Несгибаемость. Очерк

Н. Пахомов

НЕСГИБАЕМОСТЬ

Ум освещает путь воле, а воля повелевает действиями.
Я. Каменский

Неукротимая воля творит чудеса, она невозможное делает возможным, недосягаемое – досягаемым, нереальное – реальным.

РЫЛЬСК.
ЗНАКОМСТВО

В 1970 году, когда я окончил родную Жигаевскую восьмилетнюю школу, встал вопрос, куда дальше идти учиться: в соседнее село Линец, где имелась школа-десятилетка, дающая среднее образование и, соответственно, право на поступление в институт, или же в училище или техникум. Некоторые жигаевские парни и девушки, окончившие школу на год-другой раньше, учились в Льгове на медработников среднего звена – медсестер и фельдшеров, другие – в Рыльском педагогическом училище на преподавателей начальных классов.
«Поедешь в Рыльск, – решили родители, – будешь учиться на учителя. Лучше бы, конечно, в Льгов, в медучилище – оно и ближе, и брат твой двоюродный там учится, Дмитрий Теплов, – но… ты лягушек боишься. А там на них тренируются… Поэтому дорога одна – в педучилище. А вот Александр на следующий год будет поступать в медучилище».
Александр – мой родной брат. Он моложе меня на год с небольшим. И лягушек, в отличие от меня, брезгливого ко всем земноводным тварям, а также ужам и ящерицам, точно не боится. Вот родители и рассудили, кому на педагога учиться, кому на медика, кому на инженера, а кому на экономиста. Ведь, кроме меня и Александра, у них был сын Григорий и дочь Ольга. И каждому они желали доли лучше их собственной. Пусть даже в селе, но не с лопатой и вилами по наряду, не с плугом и косой, а «при должностях».
Решение было принято, и мне ничего не оставалось, как дожидаться дня отбытия в Рыльск для сдачи вступительных экзаменов. А чтобы зря не томиться – неизвестность если не пугала, то и радости особой не доставляла – повторял правила русского языка да писал диктанты под диктовку Александра.

…Рыльск встретил меня и двух моих одноклассников длиннющим мостом через реку Сейм, старым кладбищем на въезде, горой Ивана Рыльского – справа от дороги по улице Энгельса, зеленью садов и парков, неширокими улочками с одноэтажными и двухэтажными домиками и бесчисленными стайками молодежи: прибыли, как и мы, для сдачи вступительных экзаменов. Кто – в педагогическое и медицинское училища, кто – в училище гражданской авиации, кто – в сельскохозяйственный техникум.
Как были сданы экзамены по музыке и пению, не знаю – музыкального слуха лишен напрочь, хотя в родительском доме имелись и гармонь, и балалайка, на которых «баловался» отец в минуты досуга. Возможно, случилось чудо, и я с перепугу, не совсем исфальшивив мотив, спел песню «С чего начинается Родина».
Словом, после бесчисленных переживаний и тревог я, один из трех жигаевских подростков-школяров, был принят в Рыльское педагогическое училище. Мои товарищи, завалив первые экзамены, укатили домой. Вскоре, подыскав съемную комнатушку для будущего студенческого проживания, за ними последовал и я – догуливать остатки лета. Но в конце августа, за неделю до начала занятий, вновь был в Рыльске, готовился к началу учебного процесса. Однако 1 сентября занятия не начались, так как нас, первокурсников, разбив по классам, определив старост и комсоргов, «бросили» на трудовой фронт – на уборку сахарной свеклы в ближайшем колхозе. Поселили же нас в общежитии на территории бывшего Николаевского (Никольского) монастыря, расположенного в пригородной Слободке.
Так началось мое познание города Рыльска, его истории и его людей, так начался мой рыльский период жизни. Возможно, самый интересный и самый светлый, несмотря на многочисленные трудности, связанные с учебой, бытовым неустройством и хроническим безденежьем.

В 1972 году, когда учился на втором курсе и пробовал что-то рифмовать, мой товарищ по училищному духовому оркестру Вадим Шеховцов, узнав про мои стихотворные потуги, предложил посетить литературное объединение «Рыльские зори», существовавшее при редакции районной газеты «За изобилие».
«Это ни к чему не обязывает, – пояснил он, – зато познакомишься с настоящими поэтами Василием Семеновичем Алехиным, Михаилом Ефимовичем Саницким, Вениамином Германовичем Саранских и другими. Послушаешь их стихи, прочтешь свои…» – «Читать-то особо нечего…» – стал отнекиваться я, понимая сырость и несовершенство своих поэтических, наспех срифмованных «творений».
Но Вадим настоял, и однажды вечером я оказался на очередном собрании рыльских литстудийцев в здании редакции газеты, где впервые увидел Василия Семеновича Алехина – руководителя литературного объединения.
Если память не изменяет, в тот вечер Василий Семенович, седовласый, с обозначившимися пролысинами лет пятидесяти мужчина среднего роста и среднего же телосложение, собственных стихов не читал, но внимательно слушал стихи Саранских Вениамина Германовича.
Был Алехин, как и положено советскому интеллигенту, в темном строгом костюме, светлой рубашке и галстуке. Из безжизненно свисавшего правого рукава пиджака матово выглядывала искусственная ладонь протеза.
Сделав пару замечаний, в принципе похвалил и стихи и самого автора – Вениамина Германовича. Тот и критику, и хвалу воспринял спокойно. В спор не вступал.
Саранских – капитана милиции и начальника паспортного стола Рыльского райотдела, я уже видел: он вручал мне и другим моим одногодкам-сокурсникам паспорта. Проходило это мероприятие в спортивном (актовом) зале педучилища. В торжественной обстановке, под бравурные звуки туша, исполняемого училищным духовым оркестром. Поэтому я с особым вниманием вслушивался как в стихи Вениамина Саранских, так и в замечания Василия Семеновича.
Потом стихи читал Саницкий Михаил Ефимович, как я понял, то ли сторож, то ли кочегар при какой-то городской котельной. Саницкий также «удостоился» нескольких замечаний Алехина, хотя в целом, его стихи были оценены положительно. Но, в отличие от Саранских, Саницкий пробовал возражать главному ценителю и оппоненту, отстаивая свою точку зрения. Это тоже не укрылось от моего внимания.
Наконец, очередь дошла до нас, молодых: Жуковой Нади – ученицы десятого класса, Вадима Шеховцова – студента третьего  курса, и меня – второкурсника, внимательно слушавших стихи признанных рыльских поэтов, но не вмешивавшихся в обсуждения. Надю заслуженно похвалили – ее стихи о природе и любви к Родине, по сравнению с нашими, особенно с моими, были превосходны. Нам же, а мне – в первую очередь,  досталось ото всех. Лупили, как хотели. И, конечно, за дело. Правда, в конце экзекуции, Василий Семенович, улыбнувшись левым глазом – в правом, как мне показалось, находился неулыбчивый синтетический, нейтральный ко всему протез – подсластил критику русскими поговорками, что «на Руси исстари за одного битого двух небитых дают» и «если взялся за гуж, то не говори, что не дюж».
Впрочем, наличие у Алехина в правом глазу искусственного протеза – это было обманом моего зрения: оба глаза у него были живые, его собственные, правда, плохо видящие, но в связи с повреждением нижнего века и щеки, правый глаз казался меньше левого. К тому же в мимической реакции лица большого участия не принимал. Отсюда и ложное восприятие его искусственности.
Так состоялось мое первое знакомство с поэтом и прозаиком Василием Семеновичем Алехиным, ветераном-орденоносцем и инвалидом Великой Отечественной войны, лишившей его правой руки и зрения, председателем Рыльской районной организации Всероссийского общества слепых. Правда, в тот раз орденов и медалей на груди Алехина я не видел – костюм был будничный, а не парадный. Зато во время первомайских демонстраций видел его в костюме со всеми регалиями.
Потом, до окончания моего обучения в педучилище, было много других встреч и бесед с ним и его коллегами по творческому цеху – Вениамином Саранских и Михаилом Саницким. С последними – пару раз даже в местном кафе, где они, пропустив грамм по сто водочки, под аплодисменты случайной, но благожелательной  публики, читали стихи. Я своих стихов в кафе не читал, так как стеснялся, да и их было мало, спиртного не пригублял, обходясь газировкой. Зато с удовольствием уплетал картофельное пюре со шницелем и салат. Еда была заказана старшими коллегами по перу, поджеливающими студента-бессребреника. Но куда больше мне льстило само нахождение в компании таких «известных» поэтов.
Возможно, я не прочь был за компанию пропустить и грамм сто спиртного, но поэты строго-настрого следили за моей нравственностью и трезвостью, по крайней мере, в свое присутствие, понимая, случись что со мной «по пьяному делу, их по головке не погладят.
Из разговоров «по душам» понял, что рыльских поэтов их курские коллеги из Союза писателей, «в большую литературу» дальше областных газет не пускают. Конкуренция страшная.
«Даже Алехина, Василия Семеновича?» – наивно переспросил я, от них же зная, что Алехин уже опубликовался в «большом» воронежском сборнике. «Даже Алехина», – в тональность моему вопросу, но с долей сарказма ответил Саницкий.
Как я успел заметить, именно он, темноволосый, непоседливо-порывистый, ершисто-неуживчивый в обыденной жизни и яростный спорщик в поэтических баталиях, а не строгий и подтянуто-чопорный капитан милиции Саранских, был главным обличителем коллег из Курска и Воронежа.
«И Василия Семеновича тоже, – подтвердил Саранских. – Как-то обмолвился, что в Воронеже за издание книги требуют половину гонорара. И это – братья-писатели, соль земли русской… – выругался он. – И это с ветерана войны, орденоносца!.. Обнаглели вконец!» – «Хоть милицию на них вызывай», – пошутил, подмигнув мне, Саницкий.
Возможно, вместе с шуткой он забрасывал «камешек и в огород» милицейского служивого Вениамина Германовича. Но тот, не придав возможному подтексту значения, сказал, что милиция в этом деле не помощник. «Вымогательство доказать и в обыденности тяжело, а тут писатели да издатели… Никто не поверит».
Так в 1973 или 1974 году впервые узнал и о конкуренции в литературных кругах, и о непростой жизни рыльских литераторов, в том числе и Василия Семеновича Алехина, которого, честно скажу, считал тогда настоящим писателем. Ведь его стихи довольно часто печатались не только в рыльской районке, но и в «Молодой гвардии». Помню, как мы все радовались, когда в новогоднем номере «Молодой гвардии» была опубликована баллада «Цветы на граните», посвященная памяти бойца Рыльского истребительного батальона, комсомольца Дмитрия Татаренкова.
Кстати, стихи Василия Семеновича Алехина и Вениамина Германовича Саранских всегда отличались высоким патриотизмом и искренней любовью к советской Родине. В стихах же Михаила Саницкого часто сквозил скептицизм. Возможно, на его «музу» оказывал влияние неустроенный быт… Хотя и у него имелись патриотические стихи.
В 1974 году, после новогодних школьных каникул у студентов четвертого курса Рыльского педагогического училища, перед выпуском, проходила необходимая то ли полумесячная, то ли месячная производственная практика в начальных классах.
Мне повезло проходить ее в классе супруги Василия Семеновича Алехина – Зинаиды Ильиничны. Так уж случилось, что она, узнав, что я посещаю литобъединение, кое-что поведала о «творческой кухне» супруга. Именно от нее я узнал, что она является не только первым читателем всего написанного, но и редактором, и корректором, так как из-за слабого зрения Василию Семеновичу было трудно писать.
Память у Зинаиды Ильиничны была отменной, и она после окончания занятий читали стихи супруга. Просила и меня прочесть свои. Но мне, кроме двух-трех стихотворений, опубликованных в рыльской районной газете и еще нигде не опубликованной большой «Баллады о танкистах», героически защищавших переправу через Сейм у Рыльска, похвалиться по большому счету было нечем. Потому, смущаясь и краснея, чаще всего отнекивался. Впрочем, после нескольких безуспешных попыток «разговорить» меня на стихи, Зинаида Ильинична проявила тактичность и оставила «начинающего поэтишку» в покое.   

Когда учился в сельской школе, довольно удаленной от областного центра, о встрече с «живыми» писателями как-то и не мыслилось. Из моей жигаевской глубинки, где школа, клуб, библиотека и радио (до появления в 1967 году электричества и телевидения) были главными очагами культуры, писатели казались если не богами, то богоподобными существами, великими волшебниками и чародеями. В любом случае – недосягаемыми величинами. Ибо умели завораживать словами, растворять в своих произведениях, без какого-либо труда переносить во времени и пространстве. Не менее волшебным было и их печатное слово, точнее, книги, которые я, начиная с четвертого класса, читал взахлеб. Не верилось, что обыкновенные люди могут написать что-то подобное…
Возможно, такому восприятию образа писателей в значительной мере способствовал стиль преподавания литературы по школьной программе. Как правило, изучались отечественные классики, давно отошедшие на покой. А если что-то и говорилось о творчестве здравствующих, то эти здравствующие обязательно проживали в столице нашей Родины. А где, прикажите, пребывать небожителям в детском сознании?..
О том, что есть и более близкие «волшебники» слова, проживающие и творящие в Курске, в Рыльске и других городах и селах области, учителя речи не вели. Или вели, но в моей памяти это не осталось... 
Но вот судьба «забросила» меня в Рыльск, где познакомила воочию с живыми писателями. Да, для меня они тогда были писателями. Пусть пока что непризнанными, но все равно писателями. И детские чары о волшебниках-писателях после этого несколько поблекли, однако до конца не развеялись. И долгие годы, после встречи с Алехиным, Саницким и Саранских, я был несказанно благодарен судьбе за такой подарок и не раз с гордостью заявлял о своем знакомстве с «настоящими» писателями.
В 1974 году, после окончания Рыльского педагогического училища, стихотворчеством баловался, даже «Балладу о танкистах» в Конышевской районной газете «Знамя колхозника» напечатал, но с Алехиным Василием Семеновичем больше не встречался.
В конце восьмидесятых, работая в милиции города Курска, увидел в книжном магазине его книги прозы – «Над обрывом» и «Пуля на двоих». Приобрел их, читал, переживая за героев, и радовался за автора, что он все-таки стал членом Союза писателей СССР.
Сам же, начиная со службы в армии, был весьма далек от литературы. И только после 2003 года, когда (перед выходом в отставку) написал книгу очерков о курских милиционерах, вновь стал тянуться к сочинительству и к литературно-писательскому сообществу Курска.
В 2014 году, будучи уже членом Союза писателей России, «загорелся» идеей написать серию очерков о курских писателях и стал потихоньку воплощать ее в реальность. Небольшими тиражами вышли в свет мои книжечки о знакомых поэтах и прозаиках – Борисе Петровиче Агееве, Юрии Александровиче Бугрове, Михаиле Николаевиче Еськове, Михаиле Семеновиче Лагутиче, Юрии Петровиче Першине, Николае Аверьяновиче Шатохине и других. И вот подошла очередь сказать несколько добрых слов о самом первом «живом» писателе в моей жизни – Алехине Василии Семеновиче.


БИОГРАФИЯ: ДЕТСТВО И ШКОЛА

В моей личной библиотеке среди многих других книг находятся две – о писателях курского края. Это книга Юрия Александровича Бугрова «Литературные хроники Курского края» и книга «Писатели курского края», составителями которой являются сотрудники Курской областной научной библиотеки имени Н.Н. Асеева – А. Кибякова, Е. Мазнева и Е.Чурилова.
Когда возникает нужда узнать что-то из биографии того или иного курского писателя, я, естественно, обращаюсь к этим книгам. И во многих случаях нахожу сгустки нужной информации, сконцентрированные буквально в нескольких предложениях.
Вот и в этот раз. Открываю статью Бугрова и буквально со второго абзаца, сразу же после даты и места рождения читаю: «Участник и инвалид Великой Отечественной войны первой группы. Наш курский Островский. Война лишила его зрения и одной руки. Писать начал еще в 1940 году, но путь в литературу оказался сложным». И далее в таком же емком ключе от перечисления основных книг до литературной премии имени Евгения Ивановича Носова в 2005 году. Кстати, Алехин и Носов – ровесники, оба родились в 1925 году. Есть и другие сходства: оба воевали, оба были сильно ранены, оба стали писателями. Правда, Евгений Носов значительно раньше – в конце пятидесятых.
Биографическая статья Н.А. Грозновой «Добрая сила мужского сердца», представленная (в сокращении) составителями книги «Писатели курского края», значительно шире бугровской биографической справки. И повествует о творческом пути Василия Алехина, начиная со стихотворения «Свободу Конго!», опубликованного в 1960 в газете «Правда», и заканчивая работой автора над романом-дилогией «Висожары». Но ни даты рождения, ни места рождения, ни родовых корней в очерке не указано. Возможно из-за сокращенного варианта статьи, перепечатанной из сборника «Победа и мир», изданного Ленинградским отделением издательства «Наука» в 1987 году.
Оставались еще Курский литературный музей, областная научная библиотека имени Николая Асеева, областная специальная библиотека для слепых имени Алехина и, наконец, Интернет. И я в очередной раз отправился в библиотеки и литературный музей.
Эти походы показали, что о жизни и творчестве Василия Семеновича Алехина в разные годы писали довольно многие курские журналисты, писатели и просто любители литературы. Среди них такие известные в Курске личности, как Ф. Панов, М. Чемодуров, В. Детков, В. Коркина, Н. Кержаков, Н. Форостиной и другие. Скажу честно, занимаясь биографиями других курских писателей, такого обилия отзывов журналистов и собратьев-писателей о большинстве из них не встречал. Следовательно, и личность писателя Алехина, и его творчество не только привлекали к себе пристальное внимание, но и вызывали душевный резонанс, «требовавший» немедленного отклика в печати.

Все биографы едины в дате рождения писателя – 19 сентября 1925 года. Большинство называет и место рождения – село Дуброво Воронежской губернии (ныне Липецкая область, Тербуновский район). Часто упоминается и Курская область, как место рождения писателя самим Алехиным в биографических справках о себе и в документах 40-х и 50-х годов. Примером этого может быть автобиографическая справка для музея Н. Островского в Сочи, написанная не позднее 1978 года. В ней он сообщает, что «родился в Курской области Б.- Полянского района, с. Дуброво».
Ныне, как известно, Б.- Полянского района в Липецкой области нет. Есть Тербуновский. Обращаюсь за разъяснением в Интернет, и он охотно подсказывает, что село Дуброво Висло-Полянского сельского поселения Тербуновского района стоит у истока реки Ломовичин. Выделилось из селя Яковлево не позднее конца XVIII века. По данным переписи населения в 2010 году, его население 208 человек. Да, все встало на свое место. Впрочем, не совсем… Дело в том, что современная Курская область при своей трансформации из Курской губернии, начиная с 1926 года, претерпела не одно территориальное изменение.
Во-первых, на момент рождения будущего писателя была Курская губерния; во-вторых, село Дуброво, в котором родился Алехин, территориально и административно входило в Воронежскую губернию.
В 1928 году Курская и Воронежская губернии были упразднены, а на их территории образована Центрально-Черноземная область (ЦЧО) с центром в Воронеже. Появились округа и районы, в том числе Касторенский, Горшеченский и, по-видимому, Тербуновский. А когда в 1934 году ЦЧО была упразднена и образовались две огромные области: Воронежская и Курская, то в Курскую вошли населенные пункты Тербуновского района будущей Липецкой области.
В 1954 году из Курской области была выделена Белгородская область, а Тербуновский район отошел к Липецкой, образованной из Воронежской.
Таким образом, за место рождения писателя Алехина могут претендовать три современнее области – Воронежская, Курская и Липецкая. И это нормально. Подобных примеров история знает немало. Например, на рождение древнегреческого певца Гомера претендовали около десятка античных городов, а на рождение Колумба – несколько государств. Но в любом случае Василий Семенович Алехин – наш земляк-курянин! И это – без всяких сомнений.
А вот указание некоторых авторов биографических статей, что Алехин родился «недалеко от Рыльска», мягко говоря, неверно. Тербуновский район Липецкой области примыкает к Касторенскому району – восточной оконечности современной Курской области, а Рыльск, как известно, находится в западной, противоположной, части нашей области. Поэтому определение «недалеко» здесь некорректно. Но если в масштабах России и тем более Советского Союза, то вполне допустимо…
Сходятся биографы и в том, что будущий писатель родился в шахтерской семье. А далее некоторые пересказывают необычную историю рождения мальчика на день Михайлова чуда, услышанную ими от Зинаиды Ильиничны Алехиной – вдовы писателя.
Особенно ярко это преподнесено Татьяной Соколовой, заместителем директора Курской областной библиотеки для слепых имени В. Алехина: «Мать Васи родила здорового, крепкого мальчика. Женщины в доме обрадовались: «Вот Бог и дал нам Мишеньку!». Однако примерно через полчаса у роженицы снова начались схватки. Родился второй младенец, настоящий мальчик-с-пальчик. Ребенок был слаб, постоянно мерз, и, чтобы отогреть, младенца клали в остывающую русскую печь в рукавице отца-шахтера. Конечно, никто не думал, что он выживет. Но самое интересное, что здоровый первенец, Михаил, прожил полгода и умер. А Вася остался». (Статья «Я не шел, я лез сквозь дебри бед…» в газете «Городские известия» за 29 сентября 2015 года).
 А так этот факт выглядит в пересказе В. Чемодурова в статье «Фронтовик, журналист, писатель», опубликованной 18 сентября 2015 года в газете «Курская правда»: «Василия Семенович родился аккурат на Михайлово чудо – 19 сентября 1925 года. Чудеса сопровождали его всю жизнь, начиная с рождения. На свет он появился вместе с братом Мишей. Последний – этакий крепыш, а Вася – щупленький, болезненный мальчик. Чтобы хотя бы как-то сохранить ему жизнь, родители чуть ли не в рукавицах клали его внутрь еще теплой русской печи отогреться. И вот – первое чудо: Миша спустя полгода умер, а Вася встал на ноги и прожил пусть и трудную, но долгую жизнь».
Похожий сюжет «чудесного рождения» мальчика Васи Алехина фигурирует и в очерке Натальи Губаревой, опубликованный 21 октября 2015 года в РИА-Новости. Она, придавая очерку художественное оформление и образность, сообщает, как охали да ахали досужие кумушки да бабки, мол, «Вася не жилец».
Сожалеть приходится лишь о том, что биографы, указав о рождении Василия Семеновича в шахтерской семье, как-то упустили его родовые корни: «забыли» дать хоть какие-либо сведения о его отце и матери, кстати, проживавших (до отбытия в город Шахты Ростовской области) совсем не на шахтерских землях Донбасса, а на землях Центрального Черноземья, самых что ни на есть крестьянских землях.
Говоря о детских годах Василия Алехина, биографы дружно отмечают, что они «прошли в городе Шахты Ростовской области». А сам Алехин в уже упоминавшейся автобиографической справке для сочинского музея Николая Островского сообщает, что в город Шахты его родители переехали в том же 1925 году: «С 1925 по 1940 год жил в г. Шахты Ростовской  области».
В городе Шахты около 1933 года Вася Алехин пошел в школу-семилетку, которую окончил, скорее всего, в 1940 году. И в этом же году, надо полагать, еще до окончания школы, вступил в комсомол. Как он учился, биографы, как правило, не пишут или же отделываются универсальным словом «хорошо». Но, судя по тому, что уже в 40-х годах  он стал писать стихи, фельетоны и очерки, то, надо полагать, учился не просто хорошо, а усердно. Без минимума знаний русского языка и литературы, без систематического чтения книг, в том числе книг поэтов-классиков, стихи не напишешь!
Многие курские писатели, например, Петр Сальников, Михаил Еськов, Юрий Першин, Михаил Лагутич, Николай Шатохин, в своих прозаических произведениях довольно часто обращаются к собственной жизни, в том числе к детской и школьной поре. И исследователям их творчества из их же автобиографичных произведений можно почерпнуть немало сведений для своих работ. Но из больших прозаических произведений Алехина, написанных о войне, к сожалению, подобных сведений не извлечь, кроме разве что романа «Три дня памяти», изданного в 1985 году. Но и в нем – только с военной поры. Поэтому остается довольствоваться только тем, что имеется в его «официальных» биографических данных. Впрочем, Татьяна Соколова, опираясь на долгие беседы с Зинаидой Ильиничной Алехиной и на ее рассказы о муже-писателе, одна из немногих, о школьном периоде жизни Василия Семеновича сообщает: «…в раннем детстве научился читать, в школе схватывал все на лету, с детства писал стихи…»
В конце сорокового или в начала сорок первого года семья Алехиных покинула город Шахты и переехала на постоянное место жительства в город Копейск Челябинской области (Южный Урал).  Сам писатель в справке для музея Островского указывает 1941 год. А из его рассказа «Судьба твоя и моя», опубликованного в сентябре 1964 года в газете «Молодая гвардия», следует, что прибыл в Копейск не только с родителями, но и младшими братом и сестрой (их имена, к сожалению, вновь не указаны).
Зато, как пишут почти все биографы Алехина, «перед самой войной он жил в городе Копейске Челябинской области, где работал фрезеровщиком на машиностроительном заводе». Впрочем, и этот факт варьируется от того, что «с пятнадцати лет работал на Урале, в шахте, на военном заводе» до того, что «трудовая биография началась с 15 лет на Урале. Работал на шахте, на военном заводе, при этом сумел сдать экстерном экзамены за 10-й класс».
Сам же Алехин в биографической справке сообщает, что «в 1942 году окончил среднюю школу и работал на Копейском машиностроительном заводе имени С. Кирова фрезеровщиком и в маркшейдерском бюро шахты № 43».
Косолапова В.А., работник музея трудовой и боевой славы ОАО «КМЗ», с которой связались сотрудники Курской областной библиотеки для слепых, в письме от 18 марта 2015 года уточняет: «В августе 1941 года Василий Алёхин поступил учеником на Копейский рудоремонтный завод, которому вскоре предстояло принять эвакуированный завод с Украины (из Горловки – Н.П.) и стать Государственным Союзным машиностроительным заводом им. С.М. Кирова. Трудился он фрезеровщиком в цехе №1, а в свободное от 12-часового рабочего дня время штудировал школьную программу и в 1942 году, сдав экстерном экзамены за среднюю школу, поступил учиться в Челябинский институт механизации и электрификации сельского хозяйства».
Косвенно этот факт подтверждается документом – листком учета ОК Копейского рудоремонтного завода, из которого следует, что Василий Семенович Алехин поступил на завод в августе 1941 года, 9 января 1942 года стал фрезеровщиком 3-го разряда, а 15 февраля 1942 года уволен, как сказано, «в связи с учебой».
К этому стоит добавить, что аттестат об окончании средней школы Алехину был выдан 30 сентября 1943 года. (Копия аттестата хранится в Курской областной специальной библиотеки для слепых, в экспозиции, посвященной жизни и творчеству писателя).


