Тебе на память обо мне Главы 11-12 Колобой, сказоч

Глава 11 Колобой, сказочка

Катится, Колобой по лесу. Катится, значит, катится, а навстречу ему Зайчик:
- Эй, Коло, пойдем на казенное поле картошку воровать? А не то я тебя съем!

- Не ешь меня, Зая, я тебе песенку спою, - и запел: - В самом пекле побывал и из печки цел ушел… Куда ж тебе съесть меня, Зая!

И покатился Колобой дальше. Катится-катится, катится-катится, а навстречу ему Волк.
- Пойдем, Круглый, водку пить? А не то я тебя съем!

- Не ешь меня, Серый, я тебе песенку спою, - и запел свою песенку: - В самом пекле побывал и из печки цел ушел, и от Зайца я удрал… Куда уж тебе, Серый, съесть меня? Подавишься!

И покатился Колобой дальше. Катится Колобой, катится, катится Колобой, катится, а навстречу ему Медведь. И дрын от забора тащит.
- Слышь, ты, Колобой, вернись обратно в шайку. Не то убью!

- Ты, сперва, песенку мою послушай. А уж потом махаться будем! - и запел: - В самом пекле побывал и из печки цел ушел, и от Зайца я удрал, и от Серого убег… Куда уж тебе меня дрыном! Ты ведь - Косолапый. Читай по губам: косая лапа. Все равно смажешь! И покатился себе Колобой дальше.

Катится Колобой, катится, катится Колобой, катится, катится, Колобой, катится, и уже надоело ему катиться, как на встречу - ах! - Лиса. Почему «ах»? С винтовкой, зараза!

- Здравствуй-здравствуй, Колобойчик… Да какой же ты сладенький, беленький да гладенький! А ну, давай побратаемся: наложи-ка на себя крестное знамение, да и катись себе подобру-поздорову. А не то я тебя пиф-паф, ой-ой-ой!

- Лиса, а Лиса, давай я тебе лучше песенку…
- Не надо петь военных песен!
В общем, так и не сломила винтовка вражья волю нашего Колобоя. Вечная ему теперь память!

Такую вот сказочку написала Она под впечатлением от фильма «Иноверец». Главный герой - вернувшийся из Афганского плена солдат, который там, на чужбине, стал абсолютно другим. Мусульманином до мозга костей. Так что чужбина теперь для него тут, на родине. Совершенно ненужным оказалось вдруг все, чем жил раньше. Мусульманин объявляет войну прежним устоям: воровству, пьянству, шайке старых друзей.

«Иноверец» заставляет задуматься: а, вообще, что такое испытание от Господа? Что есть стойкость человеческой веры, и каковы ее пределы? Казалось бы, это противостояние родным, друзьям, самому себе - должно сломить, раздавить, уничтожить. Так и вышло: тело погибло, но остался жить дух.

Когда-то давно с нею случилось нечто схожее. Нет, Она не ударилась в ислам. Тем не менее, произошедшее вылилось в совершенно особую главу ее жизни.
В тот день и на душе, и на улице, было промозгло и зябко. Отшвырнув себя двухметрового Федьку, Она сбегала вниз по ступеням Театрального института.

- Господи, вот если бы только солнышко! – взмолилась Она точно так же, как в детстве.

И вдруг уловила слабое звучание: кто-то пел под гитару. Она поднялась на бордюр, высматривая, откуда бы мог идти звук. Поблизости никого не было, зато вдалеке было заметно, как тоненькие иголочки света прокалывают хмурую тучу и на землю начинают спускаться редкие солнечные нити.

- Это Ты, Господи! - прошептала Она. - И Свет Твой, как животворящий ответ на все вопросы.

Она поспешила к свету. Гитара звучала громче, и, войдя в солнечные нити, Она принялась разглядывать каких-то людей, которые тут же подошли к ней, протягивая синюю маленькую книжечку. Она прочитала: Евангелие.

