Писатель Капитанкин

В этот летний день в поселке Бредкино была очередь писателю Капитанкину коров пасти. Пастуха в поселке не было, и все жители, кто коров держал, пасли по очереди. А жена писателя Капитанкина шесть коров завела, дачникам из столицы молоко продавать. И что было ей делать, коли муж нигде не работал, он же писатель, а в доме пятеро детей.

Надел писатель Капитанкин черный костюм, голубую рубашку, галстук в горошек повязал да черные лакированные ботинки, подаренные племянником, на босу ногу напялил и еще фотоаппарат «Виллия-авто» сбоку прицепил. Стоит с кнутом в прихожей возле зеркала, кудрявую шевелюру начесывает, а жена уж тут как тут:

– Ты зачем, придурок, коров пасти так вырядился?

– Ты глупая, недалекая женщина, – сурово ответил жене писатель Капитанкин и даже пальцем погрозил. – Неужели не понимаешь, что я – писатель? И я должен прилично выглядеть. Как я могу, как простой пастух, коров пасти, все должны видеть, что я – писатель!

;
Детство и юность писателя

Жизнь у писателя Капитанкина всегда суровой и трудной была. Больше всего любил писатель Капитанкин в детстве со спичками баловаться. То стог сена подожжет, то дом, то детсад, то школу. Потому архивов о его пребывании в этих учреждениях не сохранилось. Одни легенды, сказки, были и саги. Односельчане писателю Капитанкину шалости эти всегда прощали, считали, что пиромания его служит заменой полового удовлетворения. Умелым мальчиком писатель Капитанкин рос. Велосипед деревянный смастерил с колесами из железных мисок. С горы покатился, да в березу лбом угодил. Тормоза не сообразил поставить.

А самые теплые воспоминания о первой учительнице остались. Один раз в родную деревню заехал, хотел ее повидать. К деревне подходит, видит, какая-то пьяная баба с зеленого бугра катится. Присмотрелся и обрадовался: «Да это же моя первая учительница – Марьиванна!»

Любили в те времена, праздники. На Октябрьскую и Первомай по три недели гуляли, каждый день в новой избе. А если из гостей идут и не кувыркаются – значит, плохо угощали. Не боялись шумно гулять, здравпункт в деревне был, советская власть о здоровье крестьян хорошо заботилась, местный фельдшер всегда здоровье поправит. Даром что армянин, Амбарцум Саркисович. Бабы его по-простому звали «Амбар Сараич».

Поначалу противился фельдшер, конфузился очень:

– Вы, бабы, как угодно меня называйте, только с постройками не путайте!

Но потом привык, прижился, теперь тоже с красным носом и в телогрейке ходит.

С женским полом в юности писателю Капитанкину не очень везло. Пригласил одноклассницу на первое в жизни свидание за гумно да и пукнул нечаянно. Пытался казус исправить, все подошвой по траве чиркал, а звук, как назло, все время не тот выходил. Вот и не пришла к нему больше зазноба вечерами на звезды смотреть.

Однако заметили селяне, что отрок растет нравов строгих и основательный очень. Спросишь что, а он голову долго чешет, вроде как полным дурачком прикидывается, а сам соображает задним крестьянским умом, как лучше и заковыристей ответ держать. А потом его и в письменную форму укладывать научился и публиковать в местной газете в стихах и прозе. Так он и стал писателем Капитанкиным.

Писатель и иностранцы

В эти же младые годы иностранцев писатель Капитанкин шибко не полюбил. Приехала к ним в колхоз немецкая делегация по обмену сельскохозяйственным опытом. Ну, немчура и давай над словом «колхоз» потешаться, дескать «коль» – по-ихнему – «капуста», а «хост» – штаны. Вот и выходит, что наш «колхоз» – это по всем признакам – немецкие капустные штаны. А потом и вовсе ехидно говорят:

– Вот мы у себя работаем, чтоб жить, а вы тут живете, чтоб работать!

Смолчал тогда писатель Капитанкин, только желваки на щеках перед немчурой катал.

Но многое в той советской жизни он тоже не понимал и не принимал. Например, почему районная газета называется «За изобилие». Какая-то двойная мораль в этом сквозила. Ибо «изобилие» писатель Капитанкин еще как-то мог представить: сапоги кирзовые, телогрейка новая с каракулевым воротником, каждый день макароны с киселем на столе, шмат сала да четвертинка вечером. Наконец, мопед «Верховина» с двумя скоростями и приемник «Спидола». Это чтоб по деревне возле клуба гоголем тарахтеть и доярок завлекать. А вот что означает понятие «за изобилие»? Большая загадка. Никак его писательский ум такого простора потребительского охватить не мог.