ФРОНТОВАЯ СУДЬБА

Итак, в институт Василий Алехин поступил в 1942 году и проучился год. Ибо в следующем, когда ему еще не исполнилось восемнадцати (это до 19 сентября 1943 года) он, как сообщают его биографы, «семнадцатилетним студентом в числе уральских добровольцев, не дожидаясь официального призыва в армию, ушел на фронт».
Как следует из официальной биографической справки, Василий Алехин «в частях Уральского корпуса воевал под Москвой, в Белоруссии». А сотрудники областной библиотеки для слепых, отталкиваясь от воспоминаний Зинаиды Ильиничны, уточняют: «Был командиром саперного отделения под Москвой, комсоргом роты, ходил в разведку, воевал на 3-м Белорусском фронте».
Эти скупые строки говорят о том, что на фронте сержант Василий Алехин за спины товарищей не прятался, а проявлял не только мужество советского бойца, выполняя разведывательные задания, что, естественно, всегда связано с риском для жизни, но и инициативу, раз был выбран комсоргом роты».
И в этом его военная биография весьма схожа с биографией Евгения Ивановича Носова. Тот тоже был призван в ряды Советской Армии в 1943 году после освобождения Курска от фашистских захватчиков. А еще она схожа с военной биографией двоюродного брата моего отца, орденоносца Дмитрия Ивановича Пахомова. Он также воевал под Москвой и имел медали «За защиту Москвы», был парторгом роты саперов, но, слава богу, выжил в мясорубке сражений и дошел до Вены. После Победы – многие годы учительствовал и директорствовал в Конышевском районе Курской области.
В 1944 г. во время операции «Багратион» при разминировании проходов для наших танков в минных полях, проводившемся под непрерывным вражеским огнем (да и нашим тоже) получил тяжелейшее ранение.
Журналист Михаил Владимирович Чемодуров, написавший с 1990 по 2015 год о Василии Семеновиче Алехине около десятка статей только в газете «Курская правда», об этом страшном факте в судьбе будущего писателя сообщает так: «И вот под Оршей получил приказ сделать проходы в минных полях. Сержант Алехин обезвредил 12 вражеских мин, а 13-я (!) сдетонировала от прогремевшего рядом взрыва. Живыми из взвода остались лишь трое. Среди них – Василий».
Татьяна Соколова, ссылаясь на воспоминания Зинаиды Ильиничны, об этом трагическом факте в биографии Алехина пишет так: «Василий Семенович лично разминировал двенадцать мин, а тринадцатая, несчастливая, взорвалась у него в руках, ударная волна подбросила его почти на пять метров вверх.
Учитывая тяжесть полученного ранения, спасение Василия Семеновича можно было назвать еще одним «Михайловым чудом»: взрыв повредил ему ноги, лишил руки и зрения».
Она же приводит и слова писателя: «Я должен жить за двоих – за себя и Михаила», – которые, по воспоминаниям Зинаиды Ильиничны, часто повторял Василий Семенович после того страшного ранения. Он считал умершего брата ангелом-хранителем, спасшим его тогда от неминуемой смерти, ведь мина рванула фактически в руках…
А так (извините за сокращения) поведал о том страшном взрыве сам Алехин в рассказе «Судьба твоя и моя»: «…Предо мной отчетливо предстал тот июньский рассвет, когда с первыми проблесками зари наш взвод поднялся по боевой тревоге.
…В открытую дверь землянки медленно вползал хмурый рассвет, перемешанный с отзвуками автоматных очередей, артиллерийской канонады и завыванием мин…
…Когда взвод перевалил через речушку, мелкий назойливый дождь накрыл мутной пеленой ничейную луговину. Темным пятном расплывался в ней расстрелянный «Т-34»…
…Мины я сразу увидел в проходе, проделанном нами в колючей проволоке. Они лежали, как огромные лягушки. Темно-зеленые, почти черные на порыжелой земле, зловеще посматривали на окружающее своим единственным глазом-взрывателем, тускло блестевшим от дождя в неярком свете утра. Их даже фашисты не замаскировали, разбросав после нашего ухода перед самой атакой…
…Двенадцатая мина осталась позади, безглазая и беззубая, когда пулеметная очередь, нащупав нас, вздыбила передо мной землю. Словно кто-то невидимый вспарывал перину, только летели из нее не пух и перья, а грязные комья глины и осколки.
Сзади по нашему сигналу взревели моторы танков, а на взлобке, у самого выхода к немецким траншеям, я увидел тринадцатую мину. Оглянувшись, понял: ни Неволенко, ни Сафин – только сам успею приблизиться к последней преграде, закрывающей проход.
Почти в метре от мины взрыв вырвал из-под меня землю, а следом сразу же услышал второй: танковая…
В себя пришел уже на другой стороне речушки. Тишина, непроницаемая и пугающая, окружала меня. И… ночь».
Позже этот факт из военной биографии писателя будет фигурировать и в романе «Три дня памяти».
Операция «Багратион», как известно, была наступательной. Поэтому Алехину повезло: наши санитары подобрали раннего бойца, оказали первую помощь, забинтовали и отправили в полевой госпиталь. А оттуда – уже в стационарные госпитали. А случись, не дай бог, нашим войскам отступать – чуда бы не произошло… Некому бы было подбирать раненого солдата…
Ранения, полученные Алехиным, оказались страшными, тяжелейшими: он не только потерял сознание в момент взрыва, «провалившись в темноту», но и фактически лишился зрения и правой руки. Осколки мины изрешетили не только лицо и руки, но и серьезно повредили ноги. Позже, в стихотворении «Друг, не верь» он напишет такие строки:
Вспыхнуло мгновенье взрывом минным
И, застыв в глазах, окаменело…
Для иных война – этап былинный,
Для меня – сраженье без предела.

«Подлатав» бывшего сержанта-сапера Василия Алехина в военных госпиталях, военно-врачебная комиссия присвоила ему первую группу инвалидности пожизненно и отправила домой. Военные врачи сделали все, что могли, а дальше он выкарабкиваться должен был сам, ведя за жизнь «сраженье без предела».
Страшно и горько до слез осознавать себя, молодого, только-только начинавшего жить, калекой, но еще горше виделась встреча с родными. Инвалидность сына – это повторный страшный удар того вражеского снаряда и той проклятой тринадцатой мины, но уже по ним.
Впрочем, обратимся к словам самого Алехина:
«– Вам кого?
Это было первое, что услышал, когда ощупью переступил порог дома. Ответить не успел. Короткий вскрик выбил из головы приготовленные для утешения матери слова, петлей перехватил волю, тупой непроходящей болью застрял в груди. Я слышал, как мать, охнув, упала на пол, как во весь голос закричали сестренка и братишка, но не сдвинулся с места. Огненный мрак закружил знакомую до последнего гвоздика в стенке комнаты шахтерского барака, откуда в сорок третьем я ушел на фронт… {…}
– Видно, не судьба!.. – выкрикнула мать и повисла у меня на здоровом плече.
Я почувствовал, как по моей щеке и губам скатываются ее горько-соленые слезы. Не выдержал. Впервые после ранения я плакал и вместе со своими глотал слезы матери».
В интервью, данном корреспонденту РИА-Новости Наталье Губаревой, вдова писателя Зинаида Ильинична, ссылаясь на воспоминания мужа, сообщила, что «после комиссования Василия Семеновича отправили на родину в уральский шахтерский поселок. Там слепой фронтовик сутками сидел в родительском доме, получая от государства паек хлеба наравне с детьми – 300 граммов в день».
Естественно, такое положение унижало двадцатилетнего парня, награжденного орденом Отечественной войны 2-й степени и медалью «За отвагу». Позже к ним прибавятся орден Отечественной войны 1-ой степени, медаль «За победу над Германией» и другие государственные, ведомственные и общественные  награды.


БОРЬБА ЗА ДОСТОЙНУЮ ЖИЗНЬ

Многие бывшие фронтовики, оказавшись в подобной ситуации, махнув на себя рукой, спивались. Однако Алехин был из редчайшего племени несгибаемых корчагинцев. Не зря же его прозвали «курским Островским». И он встал на путь непростой и нелегкой борьбы за достойную жизнь. Ведь, как уже отмечалось выше, ему надо было жить за двоих – за себя и умершего брата Михаила.
Читая официальные биографические данные, из которых следовало, что Алехин до прибытия в Рыльск, работал на шахте, я постоянно задавался вопросом: сам ли вышел на партийную и профсоюзную организацию шахтеров Копейска, или это сделал его отец-шахтер?.. Понятно, что именно шахтеры прониклись к Василию Семеновичу сочувствием и подыскали ему работу, в том числе и в местном доме культуры. Но все же, как это происходило?
Версий было много, но истина нашлась в рассказе самого Алехина «Судьба твоя и моя».
«В парткоме шахты было по-домашнему уютно. Яркий свет бил в глаза, вызывал боль. Зюздинцев, парторг ЦК на шахте, где я работал до призыва в армию, встретил меня даже, пожалуй, сурово.
– Сам ходить можешь?
– Пришел – значит, могу…
Ответ мой не отличался вежливостью.
– Так чего же дома отсиживаешься? Хандру, как грыжу, нянчишь? Или загордился, что вызывать тебя приходится?
Голос парторга был до обидного спокойным и серьезным. Мне захотелось крикнуть: «Ты что, белены объелся?! Не видишь?..» Он не дал мне заговорить. Подошел ко мне и приказал:
– А ну, садись. Разговор есть.
Сел на диван рядом.
– Понимаешь, браток, агитатор мне нужен, массовик. Позарез нужен! Чтобы люди после разговора с тобой от злости к врагу, как черти, в шахте работали. Слышишь?.. Как черти! И не смей мне на якорь садиться. Я знаю: ты сможешь!..»
Шахтеры же и выбрали его комсоргом шахты, а затем отправили на лечение к знаменитому профессору Филатову в Одессу, который частично вернул зрение Василию Семеновичу – один глаз стал различать свет, другой видел 10%.
Так были одержаны первые победы духа над физическим недугом, «подаренным» войной. Потом будут госпитали и клиники Москвы и Свердловска, новые операции, надежды и физические страдания. Зрение улучшалось лишь отчасти. Но и это придавало силы.
Почувствовав себя равноправной частью общества и трудового коллектива, Василий Семенович в 1946 году вступил в партию, а затем стал работать в горнопромышленной школе.
Вот как Алехин об этом эпизоде своей непростой биографии пишет сам: «Еще через полгода меня вызвали в райком комсомола. За окном рдела рябиновая осень. Рябиновыми бликами отсвечивала скатерть на столе секретаря. Сам он, высокий, черноволосый, в солдатской гимнастерке со споротыми погонами, тоже светился весь – еще не остыла радость окончания войны с Японией.
– Давай, солдат, покажи, на что ты способен…
А вскоре секретарь и члены бюро райкома комсомола единодушно проголосовали за утверждение меня комсоргом горнопромышленной школы».
В 1947 году Алехина, зарекомендовавшего себя отличным организатором, партийное руководство перевело в Курскую область контролировать сбор урожая. Здесь, если следовать воспоминаниям вдовы писателя сотрудникам библиотеки в интерпретации Татьяны Соколовой,  «незрячий Алехин сердцем разглядел в молодой учительнице свою «Зинушку», которая в течение 59 лет была для него не только женой, подарившей двух сыновей и дочь, но и глазами, руками, сиделкой, секретарем, и, конечно, музой».
Отдавая дань прозорливости незрячего Алехина в выборе спутницы жизни, нельзя не восторгаться добротой сердца и широтой души Зинаиды Ильиничны. Не каждая девушка, не каждая женщина смогла бы найти в себе силы взять в супруги инвалида. Далеко не каждая!.. Но она, хоть и родилась в простой семье, но душевный склад имела благородных дам первой четверти XIX века, которые последовали в сибирскую ссылку за своими женихами и мужьями-декабристами.
И вот уже несколько поколений русских людей восхищается мужеством и благородством этих прекрасных женщин. Такого же искреннего восхищения достойна и Зинаида Ильинична!
Как отмечают многие авторы, в сороковые и пятидесятые годы Алехин, проживая с семьей на Урале, «в перерывах между больницами и санаториями был инспектором в райкоме комсомола, воспитателем горнопромышленной школы, окончил юридическую школу». А еще много писал и печатался в газетах. Это говорит о необычной силе воли Алехина, заставлявшей его не только бороться с физическим недугом, но и искать достойное место под солнцем.
Сам же он о работе говорит довольно сдержанно: «После мне приходилось работать и в партийных и советских организациях, месить грязь по дорогам в колхозы…» А в биографической справке для музея Островского уточняет место своей советско-комсомольской деятельности: «инспектором отдела культуры и  зав. орготделом РК ВЛКСМ Б. Поляны Курской области».
Надо полагать, что этот период его деятельности был до 1954 года, то есть до образования Липецкой области. Или же в 1956 году, когда он с супругой и детьми переехал из Копейска в Большие Поляны, по привычке считая их частью Курской области.
А из изданного в 2015 году сотрудниками Курской областной библиотеки для слепых библиографического указателя «Василий Семенович Алехин», аккумулировавшего исследовательские наработки нескольких авторов, следует, что «в 1954 году В.С. Алехин с отличием защитил диплом юриста в Свердловской двухгодичной юридической школе». Кстати, копия аттестационной части диплома с отметками «отлично», находится на стенде экспозиции Алехина в читальном зале библиотеки.
В биографической же справке, не раз упоминаемой, Василий Семенович сообщает, что «учился, слушая, ибо зрение совсем отказало». Это вновь говорит о силе воли этого человека и его стремлении к достижению поставленной цели. 
Сжато сообщая о своей работе и учебе, Алехин при этом постоянно подчеркивает роль в его жизни «суровых» людей из парткома шахты, которые вместо соболезнований первыми твердо и безапелляционно сказали: «Ты можешь!» Это короткое, как выстрел, «Ты можешь!» потом не раз заставляло Алехина преодолевать физические недуги и вновь вставать в строй созидателей и творцов, которыми было славно его поколение.
Факт, что «печатался в газетах» Урала, упоминают многие биографы писателя. Но, к сожалению, конкретные издания не называют. А изданий, особенно газет, в те годы на Урале было немало. Выходили районные и областные газеты, в том числе «Южный Урал», издавался журнал «Урал». Кроме того, в Челябинске действовало Южно-Уральское книжное издательство, в котором после 1953 года весьма активно печатались произведения нашего земляка – Алексея Михайловича Горбачева, уроженца села Шустово Конышевского района, участника Великой Отечественной войны, военврача.
К сожалению, биографы не называют и произведения Алехина, которые появились в печати. Но как подсказывает опыт, большинство произведений было все же на военную тему, постоянно напоминающую о «боях-пожарищах, о друзьях-товарищах», не доживших до Победы. Ведь эта тема, кровоточащая как незаживающая рана, не отпускала его всю жизнь, не позволяла забыться ни днем, ни ночью, постоянно напоминала о долге живых перед погибшими. И он, отдавая дань подвигу павших, творил чудо, воскрешая их в своих пронзительных стихах и больших прозаических работах.


РЫЛЬСКИЙ ПЕРИОД ЖИЗНИ.
НАЧАЛО ЛИТЕРАТУРНОГО ТВОРЧЕСТВА

В 1956 году, как отмечают некоторые авторы биографических очерков, Василий Семенович и Зинаида Ильинична переехали с Урала на Курщину. А с 1957 года обосновались в Рыльске.
Рыльск…
Первые летописные упоминания о Рыльске относятся к 1152 году, когда курско-северский князь Святослав Олегович (ок.1096-1164), сын Олега Святославича, известного по «Слову о полку Игореве как Гориславич, в союзе с суздальским князем Юрием Владимировичем Долгоруким (1090-1157) воевал с великим киевским князем Изяславом Мстиславичем (1097-1154). Но археологические раскопки, проводимые в черте города и на горе Ивана Рыльского, свидетельствуют о том, что люди жили в этих местах еще в эпоху палеолита, или каменного века, длившегося около 2 миллионов лет и закончившегося за 10 тысяч лет до начала новой эры. В 8 – 7 веках до н.э. здесь могли пребывать киммерийцы, которых затем вытеснили скифы, известные в истории с 7 века до новой эры по 3 век новой эры. Не исключено, что позже здесь были сарматы, которые вместе с гуннами в 70-80 годах 3-го века двинулись на запад. И это движение вошло в мировую историю как Великое переселение народов. А с 6-го века в этих краях обосновались славяне-северяне, которые и могли создать город, дав ему название в честь весеннего солнечного божества Ярилы – Ярильск. (Корневая основа слова «Ярила» яр – сильный, мощный, яростный; а суффикс «ск», по некоторым лингвистическим исследованиям, обозначал понятие «крепость». Отсюда Ярильск – мощная крепость). Со временем название Ярильск трансформировалось в Рыльск и в таком виде дошло до наших дней.
Но есть и другие версии названия города. Например, автор книги «Рыльск» В.А. Просецкий приводит такую: «По другому предположению город получил свое название от реки Рыло, при впадении которой в Сейм он стоит. Название же реки по одной древней легенде произошло так: дикая свинья с поросятками, роя себе логовище, разрыла источник, который и явился истоком реки».
Со времен императрицы Екатерины Великой, повелевшей всем российским городам иметь собственный герб, на гербе Рыльска на золотом фоне красуется кабанья голова. Возможно, именно легенда о свинье и послужила главным сюжетом для геральдического изображения.
Со времен образования Древнерусского государства при князе Олеге Вещем (после 884 года) северяне прекратили платить дань Хазарскому каганату. Древний Рыльск вошел в состав Новгород-Киевской Руси и вместе с Курском стал надежным форпостом на пути степняков – печенегов и половцев.
В XI веке на территории Северской земли возник ряд княжеств, в том числе Новгород-Северское, Вщижское и Курское. По-видимому, в это же время появились Брянское, Козельское и Трубчевское. А после смерти в 1179/80 году северского князя Олега Святославича его братьями Игорем и Всеволодом – героями «Слова о полку Игореве» – для юного племянника Олега Святославича было образовано Рыльское княжество.
В апреле-мае 1185 года рыльский князь Святослав Олегович участвовал в походе Игоря Северского Всеволода Курского и Трубчевского и двоюродного брата Владимира Игоревича Путивльского на половцев. Как известно, поход не увенчался успехом, но имя рыльского князя попало и в летописи, и в бессмертное «Слово о полку Игореве».
При нашествии монголо-татарских орд на Русь Рыльск, в отличие от Курска, разоренного войсками хана Батыя до основания, уцелел, но его князь Мстислав Глебович в 1241 году в одной из битв погиб.
Последнее упоминание о рыльских князьях, прямых потомках Ярослава Мудрого, относится к 1283-1284 годам (по другим данным – к 1284-1285), когда Олег Рыльский по приказу из Орды убил родственника Святослава Липовечского, а брат Святослава – Александр – расправился над Олегом и его сыновьями. К безмерной радости дьявола, ордынцев и баскака Ахмата, как образно выразится русский летописец.
Во второй половине XIV века Рыльск вместе с Курском, Трубчевском, Новгород-Северским, Черниговом, Киевом и другими городами Западной Руси был захвачен литовским князем Ольгердом. И в Рыльске стали княжить Гедиминовичи. Из этой династии известен князь Федор Патрикеевич, принимавший участие в походе литовского князя Витовта на татар и погибший во время битвы на реке Ворскле в 1399 году.
В 1454 году польско-литовский король Казимир Ягеллович отдал Ивану Дмитриевичу Шемяке, потомку Дмитрия Донского, в удельное владение Рыльск и Новгород-Северский с окрестными землями. А в апреле 1500 года сын Ивана Шемяки, Василий Иванович Шемячич со всеми этими землями перешел в подданство московского государя Ивана III. И по перемирию 1503 года между Москвой и Литвой Рыльск стал официально числиться за Московским государством.
И с этого времени этот город с подземными переходами между деревянными церквями и домами служилого люда вошел в так называемую засечную черту (укрепленную линию) наравне с другими городами Московии – Путивлем, Кромами, Новосилем, Данковым, Ряжском и Алатырем – как город-крепость на южных рубежах государства.
В начале XVII века Рыльск стал свидетелем и активным участником важных событий в истории России. Осенью 1604 года жители Рыльска, следуя примеру путивлян, признали царем Лжедмитрия I и перешли на его сторону. После смерти Лжедмитрия I в 1606 году они поддержали крестьянское восстание под предводительством Ивана Болотникова, оказали приют и помощь ратниками «царевичу Петру» – Илейке Горчакову из Мурома, или «Илье Муромцу».
Во времена Великой Смуты при московских царях Василии Шуйском и Михаиле Федоровиче Романове Рыльск неоднократно переходил от одной воющей стороны к другой. В 1614 году его почти дотла сожгли поляки и крымские татары, совершавшие ежегодные набеги на окраинные земли Московского государства. Один из самых страшных набегов крымцев был в 1645 году, когда ночью 20 декабря они появились в Рыльском уезде, убивая всех и сжигая все на своем пути. Как свидетельствовали очевидцы тех ужасных дней, только убито было более 4-х тысяч и несколько тысяч было угнано в рабство.
Лишь во второй половине XVII века набеги крымцев, поляков и ногайцев стали сходить на нет, пока не прекратились совсем.
Да, Рыльск был опорой Московского государства, городом-крепостью. Кстати, сама дубовая крепость находилась на горе Ивана Рыльского, но посад уже тянулся по взгорку вдоль берега Сейма между речками Дублянь, впадающей в Сейм у подножия знаменитой горы, и Рыло, отделяющий посад от Волынского Никольского монастыря. И в крепости, и на посаде, и, само собой, в монастыре было с добрый десяток деревянных церквей. Но в городе, кроме служилых людей (в разные годы их насчитывалось от 570 до 1300 человек) и священничества, было много хлебопашцев, охотников, мелких ремесленников и торговых гостей – купцов. Так, в 1638 году в городе значилось 600 посадских людей, занимающихся ремеслом и торговлей. А несколько раньше (1625 год) в нем насчитывалось 80 торговых мест, из которых 41 лавка и 5 харчевен, 8 кузниц, 3 бани. Кроме того, имелись водяная мельница, несколько затонов для ловли рыбы, бобровые гоны и колодези.
Во время освободительных войн украинского народа от польской панщины (1648-1654) Рыльск не только принимал беженцев из Украины, но и оказывал Богдану Хмельницкому военную помощь добровольцами. (К сожалению, в наше время все вновь повторяется: и беженцев принимаем, и помощь оказываем братьям из Донецка и Луганска. Правда, уже не от польских панов, а от бандеровцев).
В 1709 году, возвращаясь в столицу после знаменитой победной Полтавской битвы, в Рыльске останавливался для отдыха Петр Первый, который, согласно легенде, наградил многих рыльских купцов за поддержку войска провизией. Среди награжденных будто бы был дед Шелихова Григория Ивановича (1747-1795), которому «царь подарил золотой ковш».
Сам Григорий Иванович Шелихов прославился тем, что как крупный зверопромышленник и предприниматель совершил путешествия к берегам Америки, заложив основу так называемой Русской Америки, о чем написал две книги. За свои труды на благо Отечества императрицей Екатериной Великой был возведен в дворянство.
До появления в стране железных дорог Рыльск был одним из торговых центров России. Например, в конце восьмидесятых годов XVIII века в нем из 2232 жителей 412 были купцами, а в 1867 году имелось 600 лавок, в которых шел торг не только отечественными товарами, но и зарубежными. За торговлю австрийскими косами рыльский купец Иван Федотович Филимонов получил дворянство и приставку «фон» к своей фамилии.
С появлением железных дорог Рыльск как торговый центр стал уходить на второй план.
Немал вклад Рыльска в развитие культуры и образования в Курской губернии. В нем, одном из первых городов, в 1784 году было открыто духовное училище, а в 1787 году учреждено Малое народное училище с двухлетним курсом обучения. В 1834 году Малое училище было преобразовано: оно имело уже трехгодичный курс обучения после двухлетней приходской школы, открытой в городе. В 1881 году была открыты четырехклассная мужская прогимназия, позже преобразованная в мужскую гимназию.  Перед началом Первой мировой войны в Рыльске имелось 10 начальных и средних учебных заведений, в том числе мужская, женская частная гимназии и женская прогимназия для детей высшего сословия и священнослужителей, Высшее начальное городское училище с четырехлетним курсом обучения для зажиточных горожан.
Кроме того, в городе имелись общественная библиотека, общественный парк, Народный дом. С конца XIX века функционировал телеграф, а с начала ХХ века – электростанция и телефонная связь. В августе 1903 года был открыт памятник Г.И. Шелихову. В 1911 году появился кинематограф – чудо того времени. Население города выросло до 14 тысяч человек.
Жители Рыльска принимали активное участие в революционных событиях 1905-1906 годов. Приветствовали революционные вихри 1917 года. Активно участвовали в изгнании с территории уезда и губернии немецких оккупантов в 1918-1919 годах. Героически сражались в рядах Красной Армии и красных партизан с войсками Деникина.
После освобождения Рыльска от деникинцев в ноябре 1919 года заработал краеведческий музей. С 1921 года стал функционировать Рыльский сельскохозяйственный техникум. В 1927 году открылось Рыльское педагогическое училище. В 1934 году на базе полуторагодичных акушерских курсов при рыльской больнице открылась школа медицинских сестер – предтеча Рыльского медицинского училища.
Героически воевали рыляне на фронтах Великой Отечественной войны – семь уроженцев Рыльска и Рыльского района стали Героями Советского Союза, сотни и сотни за воинскую храбрость были награждены орденами и медалями. Да и во время немецко-фашистской оккупации сражались с врагами и их приспешниками – полицаями в подполье и в партизанских отрядах имени Щорса, Чапаева, Дзержинского и других.
Но и цену немалую заплатили они за свободу родной земли. Погибло от рук фашистов и было угнано на чужбину не менее 2000 жителей района. В Рыльске из 1695 домов, имевшихся до войны, было разрушено 368, более чем пятая часть. От исторического памятника – «Дома Шемяки» – после изгнания фашистов остались только стены с черными закопченными проемами окон. Общий ущерб составил более 2 млн. довоенных рублей.
Следовательно, Василий Семенович Алехин с семьей прибыл не просто в город, а в древний город, славный своей историей и культурой на протяжении многих веков. Война и фашистская оккупация причинили городу значительный урон. Но уже к 1955 году рыляне не только отремонтировали разрушенные здания, но и возвели новые. Мостили тротуары и асфальтировали дороги, занимались озеленением улиц и площадей. В 1955 году была восстановлена городская электростанция, взорванная немцами при отступлении.
Функционировали сельскохозяйственный техникум, в котором были созданы новые отделения (механизация сельского и лесного хозяйства, плодоовощное), педагогическое училище, строительный техникум, ремесленное училище. Действовали две начальные школы, семилетняя школа, две школы среднего образования, средняя школа рабочей молодежи, школа глухонемых. Были восстановлены все медицинские учреждения, в том числе фельдшерские медпункты при училищах и техникуме, женская консультация, роддом, Дом ребенка.
Одними из первых объектов в городе были восстановлены учреждения культуры: краеведческий музей, районная и детская городская библиотеки, кинотеатр «Маяк», Дом культуры, Дом учителя, Дом пионеров. В городе работали магазины, почтовое отделение, телефонная станция, телеграф, успешно шла радиофикация, выпускались газеты.
Были восстановлены и получили новое развитие объекты промышленности по переработке сельскохозяйственной продукции (сахарная, мясомолочная, мукомольно-крупяная, спиртоводочная, безалкогольных напитков). Развивались предприятия строительных материалов и металлообработки.
Вот таким был и есть Рыльск с его очаровывающей красотой и завораживающей историей.
 
