Недоэротический этюд

В начале седьмого вечера, в самый разгар фестиваля пробок, мы с Оксаной неслись по мичуринскому на ее белокрылом новеньком мерседесе без особых препятствий. То ли лето жарой разжижило пробки, то ли мерседес Оксаны, действительно крылат. До центра мы долетели за каких-то 20 минут.
  В этот день это был последний вызов, не закрывается дверь встроенного холодильника. На пересечении Мичуринского и Ломоносовского проспекта, высится эффектный новый жилой недонебоскреб. Высокий забор, камеры, бело-грязная будка, ощерившаяся большими стеклянными квадратами, зажавшая в себе человека в форме охранника, жующего бутерброд с очередным душещипательным сериалом. Назвав номер квартиры, я попал на территорию элитного комплекса «Мичуринский». Все дальнейшее происходило как в мечте сантехника. Передо мной открылась дверь… На пороге стоит шикарная белокурая женщина и смотрит мне в глаза своим упругим третьим размером. Трусики скрывает узкая полоска джинсовых шорт. Проглотив, то, что обычно глотают в таких случаях, я прошел в квартиру. Осмотр холодильника производился в тягучей тишине, которую я все же решил разрядить.
– Чем занимаешься, Оксана? – решил я без лицемерных церемоний, перейти на ты.
– А я обязательно должна отвечать на такие вопросы? – тянуче прощебетала Оксана.
– Только чистосердечное признание, никакой принудиловки.
– Тогда я не буду.
Поняв, что работать придется в тишине, я расслабился, и стал снимать кронштейны, когда за моей спиной, проделанное мной в вакууме, отверстие, вдруг стало втягивать, с оглушительным свитом, воздух, и все вокруг разорвалось, Оксану прорвало.
– Головной болью я занимаюсь, – осторожно, пробуя на ощупь мою способность воспринимать намеки, начала Оксана.
– Ты доктор, психотерапевт?
– Нет. Своей головной болью.
– Оксана, мы только познакомились, рано еще об этом.
– Да я рассталась с молодым человеком. Нет, не открывай, – закричала она, когда я стал открывать дверцу морозилки.
– Ты действительно это сделала, ты что, тебя же посадят?
– Что я сделала? – уставилась на меня своими круглыми серыми глазищами, Оксана.
– Ты рассталась с молодым человеком, и сейчас его куски лежат в твоей морозилке…
Оксана, заливисто засмеялась, опрокидывая голову.
– Там запах неприятный просто.
– Ещё бы, сколько он уже здесь лежит?
Снова трели смеха, после которого начался длинное душещипательное повествование о том, как её молодой человек не давал ей денег, а квартира съемная, сто тысяч в месяц, а ему, гаду, только секс подавай. Стал даже руку прикладывать.
– А зачем же ты с ним продолжала отношения после этого?
– Ну он потом прощения просил, обещал, а я доверчивая, жалко…
– Понятно, ищи кронштейны в интернете, покупать надо.
Теперь мы сидели у барной стойки, отделяющей кухню от зоны отдыха небольшой квартиры-студии, и вместе искали в ее айфоне, кронштейны.
– Вот они, дай позвоню.
Я поговорил с менеджером магазина, убедился, что это именно то, что нам надо.
– Ну что, поехали? – спросил я, – они до семи работают, у нас минут сорок.
– Успеем, – заскочила Оксана в ванную, – я только переоденусь быстро.
Когда она выскочила, на ней были такой же ширины шорты, только порванные. Выскочив на улицу она подошла к мерседесу, неуклюже перекинувшему одну свою половину на тротуар.
– Я не поеду на таком, ты хочешь меня опозорить на пол-Москвы?
– Чтооо? – обалдела от такой дерзости, Оксана, – ты что?
– А что, почему такая грязная машина? Пассажирская сторона была сочно забрызгана, видимо проезжавшей рядом машиной.
Мы снова посмеялись, и выкатились на мичуринский.
– Вот и машину купила недавно, два миллиона, а он жадный, не хочет мне помогать, – продолжала свой заунывный рассказ Оксана.
– Я фотограф, – окинув с ног до головы её фигуру, пропел я, – у тебя красивое тело, давай я тебя поснимаю.
– А у меня есть классные фотки, – она ничуть не смутилась.
– Покажи.
Мы ехали, она жаловалась, я листал фотки в её айфоне, фотки, сделанные на хорошую камеру ужасными руками. Кадрирование такое, словно снимал мясник, знающий толк в разделке туш, руки и ноги отсечены, иногда даже ягодицы и бока. Ни положение тела по отношению к свету, ни положение света по отношению к телу не учтено, в общем бесовская пляска. На всех фото Оксана в нижнем белье. И вдруг выскакивает картинка, на которой её упругая, идеальной формы грудь заставляет застыть в изумлении.
– Ой! – с деланным смущением, пискнула, Оксана, но попыток помешать не предприняла, – только познакомились, а ты уже мою грудь видел.
– Я ещё и потрогаю сейчас, она у тебя силиконовая, я никогда ещё не трогал силиконовую грудь.
– Да, я вот только хочу ещё ножки подкачать, чтобы соответствовать.
Я ухватил её аппетитное бедро чуть ниже шорт.
– Вот это чтобы соответствовало, ты шутишь, или ты так обратила мое внимание на свои ноги, и добилась ожидаемого?
Припарковавшись, мы выскочили в предзакатный город, дышащий летним теплом. Забежали в магазин, забрали кронштейны, и вернулись в ласковые объятия теплого вечера.
– Как хорошо идти за тобой, такие виды открываются.
– Нравится? – обернулась ко мне Оксана.
– Да, пожалуй, куплю себе такие короткие шорты, – схватил я её за талию и провернул несколько раз вокруг оси, разглядывая её фигуру. По тонким плечам рассыпались светлые волосы, разлетающиеся от кружения. Плескающееся в глазах солнце, брызгало своими лучиками мне в глаза, и от них становилось жарко. Яркие губы сочились чувственностью, улыбаясь мне, а голос разливался в озорном смехе. Она кружилась согреваясь моим жадным взглядом, оборачиваясь его огнем с каждым оборотом, наслаждаясь его обжигающим касанием. Она сверкнула на меня молниеносным озорным огоньком исподлобья и резво перепрыгнула дорогу, нырнула в салон своего скакуна. Назад мы уже ехали спокойно, как едут два любовника, взявшие друг от друга все, чего хотели.
  Оксана забралась на высокий барный стул и следила за тем, что я делаю.
– Ты так завороженно наблюдаешь.
– Да, мне нравится наблюдать за тем, как мужчина работает, в этом есть что-то волшебное.
Я закончил, помыл руки, подошел к Оксане.
– Ну что, попробуем силикон на ощупь.
– Не надо, – сказано это было вяло, не уверенно.
Ощущения были необычными, словно сжимаешь упругий мячик. Её глаза следили за движением моих обалдевших от радости ладоней, исследующих неизведанную широту женской души, с благоговением ребенка…