Реинкарнация Хармса

В 1992 году, за девять месяцев до июня, то есть в начале Октября, когда человеки доедают омерзевшие им арбузы и дыни, груши и яблоки, а соленые огурцы с прошлого года ожидают возможности вдохнуть-таки в себя кислород перед близкой смертью, моя мама случайно проглотила светлую косточку почему-то не дозревшей, зеленой ягоды, весом в 15 килограмм. Ее живот постепенно округлялся, а отец, узнав о беременности, наивно расплакался, возгордился и лихо напился. Наконец, спустя несколько месяцев стан моей мамы округлял томящийся внутри арбуз, который заботливо и влюбленно поглаживал папаша, чем доставлял мне огромный дискомфорт. Родителям сказали, что "у вас, скорее всего, мальчик", тем более, маму всегда тянуло покушать сочные апельсины и, как она часто вспоминает, не сильно сладкие арбузики, что многие посчитали довольно странным.
Время тянулось, и на всей южной полосе земля была готова начать образовывать моих собратьев, но я их поспешно опередил и родился второй раз в Июне, скользкий и розовенький; мамин акушер шлепнул меня по маленькой попке, отчего я завизжал от всей души так, что у папы растянулись от счастья усы, и стоявший рядом дядечка увидел золотые зубы отца, протянул ему руку в знак поздравления с долгожданным отцовством. Папаша поправил свою смуглую восьмиклинку, выпил с тем мужичком и отправился на работу.
  Эта пощечина по заднице показалась мне странной по той причине, что ожидал я принять на себя удары костяшкой пальцев или того, что акушер сдавит мою голову до хруста, но она только нанесла мне любовный шлепок, чем меня очень смутила в тот же момент, и этим объясняется мой розовый цвет кожи, потому что было стыдно: акушером оказалась премиловидная дамочка с зелеными глазками, а я даже не мог прикрыть свою наготу.
По случаю моего рождения собралось несчетное число родственников со стороны отца - все носатые и черноволосые, как смоль. Со стороны матери был только какой-то заморский арбуз с узким задом - мальчик. Преимущественно лежал на тарелке, пока его не зарезали родственники счастливого отца.
Счастье отца проходило с каждым годом потому, что у родившегося были светлые-светлые волосы, как и кожа, и голубые-голубые глаза - точная копия кого-то другого, но не отца. Поэтому-то батя часто скалился на мать и щурил свой черный-пречерный глаз, а бывшая роженица со страхом посмеивалась, как бы муж не подумал чего плохого, ведь совесть ее всегда была чиста.
Время тянулось не хуже морщин отца на шоколадном лбу, а сынок точно белая береза в русском лесу, но без черных полосок, зато две черные полоски у глаз отца то и дело сжимались чуть не сходясь, когда он смотрел на меня и на испуганную маму.
В 1997 году, в возрасте пяти лет, я забеременел, но родители вместо радости плакали какими-то горькими слезами, будто не жилец их маленький мальчик. Мою беременность прервали чрезвычайно быстро, поскольку ребенок внутри меня стал пожирать левую почку и намеревался поесть остальные внутренности моего тела, так что врачи решили прервать беременность, пока не поздно, и выкинуть прожорливого ребенка. Так было принято решение делать кесарево сечение, дабы вытащить прожорливого монстра, который успел насытиться почкой. Так я родил рака.
Долгое время я находился в больнице, лысый, чем был похож на арбуз, но бледный, лишь изредка зеленый. Меня постоянно кололи омерзелыми мне иголками в самые разные места моего хрупкого тельца, а один укол даже пришелся в мою лысую корку на голове из-за того, что врачи не могли отыскать венок. Одна пожилая женщина, похожая на сухофрукты наших мест, то и дело обнажала мою пятую точку, шлепала, как когда-то тогда это делала моя первая любовь-акушер, и вводила в меня какие-то растворы, а я частенько пытался выскользнуть из ее цепких рук, что мне никогда не удавалось, но всегда становилось легче, когда я сопровождал свой скриминг каким-нибудь изысканным бранным словечком, которое мог когда-то услышать от бати.
Так происходило с большинством из находящихся в том месте. Вокруг было много детишек страдальческого вида, хотелось скорее увидеть солнышко, и, когда такое время настало, я сильно-сильно пожелал, чтобы ни у кого не рождалось таких уродцев, как у меня. Меня посадили на большую машину марки газель, как когда-то тогда, после первого моего рождения, меня и мою семью возили по дорогам бородатые дядьки в восьмиклинках и с папиросой в зубах.