Прибыв в Рыльск, Василий Семенович устроился работать журналистом в газете «За изобилие», которая выходила в Рыльском районе. Освоившись в «районке», стал готовить публикации и для областной «Молодой гвардии», устроившись в ней собкором по Рыльскому и Глушковскому районам.
В это время в Курской области активизировалась литературная жизнь. Известный писатель Валентин Владимирович Овечкин, автор нашумевших в стране «колхозных рассказов», повести «С фронтовым приветом» и «Районных будней»,  инициировал создание областной писательской организации. Его идею поддержали Николай Юрьевич Корнеев (кстати, уроженец Рыльского района) и Михаил Макарович Колосов, а также другие писатели, проживающие в Курске (Николай Алексеев, Федор Певнев, Егор Полянский, Михаил Горбовцев и Михаил Обухов). В 1957 году шли подготовительные мероприятия, а в следующем Курская писательская организация получила юридическое оформление и начала функционировать.
Имея живой пример перед глазами, Василий Семенович загорелся идеей организовать при редакции газеты «За изобилие» литературное объединение. Даже название придумал: «Рыльские зори». Казалось, жизнь стала налаживаться. Но вновь подвело зрение. С журналистикой пришлось распрощаться. Это был удар, едва не подкосивший Алехина.
Зинаида Ильинична корреспонденту РИА-Новости Н. Губаревой об этом рассказывает так: «Зрение у Василия Семеновича снова ухудшилось, он начал выпивать и, впав в уныние, просил меня найти себе другого, здорового и самостоятельного супруга».
Но недаром Зинаиду Ильиничну исследователи величают не только верной женой, товарищем, но и музой. А муза, как утверждает древнегреческая мифология, это богиня, создание высшего порядка. И от простых смертных отличается тем, что для нее нет ничего невозможного.
И вот богиня в обличье хрупкой молодой женщины-учительницы не растерялась, не впала в истерику, не опустила руки, не поплыла по течению сложившихся обстоятельств, а, проявив божественную волю и силу характера, заставила Василия Семеновича, во-первых, взяться за строительство дома для семьи и, во-вторых, вновь приняться за творчество. Впрочем, и сама приложила к началу творческого процесса руку, отправив в Москву, в центральную газету «Правда», аккуратно переписанное стихотворение супруга о военных событиях в Конго под символическим названием «Свободу Конго!». И очередное чудо свершилось: 28 декабря 1960 года «Правда» опубликовала это стихотворение. Приведем его полностью, чтобы почувствовать и поэтический стиль, и гражданский пафос, и ритмику времени, и энергетику слов и строф. Тем более, что это первое произведение из опубликованных, известных ныне.
Телеграфные сводки
Скупы и размеренны:
«В Конго опять
Загремели выстрелы,
Сотни замученных
         и расстрелянных…»
Но народ – не сдается.
Девиз его: «Выстоим!»
Не скрывают злорадства
Писаки продажные,
Смакуют подробности
            «сенсационные»…
А Уолл-стрит
            и компании разные
Жадно гребут
Барыши миллионные.
Через весь океан
Когтистою лапою
Тянутся алчно
К урану и олову.
Вновь возвращаются
Тихою сапою
В Конго бельгийцы
Под флагом ООНовым.
Распоясались,
Вскормленные долларами,
Злобствуют,
Гнева страшась народного,
Тщатся ослабить
Свинцом и пожарами
Волю к борьбе
У народа свободного,
Но не закроют
Зловещие тучи
Солнце над Конго.
Сиять ему молодо.
Смелый народ
В единстве могучем
Знамя победы
Поднимает гордо.

Рядом со стихотворением в газете была помещена фотография рабочих московского завода, митингующих против бесчинств колонизаторов в Конго. Конечно, Василий Алехин сам стихотворения и фотографии не видел – не позволяло ухудшившееся зрение. Он даже не поверил, когда Зинаида Ильинична, сияя улыбкой и радуясь за мужа, прочла пронизанные гневом и болью строки стихотворения вслух. Посчитал, что она выучила стихотворение наизусть и теперь его просто обманывает. Но когда поверил и осознал, что его стихотворение напечатано в самой главной газете страны, то это настолько потрясло, что он позабыл и про недуги свои, и про спиртное. Вновь, как в победные сороковые, вспомнив суровое товарищеское  «Ты можешь!», взял себя в руки, чтобы жить не только «за двоих – за себя и умершего брата Михаила», но и для пятерых – для себя, для любимой и верной супруги и для троих детей.
Построенный супругами Алехиными уютный кирпичный дом (с прихожей и горницей) на улице Воровского, 4, ныне в весеннее, летнее и осеннее время утопает в зелени. И это лучшее материальное подтверждение несгибаемой воли Василия Семеновича и его упорства в достижении цели.
Что же касается творчества, то уже с 1963 года написанные им стихи систематически стали публиковаться в «Молодой гвардии» и «Курской правде». Главные редакторы этих газет явно держали нос «по ветру»: раз «Правда» опубликовала стихотворение, то и им не стоит отмалчиваться.
Первой «ласточкой» стало стихотворение «Не ходил мальчишка на войну», опубликованное «Молодой гвардией» 1 июня 1963 года. Стихотворение большое, поэтому цитировать полностью его не стоит, но пару слов о сюжете сказать необходимо. Оно о подростке одиннадцати лет, мечтавшем о полетах к звездам, но оказавшемся на оккупированной врагом территории. Он не смирился с таким положением и, как мог, стал бороться с фашистами, доставляя людям листовки со сводками «Совинформбюро». Принося животрепещущую правду, он погиб, но вера в нашу победу уже запала в людские сердца и помогла им выжить в тяжелейших условиях оккупации.
Стихотворение начинается так:
В день, когда расцвеченный салют
В честь Победы зажигает ночь,
Предо мною в памяти встают
Годы, что ушли с бедою прочь.
И всегда я вижу в первый миг –
Тянется ко мне издалека
Не огонь, не мытарства мои,
А мальчишки детская рука.
Заканчивается такими словами:
Трепетали на ветру слова,
Разлеталась по селу молва,
Что стоит по-прежнему Москва,
Что победа над врагом близка.

Воспитанный на советской идеологии Василий Семенович до корней волос был советским человеком, следовательно, патриотом своей страны, поэтому это стихотворение, как, впрочем, и все остальные, не только лирико-эпично по слогу и глубоко по содержанию, но и патриотично по сути. Оно несло и ныне несет огромную эмоциональную нагрузку.


ТВОРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В 60-е ГОДЫ

1964 год в творческой жизни Василия Семеновича ознаменовался тем, что 16 февраля «Молодая гвардия» опубликовала стихотворение «Улица». В нем сочетание темы войны и созидательного труда. Оно не только высоко патриотичное, но и светлое, и устремленное в будущее. Всего лишь последняя строфа:
Скоро здесь –
             Побратимы поверьте мне! –
Детский смех зазвенит над рощами…
Это вам Мавзолей бессмертия
Строят ваши сыны подросшие.

Особенностью этой публикации явилось то, что в этом выпуске «молодежки» были помещены стихи Юрия Першина (студента мединститута), Алексея Шитикова (рабочего завода РТИ), Ивана Зиборова (военнослужащего) и других курских литераторов, «протоптавших стежки-дорожки» к этой газете. Так через «Молодую гвардию» началось заочное знакомство будущих писателей.
25 марта «Курская правда» под рубрикой «Новые стихи» напечатала сразу три небольших стихотворения Алехина, в том числе «Танкист» о бывшем танкисте, некогда громившем врагов, а с наступлением мирного времени, несмотря на ноющие раны, взявшего в мозолистые руки рычаги трактора. Философским наполнением содержания привлекает внимание стихотворение «Колосок». Лиричностью отличается стихотворение без названия:
Когда весна своей ладонью нежной
Коснется ласково щеки моей –
В колючем ветре и в поземке снежной
Ее приход заметней и теплей.

Таким образом, «Курская правда» как бы знакомила читателя с разноплановым и разносторонним поэтическим творчеством поэта. Впрочем, несмотря на разноплановость содержания, в них имелось много общего – любовь к родному краю, к родной стране, патриотизм.
9 сентября 1964 года «Молодая гвардия», как бы завершая год сотрудничества, публикует рассказ Алехина «Судьба твоя и моя», о котором уже говорилось довольно много выше и который, на мой взгляд, по своему эмоциональному накалу является исповедью автора перед читателем, а возможно, и перед самим собой. Он не только повествует о судьбе в бытовом и философском планах, о возможностях ее преодоления, но и дает некоторые сведения о семье писателя.
В 1965 году «Молодая гвардия» в двух выпусках (за 25 февраля и 4 марта) публикует очерк «По следам подвига» о героизме советских парашютистов-десантников, в апреле 1942 года засланных в немецкий тыл и попавших в окружение недалеко от села Большое Гнеушево. Советские воины погибли, но перед этим они отправили на тот свет несколько десятков немецких солдат и полицаев.
Затем в трех выпусках знакомит своих читателей со стихами на военную тему: «Память зовет (16 марта), «9 мая 1945 года» (9 мая) и «Именем павших» (22 июня).
Все стихотворения, естественно, цитировать не станем, но «9 мая 1945 года» (или просто «9 мая» в других изданиях), как знаковое, приведем полностью:
Я не помню, кто первый сказал это слово.
Может, солнечный луч невзначай обронил…
Но друг друга на площади снова и снова
Переспрашивал каждый и сам говорил.
Настежь – души людей,
Чувства всех – нараспашку,
Спазмой радости горло зажало в тиски.
Кто-то плакал… А кто-то расплескивал в пляске
Наболевшую память тревог и тоски…
Я к «тарелке», что весть со столба прохрипела,
Шаря воздух рукой, шаг шагнул напрямик…
Слышу, женщина, взяв за плечо, – не посмела
Прикоснуться к протезу, – сорвалась на вскрик:
«Расступитесь, народ!..»
Ах, мой горький вожатый, –
Видно, горе твое моему же под стать.
Повела сквозь толпу – и сквозь слезы опять:
«Расступитесь, народ! Пропустите солдата!»
О, как трудно сдержать крик безмерной печали…
А над городом древним, над шаром земным
Позывные о мире все громче звучали,
И людские сердца открывалися им.

Возможно, знатоки поэзии и признанные критики скажут, что с точки зрения стихосложения не все в этом произведении ладно: сложный ритмический рисунок, не всегда отточены рифмы, есть другие шероховатости. Наверно, это так. Но с другой стороны: сколько в нем экспрессии, сколько чувств, сколько боли за людей, «обожженных войной» до самого нутра, сколько правды жизни и сколько авторского участия! А еще это стихотворение светится добротой и состраданием, тихим светом печали и гордости за нашу Великую Победу! Прекрасен, конечно, и образ древнего города в сопоставлении с шаром земным. Не многим авторам удается «выудить» такие поэтические находки.
Как следует из воспоминаний «старожилов» литературной деятельности – Юрия Бугрова, Юрия Першина, Михаила Еськова и других, в середине шестидесятых годов, с прекращением существования Курского книжного издательства (1965 год), перестали выходить и альманах «Простор», и сборник для детей «Радуга», в которых печатались местные авторы. (Особенно часто там публиковался поэт Корнеев Николай Юрьевич). И литературная жизнь потихоньку перешла в редакцию «Молодой гвардии», а также в воронежское Центрально-Черноземное книжное издательство.
Но еще до этого, в 1963 году, как отмечает Н. Грознова  в очерке «Добрая сила мужского сердца», Василий Семенович заключил договор с Центрально-Черноземным издательством о публикации сборника его стихов, написанных в период с 1960 по 1963 год. Но договор договором, да что-то не заладилось с изданием его первой авторский книги поэзии. Причем не заладилось на долгие годы.
Однако, объективности ради, следует отметить, что подборку стихов Алехина издательство все же опубликовало в коллективном сборнике курских авторов «Моя первая песня», вышедшем в 1965 году в Воронеже.
Сборник небольшой – всего 68 страниц в мягкой обложке. Но тираж приличный – 3000 экземпляров. Вместе с произведениями Василия Алехина в нем напечатаны стихи Валентина Ермакова, Владимира Трошина, Евгения Коршунова, Юрия Авдеева, Ивана Зиборова, Елены Моложаевой, Льва Боченкова и других – всего 15 курских авторов.
Подборка стихотворений Алехина имела общее название «Так держать!». Занимала несколько страниц и содержала как произведения о войне, повествующие о героизме и мужестве советских людей, – «Так держать!» и «Не ходил мальчишка на войну…», так и лирические о природе и о послевоенном созидательном труде наших соотечественников – «Март», «Утро на Немане» и «У костра».
Стихотворение «Так держать!» довольно большое – на двух страницах книжки. Оно о раненом советском летчике, твердившем на больничной койке для раненых товарищей приказ на жизнь: «Так держать!».
Он лежал, весь обложенный ватой
И бинтами – совсем недвижим.
И всю ночь беспокойно халаты
У кровати метались над ним.
Лишь под утро, уже с петухами,
Он очнулся –
И смог прошептать
Почерневшими за ночь губами:
«Так держать!»
…………………………….
Я не стану историю штопать –
Для меня и тогда, и сейчас
Всех сказаний дороже тот шепот:
«Так держать!»
…………………………….
Не смыкало солнце над крышей
Опаленных войною век…
Может быть, потому я и выжил,
Что был рядом такой человек.

Почему тема войны стала главной спутницей литературного творчества Алехина, он отвечает сам в одном из своих самых пронзительных лирических стихотворений «Сыновьям»:
Я так хотел бы петь о соловьях
И о мальчишках, в бантики влюбленных,
А сам стихи слагаю о боях,
О сверстниках, бедою обожженных.
Я так хотел бы многое забыть,
Но не могу – не позволяет совесть.
И пусть мне юность пылкая простит
Мою порой невольную суровость.

В октябре 1965 года по инициативе курских писателей и под эгидой Курского обкома комсомола в Курске проходит областной семинар начинающих прозаиков и поэтов. Проходит, естественно, с участием известных курских и московских писателей Ф. Голубева, М. Козловского, Н. Корнеева, Ю. Лебедева, Е. Носова, Н. Сидоренко и других. О работе и итогах семинара «Курская правда» 30 октября, «по горячим следам», спешит проинформировать читателей.
Автор статьи «О творчестве начинающих» Е. Салтейский пишет, что в ходе семинара маститые писатели обратили внимание на молодых поэтов Юрия Першина и Владимира Трошина, за которыми «перспективная будущность». Несколько добрых слов сказано о творчестве Василия Алехина, Льва Боченкова, Льва Мнушкина, Алексея Шитикова и некоторых других «начинающих» поэтах.
Благодаря семинару происходит очное знакомство Василия Алехина и Юрия Першина, ранее знавших друг о друге лишь по публикациям в «Зарницах». Теперь же довелось встретиться лицом к лицу.
Вот как об этом знакомстве сообщает Юлия Апанасенко в очерке «Я мечтал оставить светлый след…», ссылаясь на воспоминания Юрия Петровича Першина: «Мы с ним попали на одно поэтическое собрание. На нем приняли решение отложить издание его книги на большой промежуток времени. Он расстроился, конечно, но был человеком неконфликтным. После собрания подозвал меня к себе, достал четвертинку и сказал: «Давай выпьем!» Вот так мы и познакомились».
Не исключено, что с этого семинара завязываются творческие симпатии Алехина и признанного мэтра в поэзии Николая Юрьевича Корнеева, участника Великой Отечественной войны, имеющего ранения и лишившегося глаза в боях под Таганрогом в 1943 году.
И пока в Центрально-Черноземном книжной издательстве все мудрили да рядили с изданием книги Алехина, он сам продолжал публиковать стихи в газетах «Рыльская новь», «За изобилие», «Молодая гвардия».
Кстати, при редакции «Молодой гвардии» (улица Ленина, 77), в которой работали молодые, талантливые и амбициозные журналисты Василий Воробьев, Владимир Детков, Юрий Андреев, в 1966 году был создан литературный клуб «Любителей искусств», руководителем которого стал Юрий Авдеев. С подачи Авдеева и благосклонного отношения главного редактора «молодежки» В. Гусева при газете регулярно стала выходить литературная страничка «Зарницы». На этой страничке печатались стихи и прозаические произведения как уже известных курских писателей – Николая Корнеева, Евгения Носова, Егора Полянского, Михаила Обухова, Исаака Баскевича и других – так и начинающих. Среди начинающих можно назвать Юрия Першина, Михаила Еськова, Алексея Шитикова, Ивана Зиборова, Владимира Трошина, Василия Воробьева, опять же Василия Алехина и добрый десяток других авторов.
Но такого положения вещей Алехина не удовлетворяет. Этого ему кажется мало, и он организует (надо полагать, при поддержке главного редактора) при редакции Рыльской районной газеты собственное литературное объединение «Рыльские зори». В это литературное объединение вошли некоторые рыльские журналисты, учителя школ и студенты училищ. Из тех представителей местной интеллигентов, кто поддержал Алехина в этом начинании, можно назвать Вениамина Саранских. Вот как пишет Вениамин Германович о начале их дружбы и творческом взаимодействии: «Человек пишущий стремится к общению с себе подобными, так и нашел я в рыльской «районке» друга и единомышленника в лице Василия Семеновича Алехина, бывшего фронтовика, покалеченного войной. Мы дружили много лет, помогая друг другу, собирая вокруг себя тех, кто хотел заниматься литературным творчеством».
Первыми представителями литературного объединения «Рыльские зори», помимо Вениамина Саранских, стали будущие литераторы и писатели Николай Чалых, Николай Форостиной, Михаил Саницкий. Позже к ним присоединятся Александр Богданов, Олег Саранских, Надежда Жукова и другие.
Творческая и общественная деятельность отнимала немало времени и сил. Однако это не мешало ему вместе с любимой супругой заниматься воспитанием детей (Анатолия, Александра, Тамары), следить за их успехами в учебе. Но и дети, имея перед собой великий пример прекрасных отношений между родителями, их высокую нравственность, духовность, преданность делу и Родине, платили той же монетой: хорошо учились, росли добрыми, честными, любящими и уважающими родителей и их нелегкий труд.
Журналист Юлия Апанасенко, вхожая в дом Алехиных, в статье «Я мечтал оставить светлый след…», опубликованной в газете «Курская правда» за 21 сентября 2010 года, пишет: «Тамара Васильевна, дочь писателя, благодарна ему за то мужество и силу характера, которые он привил своим детям: «Нам приходилось держать планку, ведь когда рядом сильный отец, ты себе слабости не позволишь. Он во всем помогал людям, заботился о них, сам много работал физически. Построил дом, посадил сад. Я благодарю судьбу за такого отца».

В 1966 году в «Молодой гвардии» были  опубликованы три произведения Алехина. Так, в новогоднем выпуске «Зарниц» читатели увидели стихотворение «Сверстники и годы». Всего лишь одна строфа из этого стихотворения, чтобы почувствовать вибрацию огненных лет и времен, искренность чувств автора, а также красоту поэтического слова:
Нам эти года не верстами,
А часто короткими метрами,
Ударами сердца вымерить
Под пулями довелось.
Шинели порой не по росту
Носили, сгибаясь под ветрами,
И некогда было вытереть
Бурей выжатых слез.

Затем последовали «О прошлом очень трудно говорить» (29 октября) и «Октябрь» (7 ноября). А еще был репортаж «Дублер финиширует первым» (18 октября).
Как сообщает сам писатель в биографической справке сотрудникам сочинского музея Николая островского, в 1966 году он был принят в Союз журналистов СССР. И хотя членство в Союзе журналистов материальных дивидендов не добавило, но морально поддерживало.
Всего, в период с 1966 по 1969 год Василий Семенович только в «Молодой гвардии» публикуется шесть раз, в том числе дважды в новогодних выпусках «Зарниц», самых ярких, самых красочных, самых запоминающихся. А еще было семь публикаций – статьи, очерки, заметки – в газете «За изобилие». При этом в «молодежке» часто печатались не одно-два стихотворения, а подборка из нескольких стихотворений. Среди поэтических произведений Алехина в эти годы были напечатаны «Комсомольский билет» (23.02.1967), «Весна, весна…» (9.05.1967), «Сережки» (1.01.1968) и другие. Среди лирических стихов отметим стихотворение о весне, в котором не только тонкая лирика, но и глубокая философия:
Весна… Весна..
Ты повела рукой –
И снег седин как будто тоже тает…
Я на свидание спешу с рекой,
Где паводок не только лед ломает…

Говоря и взаимодействии Василия Семеновича Алехина с коллегами литераторами, надо отметить, что в 1967 году возобновляется его знакомство с Юрием Першиным, прибывшим в Рыльск после окончания учебы в медицинском институте для преподавательской деятельности в Рыльском медицинском училище, которое, кстати, начало функционировать с 1958 года.
Несмотря на разность в возрасте, их дружба стала дружбой равных. Именно Алехин познакомил Першина с рыльскими литераторами Вениамином Саранских, Михаилом Саницким и другими стихотворцами, группировавшимися вокруг районной газеты «За изобилие» и входившими в литобъединение «Рыльские зори».
Рыльск – город контрастов старого и нового – позже выльется у Першина в стихотворение «Рыльск».
…Этот город – старинный и давний,
Где, как фиговый листик, асфальт.
Для веков, отцветающих в камне,
Где старинные башни стоят…

Еще 1967 год для Рыльска и его жителей стал знаменателен тем, что в нем и в его окрестностях, например, в Пригородной Слободке на фоне церквей Никольского монастыря, проходили съемки отдельных фрагментов военного авантюрно-приключенческого фильма «Крепкий орешек». И многие жители с удовольствием принимали участие в массовках, а затем на протяжении десятилетия с удовольствием вспоминали смешные эпизоды этого необычного для провинциального города явления. В фильме также есть кадры с остовами моста через Сейм, разрушенного немцами еще в годы Великой Отечественной войны. Позже этот мост в виде переправы наших войск через реку под бомбами с фашистских самолетов будет фигурировать в художественной прозе Василия Семеновича.
Спустя годы (в 1976 г.), о событиях, связанных со съемками фильма, и о своей любви к одной из актрис вспомнит поэт Юрий Першин, написав и опубликовав лирическую поэму «Одолень-трава».
 

ДЕЯТЕЛЬНОСЬ В 70-е ГОДЫ

В конце шестидесятых – начале семидесятых Василий Семенович Алехин, по-видимому, по собственной инициативе (возможно, и по мудрой подсказке супруги) впрягся в воз под названием Рыльское межрайонное отделение Всероссийского общества слепых (ВОС), став его руководителем. Решил бороться со злым недугом не только сам, но и помогать в этой борьбе другим обездоленным войной или судьбой людям. Такие решения по плечу только личностям с высоким духом и твердым характером, целостным и устремленным. У Алехина имелось и то, и другое, и третье… Поэтому руководимое им отделение вскоре стало одним из лучших не только в Курской области, но и в РСФСР.
Работа приносила не только небольшой дополнительный к пенсии инвалида заработок в семью – дети росли, учились, и на их содержание требовались все большие и большие суммы (при наличии бесплатного обучения в школе и вузах) – но и моральное удовлетворение. Во-первых, бескорыстная помощь людям; во-вторых, причастность к полезному делу, нужность и востребованность. И это заставляло забывать о своих болезнях и физических недостатках. Потому не гнулся к земле, не искал опору в костыле, а ходил прямо, с гордо поднятой головой. Иногда это смущало людей, не знающих о недугах писателя. Как вспоминает  Зинаида Ильинична, некоторые даже пеняли ей, мол, супруг проходит и не здоровается, словно не видит их в упор.
«Общаясь с ним, люди никогда не замечали, что он инвалид, – делилась своими наблюдениями Зинаида Ильинична с сотрудником курской областной библиотеки для слепых Татьяной Соколовой. – Василий Семенович стеснялся своих болезней и никогда не ходил с тростью. Многие даже не догадывались, что он слепой».
Да, работа отбирала время у творческой деятельности, но не противостояла ей. Литературное творчество развивалось параллельно с трудовой деятельностью и развивалось успешно.
В семидесятые годы, как отмечают все его биографы, Василий Семенович не только пишет стихи и поэмы, но с особым увлечением отдается журналистике: из-под его пера выходят очерки, фельетоны, статьи, зарисовки. Таких материалов появилось в те годы более пятисот. А еще он начинает поиск материалов о партизанской и  подпольной борьбе курян в годы Великой Отечественной войны. И их апробацию начинает в газе «За изобилие», опубликовав там (с 16 декабря 1972 по 4 января 1973 года) цикл очерков «Весна Шуры Зайцевой». Поэтому его подвижнический литературный и жизненный труд все чаще и чаще сравнивают с «гражданским и писательским подвигом» легендарного Николая Островского.
Поэтическое творчество по-прежнему поддерживает «Молодая гвардия». В семидесятые годы в этой газете напечатано не менее двадцати стихотворных подборок Алехина. Среди наиболее ярких и запоминающихся произведений – поэма «Их было пятеро», опубликованная «молодежкой» 5 октября 1972 года, и баллада «Цветы на граните», напечатанная 9 января 1973 года.
Несколько строк из вступления к поэме «Их было пятеро»:
Давно отгремели салютов раскаты –
Тот майский торжественный гром –
И не сорок первый, а год сорок пятый
Мы чаще в сказаньях поем.
Победа!
Как много и крови, и пота,
И жертв на ее алтаре…
Но самым веселым осталось – работа,
Страда, как звучало в те дни для пехоты
В железном войны словаре.

