Родос - две версии одной экскурсии

1. Вид на Акрополь
 

Всё-таки греки – уникально доброжелательные люди. Или это потому, что остров Родос – маленький, и городок Родос – тоже, и каждый человек на виду – на счету? Но я же не человек, а турист. Точнее, приглашённый писатель… А может, потому, что сейчас хоть и жаркий, но апрель – не сезон.
Короче, вылезла из Дома писателей, когда в Археологический музей идти было уже поздно – в полвторого пополудни. А здесь всё закрывается в три. Сиеста. Потом, в пять, может, что-то и открывается, но гордый Археологический музей (в прошлом – госпиталь рыцарей-иоаннитов) – точно нет.
И решила я взойти на местный Акрополь, тем более, что на гору Смита (она же Монте-Смит, она же Айос-Стефанос, т.е. Св. Стефана (нет, я не буду её называть «Гора Святого Дяди Стёпы», не дождётесь) я уже восходила. И даже делала там зарядку, над обрывом, среди диких и буйных маргариток и с видом на тёмно-голубое море.
Спрашиваю по-английски у явно местной (т.е. без рюкзака, не в кроссовках, а совсем даже на шпильках и о-о-очень тепло одетой) тётеньки средне-пожилых лет: «Мне бы к Акрополю… Паракало …» – «Живу я там!» – радостно сообщает тётенька и становится моим проводником, по пути выяснив, что я – из «Русии», поведав, что сама работает в пекарне («булку испекает» – автоматически возникает в моём зашлакованном цитатами мозгу), что у неё есть подруга, которая говорит по-русски («она из Болгарии, ваша соседка»), что Родос – очень, очень красивый и так далее. Причем идём мы, идём, да по жаре, да всё в гору, у меня уже дыхалки не хватает, а она всё щебечет на своих десятисантиметровых шпильках, как будто так и надо… И конца этому всему не видно. Но вот и конец – крохотная булочная-кондитерская.
«Мария, иди сюда, щас по-русски говорить будешь!» – это я мысленно перевела долго-певучую её греческую фразу. Седовласая улыбчивая Мария выходит из-за прилавка, старательно артикулирует «спасиба», «пажалуста» и «харашо», а моя тётенька на неё умилённо взирает. Короче, пришлось купить две булки. А то неудобно как-то, заставили пожилого человека русский язык вспоминать… Зато третью свежевыпеченную загогулину дали совершенно бесплатно – это появилась ещё одна сотрудница булочной, видимо, привлечённая звуками русской речи. И ведь что характерно: даже пекари у них знают английский! «И вот идите по этой улице, прямо, прямо, и слева он и будет». – «Эвхаристо, эвхаристо, эвхаристо поли, сас эвхаристоме» , – слава Богу, можно отчаливать.
Ну, дорога. Ну, слева. Слева вообще-то распростёрся маргаритковый луг, с крупными жёлто-белыми греческими цветочками и травой до бровей. И где? Где ваш хвалёный Акрополь?! И тут я замечаю груду серых валунов. О боже, нет, о нет…
О да. Это был Он. Ни таблички, ни указателя. Просто серые руины, оплавленные временем. Символически огороженные металлическими прутьями, дабы любопытные не просочились. Ладно, просачиваюсь, залезаю.
Ух ты! Ступеньки! Вниз! В подземелье! Нет, это и впрямь древнее сооружение, просто с поверхности земли время всё стёрло, а вот внизу… Лестница. Девять грубых ступеней, тоже серых, в ржавчине лишайников, в улитках. И – стебельки трав, нежные и неумолимые. Врастают в эти камни, раздвигают их…
