Ки-цунэ

Ночь в Токио наступает внезапно.
Без предупреждения, без постепенной тающей в небе темноты. Без закатов. Щелчок пальцев – и от дня не остаётся ничего.
В один миг всё затихает и замирает, готовясь уйти в совершенно иной мир – мир, в котором живут по другим законам и по другим правилам.
Мир лучников, охраняющих и суровых. Мир стражников, предупреждающих и угрюмых. Мир духов – защищающих и готовых напасть.
В такие ночи становится странно-пустынно, словно в этом многомиллионном городе никого не остаётся, никого никогда и не было, и люди – не настоящие, а только тени людей - призраки, в которые здесь до сих пор верят.
Ночь – и никого нет.
Меня всегда удивляло – куда исчезают люди? Словно вместе с темнотой меняется всё. И больше нет шумящих улиц, шипящих станций метро, льющейся отовсюду рекламы, нет двенадцатиэтажных торговых центров, многолюдных переходов метро. А есть только тишина и покой.
Эта ночь – последняя здесь. Завтра рано утром самолёт в Москву.
А мне так и не удалось понять - как живут здесь. Как соединяют столько миров в один – и не сходят с ума.
Со всех сторон – океан. Со всех сторон – огромные зеркальные дома с цветными экранами. Кажется – они могут рассыпаться от малейшей встряски. Но они стоят. И простоят ещё сотни веков. Со всех сторон – храмы.
Точно защищая эти маленькие острова, окружённые огромной водой.
Японцы молятся всё время. По пути на работу – небольшие святилища на дороге. В выходной – в парках. Словно верят - только благодаря молитвам они ещё не ушли под воду.
. . .
С десятого этажа виден весь город – оранжевая светящаяся Токийская башня, огни и реклама.. реклама. Ни в одном городе нет столько рекламы.
Но когда спускаешься вниз – ничего нет. Словно город создан для того, чтобы на него смотреть сверху.
Я иду по тёмной и безлюдной улице.
Ночи в Японии – страшные. Без звёзд, без просветов. Словно смотришь в чёрный неподвижный океан. Что в нём? Кто? Кажется, ни одного движения, но это не так. Просто что-то затаилось и ждёт.
Действительно – в полной темноте я вдруг замечаю, что не один.
Я никого не вижу – невозможно увидеть – но чувствую, что кто-то тяжело и долго смотрит мне в спину.
Я останавливаюсь. Оборачиваюсь.
Прямо на меня – горящие глаза лисицы.
Я вздрагиваю. Глаза – красно-коричневые.
Это статуя лисы перед храмом. Но глаза горят, готовые прожечь насквозь. Это не каменные глаза, это глаза живого существа. Невозможно не смотреть в них.
Я с трудом отвожу взгляд.
Прямо над статуей лисицы – оранжевый фонарик, от света которого всё вокруг озаряется рыжим светом. Странно, что я не заметил этот фонарь раньше. Но его как будто не было.
Лисица сидит на лапах, поджав хвост. Из-за света фонаря её фигура кажется рыжей. Уши – красные, заострённые, торчат вверх. Острые зубы оскалились в страшной улыбке. Одна лапа поднята, словно предупреждая.
Чувствуется странное тепло, то ли от света, то ли от камня, из которого высечена фигура.
Сразу за лисой – огромные прямоугольные ворота. Их ставят перед синтоистскими храмами, чтобы духи могли проходить через них.
Я понимаю, что оказался в таком храме.
Передо мной – богиня Инари.
Её изображают в образе лисы. Но я никогда не видел, чтобы богиня Инари была такой жуткой – с оскалом и предупреждающей фигурой. Весь её вид говорил – впереди что-то страшное.
Я посмотрел на город, оставшийся позади. Там не было ничего, только темнота. Словно сам город исчез в одно мгновение – и пути назад нет.
Мне ничего не остаётся - я вхожу в ворота и поднимаюсь по лестнице.
Длинные ступеньки ведут куда-то вверх – изгибаются так, что не видно – куда.
Перед лестницей – ещё ворота, такие же, как первые, только меньше. Ворота не одни. Их много. Они все ярко-рыжие. Много-много сверкающих оранжевых ворот, стоящих друг за другом. Впереди – длинный огненный коридор, конца которому нет. Почему-то манит именно туда.
Незаметно оказываюсь в самом его центре. Теперь не видно ни начала этому коридору, ни конца.
Иду долго, лестница уходит вверх всё выше и выше. Иду мимо иероглифов, написанных на воротах.
Вспоминаю истории, в которые верят здесь.