И в ту работу, в ту страду, что привела советских воинов к Победе, вложили свою лепту пятеро солдат разных национальностей, сражавшихся до последнего патрона с врагом и называвших себя русскими перед лицом неминуемой смерти.
Читая чеканные строки этой поэмы, наполненные настоящей любовью к Родине, советским патриотизмом, невольно краснеешь за тех русских из девяностых годов, которые с экранов телевизоров, позабыв стыд и совесть, раболепствуя перед Западом и западной «продвинутой культурой», бесстыже и цинично называли Россию «этой ряшкой». Да, эти беспозвоночные твари в человеческом обличье, часто называющие себя интеллигенцией и элитой общества, произведений Василия Алехина, написанных нервами и кровью незаживающих ран войны, не читали. Как крыловские мартышки, обезьянничая, цеплялись за поп-культуру, целенаправленно внедряемую Западом в наше общество. А вот до отечественной культуры, в том числе и литературы таких подвижников, как Алехин, их мартышкины умишки не доходили. Впрочем, и ныне продолжается то же самое…
Забегая несколько вперед, скажем, что поэма «Их было пятеро» в несколько измененном названии – «Поэма о пятерых» в 1975 году, как отмечает Н. Грознова, была опубликована в Воронеже в сборнике «Приметы. Стихи поэтов Черноземья».
Произведение «Цветы на граните» в разных изданиях называется то большим стихотворением, то легендой, то балладой. Впрочем, независимо от определения ее жанровой принадлежности – это одно из замечательных по художественному и патриотическому значению произведение. Посвящается оно памяти бойца рыльского истребительного батальона Дмитрия Татаренкова, прикрывавшего отход товарищей у переправы через Сейм и до конца выполнившего свой воинский долг.
Говорят, что под Рыльском
Есть могила солдата…
Нет над ней обелиска,
Только небо крылато
Распростерло объятья.
………………………….
Говорят, был он русский!
Говорят, из-под Курска. 
 
Среди стихотворений, напечатанных в это время, – «Красная площадь в Рыльске» (7.07.1973), «Мой комсомол» (28.10.1975), «Мужской разговор» (14.02.1976), «Комиссар» (24.02.1976), «Синие птицы» (1.01.1977), «Мой товарищ» (21.10.1978).
В качестве примера стихотворного мастерства автора приведем заключительные строки стихотворения «Красная площадь», которые как нельзя лучше расскажут о его отношении к истории края и о его трогательной любви к городу Рыльску:
И над толпою, над Русью тележной,
В небо рванувшись серпом и молотом,
Красное знамя огнем мятежным
Реяло гордо над древним городом.
Ты не ищи, современник, напрасно
Старого имени площади этой –
Первых побед и первых декретов
Площадь по праву зовется Красной.
Стихотворение «Мой комсомол» является своеобразным тематическим продолжением предыдущего стихотворения, как сам коммунистический союз молодежи явился детищем октябрьской революции и продолжателем ее устремлений в будущее.
Комсомол!
Славлю твой юбилей!
Октября ты лишь на год моложе.
Был ты совестью жизни моей
И мечтой моей светлою тоже.

Газета «Курская правда», пусть и не так часто, как «молодежка», но также печатает произведения Алехина. Среди них статьи «Рыльские памятники» (11.01.76), «Из отпуска не вернулись» (2.04.76) и стихотворные циклы «И было утро» (25.12.76), «Память» (6.03.77), «Правофланговый» (9.05.77), «Присеймье» (18.06.78).
Пара строф из большого по формату и глубокого по содержанию стихотворения «Правофланговый», в котором весьма ярко показаны нравственные и жертвенные стороны простого русского человека:
В строю он был
                правофланговым в роте.
По виду – добродушен и не смел.
Его мы в шутку звали «дядей Степой»,
А он в ответ смеялся и краснел.
…………………………………..
Шагнул вперед с поднятым автоматом,
В неслышном крике раздирая рот,
Как будто говоря: «Не дрейфь, ребята!» –
Упрямо двинулся на пулемет.   

Говоря о жизни Василия Семеновича в семидесятые годы, нельзя не сказать и о положительной реакции общественности и властей на его творческую деятельность. В 1975 году Алехин становится лауреатом областной журналистской премии им. В. Овечкина, награждается Почетным знаком и Грамотой ЦК ВЛКСМ за военно-патриотические произведения. И премия, и награды – это высокая оценка литературных успехов и достижений рыльского подвижника художественного слова. Кстати, в одной из книг Алехина есть его фотография, на которой Почетный знак ЦК ВЛКСМ находится рядом с орденами Отечественной войны – на правой стороне пиджака. Это говорит о том, что Василий Семенович дорожил этой наградой.
С позиций нашего «супердемократического», а по большому счету бездуховного, безыдейного времени, возможно, кто-то, судя по названиям стихотворений Алехина, скажет, что они заидеализированы, слишком просоветские, слишком прокоммунистические. Заказухой попахивают… Взять хотя бы «Октябрь», «Комсомольский билет», «Мой комсомол», «Комиссара», «Правофланговый», «Мой товарищ»… Не соглашусь! Ибо они – творческие плоды своего времени. И писались человеком, не только искренне верящим в идеалы социальной справедливости, но и являющимся частью и сутью этой социальной системы. Они писались человеком, получившим образование в советское время и благодаря советской власти; они писались человеком, комсомольская юность которого прошла под пулями и разрывами снарядов. И в прямом, а не косвенном смысле обожжена до костей войной. А война ведь шла не только между нацистской Германией и Советским Союзом, не только между Европой (так как Гитлера поддерживали почти все правительства стран Западной и Центральной Европы) и советской Россией, но и между идеологиями: античеловеческой нацисткой и человечной – советской, социалистической. В этом-то вся соль!..
Вторая половина семидесятых годов в культурной, в том числе литературной, жизни Курской области имела некоторые изменения. Во-первых, главным редактором «Молодой гвардии» в 1976 году стал видный комсомольский работник того времени Гребнев Николай Иванович. Во-вторых, ответственным секретарем курской писательской организации в этом же году избран известный писатель-прозаик Сальников Петр Георгиевич. Сальников на год моложе Алехина, но успел повоевать и с немцами, и с японцами. Особенно с японцами.
Как отмечают старожилы писательской организации, Николай Гребнев, заняв кресло главного редактора «молодежки», которая, кстати, с 1973 года вместе с редакцией газеты «Курская правда» находилась в новом здании на улице Энгельса, 109, прежние традиции продолжил. «Молодая гвардия» систематически публиковала произведения курских литераторов, выпускала «Зарницы», сверкающие стихами Першина, Шитикова, Зиборова, Алехина, Егора Полянского очерками и рассказами Деткова, Еськова, Носова. А Петр Георгиевич, встав у руля писательской организации, значительно активизировал ее деятельность, особенно по приему в Союз писателей новых членов из числа литераторов.
И в творчестве Алехина вторая половина семидесятых годов ознаменовалась не только публикацией его стихов в районной и областных газетах, но в журнале ВОС «Наша жизнь», и в альманахе «Поэзия», и в коллективном сборнике «Приметы…». А еще – выходом его первых поэтических книг. Так, в 1979 году в Центрально-Черноземном книжном издании (ЦЧКИ), наконец, увидела свет 64-х страничная книжечка «Баллада о бессмертии». Она небольшого формата, в мягкой обложке. Но ее тираж удивителен – 10 тысяч экземпляров. Сейчас такие тиражи провинциальным литераторам и писателям даже не снятся, а про явь и говорить не стоит…
Стихи и поэму «Баллада о бессмертии», по которой названа книга, предваряют фото автора и небольшая биографическая справка. Кстати, из справки следует, что он окончил Свердловскую юридическую школу. (Это еще одно небольшое официальное уточнение к биографии. Возможно, кто-то хмыкнет: «Подумаешь, деталь…». Что ж, пусть и деталь, но и она важна, когда речь идет о талантливом писателе).
В книге напечатаны не только те стихи, что уже публиковались в газетах и сборниках, например, «Мой комиссар», «Октябрь», «Так держать!», «9 мая», «Не ходил мальчишка на войну…», «Цветы на граните», но и новые. Среди новых – большое стихотворение (на 4 страницы текста)  на военную тему «Вечный огонь», а также лирические стихи «Отчий край», «Март», «Пробуждение», «По первопутку», «Родина» и другие.
Стихотворение «Вечный огонь», на мой взгляд, можно считать и небольшой поэмой. И формат, и содержание, разбитое на зачин, кульминацию и эпилог, и время действия, растянувшееся от «огневых сороковых» до мирных созидательных семидесятых, и присутствие главного героя – все указывает на поэму. Впрочем, главное не в этом, а в том, что очередное произведение – о героизме советских людей и судьбе автора. Об этом говорят первые строки этого щемяще-пронзительного, хватающего за душу стихотворения:
Говорят, помянет кто о старом…
Поговорке той скажу в упрек:
Тридцать два нас было… Санитары
Вынесли живыми только трех.
И не книгой, а страницей белой
Жизнь легла под скальпель и под шприц, –
Уж потом я эту книгу делал
Из горящих строчек и страниц.

«Из горящих строчек» состоит-пламенеет и поэма «Баллада о бессмертии», которая вновь и вновь волшебной силой авторского поэтического таланта возвращает нас в военное лихолетье сороковых.
Зарницы…
Зарницы над берегом правым –
Частей наступающих путь.
Сверлит темноту
         под струной переправы
Живая днепровская ртуть.

Это все во время недолгого привала и короткого отдыха бойцов. Но вот привал забыт и…
…Наш полк уходил
          через Днепр «на подручных».
И нам – «Ни на шаг!» – был приказ.
А танки с крестами
                за каждым поштучно
Охотились в поле на нас.
Осколком хватило…
Очнулся в санбате…
Разрушены печь и стена.
Ни стеклышка в раме.
А холод – собачий!
И страха страшней – тишина!..
От этого разве что время излечит:
Во сне еще слышу подчас
Подкованный грохот и окрик зловещий:
«Шнель, шнель!
Кто есть жив, поднимайсь!»
Лишь пятеро встали к оскаленной печке.
Других, кто не двигался, всех –
И мертвых, и раненых – волоком к речке
Стащили и бросили в снег…

Далее автор, ссылаясь на будоражащую его память, знакомит читателя с теми пятью ранеными бойцами, что встали к «оскаленной печке», делая акцент на их национальности:
Оно не ушло, не исчезло куда-то…
Из памяти зимнего дня
Предстала звенящая стужею хата
И вставшие смерти навстречу ребята.
Друзья не друзья…
Одним словом – солдаты.
У нас все солдаты – родня!
Проверенных жизнью
             и хлопцев безусых –
Судьба их впервые свела:
И этого, рослого, из Беларуси,
И горца-рубаку, соседа Эльбруса,
С завидной осанкой орла,
И русского парня из средней России,
Влюбленного в бездну Стожар,
Четвертого песни Полесья врастили,
А пятый охотником был на Витиме,
На тропках урманов мужал.

Но когда прозвучал вопрос: «Кто русский?» – и последовал окрик-приказ русским сделать два шага вперед, все пятеро шагнули навстречу немцу. Сначала – русский парень, а следом за ним, поддерживая друг друга, остальные.
…Бывают мгновенья в судьбе человечьей,
А в жизни – крутой поворот,
Когда два шага – это вечная вечность,
А пятеро – целый народ.
 
Вновь пять разных по национальности советских солдат, попавших в плен к фашистам, были едины в определении своей сути духа – были русскими.
…И враг не сдержался. Шеренгу окинув
Сподлобья, срываясь в прыжок,
Метнулся к буряту взведенною миной,
Глазами нацелясь в висок.
– Ты есть тоже русский? –
                с застывшей гримасой
Коверкал он русский язык. –
Ну, шнель отвечать, азиатская раса!
Ты – русский?! Ты есть большевик?
Не дрогнул на скулах широких ни мускул,
Лишь молний отточенных взгляд
Врага пробуравил. И хрипло:
– Да, русский! –
Ответил фашисту солдат.
………………………………..
А немец – к другому:
 – Ты тоже есть русский?!
 – Да, русский! – ответил второй.
…………………………………
– Да, русский! – два слова.
Казалось, что ветер
Фашисту кричал те слова.
И, как приговор, их разнес по планете:
– Да, русский!
– Россия!
– Москва!

Потрясающая драматургия!
Замечательно и окончание поэмы:
Их пятеро было – и разных, и близких,
И равных в кончине лихой.
На кромку обрыва, как пять обелисков,
Поставили их над рекой.
…………………………….
И русскому немец: – Конец тебе ясен?
Стреляй в них – и ты есть живой!
Получишь свобода и марки… Согласен?
…Но русский не слышал его.
………………………………..
Все четверо вслед подхватили ту песню,
Как знамя, подняв над собой,
И лес зазвенел и разнес:
«…Это есть наш
Последний и решительный бой».
От огненных струй,
Ослепительно треснув,
Пал вечер в провал черноты.
Шагнули в бессмертье все пятеро вместе,
Оставив живым эту гордую песню –
Сплав дружбы огня и мечты.

Неудивительно, что эта поэма под разными названиями печаталась в газетах и поэтических сборниках. И неудивительно, что Василий Семенович Алехин постоянно работал над ней, шлифуя до стального звона каждую строчку и каждое слово. Удивительно другое: то количество лет, на протяжении которых генералы и полковники от литературы мытарили поэта, большого, серьезного поэта с выходом первой авторский книги.
Но вот старый сапер, несмотря на все внешние преграды, несмотря на свои телесные боли и почти полное отсутствие зрения, пробил брешь в обороне противника, разминировал невидимую, но, тем не менее, весьма реальную мину отчуждения и профессионального невнимания. И дальше дело пошло ладнее.
Первым на выход книги Василия Семеновича откликнулся рецензионной статьей «Баллада о бессмертии» поэт Николай Юрьевич Корнеев в «Курской правде» за 12 марта 1977 года.
«Автор «Баллады о бессмертии, – пишет он, – ветеран Великой Отечественной войны, многие годы живет и работает в Рыльске. Любители поэзии давно приметили его горячие стихотворные строки, публиковавшиеся в «Курской правде» и «Молодой гвардии», в коллективных сборниках.
То, что рецензируемая сейчас книга у Алехина первая, обусловлено вескими причинами… Укажу лишь на главную из них: летом 1944 года при прорыве вражеских укреплений Василий Алехин был тяжело ранен, почти лишился зрения… Жизнь показывает, что далеко не каждому, даже несомненно одаренному человеку, под силу преодолеть такое препятствие на пути в литературу. Фронтовик Алехин преодолел его успешно, но для этого, естественно, понадобилось немало времени». И далее, говоря, что тема войны в творчестве Алехина стала определяющей, цитирует строки из стихотворений «Вечный огонь», «Так держать!», «Родина», «Отчий край».
«Запоминающиеся прочно слова нашел В. Алехин, отвечая на вопрос, за что он любит Россию», – отмечает Николай Корнеев и цитирует из «Родины»:
…За что? –
Попробуй-ка измерь-ка!
А может быть, за то,
Что я –
Частица смертная твоя,
А ты во мне – мое бессмертье.

Проведя анализ поэмы «Баллада о бессмертии», Корнеев обращает внимание читателей на лирические произведения Алехина. «Неподдельное волнение и теплота ощущаются в строках о родных местах, «где яблоки, как снегири, качаются на тонких ветвях», – констатирует Николай Юрьевич поэтические достижения Василия Семеновича и приводит в качестве примера строки из стихотворения «Отчий край»:
…И лугов, хмельных лугов раздолье
Да дубрав зубчатый окоем…
Милое родное Черноземье,
Сколько света в имени твоем!
Кажется во мне поет и бьется
Жаворонок – бог твоих полей…

В статье Корнеева есть и критические замечания. Но это – критика не ради критики, как часто случается и в жизни, и в литературной среде, а позитивная, конструктивная, направленная на созидание критика высокого профессионала в области поэзии своему товарищу по перу. Заканчивается же статья такими словами: «Первая книга Василия Алехина «стартовала», на наш взгляд, успешно, и читатели вправе ждать от поэта новых талантливых произведений».
И Алехин не подвел ни самого Николая Корнеева с его положительным прогнозом на дальнейшее творчество, ни читателей с их ожиданиями новых произведений и книг. Он продолжает трудиться и над новыми стихами, и над прозой.
Итогом этого тяжелого, непростого даже для здорового и зрячего человека, труда стало то, что в 1979 году Центрально-Черноземное книжное издательство выпускает в свет вторую книгу поэзии Василия Семеновича – «Синие птицы». Она значительно больше «первой ласточки». В ней – 124 страницы текста, да и тираж не мал – 5000 экземпляров.
Традиционно часть стихотворений – из предыдущей книги, но часть, причем значительная, новые произведения. Среди новых стихов – «Друзьям», «Бессмертье», «Остаюсь солдатом», «Прощание», «Бессменный часовой», «8 марта», «Именем павших» и другие. Есть и поэма, точнее, в авторском определении – лирическая поэма – «Венок июля». Посвящена она З.И. – надо полагать, Зинаиде Ильиничне, жене, товарищу, соавтору.
Открывает же сборник символическое до сакрального значения стихотворение «Память», в котором есть такие строки:
И осколки сражений былых
Сквозь года,
Сквозь затишья туманов
Еще падают в грудь молодых,
Кровоточат в сердцах ветеранов.

Почти все стихотворения, обозначенные выше, личностные. Так или иначе их поэтическое содержание связано с непростой жизнью автора, по-прежнему остающегося солдатом и бессменным часовым даже в мирной жизни. А в стихотворении «Друзьям» автор прямо обращается к тем немногим товарищам из его ближайшего окружения с просьбой почаще быть рядом с ним. Но между строк читается: поэту очень и очень тяжело бороться со своими недугами. Потому любое участие друзей – лучшее лекарство для него.
Не жалеть, не плакать…
Смейтесь, черти –
Вы друзья мне или не друзья?!
В этой жизни, в этой круговерти
Мне без смеха вашего нельзя…
Даже ругань ваша – мне подмога.
Станет вдруг совсем невмоготу –
Я ее беру с собой в дорогу,
Чтобы взять у жизни высоту.

 Стихотворение «Прощание», рассказывающее о прощании автора со старым, уходящим годом, на самом деле содержит крепкий заряд высокой философии и плоды горьких раздумий.
Старый год – старый друг!
Ты уходишь совсем… В добрый путь!
Новизна для меня, как для многих,
                желанней и слаще…
Отчего же в груди
             шевельнулась ревнивая грусть,
Отчего стало жаль
            горькой памяти дней уходящих?

Веселыми брызгами света, чуда и добра наполнено стихотворение «8 марта». Оно и о празднике, и о весне.
…Только в этот день
                случилось чудо:
Женщине букет цветущих роз –
Где росли они, гадать не буду –
Человек влюбленный преподнес.
И весна, очнувшись, величаво
Распахнула синеву очей:
И забылись колдовские чары,
И забился, зазвенел ручей.

Поэма «Венок июля» – гимн женской любви и верности из венка сонетов, очередное лирическое признание автора в бесконечной любви к собственной супруге, ставшей ему музой на все годы жизни. В поэме, как никогда раньше, раскрылись недюжинные способности Василия Семеновича Алехина как тонкого, чувственного лирика.
Двенадцать месяцев из года в год
Я в чудо верую. Не потому ли,
Где б ни был я, меня тропа июля,
Как в юности, в Присеймье уведет.

Поэма – довольно объемное поэтическое произведение, которое надо читать, наслаждаясь фейерверком красок и образов, а не выхватывать из текста отдельные строфы. Тем более, когда она написана специфическим приемом – венком сонетов, в котором существуют свои нормы и правила… 
Выход в свет второй книги поэтических произведений стал «железным» пропуском для автора в Союз писателей СССР. Такая существовала негласная традиция в те времена: поэтам для приема в Союз писателей СССР издать две книги, а прозаикам – одну. Кстати, из большого литературного сообщества, группировавшегося вокруг «Молодой гвардии», в 1978 году после издания трех поэтических книг первым был принят Юрий Першин. В 1979 году были приняты прозаики Михаил Еськов (за книгу «Дорога к дому) и Владимир Детков (за книгу «Встреча на рассвете»). В 1980 году, наконец, после долгих мытарств подошла очередь и Василию Алехину… Впрочем, вернемся все же в конец семидесятых и посмотрим, как развивалось его сотрудничество с «Молодой гвардией».
Поэтическое творчество Василия Алехина высоко оценено и литературным критиком Н. Грозновой. «Поэзия В. С. Алехина столь же ярко высвечивает своеобразие его творческих устремлений, – пишет она в статье «Добрая сила мужского сердца». – Почти все стихотворения о Великой Отечественной войне. Боль памяти, боль утрат, скорбь за погибших – это ни на миг не уходит из поэзии В. Алехина». И цитирует:
Я вновь заклинаю живых: не забудьте!
Еще тяжела боль недавних утрат.
Еще голубые зрачки незабудок
Глазами солдат погребенных глядят.

А «молодежка» в 1978 году, кроме стихотворений, начала публиковать и прозу – плоды многих бессонных ночей и дневных бдений в государственных архивах Василия Семеновича. Ведь, как отмечают исследователи его творчества, именно в семидесятые он занимался поиском материалов о партизанском движении в Курской области. И вот его многомесячный кропотливый труд стал обретать зримые очертания, выплеснувшись на газетные полосы в виде глав и отрывков из повестей. Несгибаемая воля опять не подвела.
В период с 31 октября по 4 ноября, в трех выпусках были напечатаны отрывки из повести Алехина «Над обрывом». Правда, они шли под заголовком «Рекомендация». И это оправдано: первые успешные действия молодых ребят Алешки Снегирева и Женьки Вахтина, главных героев, вызвавшие переполох у немецкого командования, станут им рекомендацией для вступления в подпольную группу советских патриотов.
В 1979 году, в период с 12 апреля по 9 июня, словно войдя во вкус алехинской прозы, «Молодая гвардия» публикует повесть «Последний рубеж». Впрочем, в газете это произведение названо документальной повестью. И посвящается она памяти бывшего командира партизанского отряда имени Чапаева майора Исаева Николая Стефановича. Позже доработанная и расширенная повесть «Последний рубеж» перерастет в роман «Сполохи над Сеймом» и выйдет отдельной книгой.
Так «Молодая гвардия» в очередной раз дала старт военно-патриотической прозе Василия Семеновича. Если до этого были небольшие рассказы и очерки, то с выходом «Рекомендации» и «Последнего рубежа» можно говорить о больших форматах. А об авторе – не только, как о поэте, но и как о прозаике-романисте.
 Но до этого, 17 марта, в «молодежке» было опубликовано стихотворение «Пахомыч», которое позже войдет в лирическую поэму «За Жар-птицей».
Всего же, в период с 1971 по 1980 год «Молодая гвардия» опубликовала не менее трех десятков разных произведений автора.


ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В 80-е ГОДЫ

Восьмидесятые годы в творческой деятельности Василия Семеновича Алехина ознаменовались не менее яркими событиями, чем семидесятые. Во-первых, в 1980 году он был принят в Союз писателей Росси. Во-вторых, в январе все того же 1980 года в Воронеже, в ЦЧКИ, была принята к публикации повесть «Над обрывом», а в апреле уже вышли первые экземпляры этой книги. В-третьих, редакторский совет издательства пообещал Алехину, как только он закончит работу над романом «Сполохи над Сеймом», тут же приступить к его публикации. В-четвертых, продолжалось успешное и плодотворное сотрудничество с «Молодой гвардией».
Книга «Над обрывом» издана тиражом 50 тысяч экземпляров. Ее объем – 200 страниц текста в твердой цветной обложке. Была определена и стоимость – 45 копеек. Вполне по карману каждому читателю. Следовательно, на полках магазинов долго не залеживалась и получила широкое распространение.
После выхода книги «Над обрывом» одним из первых на нее отозвался рылянин Николай Форостиной, журналист и литератор. Его небольшая заметка «Книги земляка» была опубликована в газете «Курская правда» 2 августа 1980 года. Анализ новой книге автором заметки не давался, было лишь упоминание о двух предыдущих поэтических сборниках да констатация факта появления повести «Над обрывом». Но и это уже говорит о том, что «новое детище» Василия Семеновича было замечено и радостно воспринято читающей публикой.
Вскоре, 16 августа 1980 года в «Молодой гвардии» появилась статья военнослужащего по профессии и литератора по призванию Николая Зыбина. (Позже Зыбин станет членом Союза российских писателей).
Николай Васильевич Зыбин не только сообщает о появлении новой книги Василия Семеновича, но и дает свои комментарии и оценки как повести «Над обрывом», так и творчеству ее автора.
«О великой Отечественной войне написаны тысячи книг, но каждая открывает новые страницы истории борьбы советского народа с фашизмом, показывает героизм советских людей, – резюмирует Зыбин. – И если главные сражения отражены в мемуарной и художественной литературе, то «бои местного значения» описаны мало. – И далее продолжает: – В повести со знанием дела описаны специфика работы в подполье, конспирация. Даже руководитель подпольной группы директор школы Федор Митрофанович Волков не знает всех, кто оставлен для работы на временно захваченной фашистами территории».
Введя, таким образом, читателей в курс специфики подпольной работы, Зыбин тут же знакомит их как с положительными героями произведения – инженером шахты Кузнецовым, старым рабочим Никитой Васильевичем Вахтиным, молодыми подпольщиками Алешей Снегиревым, Женькой Вахтиным, Марусей Гудковой, Валей Кузнецовой, так и их антиподами – полицаями Гордеевым, Кудаем и другими приспешниками фашистов.
«Над обрывом», – пишет Николай Зыбин, – произведение психико-трагедийное. Зверства фашистов, произвол полицаев, массовые расстрелы, бунт военнопленных, разбитые, потерянные семьи – все вызывает сопереживание читателей. Нельзя хладнокровно читать о страданиях Нюрки Паньковой, потерявшей единственную дочь Наталку, или волнения Федора Митрофановича Волкова за своего сына Бориса…»
Он же констатирует, что автор «светлыми красками выписал образы руководителей подполья, рабочих-патриотов и подпольщиков-комсомольцев».
В принципе, Зыбин добросовестно отразил главные достоинства книги. Остается лишь привести образцы текста, чтобы иметь представление о художественном языке, которым она написана. Мудрить в этом не станем и начнем прямо с первых абзацев книги.
«К хутору виноградному Алешка и Женька добрались только под утро. Близость реки угадывалась по жидкому леденящему ветерку, вместе с рассветом пробиравшемуся все глубже в верховья буерака. Отсюда на фоне тусклой обели зари уже можно было разглядеть сумеречные контуры крайних дворов. Настороженная тишина вокруг перемежалась редкими стонами жерлянки под берегом да писком и возней в пряной листве, сметенной по-хозяйски осенью под розовеющие кусты бересклета.
Женька поерзал по голове капелюхой, стараясь прикрыть сразу оба уха, сказал негромко:
– Однако пробирает, понимаешь… Может, пойдем, что зря мерзнуть?
– А если немцы?
Алешка обронил эти слова больше для себя. Он и сам был не прочь забраться в теплый дом Снегиревых, второй от свертка дороги, которая сбегала к реке мимо буерака и в полуверсте от места их привала круто поворачивала на хуторской порядок.
– Пошли, пожалуй, бахчою, – согласился он, выбираясь из-под кустарника на белевший в рассветном мареве большак.
Светало. За рекой соком тронутой морозцем калины набухал горизонт. Не успев даже согреться ходьбой, они опять лежали за кучей подсолнечниковых будылок и хвороста, собранных, как видно, на топливо. И ждали, ждали, когда во дворе появится кто-либо из хозяев».
Всего полстранички текста, но в нем автор сумел представить нам и главных героев, и место действия, и время событий, и движение – необходимые атрибуты завязки произведения. А еще здесь есть и картины осенней природы Присеймья, и элементы быта жизни людей, и прекрасные метафоры «по жидкому ветерку», «по тусклой отбели зари», «настороженная тишина». Прекрасен художественный образ горизонта, который «набухал соком тронутой морозцем калины». Имеется и народные слова-определения головного убора – капелюха. Все это, естественно, говорит о мастерстве автора, умеющего с самых первых строк сочностью и красотой текста завлечь читателя, захватить его в плен художественного слова и образов и не отпускать до конца прочтения книги.
«Плотность текста», когда в предложении нельзя ничего ни прибавить, ни убавить, напоминает художественный стиль письма Евгения Ивановича Носова, признанного мастера прозы, как на Курщине, так и в стране в целом. Да и за рубежом. Впрочем, не мудрено: они жили и творили в одно и то же время, соревнуясь друг с другом в мастерстве и учась друг у друга тонкостям «ювелирного дела» при работе с художественным словом. 
По большому счету, на этом можно бы и остановиться в знакомстве с текстом произведения. Однако без показа первого столкновения советского юношества, воспитанного на идеалах добра и справедливости, в лице Алешки Снегирева со злой, бесчеловечной силой фашистов было бы нечестно и перед читателем, и перед самим Алехиным. Ведь в этих строках наивысшая драматургия, наивысший эмоциональный накал, от которого перехватывает дыхание.
«А Наталка любопытствующим птенцом выкатившись из дверей замерла, уставившись на полуголого немца. Только ресницы, большие, пушистые, трепетали, как крылья бабочки. Немец в это время перестал плескаться и фыркать, схватил с завалинки полотенце, стал быстро растирать покрасневшее тело.
– Гут! Гут! – будто стонал он и вдруг умолк. 
Немец тоже увидел Наталку, увидел ее пушистые ресницы, ее вопрошающий взгляд.
– Гут! – сказал он и Наталке. И не успела она ничего понять, как немец шагнул к ней, поднял и сильными руками высоко подбросил в верх.
– А-ай! – вскрикнула Наталка.
– Гут! – подхватил немец и Наталкин вскрик, и ее маленькое тельце и снова подбросил вверх. – Зер гут!
Сияют глаза у Наталки. Она давно, очень давно не смеялась, пожалуй, с той самой поры, когда ловила стрекоз в шахтерском парке. Порхает вверх и вниз ее цветастое платьице, смеется Наталка…»
Казалось бы, ничего страшного не происходит. Наоборот, автор рисует пасторальную картинку, даже несколько, в немецкой традиции, сентиментальную: большой, сильный, взрослый человек забавляется, играясь с ребенком. Но… Но тем и страшен нацизм, когда прямо на глазах, в один миг, из благодушного с вида человека рождается зверь, нелюдь.
«– Гут! – кричит немец весело и вдруг опускает Наталку в бочку, в ту самую, в которой сам только что плескался.
– Ах! – вскрикнула Наталка и смолкла. Вода обожгла тело, ледяным страхом застряла в горле. – Ма! Ма-ма! – выдохнула она из себя, цепляясь ручонками за железный край бочки, за толстые волосатые руки немца. Но тут же губы ее захлебнулись, крик сглотнула вода.
Легко, как перышко, подбрасывал немец девочку над собой и опять опускал, опускал в бочку.
– Гут, гут! – продолжал он похохатывать. – Буль, буль, буль!..
И это «буль-буль» звучало страшно, хрипло».
Буквально несколькими короткими штрихами, даже не называя фашиста фашистом, Алехин рисует нам образ нацистского зверя, образ оккупанта. Такому – что над беззащитной девочкой издеваться, что в газовую камеру сотни людей бросать, что в крестьянском сарае десятками заживо сжигать – все равно… И в этих коротких штрихах – мастерство автора-прозаика. Но продолжим:
«Алешка не понимал, какая сила перенесла его через плетень. Алешка забыл все наказы Никиты Васильевича Вахтина, все правила конспирации, забыл, что гестапо в городе и по окрестным хуторам разыскивает комсомольца Алексея Снегирева…
– Гад! Фашист! Зверь!..
Все это вырвалось на одном дыхании, с такой ненавистью, что немец вдруг бросил Наталку и бочки и, уставившись на невысокого щуплого парня, с явным страхом и недоумением по-бычьи повел короткой шеей.
– А-а-а!
Наталка закричала, приподнялась было, но упала, смолкнув, отброшенная ботинком немца, ринувшегося на Алешку. Тот отскочил к плетню, прижался к нему спиной и вдруг выбросил вперед руку с блеснувшим в первых лучах солнца вороненым стволом…
Показалось Алешке – выстрел прозвучал негромко, будто щеколда еще раз стукнула. Увернувшись от упавшего возле плетня немца, Алешка кинулся к бочке, приподнял девочку.
– Наталка! Наташенька! – шептал он, срывая с нее мокрое платьице, стаскивая с ног скользкие размокшие ботиночки. – Я сейчас, потерпи!
Он снял с себя телогрейку и закутал в нее вконец перепуганную и закоченевшую девочку».
Ну, разве можно читать эти строки без душевного волнения? Да никогда!
Так мастерски показана сцена «первого контакта» советского юноши с оккупантами. Потом будут другие, не менее эмоционально написанные автором, но не такие прямолинейные и очевидные, в то же время приносящие врагу куда больший ущерб.
 
Главный исследователь творчества Василия Семеновича Алехина, Н.А. Грознова, ознакомившись с повестью, пишет: «В центре повести «Над обрывом» – юные герои, ровесники молодогвардейцев А. Фадеева. По стилю, по строю повествования эта книга, несомненно, роднится с «Молодой гвардией». Однотипна и жанровая природа повествования: произведение вырастает из сплава сугубо документального, очеркового материала и внутренне одухотворенной лиричности. Сам писатель называет свои книги документальными. В основе сюжетных событий – собранные им материалы о 2-й Курской партизанской бригаде. В повести «Над обрывом» проходит тот же художественный эффект, который организует повествование и в «Молодой гвардии» А. Фадеева: безоглядная лучезарность красок, какими рисуется поэтический образ юности, атмосфера летней солнечности, как в музыкальном произведении, – постепенно разрушается вторжением иного звучания, которое воссоздает поступь преступных фашистских сил. Рисунок, общий и с Седьмой симфонией Д. Шостаковича.
На первый план у В. С. Алехина, как и у А. Фадеева, выдвигается в сценах первого столкновения советских людей с фашистскими захватчиками мотив беззащитной доверчивости юности, которая не верила, не могла себе представить в те первые дни, что над всем живым нависла неотвратимая угроза смерти. В этом состоит особый гуманистический настрой этих произведений».
И с этим невозможно не согласиться. Да, существует родство, существуют параллели. Впрочем, как им не существовать, когда реальные события разворачивались вполне схоже…
И еще весьма важный момент отмечает Н. Грознова – мгновенную зрелость юного поколения советской молодежи.
«Фашистами были нанесены первые раны, сделаны первые попытки унизить достоинство советского человека, – пишет она. – Но именно в эти дни формировалась и та зрелость, осуществлялось то возмужание гражданского чувства, которые позволили нашему народу выдержать натиск агрессора. В повести «Над обрывом» и запечатлены начальные шаги к зрелости тех подростков, которые чуть ли не в первый день войны осиротели и в этот же день стали мужчинами, солдатами».
Этот факт известен мне не только по книгам, но и по рассказам родителей. На момент начала войны, отцу было около 11 лет, на период оккупации – 12. А в неполные 13 лет, когда фашисты в феврале 1943 года были изгнаны из села, он вместе с женщинами сначала участвовал в расчистке шляха для советской военной технике, а весной уже участвовал в посевной кампании, вспахивая на коровах поля и засеивая их вручную. Все, детство закончилось, а юность – прошла уже в трудах взрослого человека… Вот так война заставила мальчишек прямо из детства шагнуть во взрослую жизнь.

Не пройдет и двух лет, как Василий Семенович передаст в издательство свою очередную рукопись. На этот раз рукопись романа «Сполохи над Сеймом», основные главы которого прошли апробацию на страницах «Молодой гвардии еще в 1979 году.
12 октября 1982 года рукопись, как отмечено в исходных данных книги, будет сдана в набор, а в середине декабря роман пойдет в печать. Из типографии книга выйдет только в начале 1983 года, поэтому датой издания ее будет считаться 1983 год.
 Как и предшественница, новая книга выйдет в твердом переплете. В ней – 312 страниц текста. Тираж – 30 тысяч экземпляров. Стоимость – 65 копеек. Особенностью книги является указание времени написания романа: 1965 – 1980 годы. Следовательно, автор трудился над этим произведением не менее пятнадцати лет.
В книге продолжение военной темы, темы сопротивления фашистам на оккупированной территории, тема начала и развития партизанского движения на территории Курской области.
Как и следовало ожидать, буквально на первых страницах автор знакомит читателя с комсомолкой Шурой Зайцевой – одной из главных героинь романа. И не просто знакомит, а показывает ее в роли умелого организатора, быстро сориентировавшегося в обстановке и не допустившего своими решительными действиями паники на пароме. При этом в коротком эпизоде представлены сразу же и внешние черты смелой девушки – «голубые глаза», «влажные губы», и ее характер, характер находчивого, решительного человека, характер вожака.
Здесь же происходит знакомство еще с одним героем романа – бойцом истребительного батальона Димой Татаренковым. Да-да, тем самым Димой, памяти которого Василий Семенович ранее посвятил балладу «Цветы на граните». Помните: «Говорят – он был русским, говорят – из-под Курска»?..
На этих же страницах и знакомство с бабкой Агашей, Машей-Муськой, подругой Шуры и Димы, представителем обкома партии, комиссаром Шубиным.
Однако роман начинается со знакомства читателя с городом Рыльском и его окрестностями. Рыльск – частый и важный герой многих произведений автора. И в этом романе он фигурирует довольно часто. В том числе и на фоне природы. Образец емкого и прекрасного художественного описания Рыльска не только показывает писательское мастерство Алехина, но и его любовь к городу и родной природе, а также усиливает эмоциональный эффект:
«Утро еще не начало прорисовывать левый низинный берег, а на правом, гористом, из горбатящейся над горизонтом темной гряды облаков на глазах проклевывался город. На склонах холмов, в центре засветлели над чуть бронзовеющими густыми еще кронами деревьев этажи «княжьих Шемякинских» палат и административных, бывших фон-филимоновских, зданий, забелели колонны Дома пионеров и сельхозтехникума. Подсматривая будто, что делается на возвышенном «Рогу», где, словно корабль у причала, всплывал из речного тумана дом Шелихова, из-за ротонды торговых рядов высунулся козырек пожарной каланчи. А правее, за сплошняком садов, откуда кое-где проглядывали крыши одноэтажных домиков, за широким плесом при слиянии Рылы и Сейма прорастали в рассветной отбели мрачные стены и башни Волынского монастыря. И над всем этим сплетением света и теней все отчетливее вычерчивалось не заблестевшее еще на солнце тонкое изящное узорочье колоннад и портиков, башен и башенок Успенского собора и окружных церквей. Но уже кокетливо засияла в позолоте зари червленой маковкой одинокая церквушка на плоской Иван-горе.
Порывистый ветер гнал с запада густую зыбкую рябь и на гребнях свинцовых барашков раскачивал в воде город. Казалось, он неумолимо сползал с крутых куртин и так же неумолимо скользил к середине реки, навстречу понтонам, бесформенно чернеющим от левобережной песчаной косы. Вверх по течению косу окаймляли дамба и уцелевшие от бомбежки пролеты моста, над которыми тревожно шумели раскидистые осокори».
Первая часть романа «У засечной черты», в принципе, повествует о смелых и мужественных действиях  Димы Татаренкова и его боевых друзей – капитана Сорокина и сержанта Васюкова, защищавших Рыльск и Посеймье от врагов. По заданию Сорокина Дима добрался до окруженных под Путивлем солдат и офицеров Красной Армии. Многих из них с боями вывел к Рыльску, к переправе, на которой, прикрывая отход товарищей, был тяжело ранен и попал к немцам в плен. Те собрали жителей ближайшего поселения, в основном женщин, и запретили под страхом смерти хоронить умирающего на их глазах паренька. Но бабка Агаша уговорила соседа Федота похоронить Диму по-христиански. Похоронив бойца, бабка вернулась домой, а Федот наметил путь в партизаны.
Когда немцы узнали, что труп бойца истребительного батальона все же был погребен, они вновь собрали женщин, детей и стариков. И потребовали сказать, кто нарушил их приказ. Но все молчали.
«Молчали все, даже ветер, кажется стал потише.
– Всех! Расстрелять!..
Немец выговорил этот приказ по-русски чисто, даже без акцента. Тотчас несколько автоматчиков оказались перед онемевшими бабами и детьми. Автоматы у них переместились с плеч на животы».
Спасая односельчан от неминуемой смерти, бабка Агаша выступила вперед и сказала, что это сделала она.
«– Стойте, антихристы! Погодите! – сунула от себя внучку в толпу, сдвинула, будто куль, с дороги Митрича. И осталась одна, отделенная от общей спаянной бабьей кучи перед немецкими автоматами.
– Проклятый русский старух! – прокричал немец. – Где бандит? Где хорониль?
Лицо бабки Агаши в ответ не выразило ни гнева, ни боли. Не чувствуя собственных ног, она отвернулась от немца и встретилась с десятком глаз хуторян, растерянных, испуганных, удивленных…
– Простите, бабы! – почти безголосо заговорила. Виновата я перед вами, беду накликала… Не осудите! – Голос ее обрел наконец привычную звучность, а лицо в черном платке – аскетичную иконопись. Она поклонилась людям и медленно, затоптавшись, повернулась к офицеру: – Отпусти их, немец! Не хочу брать грех на душу. Я… Я схоронила малого.
– Где! Где хорониль?
– Мертвых с погоста не выносят! – как отрезала бабка Агаша и губы ее сурово сжались».
Бабку Агашу немцы заперли в ее же доме и сожгли заживо.
Без придыхания читать эти строки невозможно. Драматургия самой высокой пробы. Недаром Н. Грознова, проводя анализ романа, отмечает: «В «Сполохах над Сеймом» более ярко заявило о себе поэтическое мышление автора, более мощным стал его живописный мазок в обрисовке характеров…»
В этой части романа есть эпизод с нашим танком у переправы через Сейм, прикрывавшим огнем из пушки и пулемета отход советских частей. Именно об этом танке и его экипаже – танкистах я, будучи студентом Рыльского педучилища, написал «Балладу». Кто подбросил мне идею – уже не помню, возможно, что и Василий Семенович во время одного из собраний литераторов «Рыльских зорь». Впрочем, этот факт был известен каждому взрослому жителю Рыльска. А о «Балладе о танкистах» говорилось еще в начале этой работы.

Вторая часть романа «Апрель Шуры Зайцевой» не только повествует о бесстрашной партизанской разведчице Александре Зайцевой и командире Крупецкого партизанского отряда имени Чапаева Николае Стефановиче Исаеве, но и рассказывает о судьбах других героев романа из первой части – капитана Сорокина, сержанта Васюкова и других. А по большому счету – о становлении партизанского движения в Курской области. Появляются и новые действующие лица, в том числе и офицеры немецкой комендатуры, гестапо и зондеркоманд – карательных отрядов – Вильгельм Тамке, Штимме, Вольф, Лемке и другие. Прорисовывается образ переводчицы в немецкой комендатуре Марии Васильевой, которую все жители Рыльска называли «немецкой овчаркой», или «Муськой-овчаркой», а на самом деле она выполняла разведывательные задания партизан.
В итоге, в романе вышло такое переплетение сюжетных линий, что читателю не так просто было следить за судьбами героев. И это все на фоне природы родного края, на фоне жизни простых людей – горожан и селян – в тяжелых условиях немецкой оккупации, когда никакой информации с фронтов, да и соседу лишнего слова не скажешь.
Как отмечалось выше, роман написан прекрасным художественным языком в стиле добротного сочетания социалистического реализма, без которого в те годы было никак нельзя, и романтизма, высвечивающего героизм юного поколения.
Сам автор называл своей роман художественно-документальным произведением. Это обстоятельство не раз подчеркивали и исследователи творчества Алехина. Да и в романе имеются вкрапления чисто документального характера. Например, на странице 34 читаем: «…8 сентября 1941 года из-под Дорогобужа части 127-й стрелковой дивизии были переброшены по железной дороге к Курску. 12 сентября был образован рыльский боевой участок, где до подхода 127-й и 160-й стрелковых дивизий, 735-го артполка ПТО несколько дней сдерживали передовые немецкие части бойцы рыльского курсантского отряда и истребительных батальонов ополченцев западных районов Курской области. 18 сентября 127-я стрелковая дивизия, готовясь к контрнаступлению, форсированным маршем выдвинулась к Глухову, с ходу завязав бои с противником…»
Вкрапления документальных материалов в художественную вязь основного повествования – прием не раз применяемый многими авторами. Так, Юлиан Семенов использовал его в своих романах о советском разведчике Максиме Исаеве – Штирлице, Михаил Шолохов – в «Тихом Доне», Владимир Чивилихин – в романе-эссе «Память».
Немало в романе и специальных терминов, внесенных войной и немецкой оккупацией – воинские звания, должности, названия подразделений.
А «подслушанные, подсмотренные» автором в народной речи меткие выражения и поговорки – «побереги уши», «кто бегом, кто ползком – все едино к погосту», «правда, она что палка – о двух концах», «конь узнается при горе, а друг в беде» и многие другие, умело вплетенные в  художественную канву повествования, являются блистательным украшением текста. Подобно тому, как искристые, играющие радужным светом бриллианты делают еще привлекательнее для глаз и без того сверкающую золотом корону императора или императрицы.
Роман «Сполохи над Сеймом» – в основном строго эпическое произведение с лирическими вкраплениями. Но он и драматическое произведение. Причем по воле автора на острие его драматургии смерть женщин-героинь. Выше приводился пример с гибелью бабки Агаши, описанной автором в конце первой части романа. В конце второй дается описание казни Александры Зайцевой. Автор медленно, буквально по шагам, приближает отважную партизанку-разведчицу, попавшую в плен к фашистам, к финальной развязкие. И в этой медлительности – его стремление хоть на мгновение продлить жизнь прекрасной патриотки с внешностью обыкновенной крестьянки, но пламенным сердцем. Но вот путь пройден – и короткие, резкие предложения.
«Вот и кончился путь. Теперь отчет – по секундам. Что-то крикнул немецкий офицер. Против Шуры торопливо выстраивалась шеренга полицейских. В чистом, будто умытом небе кружились галки. На деревьях вдоль пруда хлопотали грачи. Вовсю раскричались воробьи: жизнь… весна… жизнь…
Пересиливая боль, Шура медленно сняла пальто, свернула, по-хозяйски положила у ног. Так же аккуратно сняла и вчетверо сложила платок. Выпрямилась.
«Умереть по-человечески! На это у тебя хватит сил! – приказала она уже не себе, а Шурке Зайцевой, секретарю райкома комсомола Александре Андреевне Зайцевой, Зайчонку, как душевно звали ее друзья. – Приходите скорее, дорогие мои!»
Лязгнули затворы карабинов.
– Постойте, мерзавцы! Дайте хоть причешу волосы, – требовательно сказала вдруг Шура. Поспешно расчесала русые пряди. Вздохнула. – Я готова!
От залпа грачи встревожено взмыли в небо, метнулись в разные стороны воробьи.
А с крыши капали капели, чистые и светлые».
Отмечая документальную основу романа, Н. Грознова в статье «Добрая сила мужского сердца» пишет: «Историческую, документальную достоверность событий писатель последовательно подчеркивает в повествовании; он не раз с точностью военных донесений фиксирует дислокацию, как действующих частей армии, так и партизанских соединений в те месяцы войны». Она же обращает внимание на то, что в романе «тщательно вырисовываются крестьянские судьбы, воссоздается обстановка трудных партизанских сражений».
Не оставила Грознова без внимание и описание природы Присеймья. «Пейзажные зарисовки нечасты, – пишет она. – Но природа в «Сполохах над Сеймом» всегда помогает героям найти душевные силы выстоять в противоборстве с фашистами».
Но еще до Грозновой на появление романа откликнулся известный курский журналист и литератор Федор Емельянович Панов. 6 марта 1983 года, едва первые экземпляры книги появились в Курске, как в «Курской правде» под рубрикой «Новые книги» публикуется статья Панова «И оживает прошлое…»
«О курских партизанах написано немало, – предваряя разговор о новой книге Василия Алехина и его творчестве, начинает статью Федор Емельянович. – Еще в первые послевоенные годы появилась тепло встреченная читателями повесть В. Злуникина «Вера Терещенко». Потом были сборники воспоминаний, исследовательские работы о партизанском движении, о деятельности подпольных комсомольских организаций. Все они – небольшие по размерам книги. И вот теперь мы получили возможность познакомиться с романом о курских партизанах».
Далее Панов вводит читателя в курс создания романа, а также рассказывает о биографии автора.
Пробежавшись по жизненному и творческому пути Алехина до создания повести «Над обрывом» и романа «Сполохи над Сеймом», Панов констатирует, что «почти все действующие лица в обоих произведениях названы собственными именами». Затем переходит непосредственно к краткому анализу романа – таков закон журналистики: статья должна быть небольшой, но емкой – и дает характеристики главным героям первой части.
«Юный герой из ополчения Димка, его сверстница медсестра Галя Орешникова, партийный работник Павел Шубин, дед Леваденок, бабушка Агаша – эти и многие другие герои нарисованы выпукло, – пишет он, прежде чем перейти к обзору второй части романа. – У каждого свой характер, своя речь, своя маленькая роль в большой войне».
Анализируя вторую часть, Панов, как и сам автор, очень тепло отзывается о Шуре Зайцевой – Александре Андреевне Зайцевой, талантливой партизанской разведчице. «Она пришла в Крупецкий партизанский отряд добровольцем и проявила себя человеком большой выдержки и отваги, – подчеркивает он. – Смелые ее походы из Акимовского леса в Рыльск, Крупец, Студенок и сами по себе могли стать увлекательным материалом для книги. Но судьба Шуры Зайцевой тесно переплелась с судьбами других подпольщиков, и автор обстоятельно рассказывает о многих ее боевых друзьях: майоре Исаеве, лейтенанте Шестакове, начальнике партизанского штаба Георгии Тихоновиче Черникове и других».
Впрочем, Панов отмечает не только положительные моменты в романе, но и дает критические замечания. Среди них «слишком долгое воспоминание Исаева о пребывании в лагере военнопленных и бегстве оттуда». Они, эти воспоминания «выходят иногда на первый план и заслоняют действия партизанского отряда».
Не менее интересна трактовка Панова художественных достоинств этого произведения. «Нельзя не отметить богатства языка, – делится он своими впечатлениями. – В речевых характеристиках и пейзажных зарисовках много слов и присловий из народной речи. И тем досаднее, что нередко писатель использует одни и те же выразительные средства. Если упал от пули солдат, то он едва ли не во всех случаях «переломился». А деда Леваденка автор, без особой надобности повторяясь, называет старичком-лесовичком». Однако окончательный вывод положительный: «Роман интересен и увлекателен в целом. На его страницах оживает недавнее героическое прошлое наших земляков-курян».
30 июня 1983 года Федор Панов вновь возвращается к творчеству Алехина. Теперь на страницах «Молодой гвардии» под рубрикой «Наши знаменитые земляки» он публикует большую, на целую газетную полосу, статью «Дух Корчагина». В ней он более полно рассказывает о жизни и творческой деятельности Василия Семеновича, в том числе и о его поэзии, цитируя некоторые стихотворения. Однако особый интерес представляет заключительная часть, из которой следует, над чем работает писатель и каковы его планы на ближайшее будущее.
«Сейчас Василий Семенович продолжает работу над третьей и четвертой частями романа о курских партизанах, как и прежде, пишет стихи, – сообщает Панов читателям «молодежки». – А недавно в Центрально-Черноземном книжном издательстве одобрили еще одну рукопись – роман «Три дня памяти». По словам автора – это биография того поколения, к которому принадлежит он сам. Завидное корчагинское упорство. Писатель убежден, что без каждодневной настойчивой работы он просто не смог бы жить. Об этом он сказал в дарственной надписи на титульном листе первого своего романа, подаренного литературно-мемориальному музею Николая Островского в Сочи.
…Недавно я побывал в музее, ознакомился с экспозицией «Люди корчагинского духа», где выставлены и книги нашего земляка, члена Союза писателей В.С. Алехина. Они стоят рядом с книгами Николая Бирюкова, который, будучи прикованным к постели, написал чудесный роман «Чайка» и многие другие книги».
Эта статья позволяет нам говорить о том, что Алехин, несмотря на почти полное отсутствие зрения, продолжал плодотворно и напряженно работать над новыми произведениями. Конечно, не без помощи супруги Зинаиды Ильиничны – не только музы, вдохновляющей на творчество, но и соавтора.
Татьяна Соколова, не раз беседовавшая «по душам» с Зинаидой Ильиничной, об этом говорит без обиняков: «За несколько лет Василий Семенович с помощью жены написал несколько повестей и военных романов, в том числе роман о партизанском движении «Сполохи над Сеймом», написанный на основе архивных материалов и рассказов очевидцев».
А Юлия Апанасенко в статье «Я мечтал оставить светлый след…» помещает фрагмент интервью с известным курским прозаиком Михаилом Еськовым, в котором он, пусть не прямо, а косвенно, это подтверждает. Приведем этот фрагмент статьи полностью.
«Он остается в моей памяти как человек удивительнейшего мужества, – сказал Михаил Николаевич, – к нему, как никому к другому, эти слова относятся без всякого возвышения. Василий Семенович был достойным человеком. В последние годы, совершенно немощный, практически слепой, потому как мог через лупу видеть только одну букву, он написал огромный роман «Висожары». Я не знаю ни одного такого человека».
О том, что Василий Семенович обращался к помощи супруги-соавтора и литературного секретаря прямо указывает  корреспондент РИА-Новости Наталья Губарева и приводит слова Зинаиды Ильиничны: «Иногда надиктовывал мне, а иногда писал сам, не глядя, а я потом разбирала его каракули, печатала на машинке, затем читала ему и вносила правки». И далее, раскрывая этот момент шире и глубже, Губарева сообщает: «Случалось, Василий Семенович, которого посещала удачная стихотворная строчка, будил жену среди ночи с просьбой: «Зинушка, запиши!». И она покорно записывала».
К сказанному нам остается добавить, что вышедшие в свет книги принесли Алехину достойные его таланту гонорары, позволившие ему не только приобрести печатную машинку, что в те годы было делом довольно сложным, но также вместе с супругой чаще отдыхать в санаториях на берегу Черного моря. Это было важно: количество годов жизни все увеличивалось и увеличивалось, а здоровье, наоборот, все таяло да таяло…
Стоит также обратить внимание на тот факт, что после статей Федора Емельяновича Панова за Василием Семеновичем Алехиным крепко-накрепко закрепились такие характеризующие определения, как «наш Островский», «курский Павел Корчагин», «корчагинский дух».

