Первая любовь. Не ржавеет!

      Лара несколько лет водила девочек в детский сад и в младшие классы школы. Открыв в себе талант воспитателя, поступила в Педагогический.  Тётя Даша, которая сделалась совсем стара, после потери мужа,  осталась доживать в привычном окружении – среди собственноручно связанных виртуозных салфеточек, каравана мраморных слоников, немодной, но добротной мебели, оставшейся ей в наследство от родителей-интеллигентов. Её старость скрасили сестры Голубевы – они стали её любящими внучками. Особенно она была привязана к кроткой Ларе. Готовила её в институт – давала уроки немецкого. У неё же училась и Аня, оказавшаяся очень способной к языкам.
        А старик Храпов пережил собственную дочь всего на полгода. Последние дни его были страшны – из комнаты доносились непрекращающиеся крики боли. Но мать запретила девочкам заходить в это страшное логово.
        - Не мне судить его, но это ему кара и гнев небес за дела его страшные.
        Знала, что говорила.

        Несколько лет назад мама очень понравилась полковнику и он, дабы отдохнуть от своей работы и получить порцию причитавшейся ему в этом мире нежности, после случая с золотом Эльвиры, стал  захаживать к Таис, как он называл её на греческий манер, с сумками апельсинов и экзотических бананов для девочек.  Он и поведал маме о том, что старик Храпов был палачом в одной из московских тюрем и так сладострастно, дрожа от наслаждения, исполнял свои страшные обязанности, что вызывал отвращение к своей жестокости  даже у самых суровых тюремщиков.
        - Так что, всё справедливо в этом мире, Таис! -  Сказал  полковник, когда с Храповым было кончено. И пепел его ссыпали в безымянную общую могилу.
        Миниатюрная мама казалась хрупкой фарфоровой куколкой рядом с грузным полковником. И за эту легкость, за неунывающий характер он её обожал. Но семья – это святое! Полковник оставить свою больную жену ради Таис не решился и жил с тех пор на два дома.          
       После никем не оплакиваемой  кончины старика Марлена Храпова - палача и пламенного любовника, он переговорил с тетей Дашей. Вписал её в освободившуюся комнату, Лару вписали в её квартиру, а маме пообещал, что со временем и вторая комната будет Голубевых. Ещё бы! Ведь он был царь и владыка местного околотка.
        К тому времени, когда Сандро и Аня познакомились, они жили ещё с Эльвирой. И впервые он побывал её квартире, когда Храпова отправили кипеть в Аду, а Аня смогла занять его комнату - аж в целых 18 метров. Сам он жил тогда в большой писательской квартире  в приличной комнате с балконом, выходящим окнами на излучину Москвы-реки и на гостиницу Украина. И ужасов совместного проживания в коммуналке с палачом и его дочерью-убийцей не испытывал.

       
        Ане исполнилось двенадцать, и в то лето она впервые поехала на море. Полковник выбил девочке путевку – пропечься на песчаном пляже, прокалить проклятую заразу, сидящую в её легких. Вернулась она из Евпатории  загорелая до эфиопской черноты, с ярко выделявшимися желтыми глазами на посмуглевшем лице, и грациозно-худенькой. Её тяжелые черные волосы были заплетены в косы и круглыми бубликами кокетливо свисали по двум сторонам лица. Она с детства была девочкой очень живой – лидером и коноводом группки детей. В основном ровесников-мальчиков.
      Так подобралась компания в их дворе – они считали двор дома №12 с большими деревьями, скамейками  и спортивной площадкой, общим  для трех домов – 10, 12 и 14, где жила Аня, по переулку Стопани, что на Чистых прудах. Детей её возраста в этих домах было мало -  трое мальчишек и Ирма. Все остальные были либо намного старше – ровесники Лары, или совершеннейшая уж мелюзга.