Раньше ее вера была неосознанной, передавшейся, что называется, по наследству от бабушки, которая, не являясь человеком сильно грамотным, верила, как и большинство бабушек - сердцем. Каждый день они вместе читали Псалтырь и молитвы, каждую неделю принимали Причастие. Но, взрослея, Она чувствовала, что такой веры ей недостаточно. Хотелось воспринять не только сердцем, но и всем разумом. Ей нужно было самой докопаться, а как все произошло? И что, вообще, произошло тогда, на Кресте Голгофском? Ответы Она отыскала в той церкви, куда пригласили люди с гитарами. Это не была Православная церковь.

 Навсегда запомнилось то первое ощущение, когда сознательно приходишь к Богу - как окрыляет вера, не накладывая никакого отпечатка бремени. Наверное, такое счастливое время дается именно для того, чтобы потом, в непростые минуты, можно было вспоминать это крылатое состояние.

Ей предложили петь в церковном хоре, и вскоре проснулся талант: Она начала солировать. Так нравилось, когда в ослепительно светлый день голоса взмывали ввысь навстречу солнечному лучу, который струился из окошка под самым сводом. Этот луч и окошко напоминали о детской вере, о деревне и бабушке, по которой Она скучала.

Теперь Она жила в городе, в общежитии Театрального института, куда уговорила поступать Маня. Интуитивно Она понимала, что актриса из нее навряд ли получится, но что именно из нее должно получиться - тоже не знала. С самого детства Она мечтала стать писательницей, но ведь на писателей нигде не учат. Это особого рода призвание - дар либо есть, либо нет. Так что поступать вместе с Маняшей Она согласилась лишь для того, чтобы получить высшее образование. По личным причинам поступил сюда и Федька, у которого тоже была мечта: построить кузню и стать кузнецом. На кузнеца хоть и учили, но денег в придачу не давали. И Федька рассчитывал поднакопить средств за счет актерства, а потом взять да и послать это актерство куда подальше. Так, все трое оказались на одном курсе в одной группе.

Ей самой удавались и нравились предметы общеобразовательные, Мане - специальные, а Федьке не нравилось ни то, ни другое. Порой ей казаться, что весь Федькин ум ушел в рост. Парень был выше всех на курсе, да еще и косая сажень в плечах, так что, девчонки без конца на нем висли, а тот отирался возле них с Маней. Неуклюжий, несобранный с бесчисленными плоскими шуточками и навязчивыми знаками внимания, Федька был ей противен. И не укладывалось в голове, для чего Маняша начинает заигрывать с ним, время от времени поддразнивая тем романтическим свиданием под фонарем, которое так и не состоялось.

Подруга флиртовала со многими. Восхищенные взгляды сокурсников постоянно обращались к Маняше. И тогда ее Маня делалась абсолютно другая: будто бы подражая кому или играя какую-то роль, снова становилась чужой и далекой. Фальшь эта с притворством напополам тяготила порой и подругу. И было просто жаль, когда, заигравшись на публике, Маняша наедине с собой никак не могла обрести себя натуральную.

Складывалось впечатление, что подруга никак не желает повзрослеть и воспринять на себя, что ли, ответственность: очень хотелось вести себя по-взрослому, но, чтобы при этом спрос был, как с ребенка. Маняша крутила несколько романов сразу. Один с худруком драмтеатра, преподававшим на курсе, другой с Артемом в деревне и еще ни к чему не обязывающий романчик с приезжим офицером.

Наблюдать за всем этим ей было тягостно, плюс еще начались сложности по учебе. Нужно было играть по парам в любовь.
- Это какие-то торги самое собой! - возмущалась Она Маняше. – Да, выставление себя на торги.

- Подумаешь! Что тут такого особенного? – пожимала плечами подруга. – Подходишь, целуешь, затем несколько пылких реплик. Снова поцелуй. Забавно!
 