Если в романе «Сполохи над Сеймом» зарождение партизанского движения в Рыльском районе, в частности, и в Курской области в целом автором показано хоть и сложным, но довольно быстрым этапом всего движения, причем под руководством местных партийцев, то в жизни это происходило не так быстро. Просто автор своим талантом романтизировал и «ускорил» процесс.
Согласно данным книги «Была война народная», в сентябре-октябре 1941 года на территории Курской области по решению Курского обкома ВКП (б) было сформировано 32 партизанских отряда – почти по числу районов тогдашней большой области. Это на бумаге под грифом «Секретно». Все отряды перечислять не станем, а назовем Рыльский, Крупецкой и ближайшие к ним Глушковский, Хомутовский, Кореневский и Льговский.
Начнем в алфавитном порядке с Глушковского. Был образован 6 октября из 30 бойцов. Командир – Филимонов В.И., комиссар – Гайворонский А.Д., начальник штаба – Носов Н.И. До декабря 1942 года боевых операций фактически не проводил.
Кореневский отряд – 40 бойцов. Командир – Шульгин Г.И., комиссар – Крохин И.Д., начштаба – Потолов С.Г. Организован 21 сентября. Дислокация в окрестностях сел Леонтьевка и Дьяконовка Кореневского района. В октябре и ноябре провел боевые акции против немцев и полицаев. Но результат операций не указан.
Крупецкий отряд организован 4 октября 1941 года из 30 бойцов. Командир – Пузанов Н.А., второй секретарь райкома, комиссар – Кривошеев С.Г., инструктор РК ВКП (б), начальник штаба – Черников Г.Т., первый секретарь райкома ВЛКСМ. О боевых действиях отряда сказано: действовал на территории Крупецкого и Хомутовского районов. В октябре взорвал 9 вражеских автомашин и уничтожил 50 оккупантов. В ноябре окружен карателями и рассеян. Боевые потери – 8 человек. 5 февраля 1942 года остатки Крупецкого отряда влились в партизанский отряд имени Ворошилова № 1.
Льговский отряд – 70 бойцов. Командир Гусев И.К., комиссар – Михеев Н.К. Организован 25 сентября. Дислоцировался в Банищанских лесах. 9 октября взорвал мост через Сейм у села Мухино. Подвергся бомбардировке и был рассеян. Фактически отряда не стало.
Рыльский отряд – 21 боец. Организован 5 октября. Командир – Дроздов И.А., комиссар – Майский А.Т. Действовал в Ивановских лесах Рыльского района. Боевых операций не отмечено. Сказано, что часть его бойцов сражалась в других отрядах на территории Хомутовского района до конца декабря 1942 года.
Хомутовский  отряд – 41 боец. Командир – Романенков Т.И., комиссар – Лазунов С.Н., начальник штаба – Кубриков И.Д. Организован в сентябре. Базировался в лесу Гнилуша Хомутовского района. Первая боевая операция – налет на немецкий штаб в Хомутовке.
Таковы сухие факты и цифры действий партизанских отрядов на западе Курской области в 1941 году. Словом, как всегда: «гладко было на бумаге, да забыли про овраги…» И только с февраля-марта деятельность партизанский отрядов, костяком которых стали так называемые «окруженцы» –  бойцы Красной Армии, попавшие в окружение немцев, но не плененные, а скрывавшиеся среди населения Хомутовского района – одного из главного поставщиков живой силы партизанского движения.
Что же касается партизанского отряда имени Чапаева, то о его создании и боевом пути в книге «Была война народная» сказано так: «Отряд имени Чапаева – 17 бойцов. Сформирован 12 марта 1942 года из жителей Крупецкого района и воинов-окруженцев из состава партизанского отряда им. Ворошилова № 1. Командир – Исаев Н.С., капитан Красной Армии, комиссар – Кривошеев С.Г. до октября 1942 года, затем Пузанов Н.А., начштаба – Черников Г.Т. до мая 1942 г., Гусев П.В. до ноября 1942 г. и С.М. Шадрин. Отряд действовал на территории Орловской и Сумской областей, на территории Крупецкого, Рыльского и Хомутовского районов Курской области до 10 марта 1943 года. Перед расформированием имел численность – 643 бойца. Понес потери – 10 человек. Провел 59 операций, уничтожил более 2000 оккупантов и полицаев, взорвал 5 мостов, мельницу, сахарный завод, лесозавод и водокачку».
Отряд имени Чапаева с 18 ноября 1942 года входил во 2-ю Курскую партизанскую бригаду имени Дзержинского, сформированную на базе партизанских отрядов, действующих на территории Хомутовского, Рыльского, Глушковского, Конышевского, Кореневского, Льговского, Суджанского и Крупецкого районов. Ядром бригады стали партизанские отряды имени Чапаева, Боженко, Дзержинского и Тельмана (Севский отряд). Ее командиром назначен О.Г. Казанков, начальником штаба – лейтенант И.М. Забродин, а комиссаром – И.Д. Кубриков.
К этой сухой справке можно добавить, что П.В. Гусев, бывший начальник штаба партизанского отряда имени Чапаева, спустя многие годы, напишет документальную повесть «В тылу врага» о формировании и боевых действиях партизанского отряда имени Чапаева. Но это произойдет после того, как романы Василия Алехина уже «завоюют» читателя. Однако вернемся к основному повествованию.
Силой своего литературного таланта Василий Семенович сухие цифры и короткие сообщения о деятельности партизанских отрядов поднял до романа эпического значения, наполненного величием и героизмом советского народа. И в этом его великая заслуга перед курянами. И в этом – его памятник и себе, и своему поколению, обожженному пламенем войны.

Ведя речь о книгах прозы писателя из Рыльска, едва не упустили небольшое, но важное обстоятельство: Алехин продолжал сотрудничество с «Молодой гвардией». Да, оно стало не столь активным, как в шестидесятые и семидесятые годы – сказывалась его титаническая загруженность – но, тем не менее, в 1980 и 1981 годах в первоянварских выпусках «Зарниц» «молодежки» он публикует подборки стихов «По заветам Ленина» и «Голос, словно друг».
Новые стихи патриотические. По-иному и быть не могла, ведь автор – большой патриот своей страны, Союза Советских Социалистических Республик.

Как уже отмечалось выше, уже в 1983 году Василий Семенович договорился с Центрально-Черноземным книжным издательством о публикации очередных романов, над которыми он заканчивал работу. И вот в 1985 году, в юбилей  40-летия Победы, в Воронеже выходит очередная, пятая по счету книга писателя – роман «Три дня памяти».
Как и предыдущие, книга «Три дня памяти» в твердой цветной обложке. Ее текстовой объем 320 страниц. Тираж – 30 тысяч экземпляров. Цена – 1 рубль 30 копеек.
На первом после форзаца листе краткое послание: «Зинаиде Ильиничне Алехиной – жене, помощнику и другу – посвящаю эту книгу». На обратной стороне – графический портрет автора работы художника Ли. По определению Грозновой, художник изобразил Алехина «вдумчивым, озабоченным, полным тревожных воспоминаний». В конце текста имеется указание, что роман был написан в городе Рыльске с 1980 по 1984 год.
Роман состоит из трех частей, имеющих весьма оригинальные названия: «День первый. 7 марта 1944-го», «День второй. 6 мая 1951-го» и «День третий. 21 июня 1980-го».
Особенностью романа является то, что он автобиографичен, хотя главный герой в нем именуется точно так же, как и в повести «Над обрывом», – Алексеем Семеновичем Снегиревым. Но именно Снегирев уже с первой части романа проживает военной жизнью Алехина: исполняет обязанности комсорга роты, ходит  за разведданными в тыл врага и, чудом оставшись живым, доставляет их командованию. Именно сержант-сапер Снегирев, осуществляя проход нашим «тридцатьчетверкам» и обезвредив двенадцать «глазастых» мин, подрывается на тринадцатой. Именно Снегирев, подлатанный кое-как в военных госпиталях, почти незрячий, комиссованный «под чистую», через тройку месяцев после ранения в сопровождении медсестры следует до родного дома с мыслями: «Что толку, что живой… Для чего живой? Для кого?..»
Но мир не без добрых людей – с помощью сопровождающей медсестры, старика-железнодорожника добрался Алексей до родного дома.
«Вот таким и запомнилось Алексею то сентябрьское утро тысяча девятьсот сорок четвертого года: тропинка вдоль железнодорожной насыпи, за спиной шаркающие шаги старика железнодорожника, а впереди – оранжевый туман солнца, проникающий в глаза слепыми радужками…»
Потом были рыдания до обморочного состояния матери, злая тоска-кручина и апатия к жизни. Потом был разговор с парторгом шахты офицером-фронтовиком Павлом Николаевичем Зюздинцевым и веское, безапелляционное: «Ты можешь!» А еще были все события, которые пережил автор, борясь за достойную жизнь.
Во второй части романа происходит встреча Алексея Снегирева, журналиста и уполномоченного, с молодой сельской учительницей Зоей Ивановной. Вот описание места, в котором состоялась та заветная встреча, сыгравшая, возможно, самую главную роль в жизни героя романа и, естественно, самого автора.
«Никогда Алексей не сможет забыть этого раннего утра, избы, крытой соломой, с двумя окошками, глядящими на поскотину, погребка, что шалашиком горбился слева от входа во двор под кроной дичка груши. От глухой стены избы в низовья широкого лога сбегала, петляя, тропинка, то и дело терявшаяся в зарослях шиповника. Не было другой зелени в логе, вытоптанном и выжелтенном коровами и овцами. Лишь по самому дну чернела с раскопыченными берегами Полынка – речка не речка, ручей не ручей, – питавшая колхозный пруд. Переметнувшись через Полынку, тропинка вскарабкивалась на другой склон и глохла в перестоявшейся ржи на Лобановском клину, за которым темнел лес, расползавшийся за горизонт по урочищам Черноземья».
А в следующих строках описание непосредственного знакомства. И опять детали, детали, детали – маленькие частицы и звенья большой трепетной памяти, оберегавшей и согревавшей автора при всех невзгодах и неудачах.
«То ли писк, то ли смех, зажатый в ладони, глянуть на русскую печь. Метнулась тень в полумрак за грубку. Но с краю, приподняв голову от подушки, смотрела на него девушка. Волосы разбросаны по обнаженным плечам. В больших глазах – ни испуга, ни особого интереса, если не считать детского любопытства. «Откуда ты взялся в такую рань?!» – читалось в прозревшем ото сна взгляде. Алексея поразила его чистота. Еще не до конца проснувшаяся, не искаженная предвзятостью, не прикрытая дежурной улыбочкой, на него смотрела сама доброта».
Можно бы и дальше цитировать текст, в котором автор повествует о первых реакциях своих героев во время знакомства, но мы ограничимся только одной фразой: «…девушка улыбалась, словно фонариком дорогу ему светила».
Замечательная фраза, ключевая. Ведь и в жизни автора его супруга Зинаида Ильинична будет и фонариком, освещавшим дорогу, в том числе и литературную, и маяком, не дававшим «во дни печали и невзгод» сбиться с верного пути, и огоньком, согревающим его и всю их семью ежедневно и ежечасно… Кстати, не только автору и членам его семьи, но и сотням тех мальчишек и девчонок, которых Зинаида Ильинична будет учить. Многим, очень многим она «высветит» верный путь!
Развязка возникших отношений между героями – объяснением в любви и предложением выйти замуж – хоть и с долей самоиронии, однако прописана автором на высоком драматическом уровне.
«– У тебя неприятности? – присаживаясь на постель, участливо спросил Алексей?
Зоя Ивановна в ответ улыбнулась. Но улыбка получилась грустной. И она, опустив голову, разгладила простыню, как бы руками развела: мол, ничего не попишешь. Поднялась, чтобы уйти, обмолвилась:
– Сна вам вещего на новом месте!..
– А если тебя увижу во сне, пойдешь замуж? За меня? – неожиданно для себя спросил Алексей.
Зоя Ивановна порывисто вскочила, ткнулась русой головой в соломенный верх шалаша и замерла.
– Сумасшедший! – прошептала из соломенного козырька. – Отлежись хоть чуток… – Но присев снова у постели, добавила с лукавым смешком: – Если приснюсь… Только, чур, по-честному!
И ушла, растворилась в вечерней мгле сенец».
На этом, в принципе, можно было и точку поставить: все понятно. Но кульминация все же впереди, после обнаружения у героя дара стихосложения, после тяжелого, нелицеприятного разговора хозяйки дома Матрены Филипповны с Зоей Ивановной, когда взрослая женщина пыталась отговорить юную от замужества с инвалидом. И инвалиду, Алексею Снегиреву, находившемуся поблизости, все это под блеск молний, раскаты грома, под шум ветра и дождя пришлось слышать.
«Больше Алексей не мог оставаться сторонним наблюдателем. Тело его, будто налитое злой силой, послушно поднялось навстречу хлынувшему, наконец, ливню. Даже за шумом его он разобрал:
– Совсем рехнулась девка. Любит она его! А ты хоть знаешь, с чем едят эту любовь?
– Знаю! – выкрикнула Зоя Ивановна. – Это когда ничего не страшно. И не стыдно. И слушать вас больше не хочу. Никого не хочу!.. Я сейчас, сейчас к нему пойду, я знаю, он ждет…
Сразу клубок молний полыхнул над деревней. И в зареве их Алексей увидел метнувшуюся вместе с громом сквозь завесу дождя Зою Ивановну.
– Куда тебя понесло? Вернись! – крикнула вслед Матрена Филипповна.
Но Зоя Ивановна уже перешагнула тот рубеж, с которого можно было еще вернуться. Мокрым, но счастливым лицом, по которому катились то ли дождинки, то ли слезы, она ткнулась куда-то в подбородок вставшему Алексею и не то простонала, не то пропела, впервые назвав его по имени:
– Алеша!
Раскаты грома тяжело перекатывались через соломенный козырек погребца, и вряд ли Алексей расслышал, что еще шептала ему Зоя Ивановна. Но отныне он знал: есть на свете человек, ради которого он будет жить и драться за жизнь. Улыбнулось и ему, наконец, солнышко».
Вот так на фоне разбушевавшейся непогоды, вопреки противодействию окружающих, слились воедино два любящих сердца героев романа Василия Алехина. По-видимому, примерно так происходило и в его собственной жизни, когда повстречал и полюбил Зинаиду Ильиничну – ласковое и мудрое солнышко всей его последующей жизни.
В третьей части романа вновь действуют герои повести «Над обрывом» и их потомки. И в памяти, которая «обжигает мозг», и наяву. В памяти – они, не жалея юных жизней, воюют за свободу; в яви – повзрослевшие и возмужавшие, пустившие потомство, заняты созидательным трудом, ибо на дворе мирные семидесятые годы. Впрочем, не только семидесятые, но и восьмидесятый…
Гордость за свою страну, спокойствие и уверенность в завтрашнем дне – волна за волной накатывают на читателя со страниц романа. Еще ничего не тревожит ни автора, ни его героев…

Выше было сказано, что роман «Три дня памяти» автобиографичен. Да, это так. Но в то же время он еще и роман-исповедь, и роман-признание, и роман-память, и роман-эпопея. Возможно, и роман-молитва. Причем, не только образу героини Зои Ивановны, или реальной Зинаиде Ильиничне, но и всем женщинам, о которых Василий Алехин так трепетно, так нежно, так возвышенно, так эмоционально повествует на всех трехстах двадцати страницах.
А еще в этом романе Василий Семенович отдает дань не только женщинам-воинам и женщинам-труженицам, но и всему своему поколению, прошедшему через горнило страшной войны, обожженному и искалеченному этой лютой войной, но сохранившему душу. Причем – добрую, чистую, светлую.
Выход книги совпал не только с юбилейной датой Победы – сорокалетием, но и с шестидесятилетием самого автора. И это нашло отражение в прессе. Сначала 21 сентября в «Молодой гвардии» появилась редакционная статья «Василию Алехину – 60 лет», затем 22 октября в «Курской правде» Николай Форостиной опубликовал очерк «Юбилей курского писателя».
И в статье, и в очерке – много добрых и теплых слов в адрес писателя-юбиляра. И, конечно же, рассказ о его жизни и творческом пути, причем в сравнении с жизненным и творческим путем Николая Островского, автора романа «Как закалялась сталь».
Но полнее, профессиональнее все же была оценка новому детищу Алехина со стороны литературного критика Н. Грозновой.
«Новая книга особенно близка роману Н. Островского «Как закалялась сталь», – пишет она в исследовательской работе «Добрая сила мужского сердца». – Главный герой Алексей Снегирев, получивший тяжелые ранения на полях Великой Отечественной войны, так же, как и Павел Корчагин, ведет борьбу за право оставаться в строю. Общие у них раны – вплоть до слепоты; общая борьба с трагическим недугом, с увечьями и общие победы, которые одерживают нравственные силы этих героев над непоправимой бедой. Последний роман В. С. Алехина автобиографичен по канве событий. Но еще большее родство обнаруживается в духовной биографии писателя и его героя.
Роман «Три дня памяти» интересен и тем, что он скрепляет воедино основные темы, сюжетные мотивы предыдущих и прозаических, и поэтических произведений В. Алехина. Действие этой книги отнесено к нашим дням, к 1980 году, но память журналиста Алексея Снегирева возвращает его к временам войны, а также к предвоенным годам и первым послевоенным дням. В романе развертывается биография того поколения, которое несовершеннолетними встретило войну, и поэтому радость мирной жизни, завоеванной в бою, оно сумело оценить особо, воспринять как высшую человеческую ценность. Оттого так эмоциональны, а порою и избыточно эмоциональны сцены любви, дружбы, мирной работы. На этих страницах оказались, как бы вплетены в повествование и образы, и эмоции лирической поэзии В. Алехина. В «Трех днях памяти» находят свое продолжение жизненные судьбы основных героев повести «Над обрывом». Теперь они  – Алексей Снегирев и Наталья Свищева – участники борьбы за могущество социалистической Родины. Писатель разворачивает события так, что в конце повествования замыкается сюжетная цепь между этими двумя произведениями, обнаруживается «закольцованная» композиция».
Лучше, пожалуй, и не скажешь, представляя роман читателю…

Выходом романа творческая деятельность Алехина в 1985 году не ограничилась. В Воронеже, в ЦЧКИ, был издан коллективный сборник поэтических произведений поэтов-фронтовиков «Слово бойца». В отличие от издававшихся ранее, этот сборник был в твердой коленкоровой обложке, имел объем в 352 страницы и тираж – 10 тысяч экземпляров. Из курских авторов в нем были представлены Николай Корнеев, Исаак Баскевич, Елена Моложаева и Василий Алехин. 
Творчество Василия Семеновича (после небольшой биографической справки) представлено большой подборкой стихов на 10 страницах (с 61 по 70). Среди произведений были как ранее публиковавшиеся в других изданиях и газетах, так и новые, например, «Баллада о пионере». Это поэтический рассказ о мальчике, помогавшем нашим разведчикам перебраться через реку, захватить по его же подсказке важного «языка» и вернуться под обстрелом врага в расположение своей воинской части. Задание командования было выполнено, но тяжелораненый мальчишка-пионер умер на руках бойцов.
…Нет, не забыть тебя, Мальчишка –
Ни слез, ни доблести мужской…
В сказаньях о тебе мы слышим
И в песнях славных подвиг твой.
Но нет священнее скрижали –
Был не один тому пример –
Как в наградных в те дни писали
В графе «партийность» – пионер.

Еще в 1985 году в «Молодой гвардии» было опубликовано стихотворение «Мой комиссар». Сотрудничество Алехина с областными газетами сошло на «нуль». Из-за напряженной работы над «большой» прозой времени на общение с редакциями курских газет не хватало. И винить в этом писателя было бы грешно – он и так работал на износ, до изнеможения. Впрочем, время на стихи все же находил. Пример тому «Мой комиссар», в котором он прямо связывает себя с Павкой Корчагиным, легендарный образ которого заставлял не только подражать ему, но и совершать невозможное.
Бился в небе вечернем
Боем вздыбленный гром,
Я лежал на «ничейной»
В сквозняке огневом.
От разведки остались
Я да с картой планшет.
Проползти хоть бы малость!..
Точка. Сил больше нет.
…………………………..
Но опять слышу выстрелы
И простуженный бас:
«Врешь, братишка,
                мы выстоим!
Жизнь дается нам раз».
…………………………
Павка, видишь, я слабну?
Поддержи-ка, родной!..
Взвились молнии сабель
В свете звезд надо мной…
Как я с ними пробился
Сквозь разрывы и дым,
Как в окоп повалился
Через бруствер к своим?
Кто-то шепчет:
                «Отчаянный!
Как он смог, не пойму?»
«Вынес Павка Корчагин», –
Я ответил ему.
 
В 1985 году, после «трех лет пышных похорон», когда, начиная с 1982 года, один за другим покинули этот бренный мир три генсека КПСС – Л. Брежнев, Ю. Андропов и К. Черненко, – страна, обретя относительно молодого партийного лидера С.М. Горбачева, облегченно перевела дух. Наконец-то, мол, пришел молодой, энергичный, говорящий без бумажек человек. Чего греха таить, его приходу обрадовались многие. Появились радужные надежды на новый экономический и политический рывок государства. К сожалению, ошибались, еще как ошибались… Вместо реальных, конкретных дел новый генсек развернул словоблудство и прожектерство. Словно понос лились из него речи о «перестройке», «ином мышлении», «гласности», «консенсусе» и прочих благоглупостях. И не находилось Айболита излечить его от затянувшейся диареи…
Я не знаю, как встретил приход во власть Горбачева старый коммунист Василий Алехин, переживший и развенчание «культа личности» Сталина Никитой Хрущевым, и посрамление самого Хрущева Леонидом Брежневым. Об этом ни его биографами, ни близкими родными как-то нигде ничего не говорится. Возможно, что, занятый литературным трудом денно и нощно, никак не отреагировал, ибо был уже над политической суетой партийных вождей и вождишек… Ведь память, как набат, призывала его писать и писать о людях его комсомольской юности, о людях чистых и светлых, мужественных и жертвенных, совестливых и бесстрашных – настоящих. И он, преодолевая физические недуги и страдания, писал. Не мог не писать: ибо, как отмечала Н. Грознова, «израненная фашистскими пулями юность, которую защитило от гибели, заставило жить мужество солдата и добрая сила мужского сердца писателя», требовали того.
К середине восьмидесятых имя писателя Василия Алехина стало известно не только в Курской области, но и далеко за ее пределами. 3 сентября 1987 года журналист и литератор Николай Форостиной в газете «За изобилие» опубликовал статью «В стране и за рубежом». В ней он сообщает землякам, что книги Алехина находятся в фондах библиотек Конгресса США, Гарвардского университета Кембриджа, а также Болгарии и ГДР. Да, тогда еще была страна ГДР, которая буквально через пару лет вольется в ФРГ.

