Красный

Асфальт растекается под ногами, разбивается и хрустит подтаявший лед. Ноги промокли, но это не самое страшное, вообще не страшное, потому, что отвлекает. Было бы нелепо сейчас поскользнуться. Попасть ботинком на твердый участок льда, почувствовать, как ноги разъезжаются, грохнуться в месиво слякоти и снега. Измазаться и измазать его собой, слиться в единый поток. Смешать кровь, грязь, ледяную крошку и позволить этому течь вниз по улице, лавируя между прохожими, пересекая перекрестки, к твоему дому, к подъезду, усилием втечь на ступеньки, проползти, истончаясь, к двери квартиры и оставшейся лужицей втечь под порог. Ты удивишься. Подумаешь, откуда эта розоватая грязь, пахнущая железом и снегом. Вспомнишь, что ночью тебе снилось, как ты истекаешь кровью, как закрываешь рану пальцами, а рядом появляется еще одна, а руки у тебя уже мокрые, липкие, и ты пытаешься оторвать кусок футболки, как это делают в фильмах, но сил не хватает. Странный сон в преддверии Нового года, не такие должны сниться. Но снаружи совсем не по-новогоднему тает снег, утекая в небо, смывая с него пыль, омывая до ярко-голубого. Так ярко, что бьет по глазам. На праздничной рекламе «кока-колы» поднимаются вверх запряженные оленями санки с Санта-Клаусом. Интерпретация древнего мифа о злобном духе. Там, помнится, тоже не обходилось без крови и смертей.

Впрочем, ты не умрешь. Этот сон не твой, не про тебя.

Диодное табло на заправке сообщает, что сейчас 6 градусов тепла. Шестерка мигает и трансформируется во что-то, но я отвожу взгляд. Слишком много всего красного, город кровоточит, прорывается миллион мелких ран, ссадин, вытягивает из его тела, раскинувшегося на километры, все соки.

Асфальт кривится, скашивается. Мир наклонен на бок. Мир - скользкая, мерзкая, ломкая дрянь. И я пытаюсь удержаться за нее. Ноги будто обернуты слоями поролона.
Зрение обостряется. Я четко вижу каждый штрих этого декабрьского дня. Капли воды, отражения в них. Блики. Блики светофоров. Почти красиво, почти не страшно.
Под ребрами холодно. И между ребрами, выше в груди, холодно тоже. Этот холод ползет, поднимается прямиком в голову, замораживает мысли, не дает им двигаться. Замораживает клетки мозга, по одной, все эти извилины, похожие на грецкий орех. Когда заледенеет, его так легко будет разбить. Полетят осколки, рассыпятся с шелестом.

Прохожие огибают меня. Движение по дуге. Я – ложный элемент в их броуновском движении. От меня несет холодом и чем-то еще, так пахнет от безнадежно больных. Прохожие чувствуют и обходят, издали колют взглядами, будто тычут палкой дохлую собаку, проверяя, точно ли сдохла. Я еще жив. Их это удивляет.

Есть разные виды боли: смешанная с удовольствием, вызывающая облегчение, заставляющая орать. А есть просто боль, которую ты фиксируешь как уже случившееся событие. Реакция на нее инертна.

Мне этого даже хочется: прийти к тебе, закапать кровью пол в прихожей, положить голову на колени, уснуть. Твои ноги будут жарить сквозь джинсы, я прижмусь этим холодом под ребрами и холодом меду ребер, буду греться  и засыпать. Батареи будут шуметь водой, кровь из меня – вытекать с негромким шепотом, а затем испаряться. Развеиваться дымком, струйкой тянуться в открытую форточку. Все будет хорошо.

До твоего дома остается несколько перекрестков, длинных, как канат под ногами потерявшего силы канатоходца. Город изливается мне на ноги, кричит в экстазе. Глобальный оргазм. Руки в карманах перестают ощущаться, так, будто их вовсе нет.
Тебе придется потом оттирать линолеум от свернувшейся крови. От бурой воды – моих следов. Выгонять из квартиры запах железа и снега. Поджигать сигареты одну за другой и выкуривать меня из себя и своей квартиры. Занавески и обивка мебели пропахнут дымом, но я все равно останусь. Забьюсь в щели частицами-каплями, изредка проявляясь самым стойким и навязчивым запахом, когда будешь проходить мимо, вынуждая тебя остановиться и принюхаться, впитать меня в себя, еще глубже. Чтоб потом опять, по кругу, видеть во сне, как из дыр в твоем теле течет густая кровь. Видеть, как ты кормишь землю этой кровью.

Несколько перекрестков или половина города, не так важно. Из носа капает, я поднимаю руку и зажимаю пальцами ноздри. И это тоже по инерции, ощущение себя размывается, перестает фиксироваться, как зрение, когда долго смотришь в одну и ту же точку.

Я не могу не дойти. У каждой истории есть развязка – тот последний штрих, который расставит все по своим местам. Единственная, соблюдаемая неукоснительно, закономерность жизни – мы всегда приходим к тому, что нас убьет. Иногда даже зная это заранее. Я вот знаю, что именно ты окажешься этим последним штрихом.