Аромат чайной розы гл. 3

… Последний учебный год оказался полон событиями, которые стали проверкой на прочность, как для меня, так и для моего окружения. «Друзья познаются в беде» - сотни, тысячи раз мы слышали эти слова, и вот пришла пора мне на  собственной  шкуре испытать правдивость этой народной мудрости. Затянувшийся конфликт с учительницей по химии, решившей путем занижения оценок вывести меня из претендентов на медаль и  тем самым сделать медалисткой свою дочь и мою подругу Татьяну, сразу показал кто  чего стоит в жизни. Лучшая подруга оказалась предательницей, а хрупкая и нежная классная руководительница Анна Исаевна, наша «Аннушка», как львица билась на педсовете, защищая мою честь и достоинство. Директор школы, давнишний друг «химички», безропотно ставил синюю школьную печать и свою роспись на исправленные Танькины «3» на «5» в классном журнале  и отворачивался, завидя меня у своего кабинета. Отец же, по своему родительскому долгу призванный оберегать своего ребенка, даже пальцем не пошевелил, чтобы защитить меня. «Всё пройдет, пройдет и это» - процитировал он мудреца и больше к этой теме не возвращался. Все учителя в школе разделились на два лагеря. Одни выжидающе наблюдали - чья возьмет? Другие старались помочь: кто дополнительными занятиями, кто консультацией, а кто и просто поддерживал ободряющей улыбкой. В конце концов, сдав все выпускные экзамены на «отлично», я свою серебряную медаль  получила. Еще через месяц, успешно  выдержав всего один экзамен по математике (было тогда такое послабление медалистам), я  могла уже считаться студенткой Самаркандского Государственного Университета химико-технологического факультета: собеседование с абитуриентами, которое проводилось перед зачислением, было делом формальным. Только зачислена я была на вечернее отделение. Не было тогда на этом факультете для русскоязычного населения дневной формы обучения, и все тут. Ну что ж, вечерняя так вечерняя. Мне было все равно. После скандала с «химицей» о поступлении в мединститут, о котором я мечтала, не могло быть и речи – «химица» наша была членом приемной экзаменационной комиссиии и в открытую пригрозила мне, что костьми ляжет, а в институт меня не допустит. Родители тоже не пожалели своих «костей», брошенных на моем пути к мечте, и элементарно отказали мне в финансовой поддержке для поступления в мединститут в другом городе. Сейчас-то я понимаю, что тогда так напрягало  родителей: оставить меня дома было куда дешевле и спокойнее для них. Силы были неравными и, я сдалась. Тут сработала еще одна народная премудрость – плетью обуха не перешибешь. Я оказалась малодушной слюнтяйкой, да? Нет! Это только в кино герой, попавший в трудную ситуацию, вскакивает на подножку последнего вагона поезда, уходящего в светлое будущее и, работая бетонщиком на стройке, через несколько лет становится директором крупнейшего комбината. В жизни, в отличие от кино, все складывается по-другому. Вот и у меня все получилось не так, как мечталось. Совсем по-другому. Но пазлы в моей картине худо-бедно как-то сложились, и надо было начинать жить по-новому…