       Триумфально прошел в кинотеатре Уран фильм «Три мушкетёра», и дети стали играть в героев  Дюма. Плотного Валерку Платанова, тринадцатилетнего битюга, безнадёжно влюблённого в Анюту с ясельного возраста, назначили Портосом, тощего Мишку Арулина – Арамисом,  а самого старшего в их компании паренька, ему было почти четырнадцать, с вечной ненавистной скрипочкой под мышкой Лёву - благородным Атосом. А их королеву Аньку, думаете, избрали Анной Австрийской?  Нет, бери выше – самой коварной и обольстительной Миледи. Хотя её внешность совершенно не соответствовала актрисе Милен Де Монжо, игравшей во французском фильме злодейку. Темноволосая Аня была, как говориться, внешне совсем не типаж Миледи, но смелостью и бесшабашностью она превосходила сию греховную даму многократно. Ирму Щукину, подружку Ани, не ставя её в известность; она всё лето проторчала на госдаче отца; провозгласили служанкой Миледи - очаровашкой Кет. Зловещим Кардиналом, сам о том не подозревая, стал старик Храпов. А гвардейцев Кардинала было вокруг навалом - во всех враждебных дворах окрестных переулков. Стычки и дуэли происходили постоянно, но ребята из окрестных  домов почему-то тоже считали себя мушкетёрами.   
        Не хватало Д,Артаньяна.
        Однажды, когда  мальчишки курили на незапирающемся чердаке дома № 12, при этом благородный Атос Лёва, родичи которого просто обезумели бы застав его за этим занятием,  ещё и пересказывал им недавно прочитанный роман «Граф Монте-Кристо», произошла революция.
        Аня, чувствуя с утра какое-то томление в душе, и ненавидя запах сигаретного дыма, встала и сердито сказала.
        - Лёва, брось сигарету, не насилуй себя в угоду нам, ты же не любишь курить!
        Атос поперхнулся дымом.
        - А ты – Мишка, думаешь, что стал взрослым, обслюнявив папиросу? Вон её изо рта!
        Арамис с облегчением растёр каблуком противную соску для мужественных мужчин.
        - Валер, папахен узнает, ведь выдерет тебя, как сидорову козу.
       Портос - последний оплот вольницы, продолжал независимо курить. Он был сильный мальчик – плотный, хорошо упитанный. Его отец, работавший мясником в Гастрономе в Козловском переулке, и приносивший домой нехилые сумки с продуктами, был мужик крутой. Мать – тетя Варя была фанатом чистоты. Она с утра до вечера мыла и стирала,  их  балкон был постоянно увешен бельём, и гладила, гладила, гладила – вечно в комнате воняло утюгом и чистым бельем, за каждой пылинкой гонялась с дубинкой.  И единственного своего сына с детства перекармливала.
        - Ну, как хочешь, - сказала Анька, вставая, - но с мерзким курякой я целоваться не буду.
        Это был сильный ход интриганки. Никто из мальчишек ещё с девочкой не целовался, хотя в их тринадцать лет теоретически представляли всё, что происходит между мужчиной и женщиной.
        - Брешешь, не поцелуешь. – Отозвался Портос, заливаясь малиновым сиропом.
        - Как хочешь, можешь не верить… - Донеслось равнодушное уже от выхода с чердака.
        Валерка, единственный из ребят, кто успел испытать кайф от сигареты, с трудом и скрепя душой, бросил окурок вниз из чердачного окна. И как большой преданный пёс потрусил следом за Аней.
       Она стояла на лестнице, возле двери в квартиру № 51 и разговаривала с мальчиком – тонким и изящным, как паж в «Золушке».  С кудрявыми тёмно-каштановыми волосами. В оранжевой футболке с иностранной надписью на груди  и, о венец мечтаний!,  американских джинсах. Из комнаты доносился шум Роллинг Стоун.
        Валерка на фоне красивого мальчика почувствовал себя крестьянином с мощными лапами, и как-то сразу стал заметин его дефект – почти горбун, одно плечо вздымалось намного выше другого – запущенный детский сколиоз.  Но силища в Валерке для его лет была немеряная и он, заревновав Аню совсем по-взрослому своим юным влюблённым сердечком, поклялся отколотить  неизвестного мальчика. Потому что тонко душевно организованный Валерка, между прочим великолепный в будущем скульптор, а не каменотёс, как можно было подумать, глядя на его медвежьи лапищи; он занимался в студии Дома пионеров и подавал реальные надежды;  сразу же почувствовал в темноглазом мальчишке соперника.  По тому, как Аня глядела на него, по тому, как он сам глядел на Аню.