Писатель и овчина

А еще в те суровые времена из колхоза на работу или учебу в город трудно уехать было. Паспорта в сельской местности не выдавали. Вот и пришлось писателю Капитанкину сумасшедшим притворяться. Залез он на русскую печь и стал молча овчину жевать. День жует, второй жует и на вопросы односельчан упорно не отвечает. Только нежно блеет. Связали его веревками и в той же овчине срочно свезли в психиатрическую больницу. Врач молоточком ему по лбу сильно стукнул и сурово спросил:

– А что тебя, паренек, еще беспокоит?

– Когда Святое Писание читаю, разные эротические мысли возникают, – пуская слюни, отвечает писатель Капитанкин.

Хитрый был доктор, все понял, пожалел пациента и из колхоза в городскую жизнь выдернул, даже в ПТУ на электрика учиться пристроил.

Как писатель облысел

Пошел писатель Капитанкин на пруд от злой многодетной жены утопиться. Видит, а на середине водоема нутрия плавает. Нутрий его сосед разводил, стало быть, клетку животина прогрызла и убежала. Раздумал писатель Капитанкин топиться и полез в воду нутрию ловить. Залез в пруд, размышляет, дескать, обменяю я эту нутрию у знакомой демократки на квочку, цыплят выведу, будут в доме куры – будут яйца и суп из сладких петухов. Подплывает он к нутрии, а она его не боится, смотрит на писателя Капитанкина злобными красными глазами и желтые клыки скалит. Голыми руками в воде нутрию не взять. Поплыл писатель Капитанкин обратно к берегу, а нутрия – за ним и давай его за кудри хватать. Орет писатель Капитанкин, а сделать ничего не может, только воды от боли нахлебался. Так он влез в пруд кудрявым, а вылез на берег лысым. Но нутрию он через несколько дней все же поймал сеткой из-под картофеля и на квочку злобную животину поменял.

Писатель и яйцо

Приехали на выходные дачники-москвичи, чей дом по соседству с писателем Капитанкиным стоял, крыльцо в крыльцо. Жарят москвичи в духовке курицу-гриль, аромат по всему поселку стоит. Только за стол сесть собрались, а в калитку писатель Капитанкин вбегает. Бледный, глаза сверкают, ноги у него босые и черные, как головешки, и кричит:

– Вы тут развлекаетесь, музыка с утра играет, час дня, а я еще ничего не ел!

Сказал он это и москвичам руку протягивает, а в руке куриное яйцо.

А сосед говорит:

– А сколько у тебя кур, что ты мне яйцо показываешь?

– Пятнадцать.

– Почему не ел? Пять яиц разбил да яичницу себе пожарил, чего ж ты голодный?

– Да жена в церковь ушла, а я посыпку коровам заваривал…

Сосед молча протянул ему сочную куриную ножку и кусок батона.

Ест ее жадно писатель Капитанкин и не унимается:

– Выключите музыку, приехали и веселитесь, а меня все это раздражает, я нервный человек и музыку не люблю. Я здесь хозяин. Тут много негодяев живет, меня все раздражают.

– Ты очень хороший хозяин, – только и ответил сосед, – а почему у тебя на участке овца гуляет, наполовину острижена, на улице такая жара?

– Я писатель, у меня нет времени овцу достричь. Даже у двух коров копыта гнилые, лежат на дворе и встать не могут.

Пожалел сосед животных, овцу писательскую достриг, а коровам копыта марганцовкой промыл и гниль с копыт обрезал.

Жёны писателя

Как у настоящего писателя, у Капитанкина в жизни было несколько жен, законных и гражданских. Об этом писатель Капитанкин мудро говорил так:

– Я меняю декорации в зависимости от спектакля!

Первой в его жизни женой стала Валя Курочкина. Сразу домой ночевать привел, с чемоданом. Но она почему-то не с молодым легла, а в кровать к матери пристроилась. Села на кровати и сидит молча, только на панцирной сетке качается.

– Ты чего не спишь, – спрашивает ее мамаша писателя Капитанкина, – уже второй час ночи, у меня глаза слипаются…

– Да я, если засну, – отвечает молодуха, – могу вас, мамаша, во сне нечаянно ударить!

Целую ночь мать писателя Капитанкина глаз не могла сомкнуть. Лежит под одеялом и думает, вдруг огреет чем-нибудь или в глаз даст. Так и не проснешься вовсе! А утром незадачливую невесту из дома выпроводила.

Только писатель Капитанкин пенял ей с укором и слезами:

– Зря ты, мама, она ведь хорошая, пусть и гермафродит.

– Ой, – всплеснула руками мамаша, – как же ты с ней жить собрался?

– Да как брат с сестрой, – смутился писатель Капитанкин.

В этот же день расстроившийся паренек таблеток «седуксен» с горя наглотался, но не помер от отравления, а только снова в психиатрический диспансер попал.