Лисицы часто встречались путникам в образе красивых девушек. И на утро путники не могли вспомнить, где они провели ночь. Просыпались в поле или на кладбище. Я никогда не верил в эти истории, но сейчас кажется - в этом бесконечном огненном коридоре кто-то поджидает наверху.
Ворота заканчиваются. Смотрю – город словно исчез. Ни света, ни домов, ни людей. Ничего.
Словно оказался в другом мире. Вот-вот – исчезнет сама лестница. И останутся только ворота, через которые пришёл и через которые уже не сможешь уйти назад.
Храм.
Небольшой. Размашистая двухъярусная крыша, ворота, но уже не рыжие – а обычные, серые. Два стражника – лучника за стеклом, охраняющие храм по двум его сторонам. Лица лучников напряжённые, суровые. Никто не пройдёт мимо них. Никто не уйдёт, если они не позволят.
И такая тишина - словно от страха замирает сердце.
Рядом с храмом колодец с водой, где надо омыть руки перед молитвой, курильница с зажжёнными ароматическими палочками.
Вдруг какое-то движение за спиной. Оборачиваюсь. Никого.
Только мерещится фигура монаха. В длинной одежде, с бритой головой. Он тенью проскользнул мимо храма – и исчез.
Но если никого нет – кто зажёг эти палочки?
В Японии верят, что лисица может довести до самоубийства. Их называют «ки-цунэ», что значит – «всегда приходящая». Она приходит через красные ворота, когда захочет, и уходит – когда захочет.
Но это невозможно, это сказки.
Омываю правую руку, потом левую. Ковшик роняю в воду. Опять показалось. Словно огненная тень за спиной. Но опять – никого.
Ищу в кармане монетку в пять йен – счастливая, с дырочкой посередине. Бросаю в ящик для пожертвований, бью в колокол.
Неожиданно-громкий звук разливается вокруг – переливается и замирает где-то в вышине. Но ни один листочек на цветущих в это время деревьях не шелохнулся. Хлопаю два раза в ладоши и закрываю глаза.
Ещё говорят, что лисицы могут мстить тем, кто убивает их или смеётся над ними.
А может быть тем, кто не верит в них.
Резкий красный свет бьёт прямо в голову. Он виден через закрытые глаза, словно идёт не снаружи, а изнутри.
Сквозь закрытые глаза я вижу, как пылает небо. Как при ярких летних закатах – когда небо на горизонте становится даже не алым, а пунцовым от наливающегося энергией солнца.
Но здесь нет закатов. В Японии не бывает закатов. Я ни разу не видел закат.
Я пытаюсь открыть глаза, но что-то мешает. И я не вижу, но чувствую, как на фоне этого пылающего неба танцует, словно в костре, кицунэ. Лисица-женщина, красивая, но с той страшной улыбкой, какую я увидел на статуе.
Она танцует и смеётся, а небо полыхает – и от её огненного танца становится ещё ярче, ещё жарче и ещё страшнее.
Кажется, будто жар проникает в меня – и кожа горит, словно при пожаре.
Лисица сверкает – и девять огромных хвостов кружатся вместе с ней, образуя бесконечный огненный золотой круг.
Смех разливается, искры от её танца летят в разные стороны. Куда они падают – там начинает дымиться и гореть земля.
С огромным усилием открываю глаза. Смех сразу исчезает – небо вновь чёрное и беззвездное. Безумный танец прекратился.
Ни следа вокруг. Ни костров, ни пылающей земли, ни огней.
Спускаюсь назад - ворота исчезли, будто их никогда не было.
Исчезла статуя.
Только храм остался стоять на холме – и лучники по-прежнему на его защите.
. . .
Я пытался найти этот храм утром – но его уже не было.
Меня это не удивило. Этот город меняется каждый день, каждую минуту – и дорога, по которой ты идёшь сейчас, через минуту станет совсем другой.
Невозможно пройти двумя одинаковыми путями.
Как синтоистские ворота, через которые ты выйдешь другим.
. . .
В самолёте включаю планшет и читаю новости.
«Сразу ряд мощных землетрясений произошли пятнадцатого апреля на юго-западном японском острове Кюсю. По данным национального метеорологического управления Японии, магнитуда двух подземных толчков составила 7,1. В юго-западном регионе страны была объявлена угроза цунами. В ближайшие часы волна высотой один метр может достичь берегов префектуры Кумамото, предупреждают эксперты».
Закрываю планшет.
Пятнадцатое апреля – это вчера.
Вспоминаю огненный танец лисицы.
Что это – предупреждение или угроза?
Или сон.
Кицунэ иногда погружает в сон, из которого можно никогда не выйти.
Я не знаю.
Но лисица всё ещё кружится в моей голове.
И страшный огненный закат видится уже здесь – над океаном, который мы должны пересечь.