        Мальчишки спустились по лестнице с чердака следом за Валеркой, тоже сразу же просекли ситуацию, как завороженно смотрит на мальчика их Миледи, и этот красноречивый ответный взгляд.
        Этот миг погубил их – любовь вспыхнула в их сердцах и навсегда.
        …Ха-ха-ха, хо-хо-хо! – заливается сейчас обыватель. И в этом он не прав.

       Мушкетёры молча встали возле Портоса с грозным видом – «Один за всех, и все – на одного!»      
        Но тут Лёва нарушил – для одних очарование, для других грозное молчание.
        - Это – Роллинги у тебя?
        Мальчик с трудом оторвал взгляд от девочки и посмотрел на ребят, словно только что их увидел.
        - Да. Хотите послушать?
        Ребята хотели, но предать просто так Валерку тоже не могли, и они уставились на него умоляющими глазами. Валерка понял, что если он поведёт себя сейчас недостойно, не позволит ребятам зайти  послушать запрещённую музыку, они, конечно, подчиняться ему, но навсегда затаят в душе легкое презрение к его слабости.
        - Какой вопрос. – Согласился Валера, к немалому облечению ребят. – А что скажут черепа, если мы всей кодлой завалимся? 
        Он просто мечтал, чтобы мальчик сейчас смутился, пошел на попятный. Но тот быстро ответил.
        - Дома никого нет. Тетка только в семь часов припрётся.
        Квартира русской интеллигентной семьи, две комнаты – в одной неизменная «хельга», швейная ножная машинка «зингер», круглый стол с плюшевой скатертью, четыре громоздких стула. И на стене висит совершенно удивительная картина – огромная, два с половиной на полтора метра. Под тяжелым стеклом, в малиновой бархатной раме с окантовкой золочеными деревянными шариками, на толстой фанере был вышит трубящий олень, а вокруг охра, гранат и пурпур  листопадных лесов, темная зелень хвои, а небеса были вышиты лимонно-желтым шёлком.
        Аня не верила своим глазам и оглянулась на мальчика.
        - Он не нарисованный?
        - Это очень редкая картина – китайская, вышивка шелком по толстой фанере. Представь, как трудно прокалывать иглой эту фанеру. Дед говорит, что одна вышивальщица делала её десять лет, своими нежными пальчиками тыкая и тыкая иглы в дерево. С китайским трудолюбием покрывала всю поверхность стежками – все эти яркие осенние леса, ручей… в котором стоит олень, небеса.
        - Даже яйца вышила, не забыла… - Брякнул при даме некультурный  Арамис - Мишка Арулин.
        - Красивая картина, - тихо сказала Аня, – наверное, это большое счастье иметь такую вещь, каждый день любоваться ею.
        - Да? – Удивился мальчик, который впервые внимательно рассмотрел картину. Фигня какая-то! Он и распинался-то о ней, только чтобы заинтересовать девочку.
        - Меня зовут – Анна! – Светским, дамским, надменным  тоном представилась девочка, одетая во что-то ситцевое, линялое и с коленкой, замазанной зелёнкой.
        - А меня – Саша.
        - Валерий, Лёвка, Мишка.
        В соседней комнате на повышенных тонах заревел камнепад, и соседи яростно застучали в стену. Раздался звонок в дверь. Сашка вышел в прихожую и вернулся красный.
        - К сожалению, придётся выключить, - смущенно сказал мальчик, – у соседей больной ребёнок не может спать.
        - Суду всё ясно! – С ехидной улыбкой поднялся Портос. – Спасибо за удовольствие.
        - Но у них, правда, больной ребёнок…  - Сандро умоляюще взглянул на Аню. - А знаете, кто наш сосед?
        - Отец больного ребёночка. - Ерническим тоном  произнёс Арамис.
