Наше дело правое

               
     Товарищ Каганович, большой, раздутый водянкой, похожий на громоздкий еврейский шкаф, нежно поглаживая обеими руками по головам Самуила Маршака и Сергея Михалкова, пренебрежительно высказывал товарищу Хрущеву, страдавшему одышкой после вчерашнего :
     - Пришло к нам в секретариат письмо от некоего якобы Варламова. Удивлен гражданин.
     - Это чем же ?
     Хрущев залпом выпил графин теплой невкусной воды и ослабил галстук.
     - Почему, спрашивает, мы говно.
     - Мы ? - Нахмурился Хрущев.
     - Не мы, а они, - поправил Каганович и улыбнулся отеческой улыбкой, потрепав за ухом радостно взвизгнувшего Михалкова, - он за всех глашатай, за всю Москву.
     - Знаю я этого Варламова, - открывая чекушку буркнул Берия, - это брат летчика Коккинакки.
     - Коки - яйца, - заметил Каганович, доставая из ящика письменного стола вяленую тарань.
     - Наши яйца, накки - наши, на древнегреческом, - закурил товарищ Хрущев и дернул за хвост Маршака.
     - Уж больно волосаты яйца-то, - разливая по маленькой констатировал Берия. - И вонючи.
     - Говно, - опохмелившись, застонав от наслаждения, изрек Хрущев и бросил фантик от " Серебряного ярлыка" в голову Михалкова.
     - Самое натуральное, - кивнул Берия.
     - И х...й с ним, - завершил дискуссию Берия, быстро поднялся, стремительно подбежал к окну. Отдернул штору. - Пора.
     Трое украдкой спускались по лестнице, ведущей в катакомбы Аджимушкая. Их только вчера сбросили с парашютами прямо в бухту , где на буйках сидели Маршак и Михалков, героические партизаны и предатели, орудовавшие в окрестностях оккупированной Одессы. Ставка подозревала, что дело не чисто, посылала Машкова в сапогах, но он пропал без вести, последние смутные слухи о его судьбе пришли с борта турецкой шаланды, полной кефали : мол так и так, член экипажа Машков в сапогах прыгнул за борт с тоски по заснеженным просторам Крайнего Севера и от общей несправедливости мирового кинематографа к гениальным работам отечественного производителя, наконец-то освоившего передовую технику. Грузовой автомобиль " Студебеккер", если быть точным, тридцать лет стоявший под навесом, и вчера вышедший в рейс : отвозил Колька-шофер полукопченую колбасу из персональных пайков Зое Федоровой на Колыму. Вез три дня и три ночи по направлению норд-норд-ост. А затем интернированный в Тегеране. Не знал Колька, что верный топор нельзя класть рядом с компасом, положил рядом с прибором и поехал, удивляясь по пути чинарам, абрикосам и странным людям, неспешной походкой ходящим без цели, от лавочки во дворе до табачного киоска. Они гордо бросали полтинники на прилавок и сипло требовали " Казбек", так же не торопясь возвращались обратно, усаживались поудобнее под сенью черешен и читали вслух стихи Шевченко на украинском языке, они особенно ржачно звучали в наступающих сумерках теплого вечера, непонятно ни х...я.
    Оставшиеся на поверхности, в сарае каменотеса, белой известковой стеной притулившегося к склонам и отвалам, улеглись на циновке и, тепло дыша друг другу в уши, уснули, забыв передать донесение о прибывших гостях в местный отдел СД. За это, кстати, их лишат премиальных и отправят на сбор бахчевых в соседний колхоз " Заветы Алоизовича", где они сопьются и утратят моральный облик борцов с большевизмом.
     Трое вошли в обширную пещеру. На каменной тумбе сидел мордатый Пореченков в тельняшке. Он поздоровался с вошедшими и открыл собрание.
     - На повестке дня, товарищи, капитуляция фашистской Германии. Она произойдет, - Пореченков остро глянул на циферблат часов, - ровно через три с половиной года.
     - Обожди.
     Товарищ Берия взял слово. Подержал его в руке и, размахнувшись, выбросил на х...й. Жестами объяснил, как оно бывает. Пореченков закрыл собрание, снял тельняшку, переоделся в форму почетного метростроевца, вылез из катакомб и по проторенной дорожке предательства завербовался в экипаж турецкой шаланды, следом за Машковым в сапогах прыгнул за борт и пропал без вести.
     А трое сидели на мысе, посылали сигналы и ждали самолет-амфибию, вылетевший с аэродрома подскока, управляемый твердой рукой летчика-испытателя Водопьянова, в прошлом месяце затопившим " Челюскин", накрывшим точным залпом Семипалатинск и пустившим на дно остров Сахалин. Спасся один человек. Газманов. В шинели. Прибыл на эвакопункт, отоварил продуктовую карточку младшего комсостава, по бюллетеню получил внеочередную награду и убыл, бля.