Совета

СОВЕТА

Елизавета Макаровна в задумчивости сидела в кресле.
— Ба, я на улицу! — донесся из прихожей голос правнука.
«Яблоко возьми! — хотела крикнуть она вдогонку своему любимчику, но не успела — услышала звук закрывающейся за ним входной двери. — Вот пострел, — подумала она о мальчишке, — и не сидится же ему дома! Что говорить, сама была когда-то в таком возрасте. Теперь вот, когда за девяносто, то из-за болячек иногда и жить не хочется. Дети давно выросли, внуки тоже, у всех своя жизнь. Хорошо, когда заходят проведать…»
Елизавете было чуть больше семнадцати, когда ее сосватал у родителей один из самых завидных сельских парней — красавец Аким. Да и она была девушкой хоть куда, многие кавалеры пытались ухаживать за ней. Но вот только к Акиму больше всех лежало ее сердце.
После свадьбы молодые сразу же отделились от родителей, поставив небольшую хатку на доставшемся в приданое невесте клочке земли. Земля дохода практически не приносила, и семья перебивалась редкими заработками Акима.
В 1912 году молодой мужчина, устав от бедности, уехал на заработки в Америку. С началом Первой мировой войны редкие его письма домой перестали приходить совсем.
Елизавета, оставив на попечение матери двоих малолетних детей, последовала за супругом.
— Какая из тебя мать?! Кукушка, коли бросаешь своих кровинок на произвол судьбы! — выговаривала перед отъездом ей мать. — Уедешь — ты мне больше не дочь!
— Мама, ну вы же понимаете, что я вернусь! Заберу Акима из Америки и вернусь вместе с ним домой!.. — рыдала молодая женщина, пытаясь объяснить крайнюю необходимость поездки…

Приезду жены Аким был необычайно удивлен: Лиза перебралась через океан и, даже не зная точного адреса, нашла его в незнакомом Детройте!
Аким к тому времени успел почти два года проработать на автомобильном заводе «Форд». Сколотив некоторый капитал, он открыл свое небольшое, но очень прибыльное дело. Выпуск автомобилей «Форд» с каждым годом увеличивался, соответственно прибавлялось работы и его небольшой мастерской — автомобильные чехлы шли нарасхват.
Сидеть, сложа руки дома, Елизавете тоже не хотелось, и она устроилась на завод. Автомобильный конвейер за три месяца превратил цветущую молодую женщину в старуху.
— Хватит над собой измываться! На эту работу больше не пойдешь! — расставил точки над «i» Аким. — Посмотри на себя в зеркало, на кого ты стала похожа!
Она и впрямь осунулась, под глазами появились синюшные круги. После работы ничего не могла делать по дому, а утром от болей во всем теле и хронического недосыпания с трудом поднималась с постели. Казалось, что такого — по восемь часов в день стоять на конвейере и перед покраской протирать специальным раствором автомобильные крылья?! Однако капиталист Форд просто так деньги своим рабочим не платил — выжимал из них все силы. Еще в 1913 году на его заводах была введена непрерывная сборочная линия. С конвейера через каждые 2 часа 38 минут сходил автомобиль. Елизавета не ослушалась мужа и перешла на более легкую работу.

Каждый год супруги собирались возвратиться домой, но по разным причинам отъезд все откладывался. Как говорят: было бы счастье, да несчастье помогло. Аким вступил в Социалистическую партию Америки и стал одним из самых активных ее членов в Детройте. Он принимал участие в демонстрациях забастовщиков, часто выступал на митингах рабочих, за что несколько раз задерживался полицией. Вскоре Акиму вручили извещение от властей о нежелательности его дальнейшего пребывания в стране.
Елизавета и Аким покинули Америку и возвратились домой в свою деревню. Родное Дарасино встретило их недружелюбно и настороженно. Почти по приезду дом «американцев» был ограблен орудовавшей в тех местах бандой бывшего царского полковника Короткевича.
Даже дети дичились своих американских родителей. Став взрослыми, они, словно ласточки, почти в одночасье покинули родительское гнездо. Мать Елизаветы так и не простила дочери ослушания и не разговаривала с ней до конца своих дней.
Односельчане также не крепко жаловали «иностранцев», но вскоре этот искусственно созданный ими барьер начал исчезать. Чужаки постепенно стали своими. К ним шли за советом, а то и просто расспросить про заокеанскую жизнь. Елизавета помогала детишкам осваивать английский язык, который выучила за годы пребывания на чужбине. За рассудительность ее на селе стали звать теткой, а затем и бабой Советой. Она до самой пенсии проработала в колхозной полеводческой бригаде. Аким, опасаясь репрессий, отказался от места секретаря райкома партии и устроился сельским почтальоном. Он всегда был в курсе происходящих в стране событий. Особенно деревенским мужикам и бабам нравилось слушать, когда «американец» пересказывал прочитанные в журнале «Вокруг света» публикации о неведомых странах и населяющих их народах…
Ударом судьбы стала для Советы смерть мужа — Аким умер от перитонита на третий день войны. Она не довезла его до слуцкой больницы всего шесть километров.
С тех пор баба Совета жила одна, пока в начале 60-х один из внуков не забрал ее к себе в город. Новые соседи не знали ее сельского прозвища и учтиво обращались к ней по-городскому Елизавета Макаровна.