        - Которому мы мешаем спать… - Продолжил Атос.
        - Наш сосед – знаменитый футболист Глеб Бурмистров!
        - Да иди ты! – В один голос воскликнули мушкетёры. – Наш любимый!
        - Наш…
        - Наш…
        - Наш…
        - Выходить по одному и на цирлах. - Скомандовала Аня. 
        Ребята двинулись к выходу, но на пороге Валерка замер. Аня осталась сидеть в кресле.
        - А ты? – В его душе снова поднялся черный смерч ревности.      
        - А я не меломанка! – Ответила Аня. – Я  эти обезьяньи вопли слушать не хотела. Я хочу библиотеку рассмотреть… Можно?
        - Конечно, - радостно сказал мальчик, понимая, что так сильно влекущая его девочка хочет остаться с ним, – смотри, сколько хочешь.

        Мушкетёры покинули поле боя, понуро опустив головы. Коварная Миледи избрала другого.  Валеркин авторитет предводителя трещал по всем  швам.
        - Не переживай! – Сказал Мишка, едва они спустились во двор. – Мы ему смазливую рожу набьём. Узнает, как уводить у нас девчонок!
        - Да она сама… сама захотела остаться у него! – С обидой, чуть ли не со слезой в голосе,  отозвался подросток, которому только что разбили сердце.
        - Подумаешь, подстережем и отколошматим! Подумаешь – фон барон! Китайский шёлк, Роллинг стоун…
        - Но библиотека у них классная – Майн Рид, Джек Лондон, Стивенсон, Конан Дойл. Я бы запустил ручонки в закрома… - Мечтательно сказал Лёвка, но на него грозно шикнули, и бунт на корабле был быстро подавлен, хотя и Валерка и Мишка тоже любили читать. Такая вот собралась у них читающая компания. И от Жюля Верна никто бы не отказался. А от Беляева? А от Ефремова? Ни в жисть!   
        У всех потекли слюнки. Получалось, что с мальчиком нужно дружить, но непримиримый Валерка выдвинул ультиматум.
        – Если вы такие подлые и продажный шкуры, то я вам больше не друг.
        Развернулся. Ушел.
        - Чего он злиться? – Поинтересовался Левка. – Анька, конечно красивая, но Ирма не хуже, только глупее. 
        - Тебе не понять тонкой Валерьяновой души, козе ясно.  – Высказался Арамис-Арулин.

       
        Драка произошла неделей позже на спортивной площадке. Мальчишки окружили Сашку и стали тыкать в бока кулаками.
        - Трое на одного? Трусы! – Усмехнулся он.
        - Отойдите и не вмешивайтесь! – Распорядился Валерка, знающий за собой богатырскую силищу  и не сомневающийся, что этот хлюпик скоро будет, размазывая кровь и сопли по лицу, умолять о пощаде.
        Но он ошибался.
        И покатилась драка  медведя с тигром. Вовка был силён массой, но неповоротлив, а мальчик был легок и гибок.  И не было победы в этом рыцарском турнире, в битве двух юных оленей за внимание прекрасной самки-оленихи – была ничья. Под носом у Валерки побежал кровавый ручеёк, под глазом Сашки налился  и расцвёл полноценным синюшным цветом фингал.
        - Брейк! – Сказала появившаяся на площадке Аня.  Она, не взглянув на Валеркины раны, подошла к Саше и, погладив пальцами доблестный синяк, взяла его за руку и увела с площадки.
        Ребята стояли, потрясённые её вероломством.
        - Может и ей наподдать?
        - Поздно! – Валера высморкался кровью в траву. – Она выбрала его… 
       

        И вот с того незабвенного первого лета они всегда были вместе, несмотря на то, что Сашка, Сандро, как называла Аня своего друга, жил на проспекте Кутузова, а в эту квартиру приезжал к бабушке с дедом, когда его отец отправлялся на гастроли, в которых своего слепого мужа всегда сопровождала мамаша. Можно сказать, что мальчик, фактически, рос в семье деда по материнской линии.          