- Играть в любовь меня не забавляет!
В пару для постановки этюда, как назло, достался Федька. Ей завизжать хотелось от одной только мысли, что тот до нее дотронется. Конечно же, Она понимала, что прикасаться и целовать должна, собственно, не Она, и оголяться перед ним будет, черт возьми, не Она, а ее героиня! Но внутри что-то кричало: нет, нет и нет! Все разрешилось так просто: на репетиции, сама не зная как, Она отшвырнула от себя двухметрового Федьку и сбежала из Театрального института.

Глава 12 Душа - не балалайка

- Значит, нашла новых друзей, а старых забыла! – начала корить подруга, как только увидела ее на пороге общежития. – Двадцать первый век, а ты все со своим лучом носишься! Дескать, глядите, там живет Бог!

- Живет, - подтвердила Она.
- И где же твой Бог? Давай разберемся! - Маня заглянула в шкаф: - Э-э-эй, Бог, может, Ты тут? – потом залезла под кровать: - А, наверное, тут! Ну, покажи мне, где Он находится?

- Да без проблем! Только сперва покажи, где находится совесть? - Она вопросительно посмотрела на Маню и та замолкла. – Кстати, может быть, слышала: такой-то год от Рождества Христова?

- И не раз! – фыркнула Маня.
- Так зачем же брать за точку отсчета мирового времени Того, Кто не родился? А еще непонятно, как быть с кучей исторических документов, свидетельствующих в пользу Христа.

- Почему же тогда официально нам не объявят, что Бог - есть? - Маня карикатурно воздела руки к небу.
- А тебе как больше нравится – по радио или по телевизору?

- И так, и так.
- Было б неплохо! – кивнула Она. - Да вот, незадача: еще не придумали критериев, по которым можно приписывать к статусу Бога. Не каждый день, знаешь ли, Бога встретишь.

- А, может быть, я - атеист!
- Атеизм тоже разновидность веры. Что ж, поздравляю тебя с тем, что уверовала в ничто! Ты катакомбы помнишь?

- Спрашиваешь! – вздрогнула Маня.
- Тогда никто не призывал на помощь атеизм, - напомнила Она. - Я вот что скажу: дело совсем не в том, есть ли Бог, а в том, хочешь ли ты, чтобы Он был? Или же хочешь, чтобы Он своими заповедями не мешал тебе жить.

Маня раскрыла рот, чтобы возразить что-то, но передумав, отвернулась к окну и стала ковырять краску на раме. Она подошла к подруге и обняла. Они всегда с полуслова понимали друг друга. Почувствовали и теперь, что нет больше смысла продолжать тупиковый разговор. Где-то внутри Маня осознавала правдивость этих слов, только принять их пока была не готова. Вот если разобраться: сама Она не так уж многим и жертвует, а Мане, признав существование Бога, придется перевернуть всю себя.

- Извини, что накричала, - вздохнула подруга, теперь это снова была ее Маня. – Ну, рассказывай, где пропадаешь, когда придешь на лекции?
- Я… не приду. Я за вещами.
 
Повисла пауза.
- Из-за Федьки, да? Ты  только не переживай, я все улажу: поговорю с худруком, тебе сменят партнера…
- Федька тут ни при чем, - перебила Она.

- Тогда из-за твоих новых друзей? Они считают нашу профессию богоненавистной, да?
- Это из-за меня, Маня. Эта профессия мне - ненавистна!
- Почему? - Маняша вскинула брови.

- Потому что я не согласна! То, что происходит - происходит за счет моей души!
- Ну, ладно, ладно… ну, потерпи, - принялась уговаривать подруга. - Считай, что год уже отмучились…
- Ну, потерпи, ну притворись! – снова оборвала Она и резко встала: - Хватит, Маня. Душа - не балалайка! Я на журфак поступать буду.

Родные долго находились в счастливом неведении, видя, как их студентка корпела над книжками и, полагая, что Она занимается предметами по специальности. А Она готовилась к вступительным экзаменам. Больше всего нравилась литература. Ее поразил образ Карениной. Как только Она увидала Анну на книжной странице, тут же подумалось: в жизни этой женщины должно случиться несчастье.

