Дневники Испанской Инквизиции - Миссия в Африке. 9

Решительно не понимаю, почему мы до сих пор не высадились на берег черных полулюдей. Проснувшись и выглянув за борт, я увидал все те же серые волны океана. Команда корабля работала, не обращая ни малейшего внимания на мои тревоги, а ведь срок прибытия и высадки был назначен именно на сей день.

Я вернулся в каюту для свершения утренней молитвы, о чем изначально совершенно позабыл. Совершив её, решил разыскать Аргузама для объяснений.

Соленый ветер расправлял кожу на моем лице. Я бродил по сырым палубам двадцать минут, два раза поскользнулся на мыле матроса, мывшего оные палубы, но капитана и след простыл. С командой я говорить не решился, после всех недавних событий моряки относились к нам настороженно.

Не найдя капитана, я решил разыскать монаха Така, с коим Аргузам и боцман стали закадычными друзьями, вследствие их совместных занятий молитвой и послушанием. Но Так тоже пропал, прямо как мой золотой нательный крест, инкрустированный мрамором (подарок Императора!) за два месяца до нашей миссии – я просто проснулся и не смог найти его на своем теле, взамен получил дыру в сутане и чьи-то испражнения в углу кельи.

Как бы то ни было, Така я тоже не нашел, посему меня посетила мысль найти аббата Габбата, чтобы он сказал мне, где Так. Я шел по палубе, размышляя над тем, куда пропадают люди, которых мы ищем. Наверное, Господь сокрывает тех, кто по Его мнению не нужен нам в настоящий момент. Видимо, это такая плотная завеса, которую мы принимаем за внешний мир.

Рассуждая таким образом, я спросил у проходящего мимо капитана, не видел ли он Габбат. Он ответил, что не видел и попросил отсыпать табаку. И только я хотел объявить ему, что я – посредник Всевышнего и не имею права на дурман удовольствий, как сверху раздался крик:

- Земля! Вижу землю!

- Полный вперед – закричал капитан и умчался к себе в будку.

Люди вокруг меня засуетились и начали крутить все, что у них было под руками с удвоенной силой. Чтобы не отставать от них, я начал энергично перелистывать страницы своего Евангелие. И только я дошел до пророка Илии, как увидел, наконец, Така. Его выносили матросы откуда-то снизу на носилках. При это он оглушительно храпел и прижимал к груби большую бутыль. Солнечный свет легко проходил сквозь зеленое стекло, из чего можно было сделать вывод, что сей сосуд пуст. Тут же я понял причину произошедшего: Так внизу в трюме причащал всех желающих, пока вино не кончилось, и сам он свалился от усталости. Похвально,

хотя ему и не разрешено проводить причастия, но видимо, воля его была непоколебима, и я решил не наказывать его.

-Забирай свою недвижимость, Карлос, его туша застопорила якорный механизм – закричал мне боцман.

В итоге матросы положили утомленного служителя Христа под холщовое покрывало на палубе, и о присутствии Така напоминал лишь храп и вздымавшаяся от потоков воздуха ткань.

Тут я услышал, что кто-то тихонько зовет меня сквозь завесу всеобщего гвалта. Я прислушался – уж не сатана ли это? Но это был не князь тьмы, это был Габбат. Он стоял около мачты и заговорщецким жестом поманил меня к себе.

Превозмогая некоторый гнев от несоблюдения аббатом иерархии, я подошел. Габбат начал громко шептать: -Ваше Святейшество! (Эту часть я выслушал не без удовольствия). Сегодня утром я проник в каюту капитана, не спрашивайте зачем, видимо, на то была воля Всевышенего. И вот, роясь в денежных ассигнациях, а Всевышний и Всеблагой указывал именно туда, я обнаружил план сухопутной экспедиции по землям безбожных мавров…

Мимо прошел боцман, и Габбат примолк. Как только грузная спина морского волка исчезла во тьме кубрика, мой подчиненный продолжил: …И, судя по плану, нам не предстоит никакой миссии и распространения нашего великого учения! - Как же так! – изумился я – что же тогда?