…Первый учебный день, а вернее вечер, в университете был примечательным. Ребята, прошедшие вместе весь объем вступительных испытаний, успели перезнакомиться и некоторые даже подружились. Мы же с моей одноклассницей Наташей, тоже медалисткой, видели их только однажды на экзамене по математике, и теперь надо было вливаться в новый коллектив. А коллектив   был исключительный. Когда в аудиторию пришел куратор группы и стал у каждого выяснять  фамилию, имя, отчество, место работы и национальность, началось настоящее веселье. Малолеток, таких как я, было всего четыре человека из двадцати четырех. Самому старшему было тридцать пять, остальным от двадцати до двадцати восьми лет. Что касается национальностей, то здесь было представлено такое соцветие, что могло бы позавидовать любое Общество дружбы народов, вплоть до  Московского Университета им. Патриса Лумумбы. У нас в группе были татары всех мастей - казанские, булгарские, крымские; евреи  и  в том числе и бухарские; армяне, таджики, узбеки, украинцы, корейцы, белорусы, немцы и я одна среди всех – русская. Самое смешное представление было у парня, одиноко сидящего за последним столом. Когда очередь дошла до него, он не спеша вышел на середину прохода и, обведя всех нас взглядом своих узких глаз, громогласно заявил – я Арыслан, сын Великого Каракалпакского Народа. Кое-кто тут же прыснул в ладошку, а кое-кто так даже рот открыл от неожиданности. Надо сказать, что каракалпаки – это немногочисленный народ, всего 300-400 тыс., живший в основном на территории своей автономии на севере Узбекистана. Название «каракалпак» переводится как «черная шапка», а имя Арыслан означает «лев». Наш лев был мал ростом и тщедушен, но на его плоском лице сияла такая белозубая широкая улыбка, что никто не усомнился в его добром нраве и  открытости  души. Потом мы даже забыли о его настоящем имении и звали, к великому его удовольствию, только «сыном Великого Каракалпакского Народа». Профессии были самые разные. Как сейчас бы сказали от менеджера по клирингу (то бишь уборщица) до менеджера по продажам (то бишь продавца). Нет, тогда все было проще и понятней – часовых дел мастера, разнорабочие на стройке, чайханщик, токарь, продавец мяса на рынке, мастер на машиноремонтном производстве, а один парень даже секретарь-машинисткой работал в деканате. Мы, школяры, как нас назвали  старшие товарищи, естественно еще нигде не работали, да и не очень-то и рвались пока. Наш веселый каракалпак еще раз насмешил нас, когда после куратора в аудиторию вошли два преподавателя и сказали, что будут формировать группы иностранных  языков. Они попросили нас сесть слева тех, кто изучал английский, а справа тех – кто немецкий. После некоторой суеты и толкотни все расселись и только потом заметили одиноко стоящего между рядами Арыслана. «Чего ты не садишься?»- последовал вопрос. Молчание. «Ты английский учил?»- спросила англичанка. Молчание. «Немецкий?» Молчание. И потом через минуту, с гордо поднятой головой он отвечает: «Я француз!» Тут уж хохотали до слез все – и ученики и преподаватели. Решено было примкнуть этого гордого «француза» к «англичанам». Вот так началась новая эпоха в моей жизни – студенчество. Всех нас тогда объединяла молодость, желание учиться и как ни странно – русский язык.И никому никакого дела не было какой ты национальности.

      Четыре раза в неделю в половине шестого я отправлялась на остановку троллейбуса возле нового кинотеатра «Восток» и ехала через весь город в университет. Иногда вместе с Наташей и ее парнем Мишей, коренастым и хамоватым. Наташка смотрела на него  влюбленными глазами и не замечала ни его грубости, ни бестактности по отношению  к ней. Меня же такое отношение к девушке никак устроить не могло, и я старалась поменьше с ним общаться. Когда же Наталье говорили о грубости  Михаила, она всячески начинала его оправдывать. И чем отчаяннее она его защищала, тем отчаяннее он хамил ей. Наташка писала за него рефераты, чертила эпюры по начертательной геометрии, решала задачи по математике и оформляла лабораторные работы по химии. Он же только посмеивался и всегда, засунув руки в карманы брюк, молча шагал впереди, оставляя ее далеко позади себя с ворохом конспектов, папок и рулонов с чертежами – своими и Мишкиными. Однажды я нечаянно стала свидетельницей его разговора с ребятами нашей группы, где он хвалился, что стоит ему только захотеть и Наташка на коленях проползет весь наш университетский бульвар от начала и до конца. После этого я практически прекратила с ним всякое общение. После двух пар лекций или лабораторных занятий домой я возвращалась около одиннадцати часов, когда большинство трудящегося населения уже укладывалось спать. Зная взрывной характер молодых людей, околачивающихся по темным закоулкам и время от времени устраивающих кулачные поединки, переходившие в обыкновенную поножовщину, граждан, желающих  перед сном прогуляться на свежем воздухе  не находилось. Мне же надо было от остановки троллейбуса пересечь небольшой островок света возле кинотеатра и  пробежать метров двести до дома, но уже практически в сплошной темноте. Держа правую руку в кармане своего вечного плаща «болонья», я судорожно сжимала в кулаке большой ключ от входной двери квартиры. Не бог весть что, но хоть какое-то орудие защиты. Так советовала мне мама и так думала я, до тех пор, пока однажды я и ойкнуть не успела, как оказалась в руках какого-то гаденыша. Это случилось уже почти перед самой дверью в подъезд дома. Он напал на меня сзади, порвал мочку уха, зацепившись рукавом за сережку, и чуть не свернул мне нос, пока я судорожно пыталась избавиться от его вонючих лап. Каким-то образом я вырвалась и стремглав забежала в подъезд. Меня колотило так, что я не могла вытащить ключ из кармана и стала звонить и стучать в дверь (благо жили мы на первом этаже). В книгах обычно пишут в таких случаях, что «ей показалось, что прошла целая вечность». Так вот, мне тоже тогда так показалось. Мама  открыла мне дверь, и начала было ворчать из-за поднятого трезвона, но, увидев кровь на моем лице, сразу затихла. После этого случая меня некоторое время встречали после занятий то мать, то отец, но постепенно страх прошел, и я снова перебегала темный участок, зажав для самоуспокоения  в кулаке совершенно бесполезный ключ…