Мальта

 В самый разгар кризиса мне позвонили из Клайпеды и сделали предложение, которое, после согласования оклада, быстро перешло в разряд тех, от которых не отказываются. Судовладельцу нужен был механик способный обслуживать механизмы и силовую установку на судне стоящем в "отстое" на Мальте, и готовый делать это в полном одиночестве. То есть, я должен был остаться на судне совершенно один, обеспечивая его электроэнергией, топливом и водой, а самого себя пропитанием, с готовностью решать все возникающие проблемы в условиях самоустранившегося "отдаленного офиса". Мне нравятся такие авантюры, и я согласился.

Так как, самолет на взлетной полосе Паланги отказался заводиться, мой рейс перенесли, и я прилетел на Мальту поздним вечером. Встретивший меня недружелюбный агент, привез в город около полуночи и высадил у каких-то глухих, металлических ворот в заброшенном, на первый взгляд, переулке, и со словами: - Приехали,- укатил домой. После долгих, пятнадцати минут стуков в калитку, и уже возникнувшего желания лезть через забор, ворота
 распахнулись. Старый, покачивающийся, уличный фонарь, так и не осветил лица сонного сторожа. Я произнес название судна, и он, из темноты, вяло указал направление в дальний угол причала. "Вот оно-кладбище кораблей"- подумал я и потащил чемодан в сторону огромной тени. Что-то, до боли знакомое, начало проявляться из мрака. Соглашаясь на это приключение, я предполагал сюрпризы, но не до такой же степени- передо мной стояла во всей своей красе, вытащенная на берег, огромная древнегреческая галера, с тараном на носу и портиками для весел. "Нет, это было бы очень жестоко",- успокоил себя я и пошел вокруг галеры. Своим не маленьким корпусом, она прикрывала, назначенный мне кораблик. Еле разобрав название, я постучал обрезком трубы по корпусу, загрохотала дверь, и на палубу вышел человек.
-Welcome on the board!- радостно сказал он и принял у меня чемодан.