- Нам предстоит кое-что совершенно иное…

(…Лиственницу! Грузи лиственницу! – орали матросы, заглушая речь Габбата.)

…Мы всей командой должны найти и нейтрализовать какого-то странного человека.

- Габбат, когда ты говоришь такое, ты похож на кимвал бряцающий.- какого такого человека? - Его зовут Гутьерре Карса, - раздался голос за моей спиной. Я обернулся – передо мной стоял Аргузам и покручивал свой черный, с сединой, ус.

- Я не думал, что вы догадаетесь об истинной цели нашего путешествия так рано и так внезапно. Но, раз уж вы все узнали, то я расскажу вам вашу роль в этом предприятии, - продолжал капитан.
-Мою роль? Моя роль – служение Всеблагому Господу нашему Иисусу Христу!, - вырвалось у меня,- я оборонял наше Учение от приспешников каббалы! Я выследил и уничтожил не менее двух десятков вероотступников-тамплиеров, скрывавшихся под личинами ученых. И вы, капитан, собираетесь рассказывать мне о моей же роли?

Аргузам немного опешил, - Святой отец, простите мне мою неучтивость, но мы действуем по приказу Его Святейшества Папы Римского Урбана VII. Карса - опасный смутьян, и, если вы мне не доверяете, то я позволю процитировать письмо этого помешавшегося.

С этими словами капитан достал из нагрудного кармана скомканный лист бумаги, развернул его и начал читать по слогам, ибо иначе, он, видимо не умел.

С первых же строк эта писанина показалась мне возмутительной.

«Зачать сие письмо собираюсь безо всяких вступлений…» - захрипел Аргузам, стараясь читать с выражением.

- Как это без вступлений!? Слыханое ли дело зачинать письменное послание без вступлений и краткого содержания дальнейшего??

«Папа римский и король Испании (не знаю, кто сейчас там у вас на троне)…»

- Неслыханно! Какая дерзость! Мало того, что он не перечислил всех титулов августейших особ, но и не назвал их имен! За одно это его можно высечь, как самого заурядного мавра, а не как полноценного человека.

«поскольку уже давно живу совершенно иными надеждами и чаяниями, и мне нет дела до вашей круговерти…»

-Что он имел в виду под словом «круговерть»? Надеюсь, он не пересказывает слова лукавого? И никак не возьму в толк, когда он начет апологетику Филиппа, Божией милостию Короля Испании, Англии, Франции, Иерусалима, Обеих Сицилий и Ирландии, Хранителя Веры, Эрцгерцога Австрии, Герцога Бургундии, Милана и Брабанта, Графа Габсбургского, Фландрского и Тирольского?

«поэтому посылаю вашего короля и вашего якобы служителя Господа ко всем чертям!»

-Пресвятой Боже! Неужели там так и написано? Дайте прочитать мне! Извольте живо!

Я выхватил письмо Карсы из рук Аргузама и, хотя очи мне застилал праведный гнев, начал читать строчки, написанные аккуратным и строгим почерком:

«Мне надоела империалистическая политика нашего государства, жестокость в отношении туземцев и мавров, а также глупость и бессердечность служителей Церкви…»

Далее я уже не следовал тексту последовательно, так как священная ярость мешала мне, видимо, сам Господь руководил тогда моими очами, и указывал мне именно на те части письма, которые были наиболее важны.

«…я больше не вернусь в испанскую метрополию, мне глубоко противны чванливые и лицемерные отношения больших городов и больших вельмож…»

«…после того, как при мне казнили 40 мавров за то, что они никак не могли выучить титул нашего (уже не моего) правителя, я прозрел и увидел, кто на самом деле является дикарем…»
«…и я удалился глубоко в саванны и стал одним из них, а не из вас…»
«…я покрыл свое тело росписями мавров и выкинул свой нательный крест в мутные воды Нила…»

Дальше я уже не читал. Я понял, что это письмо писал либо человек, одержимый демонами, либо сам сатана.

- Как вы получили это письмо, Аргузам? Кто это доставил?
- Голубиной почтой, Ваше Святейшество. Голубь сидит в клетке в моей каюте.
- Покажите же мне его, мне нужно кое в чем убедиться.