        Каток на Чистых прудах, качели-карусели в парке Горького, кафе-мороженное «Гном» на Сретенке. Деньги у Сандро водились, их можно было попросить у деда, у бабки, у страстно его обожающей бездетной тёти Нины, на худой конец незаметно похитить у отца.  Кинотеатры – Уран, Колизей, Форум. А можно было спуститься по бульварам и проникнуть в «Россию» на фильм с грифом «детям до шестнадцати». Или пойти в «Октябрь», где только один фантастический вечер выступали гремевшие на весь Союз своими песнями -  «Санни», «Реки Вавилона» и «Распутин» модные Бони М.
        Сандро, совершив любовный подвиг, приобрёл билет на их концерт у перекупщиков аж за целых сто рублей и подарил его Анюте.  На Бони М она пошла одна, на самого себя денег у него уже не хватило.


        Освободившуюся Храповскую комнату разбирали вместе. Ранее Ане пришлось выдержать целый бой. Маме и сестре непререкаемым тоном она сообщила, что эта комната будет только её.
         - Это почему же? – Возмутилась мама. – Лара уже взрослая, ей нужна отдельная  комната.
         - Эта комната будет моя! – Упрямо повторила Аня. – Тетя Даша прописала Ларку в свою квартиру.  И там у неё скоро будет отдельное жильё. Не жирно ли будет моей тихоне сестрице?  И сейчас будет жить в отдельной комнате, и потом в своей квартире… Дачку свою тётя Даша тоже тебе подписала?
        - Я не спрашивала, - промямлила Лара, – но давай вместе жить. Пусть мама устроит свою личную жизнь.  Она своей комнаты, что ли не заслужила?
        Аня промолчала. Но в тот же вечер ушла из дома и провела ночь на том самом страшном чердаке, где мушкетеры пробовали курить. Ночью там шуршали голуби, потревоженные пребыванием неизвестного, но возможно опасного существа на их законной территории. А может быть, это шуршали не голуби, а крысы?  При этой мысли ледяная рука сжала маленькое сердечко девочки.
        Мать чуть не сошла с ума, разыскивая дочь. Была поднята на ноги вся милиция. Сандро, которого после визита в их квартиру плачущей матери и обеспокоенного полковника милиции, собственноручно  выпорол дед, никогда ранее не поднимавший на внука ремня, хотя тот был каверзен и пакостлив с детства сверх меры, но признательных показаний не добился - внук молчал как партизан. Хотя знал где она - сам лично отнёс Ане бутербродов с колбасой и литровую банку клубничного компота на чердак. А ночью, услышав разнообразный храп родичей, тайно пробрался к ней и до утра они сидели обнявшись – он пересказывал ей недавно прочитанный роман «Дочь Монтесумы».
        Через сутки девочка вернулась домой, как ни в чем не бывало.
        - Где ты была? -  Мать лежала на диване с компрессом на голове.
        - Комната моя?
        - Подавись, - сказала Лара.  – Нет, какая всё же стервоточина. С таким характером, где ты окажешься?
        - Во всяком случае, не там где ты.  Мне в пустые головы вбивать немецкий не особенно охота.
        Лара, кроткая Лара, которой отсутствие нормальной злости помешало стать известной спортсменкой, взорвалась и, протащив как  кутенка, по комнате, выкинула Аньку  за шиворот в коридор. И чтобы не тревожить, заболевшую от страха за жизнь дочери мать, не на её глазах, надавала негодяйке оплеух.
        Аня молча приняла наказание. Её саму глодало чувство вины.  Однако, она хотела жить в комнате только со своими любимыми зверушками. Завести аквариум с экзотическими рыбками. Черепаху.  Щенка. Волнистого попугайчика, которого она научит говорить.
        Всё окно заставить прекрасными цветами – прекрасными и необычными.  Орхидеями!  Их Аня однажды видела в теплице Ботанического сада, куда ездила зимой одна, прогуляв скучные уроки математики и контрольную по химии. Литературу, Историю, Немецкий, Биологию, Географию она не прогуливала никогда.