Штабной переполох

Утро 24 апреля 1942 года началось для руководителей Тульского обкома партии звонком из высокого столичного кабинета: Москва запрашивала, известно ли партийным органам местонахождение командующего Брянским фронтом генерала Голикова? «Неизвестно», – ответила Тула. «Выяснить и доложить», – распорядился голос в трубке.

Партийно-советские органы области всегда работали во взаимодействии с военными структурами. Особенно активно они сотрудничали в 1941-м, во время почти трехмесячной осады Тулы. Не ослабли эти контакты и после разгрома врага под Москвой, когда оккупантов отбросили к южным пределам области и она стала прифронтовой. Но подобного задания гражданские руководители еще не получали. Тем не менее, было ясно, что розыск должен вестись без огласки – мало ли что могло случиться с генералом на недавно  освобожденной от врага территории! И, конечно, в этом деле не обойтись без НКВД. Но, прежде всего, требовалось связаться со штабом фронта, чтобы получить больше информации.

«Командующий накануне вечером выехал на машине в Москву, – сообщил начальник штаба фронта Михаил Ильич Казаков. – Да тут у нас ночью был буран, навалило много снега, в лощинах мощные сугробы и автотранспорту не пробиться. Я в Москву докладывал, но мне не поверили, что снегопад был такой силы». Казаков добавил: с рассветом штаб организовал поиски. Из 3-й армии, державшей оборону на юго-восточном краю области, выслали на дорогу людей, по всему маршруту отправлена разведывательная авиация. «Ищем. Подключайтесь и вы по своим каналам», – предложил Казаков. 

Начштаба, конечно, не сказал партийцам, что у него телефон уже раскалился от звонков сверху. «Мне пришлось выдержать несколько неприятных разговоров с генеральным штабом и даже с Верховным Главнокомандующим», – вспоминал он позже. Не сказал Казаков и того, что Голиков вез в Москву оперативные документы по намечавшемуся наступлению фронта.

Директива Ставки о подготовке наступательной операции поступила в штаб 20 апреля: предстояло силами двух армий нанести удар в двух направлениях, с выходом на Льгов. Остальным войскам Брянского фронта (до 20 стрелковых дивизий и три танковых корпуса) определялась прежняя задача – оборона. Возможно, такое использование сил фронта – когда три четверти их остаются в обороне и лишь четвертая часть получает наступательную задачу – было следствием того, что  ожидалось повторное наступление немцев на Москву. Так или иначе, в течение трех суток штаб подготовил план-схему предстоящих действий. С ней-то и уехал в Москву генерал Голиков. «Провожая его, мы все втайне надеялись на расширение масштабов наступательной операции», – вспоминал Казаков.

Исчезновение командующего было чревато не только тем, что вместе с ним к врагу могли попасть важные документы: Филипп Иванович Голиков был крупной фигурой в Красной Армии. С июля 1940 года он руководил Главным разведывательным управлением, затем возглавлял советскую военную миссию в Великобритании и США, командовал 10-й армией, которая в декабре 1941-го успешно наступала южнее Тулы, потом его перебросили на 4-ю ударную армию Калининского фронта, а в апреле 1942-го генерал получил назначение на Брянский фронт. Захватить такого человека было весьма бы весьма интересно для германского командования, и вражеская разведка, уж конечно, постаралась бы не упустить эту возможность… 
      
К счастью, все обошлось благополучно: то ли агентура врага прозевала поездку командующего, то ли не было у нее сил для дерзкого захвата «языка», то ли слишком быстро действовал сам «пропавший», первые вести о котором авиаразведка доставила к середине дня. Где-то к полудню разведывательной эскадрилье удалось, наконец, обнаружить машины Голикова. Один из летчиков совершил посадку на неподготовленную площадку рядом с ними и «установил, что командующий фронтом пешком отправился на ближайший разъезд, – рассказывал Казаков. – В дальнейшем поиски пошли уже легче. Выяснилось, что на разъезд Голиков поспел как раз к проходящему поезду, доехал на нем до узловой станции, а оттуда отправился в Москву специальным составом».

Несколько мучительных часов поиска генерала стоили начальнику штаба новых седых волос и нахлобучки сверху за то, что плохо организовал поездку командующего. Перепало и гражданскому руководству области, которое допустило, что на его территории «потерялся командующий фронтом с оперативными документами». Также получили свое железнодорожники, не сообщившие о неожиданном появлении у них командующего фронтом. Словом, роздано было «всем сестрам по серьгам».

Генерал Голиков вернулся в штаб фронта 26 апреля. Вслед за ним пришла письменная директива Ставки о подготовке к Орловской наступательной операции, которая планировалась как вспомогательная, для отвлечения сил врага. Одновременно с ее началом главные события должны были развернуться на соседнем Юго-Западном фронте, которому предназначалось разгромить харьковскую группировку врага и освободить Харьков. Однако этим планам не суждено было сбыться: наступление обернулось окружением советских войск на Барвенковском выступе и переходом инициативы к противнику.

Не получилось наступления и у Брянского фронта. Начатое 20 мая, оно уже через сутки было отменено Ставкой, а 24 мая штаб фронта получил указание о переходе к обороне с глубоким эшелонированием войск. Вот уж действительно: плохое начало – не лучший конец. В 1942-м линия фронта застыла у границ Тульской области на год. Отодвинуть ее на запад удалось лишь через год, после битвы на Курской дуге…