В 1988 году в Воронеже вышла книга «Пуля на двоих». Традиционно в твердой обложке, объемом в 240 страниц, тиражом – 20 тысяч экземпляров, стоимостью 1 рубль за экземпляр. (В некоторых биографических справках писателя выход этого романа неверно датирован 1986 годом).
Новый роман, как и обещал автор в беседе с курским журналистом Федором Пановым, являлся продолжением дилогии «Сполохи над Сеймом». В нем многие герои подпольной и партизанской борьбы – дед Леваденок, комиссар Павел Шубин и другие. Но главной героиней романа стала рылянка Маша Васильева, советская подпольщица, работавшая в немецкой комендатуре. Для немцев она была «фройлин Мария», для жителей оккупированного города – «сучка продажная» да «овчарка немецкая». И только немногие люди в городе знали, кто она на самом деле. На его последней странице романа значились место и дата создания произведения: Рыльск, 1980-1987 гг.
Семь лет положил писатель на алтарь творческой жизни, чтобы эта книга увидела свет. Семь долгих лет он перелопачивал пыльные папки в фондах партийного и государственного архивов, чтобы имя девушки Маши отмыть от грязи незнания и заставить светиться яркой звездочкой в пантеоне юных героев Великой Отечественной войны. Всего лишь финальная сцена гибели этой отважной девушки-подпольщицы, работавшей по заданию партизанского штаба переводчицей в немецкой комендатуре и сумевшей завербовать на свою сторону немецкого офицера Отто.
«…Когда иссякли патроны в ППШ, Маша пристроила в цель рауховский парабеллум.
– Ну, давайте, давайте! Ближе! Еще ближе… – шептала она, прицеливаясь в самого норовистого немца.
Их ползло десятков до двух, но этот, с ефрейторскими нашивками, был на острие ползущего от проселка клина. Сзади него, на более безопасном расстоянии, бежала стрелявшая от живота цепь. Но неприцельный огонь не страшил, а этот – первый, молчаливый, подползавший все ближе и ближе – был страшнее всех. Стрельнет – сверкнет глазами из-под каски и вновь чуть не уткнется в землю, все энергичнее загребая ее руками и отталкиваясь ногами. Маша выстрелила и увидела, как пуля срикошетила на каске острым лучиком-высверком.
– Береги патроны! – с яростью зашептала сама себе. И снова прицелилась – спокойнее, хладнокровнее. А когда немец чуть дернул каской кверху, показал ей глаза, выстрелила. Ефрейтор гребанул под себя землю и завалился на сторону, подставляя под пулю бок.
Замерли, припали к земле ползущие за ним, хотя от березняка вслед им неслось: «Вперед! Брать живыми!..»
Клин касок зашевелился опять. И опять выбрав первого на острие, Маша выждала, когда он приподнимет голову. Выстрела не последовало.
Кончились… Все!
Маша недоверчиво оглядела опустошенный парабеллум, бросила его, пошарила взглядом по русскому и немецким автоматам: «Железяки! – и с острой болевой усмешкой спохватилась – Даже для себя не оставила?!»
Повернулась к Отто как раз в тот момент, когда и он отбросил от себя рауховский вальтер.
– Вот теперь все, Маша…
«Стрелял и прислушивался ко мне», – подумала Маша благодарно.
– Нам нельзя попадать в руки Лемке. Нельзя! Слышишь, Маша?
«А разве я спорю с тобою или не соглашаюсь?!» – выразила согласие взглядом.
…Отто вынул из кобуры вальтер.
– Последняя пуля, Маша. Одна!
– На двоих!..»

Книга «Пуля на двоих», завершающая большой роман о партизанском движении в Курской области «Сполохи над Сеймом», столь ожидаемая читателями, вышла в свет, но реакции на ее выход, отзывов не последовало. Удивительно, но это так. Промолчали курские писатели. Возможно, они кулуарно поговорили о новой работе своего коллеги, но отзывов в прессе не напечатали. Промолчали журналисты. И только 18 сентября 1990 года, перед очередным днем рождения Алехина, на страницах «Курской правды» появился очерк В. Чемодурова «Стучит машинка, подвиг продолжается». В очерке кратко рассказывалось как о жизни и творческой деятельности «курского Островского» в целом, так и о его совместной с супругой работе над произведениями. «Василий Семенович диктует на машинку жене Зинаиде Ильиничне. Правит текст, жена перепечатывает, он снова правит…»
В этом же выпуске «Курской правды» нашлось место и для публикации главы из романа Василия Семеновича «Висожары» под названием «Бомж», и для его фотографии за рабочим столом.
После выхода книги «Пуля на двоих» Василий Семенович бросил все силы на роман «Висожары», который был задуман им еще в конце семидесятых. И вот одна из глав романа уже проходила апробацию в областной газете. Но, как уже отмечалось выше, когда приводились воспоминания Михаила Еськова, пошатнувшееся здоровье Алехина не позволяло ему работать быстро. Приходилось по буковке писать под огромной лупой. А тут еще начала корчиться в судорогах горбачевской «перестройки» и «гласности» страна, зримо разваливаясь на части. И к физической тупой боли добавилась острейшая боль за страну, которую он и его сверстники защищали, не жалея крови и самой жизни. И только «корчагинский дух», напутствие парторга шахты «Ты можешь!»  да долг перед памятью павших в боях товарищей заставляли не выпускать из рук ручки – его последнего оружия.
В 1990 году Василий Семенович Алехин совершил еще один мало кому известный жизненный подвиг. По линии Литфонда СССР в курской писательской организации подошла его очередь на квартиру в областном центре. Но он, узнав, что писатель Борис Агеев, переехавший в Курск с Камчатки, уже более года скитается с семьей по чужим углам, отказался от выделяемой ему квартиры в пользу Агеева. Поступок чисто корчагинский – бескорыстный и в высшей степени благородный.
Как некогда подметил гениальный Михаил Булгаков, квартирный вопрос испортил многих. Но вот нашелся человек, который не поддался искусу улучшить свое материальное положение, причем на законных основаниях, хотя бы ради детей. А счел возможным поступить так, как поступил. И, кстати, в этом решении был поддержан Зинаидой Ильиничной.
Удивительной силы духа люди! Светлые и благородные. Ныне, в дни «демократии и рыночной экономики в России», когда человек человеку вновь не товарищ, а волк, таких людей больше не встретишь. Перевелись. После развала Советского Союза как-то очень быстро обеднели душой и сердцем людишки. Каждый только о наживе мыслит, о собственной выгоде думает, только про «мое» помнит. А «я» да «мое» до добра не доведут. Об этом еще гениальный автор «Слова о полку Игоревом» предупреждал. Помните: «…ибо сказал брат брату: «Это мое и то мое же». И стали князья про малое «это великое» говорить и сами на себя крамолу ковать».   


ДЕЯТЕЛЬНОСЬ В 90-е ГОДЫ

Как и стоило ожидать, либерально-любовное токование ослепленного фальшивой лаской Запада Михаила Горбачева, из Генсека перекрасившего себя в Президенты СССР, к добру не привело. Его предательство интересов великой страны, суммируясь с предательством лидеров республиканских партийных элит, в том числе Бориса Ельцина, привели к тому, что в декабре 1991 года Советского Союза, вопреки воли народа, не стало. Новыми лидерами независимых республик для проформы создали СНГ, но бывшие братские республики разбегались друг от друга, как льдины во время половодья. А если и соприкасались, то, как те же самые льдины, – с треском и грохотом, с военными конфликтами.
После распада Советского Союза, распался и Союз писателей СССР. В России на его обломках возникло несколько независимых друг от друга писательских объединений. Самым мощным оказался Союз писателей России, обозначивший себя как приемник распавшегося. В столице начался дележ доставшегося материального наследства – дач, фондов, Дома писателя, издательств, типографских мощностей – срамной и беспардонный, продолжающийся по сей день, а в провинции писатели выживали, как могли. Обанкротилось и развалилось, как трухлявый пень, в Воронеже Центрально-Черноземное книжное издательство. И курские, и воронежские писатели в одночасье оказались у разбитого корыта.
С 1987 года у руля курской писательской организации находился прозаик Владимир Павлович Детков, сменивший на этом посту Петра Георгиевича Сальникова. Чтобы хоть как-то поддержать писателей, а их в эти годы было около двух с половиной десятков, Детков организует арендное издательское предприятие «Крона» и с протянутой рукой идет по предприятиям, только-только начавшим приватизироваться по Чубайсу, а потому еще по инерции находившимся на плаву. «Господа-товарищи! Окажите помощь писателям – совести земли Русской». И чудо свершилось: руководители фабрик и заводов, учреждений и организаций, еще не научившиеся бесстыже прихватывать все в свои карманы, на расчетный счет «Кроны» направили небольшие денежные суммы. Это позволило Деткову приступить к массовому изданию книг курских писателей и литераторов. (Кстати, АП «Крона», как и писательская организация, располагалась в здании № 6 по Красной площади города Курска).
Борис Агеев, трудившийся в «Кроне» в качестве художника-оформителя, в одном из интервью вспоминал: «В 90-е годы книги в Курске выходили «голые», сиротливые: однотонные обложки, единообразные шрифты. Рухнули издательское дело, оформительская среда. Попробовал «оживить» книги курских авторов, стал их иллюстрировать, придумывал обложки, свою книгу издал с «картинками» школьным пёрышком в непослушных пальцах. Потом появился цвет, усложнилась полиграфическая задача. С тех пор с моим участием в Курске изданы более тридцати книг, – какие-то удачные, какие-то неудачные».
Как следствие, к концу 1995 года издательством «Крона» были выпущены в свет книги Василия Бережного «Царствие последнего Серафима», Михаила Еськова «Сеанс гипноза», Юрия Першина «По отцовскому слову», Петра Сальникова «Горелый порох», Александра Харитоновского «Господа офицеры!», Николая Шадрина «Грех».  А еще были книги стихов Валентины Коркиной, Николая Корнеева, Валентины Морозовой, Виктора Давыдкова, Егора Полянского, Анатолия Трофимова, Вадима Корнеева, Сергея Бабкина и других.
Одной из первых из издательства «Крона» вышла книга прозы Василия Алехина с романом-трилогией «Сполохи над Сеймом». Она в твердой цветной ламинированной обложке. Ее объем  568 страниц, тираж – 5000 экземпляров. Стоимость уже не указана – ведь страна и ее население жили уже в эпоху договорных цен, в эпоху бесконечной непогожести и лихоимства. И как значилось на лицевой стороне обложки и титульном листе, ее выход приурочен к 50-летию Победы – последнее светлое явление советской эпохи, не оплеванное либералами да демократами ельцинской закваски.
Отличительной особенностью этого издания стала вступительная статья автора «Десять лет спустя». Она дополнительно обозначена как «эпилог вместо предисловия». И это неспроста, ибо написана статья не только острым умом писателя, но и его встревоженным, кровоточащим сердцем. Приведем хотя бы фрагменты из этой двухстраничной вступительной статьи, чтобы в какой-то мере почувствовать боль писателя за происходящее в стране.
«Время обладает удивительной способностью не только стирать из памяти людской следы былого, но и проявлять их, делая зримыми, незабываемыми, – пишет Алехин. – Многими тропами Курских партизанских бригад довелось мне пройти ради этого. Пятнадцать лет ушло на то, чтобы пробиться сквозь официальный мажор в осень сорок первого года, когда на западе области закладывались первые партизанские базы и первые отряды курских ополченцев спешили к «засечной черте» под Шостку и Глухов, откуда прорывались из окружения остатки обескровленной Таманской дивизии…
…Партизанские дневники, легенды, услышанные на Брянщине и в Сумской области на Украине, документальные находки в советских и партийных архивах, встречи с оставшимися в живых партизанами помогли воссоздать события, установить имена павших. Герои книги, которых мне не пришлось выдумывать, шагнули в жизнь, став в строй рядом со своими поседевшими сверстниками, вечно юные, бескомпромиссные, а подчас безрассудные в своей вере, отдали жизнь за правое дело.
Эта вера помогла и мне, израненному, ослепшему, подняться над болью и безысходностью, хотя до сих пор по ночам я то прорываюсь с горсткой саперов из вражеского кольца, то ползу по минному полю к последней, тринадцатой, немецкой противотанковой, преграждающей путь нашей тридцатьчетверке… Может, это и сблизило меня с героями моих книг. Они ведь даже не помышляли поступиться совестью, словчить, пережить беду за чужой спиной, а то и предать ради спасения собственной шкуры или, хуже того, за «тридцать сребреников»…
…С тех пор я постарел на десять лет. А страну мою, которую защищали я и герои моих книг, постигла не менее горшая беда, чем чужеземное нашествие в сорок первом. «Засечная черта», служившая когда-то защитным рубежом России, обернулась вдруг пограничьем, разделяющим братские народы, поделившим живых и павших однополчан на «наших» и «ненаших». И уже можно слышать (приходилось и мне): «А зачем вы нас защищали, от кого вы нас спасали»? Увы, уже и с экрана телевизора услышишь порой лукаво-жалостное в адрес ветеранов – о «потерянном поколении».
Обжигающие искренностью, своевременностью, точностью и правдивостью слова и строки.
Появление книги в очередной юбилейный год (Алехину исполнялось 70 лет) не прошло незаметным для курской общественности. Журналист Михаил Чемодуров на страницах «Курской правды» трижды обращался к творчеству Василия Семеновича. 13 мая прошла публикация его статьи «Издана трилогия писателя-фронтовика «Сполохи над Сеймом», 7 июля – публикация отзыва о встречи с писателем на презентации «Сполохов» и 16 сентября – публикация очерка «Васильево чудо».
К юбилею писателя приурочил публикацию подборки стихов и журнал «Подъем» (№ 5-6), издаваемый в Воронеже. Подборка носила обще название «Слово бойца». Естественно, в ней преобладали стихи о войне.

Весьма заметным явлением в литературной жизни Рыльска в 1994/95 году стало появление небольшого альманаха «Рыльское Присеймье». Составителем и редактором его был Вениамин Саранских, старинный друг и товарищ Василия Семеновича по литературному объединению «Рыльские зори». Однако произведений Алехина в этом альманахе почему-то не было…

В 1998 году, 26 июня,  «Курская правда» опубликовала стихотворение Василия Семеновича «Баллада о Вечном огне». Почти незрячий писатель не только слышал по радио и из телепередач о том, что полыхают Северокавказские окраины России, но и предвидел, а то и провидел, что точнее, истерзанным сердцем, еще большие военные пожары. Провидел и призывал нас к бдительности и разуму. Народ, возможно, этот призыв, как и призывы других русских, в том числе и курских писателей, слышал, но «безмолствовал», скорбно поджав губы, как давно определил народное состояние гений Пушкина, а властители… Для российских властителей во все времена пророков в собственном отечестве не было и не могло быть… Часто, очень часто властители живут не только разной жизнью с народом, но и вообще отдельно от него.
И теперь, как в непогоду, ноет
Чуткость обостренная рубца,
Если светлой памяти героев
Вдруг коснутся руки подлеца.
Иль, запамятав урок печальный,
Кто-то мир встревожит, сея страх. 
И горят опять однополчане:
Грозный… Приднестровье… Карабах…
Будто нет конца войне проклятой! –
Кто поджег, для тех найдется «бронь». –
И никто опять невиноватый
За пожар, за жертвы, за огонь.
 
Да, разрушительный огонь, занесенный в собственный дом пустобрехом Горбачевым, раздуваемый спецслужбами стран западной демократии при преступном попустительстве «гаранта Конституции» – выкреста из «идейного коммуниста» в не менее идейного «демократа» – Бориса Ельцина и его ближайшего окружения, уже полыхал не только на Северном Кавказе, но и на других территориях России. Совсем немного осталось времени, чтобы рвануло в Москве и Беслане…
В этом году Василий Семенович закончил работу над рукописью романа «Висожары», написанного, по определению Михаила Николаевича Еськова, по одной буковке. И не только была закончена в черновом варианте – от руки, но и отпечатана Зинаидой Ильиничной на печатной машинке в трех экземплярах. Подготавливалась для издания. Только АП «Крона», учрежденная Владимиром Детковым, от нехватки средств уже дышала на ладан. И с изданием романа, который автор называл еще и «Репортажем из ХХ века», возникла проблема: или ищи спонсоров, автор, или печатай на свои кровные.
«Теперь оказалось не мне платят за работу, – констатировал с горечью и иронией реальности рыночной экономики и ельцинской демократии писатель-фронтовик, – а я – за издание. Увы!» (Н. Грознова. «Добрая сила мужского сердца»). Через полтора десятка лет Михаил Еськов эту фразу Василия Семеновича дополнит с горьким сарказмом: «Ныне писателю мало заплатить, чтобы его издали, нужно заплатить и читателю, чтобы читал».
Страна, скатывающаяся в пропасть политической и экономической зависимости по рельсам демократии и частнособственнических отношений, услужливо подсунутым часто «поддатому» Ельцину, «прихватизатору» Чубайсу, «младореформатору» Егору Гайдару и их американскими консультантами, из «самой читающей в мире», превращалась в самую нечитающую. Америка, мол, мало читает, зато экономически процветает. Дух, точнее бес стяжательства и потребительства все больше и больше возвышался над духом познания добра и света, над духовностью. 
В 1999 году подборка стихов Алехина публикуется в литературном приложение к газете «Славянский дом» – «Толока», учрежденной в 1995 году Николаем Ивановичем Гребневым. С 1997 года в «Толоке» главным редактором работал Борис Петрович Агеев. Он то и публиковал с определенной периодичностью произведения курских писателей. Видно, подошла очередь Алехина – и его стихи появились на страницах «Толоки». Несколько строф из стихотворения «Осень».
Пролетела осень
Журавлиным клином.
Ночью неба просинь
Обожгла калину.
Но напрасно ветер
Шепчет исступленно
Об ушедшем лете
Веткам обнаженным.
Не страшась мороза,
Кленам всем на зависть
Жарко рдеют гроздья,
Соком наливаясь.

В 2000 году Василию Семеновичу исполнилось 75 лет. Столько же лет исполнилось его ровеснику Евгению Ивановичу Носову, а еще одному писателю-фронтовику Николаю Юрьевичу Корнееву – 85. Этот факт не «укрылся» от зорких глаз главного редактора «Толоки» Бориса Агеева. В январе вышел выпуск журнала, посвященный Носову, а в августе – Корнееву и Алехину, так как их дни рождения были близки друг к другу (17 августа и 19 сентября). О творчестве Василия Алехина в августовском выпуске статья Н.А. Грозновой с семейными фотографиями писателя и большая подборка стихов. Среди них стихотворения «Друзьям», «Я не шел, я лез сквозь дебри бед…», «Вновь осени синдром…», «Ты не зови ко мне на панихиду…» и ряд других. Еще есть песня «Курская лирическая» и венок сонетов «Пробуждение».
Я  шел, я лез сквозь дебри бед –
Ими нас война не обделила –
И мечтал оставить светлый след
На земле.
Что проку – тлен могильный.

А это строфа-куплет из песни «Курская лирическая», которая, как нельзя лучше, раскрывает и поэтическое мастерство автора, и его настоящую, а не надуманную любовь к родной земле. Недаром же она написана от имени девушки – в отечественной литературе образе светлом, нежном, жертвенном.
Хороши в Курске зори рассветные,
По-над Сеймом туман голубой…
Одиноко на тропке заветной мне,
Где бродили, любимый, с тобой.
Ты сейчас далеко землю русскую
Сберегаешь в тревожном краю.
Пусть, солдат, соловьи наши курские
Напоют тебе песню мою.
 
Но главным подарком юбиляру Василию Алехину стала книга поэтических произведений под немудреным названием «Сборник стихов», выпущенная в свет издательством «Крона». Она в твердой ламинированной обложке. Ее объем – 224 страницы, тираж – 1500 экземпляров. Перед вступительной статьей Н. Грозновой «Добрая сила мужского сердца» фото автора в парадном, с орденами и медалями, пиджаке. Рядом с орденами Отечественной войны 1-ой и 2-ой степеней Почетный знак ВЛКСМ и Почетный знак Министерства социального обеспечения РСФСР «Отличник ВОС». Под фотографией короткое, в четыре строки, стихотворение:
Пусть, как набат,
Звучит в сердцах мой стих, –
В нем боль о павших,
Радость для живых.

В книге девять тематических разделов стихотворений и поэмы.
В первый раздел «Память» наряду с ранее публиковавшимися (и не один раз) стихотворениями «Октябрь», «Мой комиссар», «Друг, не верь» и другими, вошли также стихотворения «Обелиск», «Реквием», «Однополчанка» и несколько других. Все стихи прекрасны. Вот хотя бы «Обелиск»:
Есть поверье такое:
Над могилой светлее
Даже ночью слепою;
Даже в стужу зимою –
Снег и тот голубее.
Когда хмарь над землею,
Когда солнце в зените –
На заветном граните
Светит пламя живое.
То цветут незабудки:
Не забудь!..
Не забудьте!..

А это первая строфа из «Реквиема»:
В час звездных салютов,
В день праздничных маршей
Мне реквием мой не поставят в вину:
Всей жизнью своей,
Светлой памятью павших
Я вновь проклинаю войну.

Также автором построен и второй раздел «Баллада о вечном огне», открывающийся одноименным стихотворением. В нем ранее известные по публикациям стихи чередуются с новыми, возможно, печатавшимися только в районной газете «За изобилие».
Под ударами бомб
догорал медсанбат.
Надо мною, «тяжелым»,
склонилась девчонка.
– Обними-ка, родной!
Крепче, крепче, солдат! –
И от нар оторвав:
– Потерпи! Я тихонько…

Понятно, что процитированная строфа из стихотворения о «проклятой» и непокидающей автора даже во сне войне, но следующая – из мирного времени, из стихотворения «Отчий край»:
Мне острее слышится с годами
В гуле ветра, в шепоте росы
Зов земли, где произнес я «мама»,
Где отцом меня назвал мой сын.

И вообще в этом разделе много лирических стихотворений о природе и временах года. А одно стихотворение, «Осень, осень…», посвящается поэту Николаю Юрьевичу Корнееву.
Осень, осень – мудрости слитки,
Откровенья вечерних зорь…
Пусть не каждый свой день с улыбки
Начинаю я – спорь не спорь:
Письмена у времени стойки,
И не вырвешь из дневника
Ни странички. И если – «двойка» –
Не сотрешь. Любая строка
На висках или в сердце – точка…
Может, черточка, может, тень…
Но не ради прожитой строчки
Начинаю я новый день…
 
Полны лирических стихотворений разделы «Выйди за околицу, «Встречи с морем», «Откровение», «Присеймье», «Из альбома З.И.»
В разделе «Выйди за околицу» – стихи о природе. Например, стихотворение «Парадокс», которым открывается данный раздел, повествует о необычных переменах:
Вчера лишь у вокзала Курского поземкой
Февраль нас провожал на белых парусах…
А нынче – уж не сон ли это? –
Солнце звонко
В аквамариновых сияло небесах.

Или вот из стихотворения «Запев»:
Еще узорочьем морозным
Февраль ложится на стекло,
А к нам весна сосулькой звездной
Смеется, смотрится в окно.

А в разделе «Встречи с морем», естественно, речь идет о море и санаториях на морском побережье, в которых отдыхал и поправлял здоровье писатель.
В Геленжике дождливый был сезон.
Сосед мой сожалел
                об отпуске пропавшем.
А с горных круч синоптикам назло –
Норд-ост сметал охапки туч на пашни…

Лирические этюды составляют раздел «Присеймье». Судите сами:
Уснул костер. Неслышно в речке
Плыл месяц, полоскал рога.
Чуть прочертила берега
Вода, мерцающая свечкой.

Из другого стихотворения лучами жаркого солнышка плещет безмерная, по-детски чистая любовь автора к родной земле:
Присеймье… Милое Присеймье…
Люблю, когда июльский зной
Пахнет недальнею грозой
И речка зарябит свеченьем.

Заканчивается же этот раздел стихотворением «Родная Курщина».
Родная Курщина. Отчизна,
Частица той Большой земли,
Что предки Русью нарекли,
Что стала мне истоком жизни…

Раздел «Из альбома З.И.», на мой взгляд, один из самых больших и емких в книге. Хотелось бы все стихотворения процитировать – так они мощны в своей искренности и любви. Но, увы! Формат… Поэтому всего лишь одно стихотворение «Ты не зови ко мне на панихиду…»:
Ты не зови ко мне на панихиду
Ни звонких труб, ни плакальщиц-старух
И сослуживцев не зови, для виду
Печалящихся об усопшем вдруг.
Я не хочу ни шума, ни гулянья
Для поминальщиков –
                ну что им этот дом?!
Ты самых близких – наших! – за столом
Под вечер собери к нам – на прощанье
Со мною:
Проводить в дорогу странствий.
Еще собрать опять придется ль их?!
На «грудь» пусть примут раз-другой –
Для встряски.
Себе и мне одну лишь – на двоих! –
Наполни рюмку.
Верь, что нас здесь – двое…
Со всеми вместе пригуби глоток, –
Как на двоих делили жизнь с тобою…
Полрюмки мне оставь на посошок…
Коль кто-то запоет, –
                добра примета! –
Вином в бокалах остуди певца.
Останется пусть песня недопетой.
Бокалы недопиты до конца.
Чтоб повод был – в годичный юбилей…
Не торопись за мною, если сможешь. –
Жизнь это жизнь! Нет ничего дороже,
Хоть я свою не мыслил без твоей.
Представь, что я в командировке дальней…
Немой тоскою не суши глаза –
Поплачь, присядь к ладье моей печальной,
Душой поймешь, что я не досказал.

Журналист и писатель Сергей Дмитриевич Малютин, тонкий знаток и ценитель поэзии, давая высокую оценку поэтическому дарованию Алехина в целом, об этом стихотворении отозвался так: «С какой печальной отвагой сочиняет он воображаемую поминальную картину своих проводов в стихотворении «Ты не зови ко мне на панихиду…», пронизанном трепетной и благодарной любовью к той, с которой прожил многие годы и остался неразлучен душой!..» Прекрасно сказано! Кроме того, лично у меня стихотворные строки: «Себе и мне одну лишь – на двоих! – наполни рюмку», – вызывают ассоциацию с финалом романа «Пуля на двоих». Правда, автор, обращаясь к супруге, просит ее следом за ним не спешить: «Не торопись за мною, если сможешь…» И все равно ассоциации не отпускают.