Вот если можно было б путешествовать сквозь книги! – представилось ей. – Тогда Она непременно бы встретилась с Анной. С какою целью? Конечно же, изменить ход художественного произведения! Да, да, именно: чтобы отвоевать Анну у автора. Ну, и что, что сюжет и композиция не позволяют этого. Ну и что, что идея произведения - запретная любовь приводит к смерти. Ну и что, что Каренина носит фамилию, говорящую за себя, дескать, во что бы то ни стало, Анну должна постигнуть кара. Ну и что! Ну и что! Ну и что!

Теперь, когда Она узнала, какой Господь, Она бы сказала:
- Это – испытание, Аня. Ничто не стоит того, чтобы отказаться от самого драгоценного, что даровал Господь - жизнь. Послушай, Аня, однажды Бог призвал из тьмы тебя и только тебя. И поклониться должно Крестным ранам, в благоговении взирая на смерть Христа, которая открыла тебе – жизнь!
В твоих глазах немой вопрос, Аня:

- А что если нет больше веры, что если вера мертва? Вера в людей, вера в любовь, во все!
- Тогда молись, Аня, так: Господи, помоги моему неверию! И Господь ответит: «Вот, я начертал тебя на дланях Моих». Ты только вдумайся, Аня: Я начертал тебя. Нет, не просто твое имя, а всю тебя: твой образ, твои беды и нужды, всю твою жизнь! На пронзенной ладони Бог вечно готов хранить тебя. Разве сможешь сказать теперь, Аня, что Бог оставил тебя?

В конце лета Она объявила родным, что бросила Театральный институт, поступила на журфак, и что теперь будет ходить в другую церковь.
И тут началось: искушения так и посыпались на ее голову! Словно под копирку, как в «Иноверце».

Родители говорят:
- Иди на поле свеклу для скотины рвать!
А Она:
- «Не укради». Не пойду.

Маня говорит:
- Сегодня ночую у Темы. Прикрой, если что - я была у тебя.
А Она:
 - «Не лжесвидетельствуй». Не прикрою.

Бабушка зовет:
- Пойдем в церковь, икону чудотворную привезли.
А Она:
- «Не сотвори себе кумира и никакого изображения…» Не пойду.
- Это – секта! - выдохнула хором родня.

И Она, что называется, собственной шкурой прочувствовала, что такое испытание веры. Успокоение дарила маленькая синяя книжечка, в которой находись ответы на все опасения, переживания и страхи.

- Я совсем одна, Господи.
- Дитя Мое! «...не оставлю тебя и не покину...»  (Евр. 13:5).

- Господи, мне страшно.
- Не бойся, дитя, а думай: «Господь - защита моя и Бог мой - твердыня…» (Пс. 93:22).

- Столько всего навалилось!
- «Возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя» (Пс. 54:23).

- Я не могу больше, Боже...
- Дитя, а ты вспомни: «Все могу в укрепляющем Иисусе Христе» (Фил. 4:13).

- Я запуталась, Отче, куда мне идти?
- Не волнуйся, дитя, «от Господа направляются шаги человека» (Притчи 20:24).

- Я часто грешу.
- А ты знай, дитя «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши...» (1 Иоанн. 1:9).

- Неужели я так драгоценна в глазах Твоих? Даже до смерти Крестной!
- «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Иоан. 3:16).

Она досмотрела фильм «Иноверец». Дорогие воспоминания яркими пятнами вспыхнули перед глазами. С новою силой захлестнул тот порыв к небесам, который Она ощущала с самого малолетства, с момента, как начала себя помнить. И снова чувство сродни иноверцу: будто бы Она и не отсюда вовсе, будто бы это и не ее измерение… Как же хотелось стать отголоском света, маленькой частичкой огромного лучезарного потока, что струится из-под купола церкви! А еще верить хотелось, что когда-нибудь Она обязательно поднимется по золоченой лестнице туда, где ожидает ее дорогая бабушка и Анна, и этот вот мусульманин.