Было поздно, и мы решили выспаться, оставив дела на потом. Его радость при виде меня - настораживала.
- Мечтает свалить побыстрее, - решил я, засыпая.
 Утро встретило ярким солнцем, лазурной водой и зарождавшейся жизнью муравейника судоремонтного завода у причала которого мы стояли. Судно
 оказалось научно-исследовательским, без устали бороздившее, до последнего дня докризисной жизни, шельф Средиземного моря в поисках залежей полезных углеводородов. Оно было, буквально, напичкано дорогущей аппаратурой и глубоководными сканерами. Мой, засидевшийся "наставник", был "последним из Могикан" уволенного экипажа. Времени на передачу дел было мало, и он только успел провести по машине и показать, заваленную продуктами провизионку, оставив мне целый том инструкций на все случаи, как оказалось потом, его жизни. Моя пошла, каким-то своим путем, и несколько отличалась от его видения перспективы.
 Несколько дней я посвятил изучению машины и механизмов, так как хозяином мне была предоставлена относительная свобода выбора стратегии и тактики в борьбе с одиночеством, то я решил начать с экономии топлива и перешел на энергосберегающий режим жизнеобеспечения- остановил все кондиционеры и запустил стояночный генератор. Рассказы сменщика о его жизни в гостинице, в ожидании топлива, меня не прельстили. Судно было ухоженное, списанная команда- многочисленной. Даже через месяц "одиночного плавания" кладовки и холодильники ломились провиантом. Жизнь налаживалась, и постепенно приобретала созерцательный характер. Обслужив с утра механизмы, я выпекал в духовке свежие круассаны из замороженных заготовок, что-что, а это мой заботливый сменщик, показал сразу, понимая вкус одинокой жизни, и
 отправлялся встречать восход над живописной бухтой, устраиваясь в кресле на корме с чашечкой кофе и парой-тройкой круассанов на блюдце.
 Выучив через пару недель весь распорядок, все передвижения рабочих и ход ремонтных работ на объектах - я заскучал. Изредка позванивал хозяин и
 интересовался моими надобностями, я стеснялся беспокоить его рассказами о своей тоске по Родине и преданности его кораблю, кратко докладывая о
сбереженном топливе и перспективах не скорой бункеровки - он был счастлив!
 Как и положено, в таких случаях, наблюдательным пунктом за происходящей вокруг жизнью, был выбран ходовой мостик с хорошим раскладывающимся креслом, с которого в удобной позе можно было бесконечно наблюдать за работающими людьми. Постепенно я изучил жизнь и редких жилых домов этого заброшенного района города, ожидая, когда в пять часов вечера, весь день, прячась в прохладе веранды, на крышу старого дома напротив выходил лохматый пес, встречать хозяев с работы, что и для меня служило сигналом к началу приготовления ужина.
Вся Мальта сложена из одного камня, и современные постройки мало отличаются от средневековых своим видом и дизайном, сливаясь в один
 мудрёный узор желтоватых, пыльных строений. Рядом с судном, через канал, стояла старинная католическая церквушка и настырно будила меня в
 семь утра, громко начинавшей звучать магнитофонной записью пения, какой-то, по ощущениям, старушки, из динамика на низком куполе, направленном прямо на мой иллюминатор. Поэтому, при переходе на зимнее время, я не стал переводить часы, а позволил уже благолепно будить меня в восемь часов утра моего личного мальтийского времени. Я вставал и шёл гасить уже не нужное ночное освещение.
Вокруг моего "крейсера" кипела повседневная трудовая жизнь, уходил-приходил портовый буксир с болгарской командой суровых мужиков, швартовалось в ремонт новое судно, и меня, время от времени, дергали с места на место, заставляя переносить концы и кранцы.
Боясь надолго оставить судно, я выходил вечером на небольшой базарчик рядом с заводом, купить вина и оглядеть окрестности. У заброшенного причала стояла древняя шхуна «Шарлотта-Луиза». Кажется, сойди на её палубу и рухнешь вниз, как герой мультфильма на «Арго». Шхуну подпирала немецкая подводная лодка с хищным, до сих пор, оскалом.
Через месяц, в воскресенье я, наконец, рискнул выйти в дальний поход и обнаружил массу удивительного вокруг, не считая грязного, эмигрантского гетто африканских переселенцев неподалеку, целыми днями сидящих на корточках вокруг транспортного кольца и разглядывающих проезжающие машины. За этим кольцом располагался ипподром, по одну сторону от него, виднелись живописные поля для гольфа, а по другую, вдоль высокой глухой стены, тянулись кварталы целого города, основой жизни, которого были скачки. Стиль и архитектура этих строений не отличались от общепринятого на Мальте, но маленькие дворики и гаражи служили пристанищем для лошадей, которых приводили со скачек прямо через улицу к их жилищам. По воскресеньям у стены ипподрома, за которой кипела азартная жизнь, собирались любители спокойствия и птичьего пения, развешивали на стене клетки с канарейками и в ожидании покупателей, обсуждали свои "клубные" темы. Порой, после очередного забега, под сладостное пение проснувшегося тенора, мимо проводили взмыленную до пены, скаковую лошадь, и только один я выглядел здесь "инородным телом".
В следующее воскресенье, я, наконец, достиг сердца Мальты-Валетты. Не знаю, какой из портов Средиземного моря представлял Александр Грин, но для меня сразу стало ясно -Ассоль живет здесь!
Я даже нашел дом, из которого можно будет увидеть приближающиеся "Алые Паруса", но сам решил ждать их на скамейке живописного сада у входа в бухту. Впоследствии, став завсегдатым этого наблюдательного пункта, со мной начали здороваться местные старожилы, любители созерцательного образа жизни. В полдень, "светская жизнь" Мальты перемещается к смотровой площадке сада при бирже, где, как на осколке британской империи, с крепостной стены производится трогательный выстрел из старинной пушки посредством костюмированной обслуги, приезжие англичане послепенсионного возраста роняют при этом слезу.
Каждое воскресенье у главных ворот крепости, на конечной остановке ярких городских автобусов, собирается "блошиный рынок", где лотки с антиквариатом, как магнитом, притягивают, пропитанными жизнью и своими историями, предметами ушедшей эпохи, а павильоны неоново-синтетических поделок из Китая выталкивают скорее на свежий воздух.

Улочки Валетты можно изучать бесконечно. Каждый угол квартала венчает древняя скульптура Мадонны или другого Святого. Средневековые двери соревнуются резными рисунками и ажурными ручками. На солнце "преют" многочисленные, мудрые коты - потомки сподвижников мальтийских рыцарей. В конце прямой, как стрела, узкой улицы, всегда видно яркое синее море. Мне пора возвращаться на судно–боязно оставлять надолго работающий генератор, покупаю вино, сигары и рыбу, иду жаркими, пыльными улицами обратно в одиночество, на целую неделю.
По вечерам можно любоваться стаями барракуд, заходящих в бухту на судовые огни, ярко освещающие воду - начинается охота. Суровые болгары пытаются ловить барракуд на удочку и спиннинг, но хищники не обращают внимания на наживку и ждут жертву. Я докуриваю, смотрю на Луну, как на Землю из космоса, и в тысячный раз задаю вопрос:

            - Что я здесь делаю?