтересова-
но, а так себе, больше для проформы шаловливо по-
свистела гулякам на свадьбе, что, мол, сколько мож-
но дурью мучиться? И они стали мобилизовываться.
Кое-кто сразу попятился, разговаривая по очереди то
со всеми, то с самим собой. И свадебное торжество
при помощи специальных людей стало сворачивать
свою бесконечную халяву.
     Понятно, что их свадьба не относилась к числу
сложных по драматургии, по тому напряжению, кото-
рое испытывают брачующиеся стороны. Она была за-
ранее предрешена, заранее продумана, заранее загадана
– короче говоря, она была сама собой разумеющейся.
     И само собой разумеется, она имела не только
внешний антураж, но и крепкую внутреннюю зада-
чу – наполнить до краёв тарелку их материального
благополучия.
     – Ты довольна? – спрашивал Никита, кивая на
журнальный столик, где покупюрно возвышалась эта
самая «тарелка».
     И стали они жить-поживать и добра наживать…
     Сначала нажили сына и назвали его Николаем,
потом нажили себе дочь и назвали её Наташей. Мог-
ли бы нажить себе ещё людей, но Настя сказала, что
не видит смысла. Есть мальчик и есть девочка. Как
бы полный комплект имеется, что ещё надо? Жизнь
получила своё биологическое оправдание. Если поста-
раться, то можно найти и удобоваримые смыслы.
     Хорошо ведь, когда она на самом деле наполне-
на некоторым смыслом или что-то вроде этого… Во
всяком случае реже в себя заморачиваешься. Значит,
меньше себя копаешь и не отвлекаешься от повсед-
невности и инерции существования.
     Тем не менее есть ещё и историческое развитие,
которое может напомнить о себе тем, что объявит от
всевидящего ока или исторического лица, что все мы
уже с понедельника опять живём в другом государ-
стве. Само государство казалось знакомым, и первона-
чально это не отпугивало. Вместе с тем, оно всё-таки
было новым, и это кое-что подразумевало и настора-
живало.
     Одним словом, жизнь у Никиты и Насти теперь
пошла по-новому, совсем по-новому.
     Во-первых, семья оказалась живородящей и в
этой связи поток жизни расслоился на четыре рус-
ла, с учётом каждого вновь прибывшего к ним члена.
     Во-вторых, изменилась скорость её проживания, во
всяком случае это всё больше и больше ощущалось
основателями семьи. Друзья, по меньшей мере, зани-
мались этой же самой жизнью и манера у них была
та же самая. Только рассредоточение их ушло далеко
за пределы родного города и их актуальность стано-
вилась всё меньше и меньше.
     Внутри семьи было замечательно, дети быстро
преодолели стадию «насекомых» и набирали очки
дальше. Никита с тремя партнерами открыл бизнес
и постепенно стал кормить, потом поить, потом от-
крывать кое-какие возможности, развиваться и про-
должать воспроизводить всё новые возможности.
Появились дорогие игрушки, и среди них иногда
проскакивали женщины как атрибут стиля или запо-
здавшего самоутверждения.
     Настя относилась к этому абстрагированно, как к
спортивной тренировке по дзюдо, которые всё реже и
реже посещал муж. Однажды она поделилась об этом
с матерью и окончательно успокоилась.
     – Не сотрёт, – сказала та. – У него голова на ме-
сте. Главное, чтоб не спёрли… Бабьё – это ещё тот
контингент!
     – По-моему, он и сам не сопрётся, – заключила
Настя, но с тех пор стала посматривать на супруга с
любопытством, пока ей это не надоело.
     Никита всем был хорош, особенно своим характе-
ром, последовательностью, какой-то особой режимно-
стью поступков и надёжностью.
     Однако Никита не способен был удивить, особен-
но того человека, который больше всего с ним связан.
Он был слишком хорош и этим плох. Он был абсо-
лютно предсказуем и полупрозрачен и лишен начисто
такого фермента, как авантюризм. Чего там? Взял
бы и написал книгу… Или картину. Или выучил по-
настоящему иностранный язык. Или иммигрировал?
     Настя же без запинок заработала в гимназии себе
авторитет, показала способности к научному творче-
ству, и была рекомендована в московскую аспиранту-
ру, на заочное отделение.
     И первое, что пришло ей на ум, когда она это узна-
ла… Возможность встретиться с Марком. Все осталь-
ные события, касающиеся её научной карьеры, были
отброшены сильнейшим чувством будущей измены,
которая химически, физически, духовно заполняла
её существо. Так заныл живот, как никогда… Её даже
потряхивало несколько дней.
     Марк жил в ней, как скрытый от всех навсегда
праздник. Жил, как мина, ожидающая своего часа,
чтобы разорвать её в пух и прах. Марк на самом деле
был человек-мина. Если он был, просто где-то, тео-
ретически был, то угроза разорвать кого-то в пух и
прах существовала всегда. Ну что, может быть, най-
ти кого-нибудь, кто бы его разминировал, припугнул,
наехал… Ни за что! Это мужчина, которого нельзя
любить, с которым нельзя жить, с которым нельзя
заводить детей… Даже если вдруг может показаться,
что он всё-таки программируем и что теперь его мож-
но взять под уздцы. Бесполезно, он может решить всё
иначе. В любое, может быть, самое обидное для вас
время, когда вы вдруг самонадеянно решили, что всё
– он твой. Смирненький такой, послушненький, с ис-
кусно выкрученным запалом. То это – скорей всего,
он прикинулся. Поиграется ещё какое-то время твои-
ми сиськами, заговорит отрывками из стихов, и ког-
да будет ваша следующая встреча? Не знает никто…
     Три раза в год, три года Настя возвращалась из
Москвы, боясь расплескаться, в каком-то абсолютном
счастье, но всё же с библиотечным уловом. При всей
кажущейся отдалённости Марка, неподчинённости и
самостоятельности, он ждал её как скрытое от всех и
больше никому не предназначенное наслажденье.