Звонят из этого лечебного учреждения и говорят:

– Приезжайте, забирайте сына домой под расписку!

– А на фиг он мне нужен, – сгоряча отвечает мамаша писателя Капитанкина, донельзя историей с невестой-гермафродитом расстроенная.

Удивились в больнице:

– Как же так, он ведь ваш сын!

Отважилась забрать его из больницы только сестра, да и то пожалела об этом. Прямо за воротами лечебницы писатель Капитанкин неожиданно заявил:

– Надоели вы мне все!

Второй женой стала Оля. Приезжает как-то Капитанкин к мамаше и говорит:

– Я такую исключительную девушку нашел и хочу жениться.

Привел он к мамаше девушку, а она действительно исключительная: голова как большая луковица.

– Откуда ты такая? – только и спросила мамаша будущую невестку.

– Я из Ярка, знаете такой, в Тамбовской области.

Не знала мамаша Ярок и поехала посмотреть на свадьбу.

Гуляет свадьба, а теща писателя Капитанкина, как заполошная, к окну подскочила и кричит:

– Глядите, кум белой собакой обернулся и мимо нашего дома пробежал. Это – нехорошая примета.

Как в воду теща глядела. Развелись молодые через три месяца.

Третьей женой стала Зоя. Баба она была невероятных размеров, а писатель Капитанкин был очень тощим и обожал дородных женщин. Зою писатель Капитанкин шибко ревновал. За бывшим мужем с пассатижами бегал, а жену так к забору прижимал, что штакетник трещал.

Такая же дородная была и Наташа, только все время жаловалась, гладя себя по бокам:

– Я так похудела, так похудела, платье висит, как мошонка!

А потом в жизни его была великолепная фея – Ангелина. К писателю Капитанкину она сама подошла с красной розой на областном вернисаже. Ангелина была замужем за директором школы. Когда муж уходил на работу – ставила на окно кактус, дескать, можно писателю Капитанкину приходить, как профессору Плейшнеру. Ангелина была художницей и еще кое-кем. Об этом писатель Капитанкин узнал, когда его встретили в подъезде два человека в одинаковых ботинках и предложили проехать вместе на черной волге в здание КГБ. Там восемь часов у писателя Капитанкина спрашивали, зачем он плохо говорил о дедушке Ленине. И писатель Капитанкин вспомнил, что об этом лысом и вечно живом дедушке он говорил именно с Ангелиной.

Писатель и мемориальная доска

Решил глава поселка Бредкино себе памятник поставить, однако на местных скульпторов с их талантами надежды нет, сваяют ведь точно не так, как надо бы. Больших искажений в образе неизбежно наделают. Приглашать столичного скульптора – накладно. Стало быть, одна надежда на мемориальную доску. Там ведь профиль один требуется, почти фотографический, и несколько слов. А буквы и вовсе исказить трудно, их всего тридцать три.

Только глава поселка текст мемориальной доски на листочке придумывать стал, как за дверью кабинета шум раздается и возня какая-то нехорошая.

Вышел глава на этот шум, а там картина занятная: писатель Капитанкин и другой писатель – Федькин – к нему на прием прорваться пытаются, кто вперед поспеет. Капитанкин Федькину рукав от пиджака почти оторвал и очки с носа сбил, а Федькин за брючину Капитанкина зубами уцепился и по ковру за ним злобной собакой тащится, рычит, слюной бешено брызжет.

Красный от злости, Капитанкин отбиться от Федькина не может и жалуется главе:

– Я сегодня утром в писательскую организацию пришел о мемориальной доске в свою честь по случаю юбилея ходатайствовать, а этот гад нагло заявляет, что ему мемориальная доска вперед меня положена!

– Врет он, – кричит из партера Федькин, – мы с ним вместе районную энциклопедию писали, вместе нам должны и мемориальные доски установить, единовременно. Это он вперед меня, писательского начальника, в районную вечность попасть намылился!

Расхохотался глава, не выдержал:

– Вы прямо мои мысли читаете. Буквально десять минут назад я о собственной мемориальной доске думку думал.

Писатель и штамп в паспорте

С женой Татьяной, той, которая родила ему троих детей и привезла еще двух детей-инвалидов от предыдущих браков, писатель Капитанкин познакомился в поезде. Как позже выяснилось, ехала она из мордовских лагерей. А писатель Капитанкин имел неосторожность пригласить ее в гости. Она приехала сразу с контейнером и двумя детьми. Когда забеременела от писателя Капитанкина, оказалось, что с предыдущим мужем – белорусом – не разведена. Писатель Капитанкин долго выводил штамп в ее паспорте марганцовкой и перекисью водорода. Не получилось. Тогда, не долго думая, паспорт решили выстирать и заменить на новый. Так они и расписались.