И мы пошли в каюту капитана. Рядом с отрезанными и засушенными ушами мавров из предыдущих походов на тумбе стояла стальная птичья клетка. Внутри сидел крупный сизый голубь. С первого взгляда в птице не было ничего необычного. Но, после того как я осенил её крестным знамением, проявилась настоящая сущность приспешника лукавого. Голубь заметался по клетке, ощетинив перья, и чем сильнее я махал крестом, тем беспорядочней трепыхалось существо. Клянусь испанским миролюбием, я видел адский блеск в глазенках голубя, а также как его клюв увеличивался в три раза, и из него вылетали искры. В довершении всего, я обнаружил, что машу перевернутым крестом, поэтому я онемел от ужаса и случайно ударил по клетке. Клетка соскользнула со своего постамента, упала набок, и птица вылетела на свободу из отворившейся дверцы.

- Хватайте её! Ловите! Отродье сатаны не должно ускользнуть! – кричал я и носился за голубем по всей каюте.

Но тщетно я протягивал длани в надежде ухватить хотя хвост, бес был проворен и увертлив, впрочем, как и всегда. Такая же неудача постигла и всех моих спутников: Аргузам ударился лбом о балку над дверью и присел на скамью в полном ошеломлении, а Габбат наступил на полу собственной рясы, дернулся, описал в воздухе кульбит и опрокинул на себя писчие принадлежности капитана, до того смирно стоявшие на столе.
Меж тем, птица ускользнула в открытый иллюминатор и была такова. Через секунду в тот же иллюминатор высунулись и наши лики: мой, исполненный вселенского гнева; Аргузама, со стремительно увеличивающейся шишкой на могучем лбу; и Габбата с сургучовой печатью Королевского морского флота Испанской империи. Сбежавшиеся на шум матросы, глядя на нас, поспешили зажать рты черными от копоти ладонями.

- Если кто-то из вас, псов, посмеет загоготать, тогда я пущу насмешника по рее, как последнего мавра! – заорал капитан.
Судя по всему, матросы наоборот, сильно расстроились, так как в глазах у них заблестели слёзы.

- Ловите чертову птицу! Какого дьявола вы встали как столбы? – продолжал свою речь капитан.

Тут я хотел ему возродить, что птица не «чертова», а «дьявольская», но Аргузам, шумно топая своими сапогами, уже выбежал из каюты. Следом выскочили и все мы.

В палубе в тот момент творилось нечто, напомнившее мне сцену из пиров Валтасара, которые разыгрывали нам младшие послушники на потеху в Страстные пятницы, когда делать было все равно нечего. Моряки метались по всему кораблю кто с канатом, кто с молотком, кто с кружкой вина, кто с куском солонины.
Никто не мог хотя бы дотронуться до зловредного голубя, которого я про себя уже окрестил Бафометом. Голубь, хоть и был прирученной и домашней птицею, в руки не давался. Наконец, он уселся на фигуру на носу корабля, изображавшую то, что я не решусь описать на страницах этого дневника, скажу лишь, что Бафомет принялся яростно клевать сосцы этой скульптуры. В этот момент до него попытался дотянуться умственно отсталый матрос по кличке Да Винчи. Но не удержался, босые ноги его заскользили по мокрой палубе и дурачок плюхнулся прямо в море. Голубь взмыл в небо и исчез с наших очей.

- Да Винчи, плыви теперь к берегу - закричал ему боцман, - мы тебя вытаскивать уже не будем.

Мигая глазами так, как сверкают угольки в священном костре, матрос поплыл к берегу, до которого оставалось не больше полумили. Пока мы бросали якорь и готовили шлюпки, Да Винчи кричал нам с берега всякие непотребства, а также - "Исповедуйте меня, святой отец, ибо я согрешил пока плыл к берегу, два раза, святой отец!".

Так получилось, что именно блаженный первым из всей нашей экспедиции ступил на землю мавров.

Дальше описывать происходящее не могу, ибо мне и самому пора собираться на сушу.