     Создавать свою семью он зарёкся… Жил для себя,
нарушая тем самым общественные настояния о том,
что самец должен всё-таки пополнить социально-
биологическую популяцию, к которой он сам принад-
лежал.
     Жизнь продолжала хорошо делать одно-единственное
дело – продолжаться. У одних участников жизни
это получалось быстро или даже слишком быстро, у
других – невыносимо медленно.
     Таковы оценки всех тех, кто в процессе… Никита
поднялся и влип. Влип в отношения, где деньги до-
бываются и делятся и снова объединяются и вклады-
ваются и делятся. В конечном итоге деньги раздели-
ли людей. Люди разделили сроки… Никита попросил
Настю его не ждать. Дети сначала разделились, но
потом одумались и поспешили на помощь мудрости –
это значит они решили остаться при своих. А там как
масть ляжет…
     Масть легла по делу и вовремя, отец успел их пе-
реместить за рубежи священной родины, обеспечив
на весь срок учёбы нормальным пансионом.
     Через год он написал Насте письмо с предложе-
нием пожениться, руку и сердце он просить воздер-
жался… Просто пожениться – и всё… Письмо пришло
по адресу, где адресат уже давно не проживал. Даль-
нейшую судьбу этого послания никто не знает. Тогда,
ещё через год, Никита послал ей предложение поже-
ниться с рукой и сердцем и объяснением внутриполи-
тической ситуации в стране и за её пределами. Адрес
был тот же самый, совершенно обречённый. Кварти-
ра была продана. Дети в Европе. Настя то в Москве,
то в Подмосковье. То в квартире, то в доме. Марк не
сопротивлялся и даже вида не подал, принял всё это,
как осень или вторник перед средой.
     Ещё через год условно досрочно освободился Ни-
кита, он пожил у родителей, пошатался по родному
городу с родным пепелищем в памяти. Позванивал
детям, пока они не стали говорить с акцентом, и он
воспринял это как знак.
     Через пару месяцев на Москву напала осень. Ни
чуть не скрывая свой неуравновешенный характер,
она с каждым шагом, который занимал у неё два-три
дня, поражала метеочувствительных людей умением
противопоставлять погоду и оставшиеся у человека
патенты на его здоровье.
     В Москве продолжалось сплошное побоище нор-
мальной жизни, поскольку само устройство и функ-
ционирование этого древнерусского города портило
теперь всех подряд, включая инородцев, которые в
него проникли. Самое дорогое, что, например, до-
сталось таджикам – это лимонная, ржавая, золотая
фольга деревьев, которая исчезала с наших глаз и из-
под наших ног.
     Никита знал адрес и телефон, но прибыл без
предупрежденья,
не как бывший зэк, а как мужчина
с цветами. А дальше расклад был такой… Оказывает-
ся, буквально десять минут назад позвонил Марк и
предупредил, что его не будет до среды, то есть сорок
часов.
     И в двери позвонил Никита… Настя всегда пони-
мала, что рано или поздно Никита позвонит в дверь
квартиры, половина которой принадлежала ей. Это
не то чтобы её защищало, но придавало уверенности
и размеренности дыханию.
     Они сидели на кухне, попивали вино и сплетнича-
ли, как две закадычные подруги. Они говорили, как
двое мужчин, поскольку сама тема требовала такого
отношения. Они попивали вино и общались, как двое
супругов, преодолевающих обоюдную амнезию.
     Время демонстрировало обычные свои фокусы с
перевоплощением: солнце запихнуло за шиворот гори-
зонта, выдохнуло небольшую порцию тумана и потом
его же прицепило к первому попавшемуся ветру. По-
том на длинной веревке оно размотало гигантские про-
стыни ночи. Ко всему прочему, оно оказалось без на-
строения и в качестве прямого доказательства своего
скверного характера пригласило к себе сначала дождь,
но почувствовав, что он не удовлетворяет её ожида-
ний, быстро поменяло его на снег. Никита сказал, что
пора идти и что неплохо бы выпросить у неё зонт.
     – Куда ты пойдешь? Поздно и очень мокро. Оста-
вайся – ты никого не стеснишь… – сказала Настя.
     – Есть два варианта, – произнес Никита.
     – Один, – ответила Настя. – Слава Богу, койко-
мест хватит.
     – С твоего позволения я ополоснусь?
     И пошло… пошло точно так, как уже ходило. На-
стя долго и сладко мылась под душем и всё больше
и больше понимала, как она соскучилась за ним. Те-
перь они с Марком как будто поменялись местами.
     Странная штука. Настя так хотела этого рокового для
неё человека, а ещё она хотела их сбалансировать,
уравновесить.
     Полпервого позвонил Марк, и она сказала, что
Никите идти некуда. И что – да! Просто ситуация
уравновесилась, и что лучше делать так, как всех
удовлетворяет. Через пару секунд Марк придурился,
что абсолютно согласен.
     – Ты права, дорогая… конечно… всё правильно…
     С минуту смотрел на светящиеся цифры мобиль-
ного телефона, а телефон изо всех сил смотрел на
него ноосферой. Потом Марк набрал полные лёгкие
воздуха и долго выпускал его из себя, пока сознание
не выкинуло фразу:
    – Такова женская природа. Воспоминания о Хе-
мингуэйе.