Надо сказать, что эта жена заставила писателя Капитанкина работать – пасти коров. Он сразу почувствовал себя фермером и писал в письмах родным: «Я теперь миллионщик, ем масло, творожок, пью молоко, а у вас, наверное, кишки урчат!»

Но на деле кредита на развитие фермерского хозяйства писатель Капитанкин не добился, взятые им 20 га земли оказались торфяниками. Хотел посадить картошку, да земля была такая, хоть киркой лунку под каждую картофелину долби.

Жили впроголодь на пенсии детей-инвалидов, жена выпрашивала посыпку для скотины в местной администрации, а он косил коровам камыш на реке и бил неродных детей-инвалидов по голове за каждый кусок хлеба. Так было несколько лет, пока писатель Капитанкин, проснувшись утром, не увидел над собой стоящего с топором старшего из сыновей. В этот же день он уехал в деревню к своей мамаше.

Писатель и земляки

В родной деревне он появился в начале февраля в изъеденном молью полушубке, в рваных башмаках на босу ногу, со старой пишущей машинкой «Москва» и с картонной коробкой, полной порнографических журналов.

– Вот видишь, женка выгнала, – сообщил он мамаше, – не кормила она меня ни в прямом, ни в сексуальном смысле.

И правда, ел писатель Капитанкин через каждые полчаса. Просил оладьи, жаренной на сале картошки. И постоянно мерз:

– Мамаша, подтопи печь, я что-то озяб.

За стол сядет и начинает носом шмыгать. Мамаше показывает, что есть хочет. Напечет ему мамаша оладьев, много съест, аж вспотеет:

– Ох, что-то я устал.

– Да ты что? Есть, что ли, устал?

На старой печатной машинке печатал он каждый день письма – ответы на брачные объявления. Отправлял в день штук по десять. Соседи думали, на работу ходит.

– Да на какую работу, – сокрушалась мамаша, – на почту он ходит с письмами и новую невесту ищет, новую дуру.

Сидит писатель Капитанкин, пишет письмо очередной невесте из газеты брачных объявлений, а в избу заходит одноклассник:

– Здорово, Колюха!

– Прошу не оскорблять, я не Колюха, я – Николай Семенович!

Уж и мамаша его урезонивала:

– Не веди себя так, мужики и побить могут.

Испугался писатель Капитанкин, дубинку из осинки выстругал, да гвоздь в нее вколотил – от земляков обороняться. Так с дубинкой на почту и ходил. Три месяца кормила его мамаша, все ждала, когда он новую невесту найдет. Даже старые солдатские ботинки у соседа выпросила, в растительном масле вымочила и молотком поддолбила – так сильно они усохли. Ничего, впору пришлись ботинки.

Выпроводила его мамаша обратно к жене. Провожала на железнодорожном вокзале. Пошел писатель Капитанкин в туалет и тут же вернулся. Не могу, дескать, нужду справить, на меня все смотрят.

– Да кому ты нужен, – удивилась мамаша, – снял штаны и делай свое дело.

Ходит писатель Капитанкин вокруг мамаши, пальцем грозит:

– Я заметил уже давно, в деревне ты со мной грубо разговариваешь.

– Так зачем же ты тогда ко мне приезжал? – недоумевает мамаша.

– Ты не понимаешь, я писатель, я член союза писателей, меня в писательскую организацию приняли за книгу «До ветру».

– Поросячий ты член, – рассердилась мамаша, – возьми ливерную колбасу в дорогу и больше ко мне не приезжай.

Писатель и непознанное

А как вернулся к жене, случилась у него встреча не только с женой и детьми, но и с непознанным.

Проснулся писатель Капитанкин ночью, пошел в туалет. А там стоит инопланетянин метра два ростом, глаза горят у него красные и мысленно говорит писателю Капитанкину:

– Вы очень хороший человек, умный, я вас забираю сейчас с собой на другую планету.

После этих слов писатель Капитанкин оказался в летающей тарелке.

А инопланетянин снова мысленно внушает:

– Не бойтесь, мы утром доставим вас опять на Землю.

Секунды три прошло, и уже писатель Капитанкин на другой планете, увидел очень красивый город, весь в зелени, люди двухметрового роста, как мужчины, так и женщины. Встретили прекрасно и опять мысленно внушили:

– Мы будем с вами иметь контакт, нам такие люди нужны, будем с вами мысленно общаться и навещать вас.

И внушили они писателю Капитанкину: «Вокруг вас в поселке Бредкино живет много негодяев, завистников вашего таланта».

Под утро писателя Капитанкина инопланетяне доставили обратно в нужник на летающей тарелке.

С тех пор писатель Капитанкин, по заветам инопланетян, стал бороться с негодяями в своем поселке. Боролся он с ними посредством писательского дара во всевозможные инстанции. Всего написал на жителей поселка сто одну кляузу.