Спустилась. А дальше-то: арки, своды, колодцы, переходы! Катакомбы! Да только – граница на замке: висит новенький замок на вполне современной решётке. Она хоть и ржавая, но крепкая, не пролезешь. Я обернулась посмотреть, откуда пришла, и… Вот они, три тысячелетия! Низринулись по ступенькам и разом обрушились на меня… Над девятой, верхней, очень высоко – небо, свет, свобода… А здесь тихо-тихо, серый свод незаметно так, исподволь давит – нет, не давит, шепчет что-то. Оборачиваюсь назад, к катакомбной решетке… Эх, нельзя было к ней спиной становиться, мало меня Стивен Кинг учил! Вот, мелькнуло там что-то, бесшумное, периферийным зрением еле уловимое, слева направо, на высоте моего плеча. Мелькнуло – и исчезло. Слава богу, хоть исчезло! Но эффект присутствия остался. Кто? Голодные призраки? Тени жрецов и гимнастов? В путеводителе сказано, что где-то здесь,  на Акрополе, был стадион… Хотя какой, к эребу, стадион, типичный подземный храм, что я, храмов подземных не видела?!.. В общем, ещё чуток постоять, послушать трехтысячелетнюю тишь – и назад, наверх, к маргариткам!
…Наверху хорошо. Травы колышутся. Светотень скользит. Сосны с длиннющими мягкими иглами пушатся. Три пополудни. Даже у мошек – сиеста. Изредка проедет машина по шоссе – и обязательно мне бибикнет: эй, мол, там, на Акрополе! Калимэра! 
И –– да, наконец, Акрополь. Пусть от него осталось три с половиной колонны – но! Какой на него вид! А если серьёзно, то родосский акрополь – большой, сохранилась часть стен – очень аккуратная кладка, камни совсем не так оплавлены временем, как в подземном святилище Нимфеон, где я, как выяснилось, побывала. Сейчас сижу на дне, ну, то есть на фундаменте, посреди периметра, на тёплых, чистых и подозрительно гладких мраморных пеньках. Новоделы? Не всё ли равно. Из моего «нулевого цикла» вид на все три с половиной уцелевших колонны. Ну ладно, ладно, четыре, но одна… хм-м… с особенностями развития. И стрижи летают. Или мандельштамовские ласточки, выпорхнувшие из чертога теней. И растёт нестарое, но мощное дерево, наверное, какой-нибудь тамаринд (все они для меня тамаринды, если южные, мелко-узколистные и абсолютно неизвестные). Всё пронизано солнцем и ветром. Далече лают собаки и кукарекают петухи. Вокруг – остатки сладки кладки, травы колышутся, но ромашек тут, внизу, почему-то нет.
Сейчас увидела, как греческий папа учит маленькую греческую дочку (у ног которой суетится маленький толстенький греческий щеночек) гадать на ромашке. Говорит её что-то и лепестки демонстративно обрывает. Не выдержала я:
– Простите, а знаете, у нас в России есть точно такой же обычай. Ведь она гадает «любит –  не любит –  плюнет – поцелует – к сердцу прижмёт – к чёрту пошлёт? (Конечно, по-английски я не смогла это так красиво зарифмовать, но папа-грек понял.)
– Да, именно эти слова, – почти не удивился он.
И мы посмотрели друг на друга с тысячелетней симпатией и архаическим пониманием.  И улыбнулись друг другу – радостно и доверительно. Теплота. Она не только от здешнего солнца.
– Причём мы в «Русии» гадаем на этом самом цветке. У нас его называют ромашкой.
– А у нас – маргарита.
Господи, ну конечно. Маргарита – маргатитка. Беленький цветочек-жемчужинка.   
Солнце. Ласточки. Вид на Акрополь.
…Вечером в своём номере, кажется, поняла, что же это было в подземном святилище. Крупная –  с кошку! – ящерица.  Потому что потом такую же увидела и на солнышке, сидя на пеньках Акрополя. Причём она мелькнула на стене как раз на уровне моего плеча – и мгновенно исчезла. Так что… Хотя… Нет, давайте лучше думать, что это была просто очень крупная ящерица.
 