Воспоминания о событиях своей долгой жизни ручейками нахлынули на пожилую женщину. Почему-то сразу припомнилась война…
Как-то одним осенним вечером в деревню наведались выдававшие себя за партизан бандиты. «Поварята», как их называли люди из-за довоенной специальности главаря, не отличались особой разборчивостью. В поисках хозяйского добра и съестных припасов они, так же как и оккупанты, тщательно обшаривали в хатах все углы, погреба, чердаки и сараи. Четверо зашло горницу бабы Советы.
— Здрасьте у хату! — снимая с головы старую цигейковую шапку, поприветствовал хозяйку угрюмый дядька в заплатанном коричневом кожухе.
— Здравствуйте, люди добрые! — отозвалась та, нервно перебирая пальцами край черного сатинового фартука.
Один из «партизан» молча, по-хозяйски открыл заслонку печи и, вооружившись ухватом, вытащил оттуда чугун. Также почти беззвучно десяток картофелин «в мундирах» перекочевал в торбочку «народного мстителя».
Другой, средних лет долговязый «поваренок», видя, что картошки ему не видать, ящерицей юркнул в другую комнату. Оттуда вскоре послышался лязг замка на сундуке и следом чертыханье долговязого:
— Вот эти бабы, ядри их рог, понавесят замков на сундуки — не открыть, когда нужно! — и уже громче: — Куда, тетка, ключи от сундука подевала?! Тащи их сюда! Хочу посмотреть, может, ты оружие от партизан прячешь?
«Поварята» довольно загоготали.
Совета хотела пойти посмотреть, не стянул ли чего долговязый «партизан», но в это время в горницу вбежал еще один «поваренок». Немного отдышавшись, он протараторил, указывая рукой в сторону, откуда пришел:
— Там в сарае корова сено жреть!
— То, что жреть, так пусть себе жреть! Жирнее будет! — оскалил в недоброй улыбке желтые кривые зубы бандит в кожухе и, уже сердито взглянув на хозяйку, добавил: — Корова — это всегда хорошо! Правда, тетка? Вяжи, Хамицевич, эту корову к возу, поведем ее в отряд! Скоро уже уходим.
— Есть вязать! — громко гаркнул недомерок, раболепно вытягиваясь по стойке «смирно».
— Забирайте все, что хотите, а Зорьку я вам не отдам — она всех соседских детишек кормит! — встала на защиту общественной собственности Совета, пытаясь в дверях задержать Хамицевича за рукав. — Поймите, родненькие, это колхозная корова, даром, что в моем сарае стоит. Мы с бабами сообща даже сено ей на зиму заготавливали…
— Обойдетесь! — злобно оборвал ее мольбы дядька в кожухе.
Схватив женщину за плечи, он отшвырнул ее на пол.
— Люди добрые, что же вы это делаете? Десять малых детей на голод зимой обрекаете! Куда же ваша совесть подевалась? — поднимаясь, продолжала Совета стыдить «поварят». — Не отдам нашу Зорьку, гадина! — уже со слезами произнесла женщина и попыталась выйти на улицу.
— Ку-у-да разогналась, с-с-стерва! — свирепея, прошипел бандит в кожухе и так сильно ударил Совету кулаком в грудь, что та чуть не влетела в соседнюю комнату.
— Не отдам корову, хоть убейте меня! — крикнула в ответ обидчику мужественная женщина.
— Ах, ты, сволочь, указывать мне вздумала?! Мы кровь за нее проливаем, а ей для героев-партизан коровы жалко! — С этими словами он вытащил из кобуры наган и, не целясь, в упор выстрелил в Совету. Пуля чиркнула ей по голове, до кости разрывая кожу, и попала прямо в лоб долговязому «партизану», высунувшемуся на шум в дверной проем. Комната наполнилась едким сизым дымом…
«Поварята» были ошеломлены случившимся. Воспользовавшись их минутным замешательством, Совета выскочила из хаты и побежала в конец огорода. Затаившись в кустах, она видела, как «партизаны» погрузили на подводу убитого и уехали, не забыв при этом увести с собой упирающуюся и громко мычащую Зорьку…

— Что это я, старая, о прошлом вспоминать стала? Жизнь моя уже прожита, все к концу когда-то приходит, — вставая с кресла, сказала сама себе Елизавета Макаровна. — Все мои сестрички, братики и подруженьки давно ушли в мир иной, одна я никак не улягусь в вечном покое и только копчу этот воздух. Внукам и правнукам, вот кому нужно еще жить да жить! А мне…
Старушка, взявшись рукой за правый бок и припадая на одну ногу, подошла к окну, чтобы посмотреть, не обижает ли кто там во дворе ее десятилетнего внучка…

21 сентября 2008г., Слуцк
26 сентября 2008г., Минск