Значительную часть книги составляют венки сонетов «Ты помнишь», обозначенные автором как лирическая поэма, и «Месяцеслов».
Кроме лирической поэмы «Ты помнишь», в книге также уже знакомая читателю поэма «Баллада о бессмертии» и новая – «За Жар-птицей». Так как предыдущих поэма Василия Алехина мы хоть вкратце, но касались, то теперь стоит сказать пару слов о новой.
Если коротко, то она о любви, труде, отдыхе, долге, чести, верности, поиске счастья и… ломке прежних идеалов. Словом, о жизни, где у каждого намешано столько, что будь здоров! Отдельные части этой лирической поэмы, такие, как «Пахомыч», «Еще веснянка не бродила», самостоятельными стихотворениями печатались раньше в газетах и других сборниках.
Еще веснянка не бродила
По тропкам каверзной пурги,
Когда коллектор уходила
В свой первый отпуск из тайги.

И вот, объединенные волей автора, слились в единое большое произведение, в котором, кроме Пахомыча, главными героями являются Валерка, Светка и Андрей – работники геологической базы в Сибирской тайге и дети своего времени.
Нет, в двадцать лет задор – не лишний –
И мир велик, и путь широк…
В петле бесчисленных дорог
Мы все свою Жар-птицу ищем.

Поэма не только полна лирики в описании природы, быта людей разных профессий и устремлений, надежд и разочарований, но и пронизана тонким юмором. А итог поэмы таков:
Я вновь поверил в идеал:
Спешил вдогонку за Жар-птицей,
А Птицу Синюю поймал,
Что стала золотой синицей.

Весьма положительную оценку новой книге поэзии дал журналист Николай Кержаков в небольшой заметке «Чем круче путь…», опубликованной в газете «Курская правда» 14 марта 2001 года.


ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В НУЛЕВЫЕ ГОДЫ

Начавшееся тысячелетие для курской писательской организации ознаменовалось тяжелыми потерями: в 2001 году не  стало поэта-фронтовика Николая Юрьевича Корнеева, в 2002 году один за другим из жизни ушли самые маститые прозаики-фронтовики Петр Георгиевич Сальников и Евгений Иванович Носов. Это наслоилось и на личную трагедию семьи Алехиных: безвременно покинули этот свет сыновья. В нелепой автомобильной катастрофе в 2003 году погиб Александр, по мнению писателя и краеведа Юрия Бугрова, талантливейший журналист-телевизионщик, а вскоре от сердечного приступа не стало и Анатолия, кандидата наук, преподававшего в СХА.
Господи, какое надо иметь сердце, чтобы все это пережить?! Но Василий Семенович и Зинаида Ильинична как-то сдюжили с лютой бедой, которая, естественно, сильно подорвала их здоровье.

В 2003 году, после долгих лет ожиданий, наконец, издается роман-дилогия «Висожары». Книга огромна –  752 страницы в твердом ламинированном переплете. Тираж – 1000 экземпляров, самый «ходовой» тираж постсоветского времени. Отпечатана в бывшей областной типографии на улице Энгельса, 109. Как и в предыдущей книге стихотворений, в ней фотография автора в парадном пиджаке с орденами и вступительная статья Н. Грозновой.
В книге не говорится о спонсорах, помогавших в издании книги, следовательно, она, возможно, издана на средства самого автора.
О чем или про что роман? О жизни простых русских людей из села Висожары в годы ельцинской псевдодемократии и рыночной экономики, когда колхозы, совхозы, заводы и фабрики, возведенные бывшими фронтовиками, свернувшими шею европейскому фашизму, повсеместно уничтожались. Мол, Европа нас за нашу нефть и наш газ всем снабдит и прокормит… Но с вкраплениями жизни русского крестьянства в годы «сплошной коллективизации», в холодные и голодные годы военного бедствия, в годы так называемой горбачевской перестройки. И таких сел в России сотни тысяч, а жителей, похожих на героев романа, – миллионы.
Впрочем, вот как сказано о содержании романа в библиографическом указателе «Василий Семенович Алехин. «Человек корчагинского духа», изданном сотрудниками Курской областной специальной библиотеки для слепых в 2015 году: «Содержание романа охватывает целый пласт русской истории: драматическая коллективизация, сухое военное лихолетье, невразумительная перестройка, трудные пореформенные годы. Не случайно у романа есть подзаголовок «Репортаж из двадцатого века».
Придерживаясь традиции, Василий Семенович буквально с первой страницы романа знакомит читателя с главными героями – Марфой Александровной и Багровым Алексеем по прозвищу Багор, бывшим краснодеревцем, ставшим бомжем, Риммой Сергеевной и державшим нос по ветру «перестройщиком» и «прихватизатором», бывшим Первым секретарем райкома КПСС, а ныне предриком Стукаловым Валентином Вениаминовичем, названным автором стукачом. И многими другими.
Что касается стиля письма, языка романа, то они понятны уже из предлагаемого отрывка:
«…Марфа полушепнула:
– Племянник мой. Антоном величают. И ишо писака он. Ездит по селам, байки у людей выспрашивает да записывает. – Качнула поощрительно головой. – И к тебе за этим напросился…
– О-о! – расплылся в улыбке Багор. – Фольклор собирает…
– Да-да, что-то там собирает. Похоже вроде. Вон и кралю, вишь, какую подобрал где-тось. Пигалица!
– Это значит, – глубокомысленно подытожил Багор, – в рюкзаке у него и бутылка есть. Тогда прошу к моему шалашу.
Глаза всех вслед за красноречивым жестом Багра обратились к шалашику из живой изгороди орешника. Прикрытый сверху почерневшим сеном шалашик венчал холм, на склоне которого выделялся массивными широкими плахами колодезный обруб. Над всем этим за распадком над обрывом высился дуб…»
Литературная общественность области тепло встретила появление нового произведения автора. Как отмечают многие исследователи творческой деятельности Алехина, «в 2004 году по ходатайству писательской организации, Совета ветеранов ВОВ и труда Курской области ему присужден приз общественного признания «Курская антоновка» в престижном ежегодном конкурсе «Человек года».
«Ветеран Великой Отечественной действительно заслужил право быть победителем, – пишут они. – Тут все логично и закономерно: и номинация «Честь и достоинство», в которой в числе других претендентов  предпочтение отдано известному земляку рылян, и официальные формулировки жюри конкурса «За личное мужество человека, повторившего литературный и жизненный подвиг Николая Островского, и роман-дилогию «Висожары» – о людях земли курской».
В этом же году на творчество Василия Алехина отозвались журналист Михаил Чемодуров и известная в Курске поэтесса Валентина Коркина. 4 февраля Михаил Владимирович в «Курской правде» публикует статью  «Жизнью невзгоды поправ». А Валентина Михайловна в этой же газете 16 июля печатает статью «Живой строкой стихотворения».
Говоря об Алехине, Валентина Михайловна отмечает, что это «человек великого мужества, светлой и щедрой души», «пример для всех». Она же констатирует, что «не случайно его имя, его книги представлены в экспозицию «Люди корчагинского духа» в литературно-мемориальном музее  Н. Островского в Сочи».
Говоря непосредственно о книге «Сборник стихов», Валентина Михайловна сообщает читателю: «Поэт сделал эту книгу из «горящих строчек и страниц». Но читатель встретится тут не только со стихами о войне. Его ждут и поэтические раздумья о жизни, и светлые любовные переживания юности, и поведанные чужому сердцу знания о необходимости доброты, и встречи с природой… Поэтические устремления В.С. Алехина высоки и прекрасны. Размышляя о жизни и смерти, он мечтает о том,
Чтобы не надгробною плитой,
А живой строкой стихотворенья,
В сердце  болью, в мыслях – чистотой
Воскресать в грядущих поколеньях.

И подводит итог: «Думается, Василий Семенович Алехин сделал для этого в своей жизни все, что мог».
21 апреля 2005 года ответственный секретарь курской писательской организации Владимир Павлович Детков в «Курской правде» опубликовал статью «Поэма о жизни: Советуем прочитать книгу В.С. Алехина «Висожары». В ней он высоко отзывается о творчестве Василия Семеновича в целом и о книге «Висожары», в частности.
А авторский коллектив библиографического указателя (составитель В.А. Гришанова, редакторы Т.М. Соколова и О.В. Самойлова), ведя речь о романе «Висожары», дает такую оценку: «Книга читается на одном дыхании. Если говорить кратко, то этот роман – ода русской женщине. В нем семь героинь по числу звезд в созвездии. А главное – 80-летняя Марфуня, мудрая женщина, всеобщая любимица с драматической и колоритной судьбой.
…Василий Семенович признавался, что эта вещь - самая удачная в его творческой биографии. Наверное, он мог бы поставить эпиграфом к роману свои же слова: «Не забыть нам: все что было – было, и надгробий не перечеркнуть».
В 2005 году по ходатайству писательской организации и общественности в Курской области распоряжением губернатора Александра Николаевича Михайлова была учреждена государственная литературная премия республиканского значения имени Е.И. Носова. Первыми лауреатами этой престижной в писательско-литературных кругах премии не только регионального, но и общероссийского значения становятся Василий Семенович Алехин – за книгу «Висожары», Михаил Николаевич Еськов – за книгу «Свет в окошке» и Борис Петрович Агеев – за книгу очерков и литературных эссе «Открытое небо».
Одним из первых эту новость читателям сообщил Михаил Чемодуров на страницах «Курской правды» за 22 сентября, приурочив статью «Урожайный год юбиляра: Писателю В.С. Алехину – 80 лет».
Сам же Алехин в «Курской правде» еще 4 февраля опубликовал стихотворение «Друзьям», а в 54-ом выпуске журнала «Толока» – стихотворение «Осень, осень…»

7 сентября 2006 года  писателя-фронтовика не стало… В газете «Курская правда»  12 сентября, через пять дней после смерти и за неделю до даты рождения Василия Семеновича, был помещен некролог «Подвиг жизни», подготовленный комитетом по культуре, Союзом писателей России и Союзом журналистов. В нем давалась высокая оценка творчеству писателя и отмечалось, что «светлый, мужественный образ Василия Семеновича Алехина и все его книги – поистине вечно действующий духовный документ эпохи, а люди алехинского склада – душа и крепь Отечества».


ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЖИЗНИ

Василий Семенович Алехин прожил почти 81 год.
И все это время он, благодаря моральной и практической поддержке окружающих его людей с беспокойными сердцами, особенно супруги, под неустанными заботами которой находился постоянно, жил полнокровной жизнью. И не просто жил, а плодотворно – дай бог так каждому! – трудился ежедневно, ежечасно. Кроме литературного творчества, которому Василий Семенович посвятил всю свою жизнь, он также  вел активную общественную деятельность. В Рыльске многие годы возглавлял межрайонную организацию  ВОС. За работу во Всероссийском обществе слепых он был отмечен Почетной грамотой  Министерства социального обеспечения РСФСР, знаком «Отличник ВОС», который с гордостью носил рядом с боевыми наградами.
 Да, Василия Семеновича не стало, но рядом с нами по-прежнему живет его мужественное, горячее, полное любви к Родине Слово. Оно в его стихах, рассказах, очерках, повестях и романах. А еще оно в его делах созидателя. И благодарные земляки это помнят.
К очередному юбилею рождения писателя – 85-летию – на доме, где он с семьей жил с конца пятидесятых, где радушно и хлебосольно встречал гостей и где в настоящее время проживает его вдова Зинаида Ильинична Алехина, по решению городских властей и комитета по культуре Курской области была установлена мемориальная доска.
Вот как об этом пишет Станислав Герасименко в статье «Встречи с писателем», опубликованной  23 октября 2010 года в «Курской правде»: «Неприметный, почти со всех сторон окруженный фруктовым садом, небольшой дом на тихой окраинной улочке Рыльска был известен многим людям еще при жизни его хозяина. А с этого дня он стал еще одной достопримечательностью древнего города: на доме появилась мемориальная доска памяти писателя, поэта, журналиста и участника Великой Отечественной войны Василия Семеновича Алехина. Открытие доски вошло в число мероприятий, посвященных его 85-летию».
Несколько ниже идут воспоминания о первой встрече и теплом гостеприимстве семьи Алехиных: «Направляясь уже по-осеннему хмурым сентябрьским днем к дому писателя, я вспомнил наши с ним встречи. И хотя их было немного, особенно отчетливо запомнилась первая – летом 1987 года. Переступал я тогда порог этого дома с большим волнением, потому что шел на встречу не просто с писателем, а с человеком «корчагинского духа», который, благодаря публикациям в прессе, уже был известен всей стране. Однако волновался я напрасно. Василий Семенович и его жена Зинаида Ильинична меня так встретили, что буквально через несколько минут мне казалось, что я уже давно знаю этих людей».
Рассказав читателям «Курской правды» о сделанном им фотоснимке писателя, который «выдержал» не одно появление на страницах различных газет и нравился Василию Семеновичу, Герасименко сообщает: «Во время церемонии открытия мемориальной доски прозвучало предложение: в этот день ежегодно проводить в Рыльске литературные чтения памяти Алехина. Значит, наши встречи с писателем будут продолжаться…»
Немало добрых и светлых дел для увековечивания памяти Писателя и Гражданина сделано сотрудниками Курской областной специальной библиотеки для слепых и лично ее директором Ольгой Владимировной Самойловой. Например, в октябре 2010 года, в честь 55-летия со дня основания библиотеки Постановлением Администрации Курской области от 01.10.2010 г. этому культурному учреждению присвоено имя Василия Семеновича Алехина – ветерана Великой Отечественной войны, члена Союза писателей СССР и России, члена Союза журналистов СССР, члена ВОС. Но чтобы имя писателя было присвоено, пришлось немало походить по властным кабинетам и написать кучу прошений и прочих бумаг, убеждая чиновников в принятии такого решения. А наш чиновник, как известно, новшеств не любит, хлопоты ненавидит, и в этом всем прочим чиновникам фору даст.
Строкой «Я мечтал  оставить светлый след» из стихотворения Василия Алехина – в этой библиотеке названа постоянно действующая экспозиция книг о жизни и творчестве писателя, с которой могут ознакомиться читатели и все желающие, посетившие библиотеку. И в этом так же труд сотрудников библиотеки. Именно их стараниями в экспозиции представлены произведения писателя, изданные Центрально-Черноземным и Курским книжным издательствами, переданные библиотеке вдовой писателя. А рукопись книги «Висожары» вообще является ценнейшим экспонатом, которого нет даже в Курском литературном музее – главном хранилище литературного наследия курских писателей.
Бесспорно, все книги Василия Семёновича несут в себе большой смысловой заряд и воспитательное значение для молодого поколения. Поэтому персоналом библиотеки они переведены в специальные форматы для незрячих и слабовидящих пользователей, и читатели библиотеки имеют возможность не только прочесть их, но и услышать их. Здесь так же представлены ксерокопии подлинных документов, найденных в архивах и подтверждающих достоверность событий, описанных в романах, публикации в средствах массовой информации, его личные вещи – очки, печатная машинка – и фото из архива писателя.
В этой специализированной библиотеке более 2300 читателей и посетителей. И имя Василия Семеновича Алехина благодаря подвижнической деятельности сотрудников библиотеки они знают и помнят, его произведения читают, слушают и обсуждают.
Не забыли о писателе и другие курские журналисты. На страницах «Курской правды», кроме С. Герасименко, 21 сентября 2010  со статьей «Я мечтал оставить светлый след» выступила Юлия Апанасенко и Михаил Чемодуров с небольшой заметкой «…И мемориальная доска».
 Говоря о бережной памяти земляков творчества Алехина, Юлия Апанасенко сообщает: «Его творчество живет в сердцах людей. На родине, в городе Рыльске, поют песни на его стихи, пишут о нем рассказы. А в областной специализированной библиотеке для слепых почти все его произведения можно послушать на аудиокассетах и дисках и даже посмотреть театральную сценку по произведению Василия Алехина «Всполохи над Сеймом». Участники спектакля – читатели библиотеки и члены театрального кружка «Данко».
А Михаил Чемодуров обращает внимание читателей на то, что «несмотря на изначальную свою официальность, мероприятия получились по-домашнему теплые». «Ведь гостей встречали вдова писателя и первая его помощница Зинаида Ильинична, внучка Наташа, другие родственники и благодарные соседи… – пишет он, перечисляя «принимающую сторону». – И представители городских и районных властей, и школьники, и ученика Василия Семеновича по местному литературному объединению делились искренними воспоминаниями о поэте, прозаике и фронтовике, читали его и свои задушевные стихи».
В 2010 году в Курске вышла книга писателя Александра Дмитриевича Балашова «Курская антоновка. Лауреаты конкурса «Человек года» 2000-2009», в которой несколько страниц отведено личности и творчеству Василия Алехина.
В 2011 году по ходатайству правления КРО СПР – Курской региональной организации Союза писателей России – и при поддержке администрации Рыльского района учреждена  литературная премия имени В.С. Алехина. Девиз премии: «Преодоление и воля к победе».
Начиная с 2012 года, было вручено около десяти премий имени В. Алехина. Первым лауреатом стала литератор из Рыльска Светлана Чулкова.
В 2013 году в издательстве «Славянка» по заказу комитета по культуре Курской области вышел сборник прозаических произведений и стихотворений, посвященные 70-летию битвы на Курской дуге «Зарницы Огненной дуги». В нем стихотворение Василия Алехина «И встают из были грозной, горькой…».
В этом же году, как следует из сообщения на официальном сайте Курской областной специальной библиотеки для слепых имени В. Алехина, прошли первые Алехинские чтения, в которых приняли участие посетители библиотеки, читатели, литературная общественность города Курска. А лауреатом премии стал музыкант и литератор Иван Холявченко. Премия за мужество и волю к победе в творчестве вручалась в Курском литературном музее.
В сентябре 2014 года в Курской областной специальной библиотеке слепых вновь прошли Алехинские чтения. Пользователи библиотеки читали стихи Василия Алехина, всем присутствующим был представлен документальный фильм из цикла «Курская жемчужина» о В.С. Алехине. С этого года Алехинские чтения стали ежегодным мероприятием. И информацией о данном мероприятии на страницах газеты «Городские известия» выступил Д. Новиков, опубликовав 13 сентября статью «Алехинские чтения». Лауреатами премии имени Алехина в 2014 году стали литератор из Глушкова В.Болдина и поэт из Курска В. Нарыков.

19 сентября 2015 года исполнилось 90 лет со дня рождения В.С. Алехина. Эта знаменательная дата не только в жизни человека и писателя, но и в истории литературы и культуры Курской области пришлась на «Год литературы в России». Следовательно, отмечалась более широко и торжественно.
К этой дате сотрудниками курской областной специальной библиотеки для слепых была подготовлена и издана семидесятистраничная брошюра, точнее библиографический указатель «Человек корчагинского духа», к помощи которому мы не раз уже обращались выше. В нем собраны не только наиболее полные факты из биографией писателя, но и представлены копиями документов и редчайшие фотографии. Замечательный труд!
Не остались в стороне и курские литераторы. Они к юбилею писателя-фронтовика приурочили двадцатый выпуск литературного альманаха «Курские перекрестки», посвященного Василию Алехину и другим курским писателям. В альманахе, кроме подборки стихотворений самого Василия Семеновича, были стихотворение Вадима Шеховцова «Школа Алехина» и поэтическая антология Сергея Малютина «Василий Алехин».
Вот несколько строф из большого стихотворения Шеховцова:
В мыслеплан я сажусь,
         что зову своей памятью строгой,
Ластик лет моей жизни
                убрал многих дней черноту.
Одинокий старик,
               посмотрите, идёт по дорогам,
Весь исполнен терпеньем
                и грузом непрошеных дум.
…………………………………………
…Для рождения книг,
         но об этом пусть книги и скажут
На  «Алёхинских чтениях»
                в Курске. Такая судьба
Учит жить и бороться,
                и счастье изведать однажды,
Зная то, что вовек
                не окончится эта борьба.

Время, время! 
          Как быстро страницы мелькают,
Да лоскутная память
                стремится былое понять,
Да друзья седовласые
                славные дни вспоминают,
Строки прозы, стихов
                в бесконечной тревоге граня.

Не менее образно и ярко о творчестве Василия Семеновича Алехина отозвался Сергей Малютин. «Особую, яркую и весомую, страницу в его творческой биографии занимают прозаические произведения, рожденные жгучей необходимостью наиболее полно высказаться о военном поколении, – пишет он в статье. – Высказаться о нелегких крестьянских судьбах и героизме курских партизан, представить суровую правду времени, запечатлеть боль утрат, рассказать о юности, опаленной войной, о неизбывной потребности, вопреки всем бедам и напастям, любить жизнь и людей. До сих пор востребованы читателями его замечательные романы «Сполохи над Сеймом», «Три дня памяти», «Пуля на двоих», «Висожары».
Но при этом нельзя не отметить другую часть его многогранного творчества: его удивительный лирический дар, его нежно-восприимчивое и одновременно мужественное мироощущение, умение увидеть и запечатлеть в нетривиальных, свежих образах красоту природы и вечно юной души, философски осмыслить изменчивость окружающего мира и неизбежность утрат, за которыми вновь последует неизменное возрождение. Как тонко и нежно описывает он в «Апреле» свои юношеские чувства и воспоминания, пробужденные встречей с девчонкой-первоклассницей! А как мудро и светло провожает его лирический герой – уходящий старый год в «Прощании»!
Вечно в борьбе, вечно в преодолении физических недугов – Василий Семенович Алехин никогда не ощущал себя инвалидом, призывая и нас примером всей своей многотрудной жизни не смиряться с ударами судьбы и полнокровно ощущать и познавать этот мир со всеми его радостями, горестями и борениями…»
Спев гимн поэтическому творчеству Алехина, Сергей Дмитриевич предлагает читателям альманаха большую стихотворную подборку из книги «Сборник стихов», но так как о большинстве из них уже говорилось выше, то в качестве примера приведем лишь одну строфу из стихотворения «Апрель»:
Мне ты вспомнилась в этот
                апрель подсиненный
В сапогах не по росту,
                в пальтишке с заплатой…
Из-под шапки солдатской
Глаза удивленно,
Как два неба,
                сияли навстречу закату.

Здесь стоит пояснить, что еще до выпуска альманаха «Курские перекрестки», Сергей Малютин свою статью и подборку стихотворений опубликовал 30 апреля в газете «Курская правда».
По инициативе директора Курской областной специальной библиотеке для слепых Ольги Владимировны Самойловой торжественные мероприятия, посвященные юбилейной дате – 90-летию со дня рождения писателя, – прошли не только в Курске, но и в Рыльске.
В Курске в торжественных мероприятиях и чтениях приняли участие курские писатели и литераторы Николай Иванович Гребнев, Михаил Николаевич Еськов, Юрий Петрович Першин, Юрий Николаевич Асмолов, Вадим Михайлович Шеховцов, Владимир Николаевич Рябинин и автор этой работы.
Гребнев как председатель правления КРО СПР подвел итог литературного конкурса имени Василия Алехина и вручил награды победителям: лауреату и дипломантам – ценные подарки, дипломы и благодарственные письма. Кстати, лауреатами премии имени Василия Алехина в 2015 году стали пять человек – гости библиотеки из разных городов и стран. И прекрасно! Все же «Год литературы» шествовал по стране. А курские литераторы, полагаю, в обиде на такое решение не были…
Известные курские и российские писатели Еськов и Першин рассказали о своем знакомстве с Алехиным и его непростом творческом пути. А поэты Шеховцов и Асмолов читали собственные стихи, посвященные Василию Семеновичу. Причем, у Асмолова стихотворение родилось в течение нескольких минут его нахождение в библиотеке. По сути, это был экспромт. Стихотворение так и названо «Экспромт».
Не только матери, но и время,
Время тоже рождает детей.
Было, было такое племя –
Племя советских людей.
Вспомним рядового эпохи той,
Вспомним, дорогие друзья,
Василия Семеновича Алехина –
Пухом ему земля!
С войны он вернулся израненный –
Ни зрения, ни руки.
Но не рыдал, а, отчаянный,
Рассказы творил и стихи.
Я воздвиг бы ему памятник,
Если б воля была моя,
И с речью – короткой и пламенной –
На открытии б выступил я.
Я сказал бы: «Советские люди
Спасли страну и весь свет!
И если мы их подвиг забудем,
Считайте тогда – нас нет».

Позже это стихотворение вошло в новую поэтическую книгу Асмолова «Бессонница».
Кроме того, в Алехинских чтениях в Курске и Рыльске приняли участие делегации из Белоруссии и Украины. Гости читали как стихи Алехина, так и их собственные, посвященные Василию Семеновичу и его творчеству.
 С сентября 2015 года Алёхинские чтения по инициативе сотрудников библиотеки и с благосклонного согласия родственников писателя получили статус международных.
О творчестве Василия Алехина и мероприятиях, связанных с именем и памятью писателя-фронтовика, в 2015 году написали в своих публикациях М. Чемодуров в «Курской правде» от 18 сентября в статье «Фронтовик, журналист, писатель» и Татьяна Соколова в «Городских известиях» от 29 сентября в статье «Я мечтал оставить светлый след…»
Самый последовательный поклонник и приверженец творчества Алехина Михаил Владимирович Чемодуров не только делится с читателями известием об установлении памятной доски на доме Алехина в Рыльске, но и дает еще массу интересных сведений, указывающих на то, как рыляне бережно относятся к памяти своего знаменитого земляка.
«Отрадно отметить, что в этом городе продолжают чтить своего именитого земляка, – пишет Михаил Владимирович. – К юбилею в Рыльском краеведческом музее открыта специальная выставка. Вниманию посетителей предлагаются многочисленные фотографии, в том числе и редкие, рассказывающие о жизненном пути писателя, газетные и журнальные публикации. Здесь же – орденские книжки фронтовика, а рядом главный жизненный итог – книги. Ручка, которой он писал, небольшая пишущая машинка, на которой печатала в основном его самая надежная и верная помощница – жена Зинаида Ильинична.
В честь юбилея писателя намечены и многие другие интересные мероприятия. К примеру, на днях в Рыльском центре культуры и отдыха «Сейм» пройдет общегородской литературно-музыкальный вечер, который совместно готовят работники музея и межпоселенческой библиотеки…»
Упоминает он и о планировании проведения Алехинских чтений на базе Курской областной библиотеки для слепых.
Как видим, память о писателе Василии Семеновиче Алехине жива. А как заметили мудрые люди, если жива память о человеке, то жив и сам человек.