 



2. Среди руин и маргариток

 (Нимфеон) 
   
Когда в Москве я спускаюсь под землю, то это – переполненное, даже в полночь, метро, всё в мраморе и засиженное бомжами, грохочущее вагонами и шелестящее рэповой музычкой из наушников соседа с дредами.
– Брат! – кричу я ему. –
Ты меня слышишь?
Знаешь, брат, что я тебе скажу?
Я хочу выйти.
Выпусти меня, брат!..

…Когда в полдень на акрополе города Родоса я спускаюсь под землю, то это – святилище Нимфеон. Там, среди крупных, похожих на ромашки, греческих маргариток, среди этих белых, диких, невинных цветочков серые камни стоят – в ржавчине лишайника, в патине времени.
…Полуразрушенная лестница.
Буйство весенних трав.
Известняковые своды грота
увешаны тенями и прохладой,
оплавлены
медлительным огнём тысячелетий.
И с каждой ступенькой
всё тише вокруг.

То есть на акрополе в апреле и так тихо, вместо туристов – цикады да ласточки, да ещё ящерки – иногда. И все они, слава богам, говорить не умеют.
Но тут, под этими сводами,
тишина тяжелеет,
                клубится,
                сгущается.
Я пью
тысячелетний настой тишины.
…Нимф пока не видно.  Вот, что-то мелькнуло, какая-то тень, на краю зренья. Будем считать, что ящерка. Ну да, ящерица, конечно. «Ящер, больше ничего» – «this it is and nothing more ». Но лучше, пожалуй, вернуться. А то здесь, внизу… холодно как-то.
Жара. Ветерок. Никого.
Раскалённое белое небо.
Мелкие лиловые цветочки
(фиалки – не фиалки?)
выстилают круглую лужайку
у входа в святилище.
И качаются под ветром маргаритки.
…А здесь они танцуют, – ни с того ни с сего подумалось мне. – Поздней весной, под полной луной, – и шепчут свои наивные заклинания, обрывая бледные лепестки:
«М’агапа – ден м’агапа …» – «Любит – не любит…»
Каждой девочке, что на Родосе, что в Москве, известно это колдовство. Правда, ввиду нехватки маргариток, нам в России приходится гадать на ромашках.
 «Они» – танцуют – здесь?  Кто?! – Нимфы? Призраки? Жрицы?..   
 «Здесь мы танцуем, здесь,
на плодоносной, тяжкой земле,
в полдень, под белым покровом небес   
в полночь, под полной луной, и во мгле,
Скоро увидишь, скоро поймешь, 
скоро весне конец!»

Что?.. Что такое? Ветер, больше ничего. Кстати: а маргаритка по-гречески так и будет: «маргарита» – жемчужина. 
О, танец нимф в зачарованном круге… И сплетались гирлянды маргарит, эвридик и офелий… Нежнейшие, жемчужные созданья, они скользят над облачком фиалок-нефиалок, такие юные… Увидеть бы!
    Но нет – мне досталась лишь горячая тишина.
    И, в тишине, – шелест:
– Мы старые, старые, немощные, все о нас позабыли!
Никто не любит нас больше,
никто не оставляет нам подношений…
И мы голодны!
– Дай, дай, дай нам своё сочное красное яблоко!

Оглядываюсь. На холме ни души. Лишь вдали – пастух и коровы, и дорические колонны. И ветерок так жалобно свистит среди руин и маргариток… Эта жара сводит меня с ума!..
Осторожно кладу яблоко
на древний серый камень.
Шорох. Шелест. Ласточки. Цикады.
    …Вот, опять голоса. Такие тихие:

– Мы теперь старые, мы теперь уродливые!
Никто больше о нас не помнит! Никто, никто!
И даже маргаритки отворачиваются,
Когда мы спрашиваем у них: «М’агапа – ден м’агапа…»
Но это с нами, с нами танцевала Эвридика!!!
– А ты пришла! Ты к нам пришла сама!
Дай, дай, дай нам твоё красное тепло!
            . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Эври… дика.
Дико болит голова.
Ой. А солнце-то к вечеру!
Что я здесь делаю,
совсем одна,
среди руин и маргариток?

…Жара. Цикады. Ни души.
Я ничего не слышала. Ни-че-го!
И Эвридика никогда не была на острове Родос! Уж это-то я точно знаю.

…Ненавижу эту жару!
Но… почему мне так холодно?
И где, чёрт возьми, моё красное яблоко?

                ----------------------------------
…Эй, брат, ты меня слышишь?
Знаешь, брат, что я тебе скажу?
Я хочу оказаться в московском метро
Прямо сейчас!